Последний де Бург

Глава 13

Когда они добрались до места, солнце уже почти опустилось за горизонт, но вот впереди показались зеленые холмы, и Эмери чуть не расплакалась от облегчения. Будучи владением де Бурга, Эйшил тем не менее оказался поместьем, а не замком вроде Кэмпиона или Стокбруфа. Он был значительно больше Монбара и хорошо защищен крепостной стеной.

На стене, что окружала дом вместе с хозяйственными постройками, ни одного часового, но, едва они въехали внутрь, их тут же остановили. Гай сразу вышел вперед и заговорил, перекрывая пьяное приветствие возницы-крестьянина. Стражник бросил острый взгляд в сторону лорда де Бурга, и их тут же пропустили. Должно быть, кто-то сразу поторопился сообщить об их приезде, поскольку не успели они добраться до дома, как им навстречу выбежал мужчина.

Он был так похож на Николаса, что Эмери с изумлением переводила взгляд с одного на другого. Впрочем, при ближайшем рассмотрении она поняла, что Джеффри де Бург старше и степеннее Николаса. Тонкая фигура, мягкие черты лица. Во всяком случае, по сравнению с братом.

Интересно, возникнет ли между ними связь, подобная той, что сложилась у нее с Николасом? Эмери изучала его лицо, ожидая, что он встретится с ней глазами. Он посмотрел ей в глаза, она ничего не почувствовала. Он прошептал слова благодарности и быстро оказался рядом.

Внезапно Николас пришел в движение, причем без ее помощи, его подхватили сильные руки брата. Джеффри что-то повелительно прокричал, и их тут же окружили слуги, оттесняя Эмери. Она пыталась следовать за ними, но в главном холле дома их сразу поглотила толпа домочадцев. У девушки подкосились ноги от усталости и переживаний. Дрожа всем телом, она привалилась спиной к стене и съехала на пол.

Как хорошо, что им удалось доставить сюда великого рыцаря! Теперь он может спокойно поправляться. Раньше она не могла думать ни о чем другом, но теперь ее задача выполнена. И что дальше? Разве она может претендовать на что-то у лорда де Бурга или его родных? Какая-то странная женщина в мужском платье. Ее собственные проблемы меркли по сравнению с проблемами Николаса, но никуда не девались.

Ощущая полное опустошение, Эмери подумала, не уйти ли ей тем же путем, каким пришла. Выскользнуть в сгущающиеся сумерки и вернуться к той жизни, что ее ожидала. На объяснения и прощание не хватит душевных сил. Пусть не будет ни того ни другого, но… Представив, что никогда больше не увидит рыцаря, Эмери закрыла лицо руками.

Несмотря на отчаяние, она ощутила чье-то присутствие. Кто-то мягко тронул ее за плечо. Эмери подняла голову и увидела перед собой очень красивую женщину с густыми огненно-рыжими волосами, собранными на затылке, и в изысканном платье. Она стояла перед ней на коленях и теперь наклонилась ближе.

— Эмери? Вы можете встать?

Сейчас ее выбросят вон? Эмери кивнула.

— Тогда пойдемте, — позвала женщина. У нее был низкий, хрипловатый голос. — Вам нужен отдых.

И не успела девушка запротестовать, как ее быстро поставили на ноги. Изящная женщина обладала удивительной силой. Эмери удивленно посмотрела ей в глаза. Они были необычного янтарного цвета.

Женщина сказала, что ее зовут Элени, и, если бы не почтение слуг, Эмери бы даже не догадалась, что она и есть хозяйка дома. Леди де Бург не расточала дух величия, чего можно было бы ожидать от благородной леди ее положения. Элени лично отвела Эмери в комнату, где уже ожидала постель и ванна, и пообещала вскоре прислать ужин.

Эмери так устала, что не чувствовала в себе сил ни есть, ни мыться, ни раздеваться, однако молчаливой леди с проницательным взглядом удалось ее убедить этим заняться. И заодно рассказать всю историю. Позже Эмери не могла вспомнить, чтобы та ее о чем-то расспрашивала. Она сама рассказала об отчаянных поисках Джерарда, присланной им статуэтке и убийствах.

