Последний пророк

78

К полудню Моргана добралась до конца песчаной дороги.

Она припарковала грузовик возле знакомой груды валунов, выключила двигатель и огляделась по сторонам, чтобы решить, с чего ей начать свой план. В дорогу она взяла с собой еду и воду, палатку и спальный мешок, фонари и походную печку. Все это она решила пока оставить в машине. Прежде необходимо обследовать местность, а потом уже разбивать лагерь. Где-то посреди скалистой, негостеприимной долины лежали ответы, которые она искала.

Надев на плечи рюкзак, Моргана направилась к скалам. Она карабкалась по камням, пробиралась сквозь узкие расщелины и, наконец, вышла на расчищенное пространство рядом со Скалой-Черепом. Там же стояла Ла-Виеха — место рождения ее сына. Моргана медленно осмотрела участок. В лучах бледного зимнего солнца снег и иней растаяли, образовав проталины. Но квадрата с зигзагообразной линией нигде не было.

Заметив едва видимый след от ботинок охотников, оставленный много лет назад, она направила свой путь через скалу и песчаный холм, через заросли полыни, мимо кактусов и, наконец, вышла к громадному камню в форме почти идеального квадрата, примерно двадцати футов в ширину и двадцати футов в высоту, с бледной зигзагообразной линией на его поверхности, напоминающей хребет динозавра.

Ну точно как на рисунке цыганки.

Сняв рюкзак и бросив его на землю, она подумала: а не нашел ли ее отец это место? И если нашел, то куда отправился после?

Когда она обследовала этот небольшой, в виде коробки, каньон, пытаясь отыскать яму, она заметила остатки поломанной лестницы, разбросанные по земле. От времени древесина на солнце выгорела добела. С ужасом Моргана подумала, что это та самая лестница, о которой упоминали путешественники, и та самая перекладина, которая пронзила грудь Беттины. Что же она здесь делала с лестницей?

Она хотела спуститься в яму.

Моргана внимательно обследовала песчаное дно маленького каньона, расхаживая взад и вперед, прислушиваясь к хрусту под ногами, наступая то тут, то там, пытаясь различить пустотный звук. Как можно спрятать яму? Чем можно ее замаскировать?

Она сделала еще один шаг, и вдруг песок прогнулся и обвалился, и она стремительно, в дожде из песка, гальки и кактусовых игл, полетела вниз, больно приземлившись на дно.

Когда пыль осела, Моргана увидела, что находится в подземной пещере. Сквозь образовавшуюся щель наверху проникало достаточно света, чтобы разглядеть черную яму для огня и каменную скамью вдоль округлой стены. В яме пахло пылью и тленом.

Моргана поняла, что эта яма — не природное образование, а искусственное строение, сделанное рукой человека. Кива! Моргана никогда не слышала, чтобы кивы строились на далеком Западе. Сняв с пояса фонарик, она включила его и направила луч по всему периметру. Вогнутые стены, поднимаясь к дымовому отверстию, придавали киве форму улья. Интересно, подумала она, сколько лет этому жилью, кто его построил и зачем? Была ли эта кива создана последними людьми из племени анасази? Но почему до сих пор ее никто не обнаружил? Под ногами и вокруг себя она обнаружила сгнившую древесину, которая, как она догадалась, была деревянной крышкой. Она закрывала дымовое отверстие и защищала киву от дождя, снега и жары, пока она не проломилась под тяжестью человеческой ноги.

Когда фонарик осветил длинную деревянную лестницу, что лежала рядом, Моргана с облегчением вздохнула — она могла выбраться наружу.

Моргана снова осмотрела киву, надеясь найти хоть какие-нибудь надписи или знаки, свидетельствующие о том, что за люди, из Какого племени создали это жилище, может, какие-нибудь доказательства того, что ее отец был здесь. Вдруг луч света упал на предмет, который ее потряс. Похоже на книгу.

Подойдя поближе, она увидела, что это действительно книга. Она лежала открытой, обнажив пыльные страницы. Нежно смахнув со страниц пыль, она увидела, что желтая бумага испещрена потускневшим чернильным шрифтом, который все же можно было прочитать.

Она бегло прочитала несколько строк:

«Тому, кто найдет эту книгу. Пожалуйста, передайте ее Моргане Хайтауэр, проживающей в Твентинайн-Палмс, Калифорния. Она моя дочь, и эта книга принадлежит ей».

В изумлении она посмотрела на книгу. Свет от фонарика задрожал. Ее отец был здесь! И здесь он писал этот дневник. Но почему он взял его с собой?

А затем, направив луч света чуть в сторону, она увидела то, чего не заметила сразу: рядом с книгой, сжав костлявыми пальцами авторучку, покоилась человеческая рука. Не скелет руки, хотя и плоти на ней уже не было. Рука была мумифицированной.

Моргана медленно направила дрожащий светящийся круг вверх — от кисти до костлявого плеча, — и вдруг фонарик выпал из ее рук…

— О боже! — прошептала она.

Моргана онемела от ужаса, увидев страшное лицо с обнаженными зубами, впавшими глазницами, распавшийся нос и клочки черных волос на голом черепе. Это был и не труп, и не скелет, нечто среднее. Засушливый климат пустыни так обезводил плоть, что человек стал похож на египетскую мумию. Моргана поняла — это ее отец.

Она заплакала.

— Папочка…

Упав на песчаный пол кивы, она смотрела заплаканными глазами на труп своего отца и вспоминала. Воспоминания, как фейерверки в честь Дня независимости Соединенных Штатов, взрывались в ее голове: руины в каньоне Чако, день рождения в поместье «Каса-Эсмеральда», плюшевый мишка, почти с нее ростом, залитое солнцем патио и голос ее отца. Она протянула к нему руку и прикоснулась к сгнившей ткани его рубашки. Он умер прямо здесь…

— Все это время, — с трудом пробормотала она, а слезы все струились по ее щекам, — ты был возле нас. Твой внук родился рядом с этим местом. Тетя Беттина была смертельно ранена тоже здесь. Сколько раз я проходила рядом с этим местом, не зная, что ты лежишь буквально под моими ногами.

Закрыв лицо руками, она шепотом прочитала молитву. Потом, взяв себя в руки, она снова внимательно осмотрела киву и нашла сгнивший спальный мешок, пустые фляги из-под воды, разложившееся печенье, вяленое мясо и фонарь. Все это говорило о том, что ее отец намеревался провести здесь какое-то время. Лестница лежала на боку, словно спустившись, он сам ее и убрал вниз. Может быть, он так решил предохраниться от вторжения в киву посторонних людей? Но почему он не выбрался наружу?

И кто пришел следом и закрыл дымовое отверстие деревянной крышкой?

Позже она узнает ответы на все эти вопросы.

Но сейчас Моргана нашла своего отца. Ей вдруг ужасно захотелось побежать в гостиницу и рассказать всем об удивительной находке, взять на руки Николаса и сказать ему, что все будет хорошо.

Но когда она подняла лестницу и приставила ее к стене, древесина треснула и осыпалась под ее руками.

79

Моргана с ужасом посмотрела на щепки у своих ног, затем сделала шаг назад и бегло осмотрела гладкие вогнутые стены. Не было видно никакой опоры для ног или рук, потолок слишком высок и недосягаем. Вспомнив, что предстоящая ночь будет самой продолжительной в году, Моргана поняла, что ей предстоит провести здесь в леденящем холоде и темноте многие часы.

Сняв с пояса карманный ножик, она начала долбить им стену. Глина крошилась и падала вниз, пока наконец не образовалась дыра, достаточно глубокая для ее пальцев. Она опробовала ее. Хватка была надежной. Затем она поднялась на каменную скамью, чтобы приступить к следующему отверстию. Но когда она вонзила нож в глину, от стены отвалился большой кусок и с грохотом упал, рассыпавшись на мелкие кусочки. Когда она попробовала другое место, еще больше глины раскрошилось и посыпалось пылевым дождем вниз.

Спрыгнув на пол, она осмотрела древние стены и поняла, что они слишком старые и непрочные, чтобы выдалбливать в них опоры для рук. И даже если удастся их сделать, она подозревала, что стены не выдержат ее тяжести. Особенно опасен потолок. Фонариком осветив пространство вокруг дымового отверстия, она заметила, что оно очень ненадежно и любая попытка выбраться наружу могла привести к обрушению всего строения.

Над пустыней нависло серое небо. Начал сыпать снежок. Скоро в киве станет очень холодно. Моргана сказала Сюзи, что вернется к завтрашнему дню. До той поры никто не будет ее искать.

Услышав наверху какой-то шорох, она резко вскинула голову. Неужели снаружи кто-то был? Сложив ладони, она закричала:

— Я здесь! Эй, кто-нибудь!

Она снова попыталась подняться по выдолбленным в стене опорам, но они крошились под ее пальцами.

— Подождите! Не уходите!

Определенно наверху кто-то был.

— Я здесь! — снова закричала она. — Здесь, внизу!

Сверху доносился звук шагов по песку. Нет сомнения. Ближе, ближе… пока тень не закрыла небо. Сердце Морганы ушло в пятки, когда она увидела длинные уши и вытянутую морду. Койот!

Моргана нащупала камень и бросила его в зверя, попав прямо ему в голову. Койот взвизгнул и убежал.

Ей нужно развести костер, но это была нелегкая задача. Все в долине знали трагические истории о старателях, которые, пытаясь холодными зимами согреться в своих наглухо закрытых лачугах, разжигали огонь и умирали, задохнувшись угарным газом. Огонь также мог поглотить весь кислород. Моргана должна так все правильно рассчитать, чтобы дым мог легко уходить через дымовое отверстие, не отравляя ее угарным газом и не пожирая кислород.

Вынув из кармана рубашки спички, она огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы поджечь.

Лестница была непригодна для этой цели. Как только посреди каменной кивы запылал огонь и Моргана проверила, выходит ли дым через дымовое отверстие в атмосферу — надеясь, что, может быть, кто-нибудь заметит струящийся дымок и, заинтересовавшись, придет сюда, — она снова сложила ладони рупором и позвала на помощь. Ее голос вместе с искорками и пеплом поднялся вверх, в заснеженное небо.

Она прислушалась, позвала снова, вновь прислушалась, но ничего не услышала.

— Ну вот, папочка, — прошептала Моргана, — мы встретились. Правда, я не так себе все представляла… — Почувствовав, что вот-вот заплачет, она прикусила губу. Сейчас ей нужно сохранять спокойствие.

Она посмотрела на книгу, которая лежала под костлявой рукой. Было исписано много листов. Что это? Хаотичные мысли сумасшедшего? История его жизни? Она и боялась, и хотела прочитать ее.

Произведя учет своих спасительных запасов — спички, ножик, бутылочка воды, привязанная к ремню, и топливо в виде древесины и одежды ее отца, — Моргана решила, что снова позовет на помощь через несколько минут. Пусть огонь горит, дымок на поверхности кивы сигналит, а она внимательно просмотрит дневник отца.

Сев возле костра скрестив ноги, она положила книгу на бледную полоску света, что с трудом пробивался сквозь дымовое отверстие, и изучила открытую страницу книги.