Элени внимательно слушала, почти не прерывая. Она не относилась к пестующим леди-наседкам, но Эмери все равно испытала облегчение оттого, что с кем-то поделилась. Элени не выказала недовольства ее историей и предложила показать статуэтку мужу.

— Джеф наверняка сможет сказать, что это такое. Он знает все на свете, — сказала она, и гордая улыбка тронула ее губы.

Затем пожелала Эмери спокойной ночи и направилась к двери, но на пороге вновь обернулась:

— Мой муж может справиться с любой неприятностью. А если нет, его отец сможет.

Взявшись за щеколду, леди пристально посмотрела на Эмери, словно убеждая гостью проникнуться ее словами. Но Эмери закрыла глаза и притворилась спящей. Элени знала еще не все. Были вещи, которые даже графу Кэмпиону изменить не под силу.

Эмери проснулась довольно поздно. Ее разбудило яркое солнце и детский смех где-то неподалеку. Она поморгала и откинулась на мягкой постели, на этот раз ее сердце не застучало от паники при виде окружающей обстановки. Но вскоре к ней вернулись переживания. Эмери понимала, что вместо того, чтобы зарываться в подушки, надо посмотреть в лицо неизбежному.

Она не представляла, чего ожидать от родных Николаса. Честно говоря, до сих пор она вообще думала только о том, что обязательно нужно до них добраться. И ее бы нисколько не удивило, если бы они выкинули ее из дома за ухо, как нашкодившего щенка. Девушка в мужском обличье!

Однако де Бурги приняли ее без вопросов и осуждения, распахнули перед ней двери своего дома. Не такого большого и роскошного, как Стокбруф, но полного света, любви, чистоты. Долгожданный приют посреди опасного мира, прекрасное место, где царит дух добра и процветания.

Но это не ее дом, не ее прибежище. Прошлой ночью она долго ворочалась, раздумывая над своим будущим. В ней боролись страхи, тоска и чувство долга. И, несмотря на решимость, надежды и планы, она смогла прийти только к одному заключению.

Поиски Джерарда подошли к концу.

Эмери больше не могла просить лорда де Бурга исполнить обещание. Она хотела, чтобы он отдохнул и восстановил силы для других клятв и приключений. Но для нее уже слишком поздно.

Совсем недавно она считала, что может самостоятельно продолжать поиски, но последние двое суток ясно показали, что это невозможно. Путешествовать, не зная дороги и без какой-либо защиты, само по себе достаточно трудно. А она ничего не знает об этих землях и понятия не имеет, где искать Джерарда. Если лорд де Бург не сумел его отыскать, как она сможет?

О возвращении домой она даже не думала. Слишком большое расстояние, а ее ресурсы слишком ограниченны, да и опасности чересчур реальны. Даже если бы ей и удалось вернуться, как жить? Куда податься? Ее не ждет ничего хорошего. Она бросила свои обязанности, желая помочь брату, и ничего не вышло, невозможно далее оттягивать неизбежное.

Пришло время вернуться к своим обязанностям. Здесь недалеко есть безопасное место, где она могла ими заняться, если получится. Может, даже удастся попросить кого-нибудь справиться о брате и впоследствии получить от него весточку, особенно если он снова вернется в лоно церкви. Оставалась только эта надежда.

Внутри поднялась буря чувств, которые она переживала ночью, — потерять одновременно и Джерарда, и своего… спутника казалось совершенно непереносимым. Эмери проглотила ком в горле и заставила себя сосредоточиться на предстоящей задаче. Если что-то причиняет боль, лучше поскорее с этим покончить. И без всяких слезных прощаний, которые могли ее выдать.