Ее отец писал эти строки перед смертью:

«Я заперт в своей собственной могиле. Я умру здесь. Не могу поверить, что я зря прожил свою жизнь, что меня привели к этому месту, чтобы я просто погас, как свеча. Ведь я узнал тайну каньона Чако! И еще так много всего! Старая женщина расшифровала мне значение узора на золотой олле — этот удивительный секрет должен узнать весь мир. Поэтому, пока горит мой фонарь, и пока здесь есть чем дышать, я запишу на бумаге все эти замечательные истины. Это наследство я завещаю своей дочери Моргане. Однажды она найдет меня, и хотя я уже буду мертв, я буду разговаривать с ней».

Осторожно закрыв книгу, Моргана потянула первую страницу обложки и обнаружила поразительной красоты портрет девочки, написанный карандашом. Круглолицая, с высокими скулами, завораживающими глазами и странной татуировкой посреди лба — три вертикальные линии. Это был оригинальный портрет девушки из племени хопи из каньона Чако.

Она перевернула лист, открыла дневник на первой странице, датированной 1920 годом, и прочитала вступительные строчки:

«Я, Фарадей Хайтауэр, доктор медицины, родившийся в Бостоне, штате Массачусетс, мечтатель, глупец и искатель видений, пишу этот дневник. Мне было сорок лет, когда родилась Моргана. Именно тогда я начал жить по-настоящему. Вся моя жизнь, до того как я взял в руки мою новорожденную дочь, была лишь прелюдией».

Темнота внутри кивы стала какой-то зловещей и гнетущей. Моргана почувствовала, как стены сдвигаются, а потолок давит. Ее легкие с трудом справлялись с вековым воздухом кивы. Вокруг нее перемещались какие-то тени, то появляясь, то исчезая. Ей казалось, что за ней кто-то наблюдает. Когда она начала читать дневник, она потеряла счет времени, словно, упав в яму, она провалилась не на несколько футов вниз, а на несколько веков назад.

«Элизабет мертва. В этом я уверен. Это ее голос звал меня и привел к этому месту. Если не с того света, то как же она тогда звала меня?»

Моргана остановилась. Откуда-то издалека, в ее памяти, прозвучали слова Элизабет: «Мне часто снился один и тот же сон, я видела, что он заблудился в песках. Я звала его и требовала, чтобы он следовал за моим голосом, и тогда я смогу спасти его».

Она снова начала читать. Слова превращались в образы, когда она переворачивала страницу за страницей:

«Я приехал в каньон Чако с Морганой на спине». «Банковский служащий выставил нас из «Каса-Эсмеральды».

Имена прыгали со страниц, и живые мужчины и женщины заполняли пространство вокруг Морганы, словно они пришли в киву, чтобы составить ей компанию: Джо Уилер, навахские шаманы, хозяйки пансионов из Альбукерке, ковбои, представители индейцев, Элизабет Делафилд и профессор Кин, фальшивый священник по имени Мак-Глори.

Теперь Моргана знала, как ей в доверительную собственность попали деньги, они были оставлены на ее имя, но их украла Беттина. Это не украденные деньги старателей, но деньги, справедливо отобранные у человека, который их забрал обманным путем.

И Сара Бернам была ослицей!

Моргана прочитала всю историю своего отца — от ночи своего рождения до того момента, когда он сломал в киве ногу. Она остановилась на словах: у него кружится голова, он видит галлюцинации… Тревожный крик… Армия Темного Господина…

Неохотно она отложила дневник в сторону и подбросила древесины в огонь. Спина и плечи болели. Кончики пальцев онемели от холода. Подняв глаза к небу, она увидела, что стало темнеть и по краю дымового отверстия образовался тонкий слой снега. Как долго она читала?

Встав на цыпочки, как будто это могло приблизить ее к дымовому отверстию, она сложила ладони вокруг рта и закричала:

— Эй, кто-нибудь!

Потом она перевела взгляд на мумию в оборванной одежде.

— Папочка, я боюсь читать дальше. Тетя Беттина говорила, что, когда в последний раз видела тебя, ты был не в себе. Это мне предстоит узнать дальше? Неужели она была права, неужели мои страхи в конечном счете были небезосновательными?

Добавив щепок в огонь, она продолжила свой монолог:

— Я подозреваю, что старая индейская женщина не пришла за тобой. — Но почему он сам не выбрался наружу? Даже если он сломал ногу, почему никто не отправился на его поиски? Конверт с картой, что он дал мне, когда мне было десять лет. Моргана не знала, что случилось с тем конвертом.

Она подняла дневник и начала читать дальше.

«У меня кружится голова, — писал Фарадей, — перед глазами все расплывается… Слушай, Паана. Слушай и наблюдай. Это голос старой женщины, которой здесь нет, но которая продолжает говорить со мной!

Мой народ не исчисляет время так, как делаете это вы, Паана. Чтобы понять, когда произошла эта история, тебе было бы понятней считать, что это было в 1150 году, за четыре столетия до того, как люди, которые называли себя испанцами, пришли на этот континент.

Люди Солнца жили на клочке земли, его белые люди называют «Край Четырех Углов». Это история о девушке Ошитиве, чья жизнь навсегда изменилась в день, когда грозный Темный Господин и его кровожадные воины-ягуары пришли сюда…»

Моргану так сильно увлекла история об Ошитиве, что, когда она закончила читать, узнав и об Аоте, и о Безносом, и о Господине Хакале, ей пришлось попрыгать, чтобы восстановить кровообращение и вернуться к действительности.

Взглянув наверх, Моргана с ужасом заметила, что стало совсем темно. Когда село солнце? Сколько же она читала? Она посмотрела на часы, с удивлением отметив, что уже прошло много времени. Пустой желудок ныл. Во рту пересохло. Когда Моргана бросила на угли обрывки отцовской одежды, которые она осторожно сняла с его тела, она почувствовала, как ее сознание улетает в какой-то иной мир, где она шла пешком по широкой дороге тольтеков и покупала медные колокольчики на рыночной площади, и смеялась с Яни, и гордо стояла на центральной площади, в то время как Господин Хакал советовался с богами через Направляющий камень.

Моргана закрыла глаза. Ее желудок заурчал, когда она почувствовала вкус тортильи и шоколада. Ее руки и ноги онемели от холода, хотя каким-то странным образом она ощущала тепло, словно ее согревали солнечные лучи.

И поцелуй Господина Хакала, когда он притянул ее к себе в объятия…

— Ладно, — нарочито громко сказала Моргана вслух. — Приди в себя. Это все из-за голода.

К сожалению, печенье и вяленое мясо остались снаружи, в ее рюкзаке.

А вдруг его можно как-то достать. Она бросила рюкзак к ногам буквально перед тем, как обрушилась земля. Он где-то недалеко от отверстия.

Она принялась искать что-нибудь, что можно было бы использовать вместо удочки. Ремень отца! Если она соединит его со своим ремнем, привяжет к ним шнурки от его и своих ботинок, то, возможно, все получится.

Она работала замерзшими, окоченевшими пальцами, а когда закончила, поняла, что длины недостаточно. Его брюки — если она сможет порвать их на полоски…

Нож легко резал прогнившую ткань, и вскоре у Морганы было достаточно полосок, чтобы начать соединять концы. Завязав последнюю полоску ткани петлей, она намотала один конец веревки вокруг руки, а другой рукой забросила петлю вверх, к дымовому отверстию. Первые попытки провалились. Веревка каждый раз билась о потолок и падала вниз. На шестой раз ей повезло. Петля вылетела наружу и приземлилась на снегу. Наклонив голову назад так, чтобы снег не попал в глаза, Моргана осторожно потянула веревку, но та легко упала вниз, ничего не зацепив.

Изменив местоположение и стараясь держаться подальше от огня, она снова закинула веревку. Через несколько попыток веревка снова была снаружи. И она что-то поймала!

— Теперь спокойно, спокойно, — сказала Моргана веревке, нежно дергая за конец, веревка медленно упала в киву, потянув за собой острый камень, который едва не упал Моргане на голову.

Ее руки и плечи ныли от боли. Было слишком холодно. Кровь плохо циркулировала по организму, мышцы онемели.

— Я отдохну несколько минут, — сказала она громко, чтобы подбодрить себя. — Погреюсь у огня и снова попытаюсь. — Она была уверена, что достанет рюкзак, тогда у нее по крайней мере будет еда, лишний фонарик и дополнительное топливо — сам рюкзак.

Сев у огня и подбросив в костерок щепок и последние прогнившие клочки спального мешка отца, Моргана продолжила чтение:

«Боже мой! Старая индейская женщина! Она здесь, в киве, возле меня! Когда она спустилась? Я не слышал, как она пришла. Она сказал: “Пришло время узнать ответы, за которыми ты пришел сюда”. Я сказал ей, что ослаб, ранен и умолял ее позвать людей из ее племени, чтобы они вытащили меня из этой ужасной ямы. Но она просто начала говорить. Ее голос был таким ровным и гладким, как шелковые ленты. Ее речь была такой гипнотизирующей, что я не мог поднять ручку, чтобы записывать за ней. Я слушал ее с раболепным трепетом. Сколько времени прошло, я не знаю, но, когда она закончила, я упал в изнеможении, а вся моя одежда промокла от испарины — потому что все, что она мне рассказала и показала, потребовало от меня столько физических сил, словно я пробежал сотни миль. А сама она исчезла. Исчезла буквально на глазах. И теперь я один, но боль больше не мучает меня, и я чувствую себя так, словно у меня открылось второе дыхание. Я бодр и энергичен. Мне хочется танцевать! Меня переполняет ощущение радости! Сейчас я должен записать удивительное послание, которое она передала мне…

Но стойте, сюда кто-то едет! Я слышу скрип колес. Стук копыт. Да, давайте ближе! Мои спасители! Я спасен!»

Моргана посмотрела на мумифицированное тело. Ее отца спасли? Тогда кто это? Ответ она прочитала сразу же:

«Это была Беттина. Я подумал, она пришла, чтобы спасти меня. Но она не спасла!»

Моргана с ужасом читала сцену, описываемую отцом. Предложения спрыгивали со страницы:

«Беттина принесла карту, которую я доверил заботе Морганы, и у меня на глазах разорвала ее в клочья».

«Беттина сказала Элизабет, что она моя жена и что я волочусь за каждой юбкой».

«Беттина призналась, что позволила своей сестре Абигейл умереть от кровотечения, чтобы я женился на ней».

Между следующими страницами находился конверт, адресованный ее отцу, в «Каса-Эсмеральду», и датированный 1916 годом. Письмо от Элизабет. Теперь Моргана знала правду: Фарадей не знал, что Элизабет была в положении.

Моргана закрыла глаза. Беттина… слова, что она наговорила Фарадею в его последний час. А потом оставила его, заперев в этой яме.

Подтянув колени к груди, Моргана обхватила руками ноги и начала раскачиваться взад и вперед, чувствуя, как боль распространяется по всему телу.

Она оставила его здесь. Она заживо похоронила его.