Она подумала было попросить у де Бургов кого-то в сопровождение, но не хотелось, чтобы они знали, куда она направляется. Кроме того, она бы чувствовала себя неловко, делясь с хозяйкой дома своими планами, которые та могла не одобрить. Элени вела себя очень дружелюбно, но в ней чувствовалось затаенное внутри пламя, и Эмери не хотелось проверять ее доброту на прочность. Она и так наговорила лишнего за долгий вчерашний разговор.

Покинув уютную постель, Эмери решила, что постарается не попадаться на глаза хозяйке дома. Она поискала свою мужскую одежду, но ничего не обнаружила. Так и стояла в одной сорочке посреди комнаты, пока в дверях не показалась Элени. Леди де Бург принесла кубок разбавленного вина и стопку женского платья с туфельками.

При виде красивой, хотя и простой, льняной юбки Эмери с удовольствием за ней потянулась. В отличие от ярких нарядов, что она носила в Стокбруфе, эта вещь была цвета приглушенной зелени, который подходил ей намного больше. Однако в подобной одежде трудно выскользнуть из Эйшила незамеченной. Эмери попросила вернуть ей вещи брата, но получила ответ, что их забрали в стирку.

Эмери в замешательстве посмотрела на леди Элени, едва ли можно повторять просьбу, не навлекая на себя подозрений. Хозяйка же, казалось, не замечала ее напряжения. Эмери подумала, сильно ли она себя вчера выдала. Но все равно у нее нет выбора, кроме как облачиться в великодушно выделенную одежду. Вскоре она уже садилась за невысокий стол, накрытый для позднего обеда.

Побыть в Эйшиле не составляло труда, но мысли об отъезде взвинчивали нервы. Ей не терпелось осуществить побег, пока она не растеряла остатки смелости. Эмери подозревала, что чем дольше она здесь задержится, тем труднее будет уйти.

Глубоко погрузившись в собственные мысли, она не замечала обращенного на нее внимания, пока не ощутила, что кто-то дернул ее за юбку. Она увидела, что рядом стоит маленький мальчик, лет двух, не больше, и пристально на нее смотрит. Густая шапка темных волос, огромные карие глаза… он так походил на Николаса. Эмери чуть не ойкнула.

— Майлз обожает общаться, прямо как его отец, — покачала головой Элени. В ее голосе звучала такая любовь, что стало ясно: мальчик — ее сын.

Она смотрела на ребенка с такой нежностью, что Эмери на миг позавидовала ей.

Юбку снова дернули, и она вновь посмотрела на мальчика. Тот протянул к ней ручки, она обняла его, чувствуя, как сердце сжимается в тоске. Обнять своего малыша ей не суждено. Она выпустила ребенка из объятий, и тот вернулся к матери и старшей сестренке, что застенчиво стояла неподалеку.

Ей внезапно захотелось в последний раз взглянуть на Николаса, словно это могло облегчить страдания. Как глупо! Но когда Элени именно это ей предложила, Эмери не нашла в себе сил отказаться.

Первым, кого они увидели, был Гай, он спал на полу, у двери хозяина. Эмери тут же пожалела, что не может быть рядом с Николасом. Но она не оруженосец, не родственница и не знахарка и не может требовать, чтобы ей позволили с ним остаться.

Она прошла мимо Гая и Джеффри в комнату и приблизилась к постели Николаса. Он спокойно спал.

Эмери давно знала, что этот день когда-то наступит, но представляла его совсем по-другому. Она думала, что найдет Джерарда, и это смягчит боль расставания. И уж конечно, не предполагала, что в последний раз будет видеть его больным и спящим и не сможет сказать ему то… что в ее силах. Она убеждала себя, что так даже проще, но почему-то совсем этого не чувствовала.

Она чуть наклонилась к Николасу и несколько минут смотрела в его прекрасное лицо, запечатлевая в памяти каждую черточку. Сможет ли он вот так же вспомнить ее, когда выздоровеет? И она с болью поняла, что лучше бы нет. Оставалось надеяться, что на этот раз он совсем поправится и проживет долгую жизнь в окружении любящих людей.