Боль постепенно утихла. Моргана выпрямилась и вытерла слезы. Столько лет она не могла понять, что толкнуло ее тетю убить Элизабет. Моргана боялась, что это наследственное психическое расстройство, которое могло передаться ее сыну. Но теперь она знала правду. Невыносимый позор незаконнорожденности, с которым ей приходилось жить, и толкнул Беттину на преступления.

Впереди еще много написано, но Моргане следовало подумать о своем спасении. Обследовав пыльный пол, она нашла какие-то тряпичные остатки, по виду напоминавшие холщовую сумку. Ткань была хорошим топливом, но не странное содержимое самой сумки: помада, компактная пудра, дамский носовой платок, дамская расческа. Моргана с ужасом поняла — эта сумка принадлежала Беттине. Она принесла ее сюда и, видимо, уронила, когда после драки взбиралась по лестнице.

Сумка и платок отправились к углям. Моргана продолжила поиски и нашла маленький томик Библии, который Фарадей принес с собой в киву. Кожаные стороны обложки не пострадали от времени, но когда Моргана открыла книгу, страницы рассыпались в руках.

Когда языки пламени снова выросли и огонь весело затрещал, Моргана села поближе к огню, согреваясь мыслью о том, что серый дым с искрами будет отчетливо виден в ночи и привлечет внимание тех, кто поймет, что огонь горит там, где ему не следует гореть.

Когда она вернулась к дневнику, она услышала звуки наверху. Прислушалась. Койот вернулся. Он сопел, и Моргана предположила, что он обнюхивает рюкзак.

— Эй! — закричала Моргана и захлопала в ладоши. Она всегда так делала, когда койоты пробирались в ее огород, за гостиницей.

Она услышала, как зазвенели пряжки на ее рюкзаке. Дикий зверь схватил рюкзак и по снегу потащил свой трофей подальше от кивы. Скоро звуки замерли, и Моргану окутала тишина.

Моргана совсем сникла. Ее еда пропала.

Она расхаживала по замерзшей киве, размахивая руками и притопывая ногами. В следующий раз, когда огонь погаснет, ей придется бросить в него свою куртку. Но кроме куртки, она больше ничего с себя не снимет, иначе она точно замерзнет до смерти.

Сев к огню, Моргана снова взяла в руки дневник.

«Старая женщина мне сказала, что такой была судьба Ошитивы — жить в Центральном Месте и создать дождевой кувшин, но не для того, чтобы призвать дождь, а чтобы получить откровения. Она сказала: “Мы живем в Четвертом Мире. Раньше мы жили в Третьем Мире, который давно забыт. Ужасная катастрофа потрясла мир, разрушив все на поверхности земли. Спасаясь, люди устремились под землю…”»

Моргана задержала взгляд на странице. Тени в киве, казалось, размножились. Языки пламени бешено плясали, создавая на стене громадные силуэты. Моргана подумала, что ее сознание играет с ней злые шутки: она могла поклясться, что, когда читала, слышала голос старой женщины. Он был именно таким, каким описал его ее отец, ровным и гладким, как шелковые ленты.

«До того, как великое разрушение поразило Третий Мир, люди владели знаниями о природе жизни и вселенной, а также священной мудростью. Но потом произошла катастрофа. Кометы и небесные тела сошлись вместе, а солнце замерло на небе…»

Моргана оторвала взгляд от дневника. Солнце замерло на небе. История об Иисусе и Иерихоне. Не перепутал ли ее отец Священное Писание с навахским мифом?

«Это произошло сотню поколений назад, когда человечество жило в золотом веке. А потом мир разрушился. Мы помним катастрофу, но мы не помним мудрости наших предков, которых мы называли “Древние мудрецы”».

«Еще одна библейская история?» — подумала Моргана. Падение в Ветхом Завете, Адам и Ева, которые до грехопадения жили в раю. Моргана задрожала. Она включила фонарик, потому что свет от костра стал тусклым.

«В том золотом веке, который хопи называют Третьим Миром, солнце вставало на западе и садилось на востоке. В те времена небо касалось земли и Утренняя Звезда не существовала. А затем великая комета пролетела близко от земли и солнце изменило свое направление. Оно замерло на небе, а потом поплыло в обратном направлении. Небо упало, земля перевернулась, а комета стала Утренней звездой. Народ Господина Хакала верил, что новая звезда, которую мы называем “Венера”, когда-то была земным богом по имени Кетсалькоатль. Когда он умер, он бросился в погребальный костер, и его пепел превратился в Венеру, которая до той поры не существовала».

Моргана вспомнила, что читала священную книгу древних египтян, где говорилось о космическом перевороте огня и воды, юг стал севером, земля поменялась с небом местами, а солнце изменило направление восхода и заката. И разве не писал сам Платон: «…где солнце однажды всходило, теперь оно садится, а где оно садилось, теперь восходит…»? Моргана вспомнила, что Софокл тоже писал, что солнце изменило свой путь и теперь встает на востоке, а не на западе, как раньше.

Могла ли старая индейская женщина говорить о реально произошедшем событии?

Моргана посмотрела на мумию, более хрупкую и уязвимую теперь, когда с нее сняли всю обтрепанную одежду, и представила, как ее отец лежал здесь и, несмотря на боль и то, что его заживо похоронили, записывал эти удивительные откровения. Это было так на него похоже. Даже в конце своего жизненного пути он считал дело сохранения исчезающих знаний более важным, чем сохранение собственной жизни.

Проглотив слезы, Моргана снова погрузилась в чтение. Голос веков, гладкий, как шелковые ленты, снова вещал у уха Морганы, пока она читала страницу:

«Когда человечество выбралось из-под земли на поверхность и попало в Четвертый Мир, мы уже не были единым целым, но отделились от богов и животных. Мы считали, что изолированы от всего, что нас окружает. Перед тем как Ошитива вылепила кувшин, она собрала глину, смешала состав, добавила воды, развела растительные краски. Она не могла знать, что уже давно создала кувшин и что он просто ждет, когда она придаст ему форму. Небо тоже было в кувшине, потому что небесный ветер высушил глину. Солнечный свет был в кувшине, потому что солнце обожгло глину. Огонь был в кувшине, потому что жар в печи сделал крепкой глину. Все эти явления, а также слезы Ошитивы, были в кувшине. И этот кувшин есть вселенная».

Моргана подумала о прочном золотом фрагменте цвета осенних персиков с красным узором на поверхности. Она сама превратила его в пыль. На следующее утро она сокрушалась над своим безумным поступком, потом аккуратно смела оранжевую пыль и высыпала ее в маленькую коробочку из-под драгоценностей. Теперь, читая записи отца, Моргана понимала, что эта собранная с пола пыль в каком-то смысле представляла собой золотую оллу.

Тени плясали по странице, которую она продолжала читать, одновременно слушая голос из прошлого:

«В этом кувшине было записано то, что люди забыли, когда разрушился Третий Мир, и мы жили под землей. Слушай, как играет флейта. Слушай мелодию, каждую нотку. Когда флейтист прекращает игру, что ты слышишь? Не тишину. Мелодия по-прежнему звучит. Она просто слилась с ветром. Она стала частью того, что мои люди называют «Суукьа’катси», что означает “Единство жизни”. Это очень древнее слово, Паана. Оно произносится не на языке Людей Солнца и не на языке Господина Хакала. Оно происходит из дальних воспоминаний, оно течет в нашей крови задолго до нашего рождения. Ошитива услышала его, когда создавала кувшин, и она научила этому слову свой народ. Суукьа’катси. Ненарушенная целостность».

— Целостность… — прошептала Моргана. И одно из любимых библейских изречений тети Беттины тут же пришло ей на ум: «И сказал Иисус Богу: Святой отец, защити их силой своего имени, чтоб они стали одним целым, как единым целым являемся мы с тобой».

«Целостность — это гармония и равновесие, — читала Моргана дальше, продолжая слушать голос, — потому что все связано воедино. Представь себе паутину. Если ты прикоснешься к краю паутины, то нити начнут вибрировать, пока вибрация не достигнет центра паутины, где спит паук. Когда что-то происходит в одной части света, это отражается во всех остальных частях. Брось камешек в лужу, и это действие будет вибрировать по всей вселенной».

Моргана застучала зубами и от этого стука испугалась. Она вскочила, подумала о том, что еще можно сжечь температура в киве падала, воздух в легких словно превратился в сосульки, и она не чувствовала пальцев ног. Вдруг, когда она нагнулась, чтобы обследовать песчаный пол, кива закружилась и закачалась вокруг нее, пол провалился, стены обрушились, а потолок взлетел в небо.

Моргана закричала и, закрыв глаза, вытянула в стороны руки, чтобы удержать равновесие. Ее рука коснулась чего-то. Это была не глиняная стена, по ощущениям — кора дерева.

Она открыла глаза и ахнула.

Кива исчезла. Холод и мрак рассеялись. Она стояла на вершине юго-западной столовой горы, обдуваемая свежим ветром. Моргана была потрясена.

Впереди нее возвышались столовые горы, покрытые сосновыми деревьями и изрезанные бездонными каньонами, а наверху простиралось бескрайнее синее небо. Цвета вокруг были ослепительно-яркими. По золотисто-песочным склонам росли изумрудного цвета деревья и кусты. По лазурному небесному своду плыли белоснежные облака, а когда мимо нее пролетел беркут, небо озарилось ярко-красной вспышкой от его хвоста. Моргана почувствовала, что ее кто-то тянет за волосы. Посмотрев наверх, она с удивлением обнаружила, что стоит под сосной, а ее волосы запутались в ветках. Освободившись, она вышла из-под сосны на солнечный свет и замерла от восхищения.

— Это все происходит на самом деле? — прошептала Моргана. Ее чувства еще никогда не были так напряжены, ее кожа — такой восприимчивой к ощущениям, ее сознание — таким живым. Воздух был прохладным и бодрящим, солнце согревало руки, а раздуваемые ветром волосы били по лицу. Что может быть еще более реальным?

— Где я?

— Там, где ты должна быть, доченька.

Моргана резко повернулась. За спиной стояла старая индейская женщина. Ее длинные седые волосы были заметены в две косы и лежали на груди, обтянутой бархатной малиновой блузой. Красивый серебряный пояс с бирюзой стягивал ее талию, замшевая юбка с бахромой заканчивалась сразу над мокасинами, вышитыми бисером. Женщина была из плоти, реальная.

— Это похоже на Нью-Мексико, — пробормотала Моргана, убрав волосы с лица, — или на Колорадо. Как я попала сюда?

— Я перенесла тебя сюда.

— Зачем?

— Чтобы показать тебе твою Суть. Прежде чем понять Все Вещи, ты должна понять свою Суть. И потому, что печаль омрачила твою душу, вытеснив солнечный свет и мудрость. Твое сердце скорбит по таким людям, как Элизабет, Гидеон и любимый муж Роберт. А также по Фарадею, которого мы называем Пааной. Я перенесла тебя сюда, доченька, чтобы показать тебе, что смерти нет, потому что ничто не умирает.

Моргана посмотрела налево и направо и увидела развалины древнего поселения.

— Я в это не верю, — сказала она.

Старая женщина улыбнулась:

— Ты во многое не веришь, доченька. Ангелы и духи, боги и магия. Но ты поверишь.