Эмери быстро заморгала и, протянув руку, потрогала его лоб. К ее облегчению, жар спал. Она медленно погладила его по волосам, отодвигая упавшую на глаза челку, и отстранилась.

— Лихорадка ушла, — произнесла она, когда вновь обрела способность говорить.

— Пока да, — откликнулся Гай. — И брат лорда де Бурга сейчас ищет в своем кладезе знаний средство для излечения.

В отличие от вчерашнего оруженосец выглядел отдохнувшим и полным надежд.

— Думаю, оно скорее отыщется в Кэмпионе, но я уже послал весть нашему отцу. Возможно, у него есть какое-то понимание этой болезни, — сказал Джеффри, с надеждой вздохнул и поблагодарил Эмери, что она привезла домой брата.

— Это Гай все сделал, — ответила она.

— Но он все же полагался на вас, — улыбнулся Джеффри и, не дав ей возразить, продолжил: — Мы перед вами в неоплатном долгу. Если вам что-то понадобится, любая услуга, вы только попросите.

Подобное предложение привело Эмери в замешательство. На мгновение пришло в голову, что он каким-то непостижимым образом в курсе ее проблем. Правда, Гай и Элени уже знали ее историю и, без сомнения, обсудили с Джеффри. Гай даже мог предложить, чтобы Джеффри обязался помочь Монбарам взамен обещания, что Николас дал Джерарду. Но она и так причинила этой семье достаточно неприятностей, а Гай столько для нее сделал. Эмери понимала, что не может просить большего, о чем сообщила просто и вежливо.

Джеффри не менее вежливо кивнул:

— Тем не менее я весь к вашим услугам. На случай, если вам что-нибудь понадобится от меня или моей семьи. А пока, как я понимаю, у вас есть вещь, которую вы хотели мне показать?

С тех пор как Николаса свалила болезнь, Эмери почти забыла о статуэтке, которая сыграла такую большую роль в их жизни. Но сейчас она посмотрела на Гая, и тот извлек из вещей Николаса потертый кожаный мешок.

Эмери задержала дыхание, пока Джеффри разворачивал старую тряпицу, дюйм за дюймом обнажая золотую поверхность. Ей показалось, что статуэтка блестит еще ярче, должно быть, это из-за сумрака спальни. Однако даже сейчас, несмотря на неприятности, вещица внушала благоговение.

В комнате повисло молчание.

Джеффри поднял статуэтку выше, на какой-то миг Эмери даже показалось, что она засияет магической силой, как когда-то говорил Гай. Будь так, она бы попросила у нее вылечить человека, который лежал сейчас в постели, безучастный к ее присутствию. Если поблескивающий идол обладал восточной магией, то никак себя не проявил.

Гай явно думал о том же.

— Не может ли эта штука обладать какой-то неизвестной для нас силой? — нервно спросил он, нарушая тишину.

— Полагаю, все зависит, с какой стороны посмотреть, — как всегда прагматично заметил Джеффри. — Она видела и наступление армий, и гибель правителей, и завоевание мира. Талисман ли это или лишь красивый атрибут власти?

Эмери озадаченно посмотрела на него. Джеффри повернулся, держа статуэтку:

— Это, друзья мои, булава непревзойденнейшего воина, строителя империи. Когда-то он был царем Македонским, но во всем мире известен как Александр Великий.

Сверкнув почти такой же, как у брата, улыбкой, он повел их в библиотеку, заваленную поразительным количеством рукописных книг. В основном они были посвящены астрологии, медицине и другим наукам, о которых Эмери никогда не слышала. Кроме того, здесь хранились рукописи по истории античного мира. Одну из них и раскрыл Джеффри. Показал на большую, тщательно выписанную иллюстрацию, изображавшую восседавшего на троне правителя.

Эмери наклонилась над старым рисунком. Правитель на троне держал длинный жезл с замысловатой резьбой. Один конец жезла упирался в пол, второй поднимался выше плеч правителя, его венчала золотая человеческая фигурка. На блестящей скульптуре ничего не было, кроме набедренной повязки и высокой шляпы.