Ветер сменился, принеся с собой резкий запах полыни. Моргана почувствовала смешанный запах сосновой хвои и пыли. От свежего ветра закружилась голова.

— Я все еще в киве? У меня галлюцинации?

— Ты повсюду, доченька, в ненарушенной целостности. Посмотри на ночное небо. — Старая женщина взмахнула рукой, и вдруг наступила ночь. Черный небесный свод, украшенный мерцающими, как бриллианты, звездами, простирался до бесконечности.

Моргана вскрикнула и как завороженная уставилась на миллионы звезд, рассыпанные по всему небу — от горизонта до горизонта.

— Посмотри, — сказала старая женщина, — как движутся небесные тела, находящиеся в постоянной работе. Ни один лучик света на небе не замирает. Также и в природе: ничто не замирает, даже камень, он все время меняется. Все во вселенной постоянно трансформируется из одной стадии в другую, изменяясь без конца, и то же самое происходит с нашими мыслями и душами, доченька. Поскольку наши тела сделаны из звездного вещества, так же как и наши души, они просто переходят в другие циклы. Вселенная создает наши мысли и наши тела, и поэтому даже наши мысли — живые создания. И что бы ни создала вселенная, оно не умирает, как не умирают любимые тобою люди, по которым ты печалишься. Они лишь присоединились к Отцу-Создателю в вечном лете вселенской души.

Моргана молчала, онемев от благоговейного страха.

Старая женщина продолжала:

— Мужайся, доченька, целостность всегда будет целостностью. Суукьа’катси. Все есть часть целого, даже невидимые пространства между нитями плетеного одеяла. Их вроде не видно, но они есть, образуя узор, одеяло, целое. Даже ничто есть часть чего-то. Ты знала это, когда разглядывала дождевой кувшин, который вы называете «олла».

Моргана посмотрела на старую женщину, залитую солнечным светом, и спросила:

— Какое сообщение заложено в узоре, нарисованном на кувшине?

— Узор, — спокойно ответила старая женщина, — рассказывает о вселенной и обо всем, что есть в ней: растениях, небе, земле, солнце и луне. Посмотри внимательнее, и ты увидишь даже рыбу и угрей, бабочек и сосновые шишки. Ты думала, в узоре нет порядка. Но он там был! Когда ты смотришь на кувшин, то видишь, как все символы касаются друг друга, как все связано. Ты видишь взаимосвязь всего, доченька. Вот что нарисовала девушка Ошитива на дождевом кувшине, когда ее рука водила кистью, движимая мудростью древних. То, что она рисовала, был высочайший порядок вселенной. Наивысшая гармония и равновесие. Не начало, не конец!

— Это и есть утерянные знания древних мудрецов?

— Знания, что я тебе показала, не «утерянные», доченька. Но это и не знания, которым можно научиться. Эти знания — уже внутри нас. Мы рождаемся с ними. Это дар от Великого Создателя. Мы забыли их, когда разрушился Третий Мир, но теперь заново вспоминаем.

Неожиданно на горе материализовался Фарадей — высокий, худой, бородатый, с поразительными чертами лица и измученным взглядом. Моргана, открыв рот от изумления, посмотрела на него. Казалось, он не замечает ее присутствия.

— Вы зовете меня Паана, — неистово закричал он. — Когда мы с Джоном Уилером были в гостях у хопи, они сказали мне, что это имя давно заблудившегося белого брата, возвращения которого они ждут.

— Так ты не он? — спросила старая женщина.

— Я не люблю никого обманывать. Я просто человек. Я лишь простой грешник, который ищет дорогу к Богу.

Старая женщина нахмурила брови:

— Значит, я пришла слишком рано.

— Для чего?

— Мой народ верит, что, когда мы вспомним знания древних мудрецов, наш заблудившийся белый брат вернется и принесет с собой век мира и процветания. Сказано, что последний шаман возвестит о приходе Пааны. Я думала, что я — последний пророк, но, может быть, это ты, Фарадей Хайтауэр. Или кто-нибудь еще, кто придет после тебя. И когда он, или она, пойдет по земле, это будет означать, что наш белый бородатый брат вернулся.

Моргана вдруг заметила, что звезды поблекли, небо стало светлеть, желтый рассвет озарил горизонт, залив столовые горы и равнины, ущелья и долины священным золотым светом.

Когда мир снова стал ярким и цвета запестрели веселыми оттенками, а ветер стал резким и прохладным, старая женщина сказала Моргане:

— Ты должна знать кое-что о матери моего народа. В качестве отличительного знака племени, к которому принадлежала Ошитива, она носила на лбу татуировку. Она выглядела вот так. — Старая женщина убрала челку со своего лба, и Моргана увидела в свете яркого утреннего солнца три вертикальные темно-синие линии.

— У девушки с руин тоже был такой знак, — проговорил Фарадей, который не исчез с рассветом солнца, а по-прежнему стоял рядом. — Вы обе из одного племени.

— Нет, Паана. Та девушка — я сама. А ранее, Фарадей, ты помнишь?

— Ранее?

— Ночь, когда ты собирался расстаться с жизнью? К тебе пришел посетитель.

— Ко мне пришла цыганка-гадалка.

— Это была я. Твоя свояченица не видела меня. Она не стучала в твою дверь и не сообщала тебе о посетителе. Все это только тебе казалось.

— Ты — приведение? — спросила Моргана.

— Мы все приведения, доченька. Приведения в шкурах.

— Если ты из другого времени, как же я вижу тебя?