— Это она! — выдохнул Гай. — Это идол!

— Это церемониальная булава, — прояснил Джеффри. — Она принадлежала Александру Великому и явилась свету после того, как он взошел на египетский трон. Легенды гласят, что он в полном одиночестве отправился в далекий храм бога Солнца в поисках подтверждения своей божественной силы. Что там случилось, никто не знает, но он вернулся назад с этой золотой статуэткой, изображением бога, заявляя, что тот его предок.

— Но как она оказалась в Англии? — ошеломленно спросил Гай.

— А как здесь оказываются все вещи с Востока? Прибывают вместе с теми, кто был на Святой земле. Разумеется, я могу догадываться, но, если сложить вместе все, что вы рассказали, можно предположить, что Роберт Бланшфор и еще один человек, или не один, наткнулись на это сокровище во время тамплиерской миссии. Когда Бланшфор вернулся на родину, оно каким-то образом попало в чужие руки и, скорее всего, еще несколько раз поменяло хозяина, прежде чем оказалось у Джерарда Монбара.

— Возможно, хранилось в тамплиерской общине как реликт или трофей, — предположила Эмери, не обращая внимания на удивленного Гая.

Джеффри степенно кивнул:

— Очень возможно, учитывая, что со времени возвращения Роберта Бланшфора прошли годы. Кроме того, вероятно, промежуточные владельцы видели в этой статуэтке лишь кусок золота и не представляли ее истинной ценности.

В комнате снова наступила тишина. Все раздумывали над скрытым смыслом сказанного. Даже Эмери понимала, что такого талисмана жаждал бы не то что простой солдат, отправившийся на войну, от него не отказался бы и генерал, и любой правитель. А кто-то мог бы даже попытаться создать собственную империю, заявив, что в булаве заключена великая сила Александра Македонского.

— Я думаю, одному человеку известна ее истинная ценность, — произнес Гай, понизив голос, будто кто-то мог их подслушать даже сквозь толстые стены Эйшила. — И он хочет ее вернуть.

Эмери лежала в постели с открытыми глазами, в голове вертелись сегодняшние открытия. Гай выдвинул несколько предложений, что делать с булавой Александра Великого. Сказал, что можно преподнести ее королю Эдварду или отдать тамплиерам, которые, рано или поздно, за ней все равно придут.

Джеффри мало говорил, больше смотрел на Эмери по-дебурговски проницательным взглядом. Казалось, он если и не предвидит будущее, то, во всяком случае, знает больше других. Эмери молчала. Она вспомнила разговор с отцом Фарамондом и подозревала, что булава не может принадлежать тамплиерам. И вообще никому в Англии.

Однако не представляла, как вернуть маленького бога Солнца его законному хозяину. В момент слабости она чуть не попросила лорда де Бурга помочь ей, но не могла переложить на него ответственность за булаву. У него жена и дети, которые едва ли захотят, чтобы он подвергался опасности из-за спорного куска золота.

Эмери вздохнула. Николас поклялся помочь Джерарду и неустанно помогал ей, но это задача не для де Бургов. Посылку прислали ей, и именно ей придется собрать всю свою храбрость и поступить правильно. Только бы получилось…

Она до такой степени погрузилась в пугающие мысли, что чуть не закричала от страха, когда в дверь негромко постучали. Но даже сарацину не под силу проникнуть в окруженный крепостной стеной дом и отыскать ее спальню. Ведь не под силу?

Страхи рассеялись, едва она услышала тихий голос Гая. Эмери выдохнула, испытывая облегчение, пока не осознала, что оруженосец не стал бы без серьезной причины будить ее среди ночи. Накинув халат, Эмери поспешила открыть дверь. Она почти не видела в темноте лица Гая, но, когда он заговорил, голос у него сорвался.

— Он зовет вас.

Она сразу последовала за оруженосцем. По дороге Гай сообщил, что состояние Николаса ухудшилось. Ни травяной отвар Эмери, ни средства Джеффри не могли унять лихорадку. Ей показалось, что все обратилось в холодный мрак. Надежды на окончательное выздоровление были преждевременны.

— Я думала, тот приступ будет последним, — сказала она.

Они остановились перед спальней Николаса. Гай мрачно посмотрел на нее:

— Он и мог быть последним.

От скрытого смысла у нее чуть не остановилось сердце, однако удалось переступить порог и войти в комнату. Эмери осознала, что в комнате больше никого нет. Ей позволили побыть с Николасом наедине. Чтобы она с ним попрощалась? К горлу подступили слезы.

— Эмери? — Глубокий голос великого рыцаря стал хриплым, едва узнаваемым.

Эмери сразу выпрямилась и направилась в глубину комнаты.

Когда она остановилась у его постели, к ней уже частично вернулось самообладание.

— Я здесь, — произнесла она и взяла его большую руку в ладони. Рука была горячей, слишком горячей, но Эмери ее не выпустила.

— Они дают мне что-то, чтобы я спал, но я… должен сказать, — заплетающимся языком пробормотал он.

Ей хотелось просить его помолчать и поберечь силы, как просила отца перед смертью. Однако она чувствовала, что другой возможности может не представиться, и обратилась в слух, внутренне сжимаясь от мысли, что ему это стоило.

— Я был не прав… о нас, — прошептал Николас. — Надо использовать каждый день, каждую минуту и брать от жизни все… пока можем. Любовь драгоценна, нельзя ею разбрасываться. — Он поймал ее взгляд и сжал руку. — И тогда для нас не будет ничего невозможного.

Он длинно, прерывисто вздохнул и закрыл глаза. Эмери заморгала, сдерживая обжигающие слезы.

— Я тоже была не права, скрыла от тебя правду. — Горло сжали подступившие эмоции. Она откашлялась и заставила себя продолжать: — Когда мой отец слег, дядя убедил его передать все свое состояние и земли госпитальерам. Взамен они должны были позаботиться обо мне и брате. Таким образом, нередко обеспечивали маленьких детей и вдов, но я не хотела подобного для нас с Джерардом. А когда отец умер, и нас с братом приняли в командорстве, оказалось, мы должны принять сан. Моего брата это более чем устраивало, а вот меня нет.

Эмери заколебалась, но теперь уже не было смысла оттягивать неизбежное.

— Меня переполняло горе, а они настаивали, что я должна подчиниться предсмертному желанию отца. И я, в конце концов, приняла святые обеты.

Вот и все. Она раскрыла тайну, которую столько времени хранила сначала из желания защитить себя, а позже — чтобы защитить мужчину, чью руку она теперь держала в своих ладонях.

— Когда ты нашел меня, я жила одна, сама по себе. Я знаю, в некоторых командорствах дозволяется присутствие женщин, но настоятель в Клерквелле хотел отослать меня в Бакланд, в далекую женскую общину. — У нее сорвался голос. — Я отказалась, и тогда мы сошлись в некотором компромиссе.

Компромисс, который она нарушила своим самовольным уходом. Вот почему сейчас собиралась отправиться в Бакланд. Может быть, женщины отнесутся к ее проступку более снисходительно. Хотя все равно придется платить за это всю оставшуюся жизнь.

Эмери низко опустила голову.

— Принимая обеты, я не видела иного выхода. В моем маленьком мирке не было надежды на будущее. Я и представить себе не могла, что в мою жизнь войдет странствующий рыцарь и меня станут соблазнять уже невозможные вещи. Я захочу того, что никогда не смогу получить. — Эмери глубоко вздохнула. — Я не могла представить, что встречу… тебя. — Она подняла глаза на Николаса.

Он лежал неподвижно, и на какой-то ужасный миг ей показалось, что он навсегда покинул этот бренный мир. Потом она заметила, как медленно вздымается и опускается его широкая грудь, и поняла, что он жив. Одновременно ей пришлось признать последнюю истину, которую она скрывала даже от себя самой.

Она любит этого мужчину.

У нее стиснуло сердце так, что стало трудно дышать, и понадобилось какое-то время, чтобы продолжить.

— Ты вошел в мою жизнь и привнес желание следовать за тобой куда угодно, — призналась Эмери. У нее сорвался голос, когда она посмотрела на распростертую фигуру на кровати. — Прошу, не уходи туда, куда я не смогу за тобой пойти. Ты ведь обещал, что никогда меня не оставишь.

Но он не подавал никаких признаков, что слышит ее. Эмери уронила голову на постель, беззвучно давая выход своему горю.

Должно быть, она заснула, потому что следующим, что она осознала, были чьи-то голоса, тихие и повелительные. Кто-то распахнул ставни на окнах. В спальню вернулся Гай. С ним сонный Джеффри и какая-то пожилая женщина с миской воды. Эмери внезапно вспомнила, что из одежды на ней только халат да ночная рубашка. Пробормотала извинения и выскользнула из комнаты, пока остальные занимались Николасом.

Увидев ее в коридоре, кто-то из прислуги предложил ей поесть, но при одной мысли о пище желудок взбунтовался, она отрицательно покачала головой. Вернулась к себе в комнату и устало прислонилась к двери. Эмери знала, что уже не найдет отдыха.

Она принялась механически поправлять одеяла и вдруг застыла, резко втянула воздух, не в силах поверить представившемуся зрелищу. На подушке лежал ярко раскрашенный кусок пергамента. Она потянулась к нему дрожащими пальцами, но тут же в ужасе отдернула руку.

Карта восточной игры.

Эмери едва подавила крик. Она таращилась в начертанный на карте рисунок — четыре кривых меча — и уже хотела позвать Гая или сама к нему помчаться, но заметила еще кое-что. На пергаменте виднелась надпись, как на обрывке, что был оставлен на постели в ее доме. Может, Джерард опять оставил для нее послание?

Дрожа, она схватила увесистый листок и сразу поняла: это не почерк брата. И не латынь, на которой он мог бы писать. Она прочла текст и ощутила, как все вокруг закачалось. Листок пергамента выскользнул из ослабевших пальцев.

Эмери тупо уставилась на упавшую карту с ее зловещим рисунком и отвратительным посланием. Первым порывом было брезгливо отступить в сторону. Обещание излечения наверняка лишь приманка, отчаянная попытка завладеть статуэткой. Да и кто, кроме сарацина, мог обладать картой? Только Джерард, отстраненно подумала Эмери. Но брат не стал бы предлагать ей подобную сделку, в каком бы состоянии ума и сердца ни находился. Кроме того, карта явно часть набора, с четырьмя-то одинаковыми мечами.

Эмери недоуменно покачала головой. Сарацин ли это или кто-то еще, но как ему удалось проникнуть в ее комнату в темноте? Она содрогнулась при мысли, что прошлой ночью спала здесь в кажущейся безопасности, а на деле открытая любым нападениям. Негодяй хотел забрать булаву и оставить Эмери умирать, как поступил с ее дядей?

Она инстинктивно вскинула руку, закрывая шею, сердце бешено колотилось, даже оглянулась, словно и сейчас кто-то поджидал ее в темном углу.

Однако в спальне прятаться было решительно негде, и она с облегчением выдохнула.

Это воображение и страхи пересилили голос разума. Возможно, кто-то из замка подслушал ее историю и, соблазненный золотом, придумал такую уловку. Эмери снова посмотрела на карту, лежащую на полу, и отказалась от этой мысли. Как бы ни хотелось отказаться или избавиться от послания, она не сомневалась: оно исходит от сарацина.

И он оставил сообщение именно для нее. Не для Гая или лорда де Бурга. Вероятно, каким-то образом догадался, какую награду ей предложить, или, по крайней мере, знал, над какой неразрешимой проблемой она размышляет. Что ж, теперь она могла дать ответ. Она вернет булаву законному хозяину в обмен на средство излечения великого рыцаря.

Если ее при этом не убьют.