— Мы всегда здесь, всегда. Все и вся. Однажды постигнув суть Целостности, доченька, ты можешь легко перемещаться во времени, потому что время, как и вещество, есть часть целого. Ты можешь послать душу в прошлое и узнать, что было забыто. Ты можешь исследовать настоящее и узнать, что было спрятано. Ты также можешь заглянуть в будущее и узнать события, которым предстоит произойти.

— Но почему ты пришла ко мне в образе цыганки? — спросил Фарадей, а Моргана подумала, каким он был красивым, и поняла, почему Элизабет влюбилась в него. Ей хотелось подбежать к нему и заключить в свои объятия, но она не могла пошевелиться.

— Я выбрала этот образ, Фарадей, потому что такая фигура была тебе знакома. Ты принял ее за настоящую, не так ли? Как бы ты отреагировал, если бы я предстала перед тобой такой, какая я сейчас, дикой индейской старухой, вы так нас называете? Я хотела, чтобы ты пошел на это испытание, а не убежал от него!

Моргана признала, что это было разумно.

— Но почему было просто не сказать моему отцу обо всем этом по возращении в Бостон?

— Он должен был отправиться в это путешествие, чтобы испытать себя. Дорога, по которой он шел, была тяжелым испытанием.

— Вы были уверены, что он пойдет на это? — спросила Моргана.

— Мужчины рождены, чтобы охотиться, доченька. Это их природа. И не важно, охотится ли мужчина на лося или ищет духовные истины. Это желание было в нем — очень сильное желание. Я знала, что он откликнется на зов.

— Но почему именно мой отец, а не кто-нибудь другой?

— Потому что он потерял веру, доченька. Как и Господин Хакал. Как и я. Как и ты, как я подозреваю. И, потеряв веру, мы все четверо оказались на дороге прежних открытий. Наши судьбы были переплетены со дня основания мира. Я должна была стать девушкой Центрального Места, чтобы вспомнить знания древних мудрецов. Вы с отцом должны были познать заново эти мудрые истины от меня. Мы есть начало Пятого Мира, доченька, Золотого Века.

Пока Моргана слушала голос веков, внимая каждому слову, она чувствовала, как новая сила наполняет ее тело. Ей казалось, что если сейчас она взмахнет руками, то воспарит к небу, как орел. Именно так чувствовала себя Ошитива, когда раскрашивала кувшин и осознавала, что он собой представляет?

В следующий момент Моргана призналась себе, что она боялась очень многого и управляла своей жизнью из страха. Но теперь она знала, что нет ничего на свете, чего можно бояться. Все естественно, все было в естественном порядке вещей, даже трагические события, даже смерть. Жизнь — в равновесии. Взаимосвязь. Человек и вселенная. И она также поняла, что, как бы ни хотел человек быть вне общества, он всегда будет связан с человечеством.

— Ты действительно Ошитива? — спросила она, дрожа от благоговения.

— Я покажу тебе, — сказала старая женщина и тут же на глазах превратилась в молодую девушку. Ее серебристые волосы стали черными, косы исчезли, и над ушами появились «соцветия тыквы». Красивое лицо, круглое и медно-красное, с миндалевидными глазами и робкой улыбкой на устах. Моргана знала, что смотрит на Ошитиву, какой она была восемь столетий назад.

— Вам интересно, почему мой народ никогда не возвращался в Центральное Место? — спросила молодая девушка. — Там было слишком много зла, горя и печали. Мой народ стал неверующим. Нечестивость вторглась в нашу культуру. Мы превратили священные ритуалы в праздничные игры. Мы использовали кивы в качестве спален. Мы забыли молитвы, законы и богов. И тогда у нас началась засуха и голод, и мы вынуждены были бежать в чужие земли и жить там чужаками. Когда мой народ ушел из каньона, они объявили его запрещенным и больше в него никогда не возвращались. Но Люди Солнца, которых вы называете «анасази», все еще здесь. Мы живем на склонах гор и на кукурузных полях, и мы вернулись к образу жизни наших древних предков, соблюдая священные ритуалы и следуя законам. Мы снова живем в гармонии.

Она вздохнула, задумчиво посмотрела на солнце и сказала:

— Теперь я должна вас оставить.

— Подожди! — воскликнула Моргана. — Не уходи!

— Я умерла много веков назад, доченька, и меня похоронили. Мои кости давно превратились в прах, но душа, как ты видишь, продолжает жить. Так же будет и с вашими душами, и душами ваших любимых. Это было послание, ради которого я была рождена, а теперь я оставляю вас, чтобы воссоединиться со своей семьей и с душой Господина Хакала, которая ждет меня.

И она растворилась перед глазами Морганы: старая индейская женщина, цыганка-гадалка, девушка из племени хопи, Ошитива.

И Фарадей тоже исчез, предварительно улыбнувшись ей знакомой улыбкой и помахав на прощание рукой.

Моргана снова оказалась в темной холодной киве. Она сидела на твердом полу, а на коленях держала открытый дневник.

— До свидания, папочка, — прошептала Моргана, не понимая, что только что произошло, но чувствуя, что ей дали последний шанс увидеть отца. Наполненная грустью, благодарностью и радостью, она успокоилась и тут с ужасом заметила, что костер потух. В киве было холоднее, чем в морозильной камере. Изо рта шел пар. Подняв глаза кверху, она увидела черное небо. Снаружи по-прежнему ночь? Когда же наступит рассвет?

«А может, я уже просидела здесь и день, и следующую ночь? Может, я читала днем и даже не заметила этого?»

Теперь она могла сжечь только свою одежду. Но она должна была поддерживать огонь, чтобы на поверхность поднимался дым и чтобы можно было читать, так как фонарики уже потускнели. Импульсивно стянув с себя блузку, она бросила ее в яму и поднесла к ней спички. Скоро в киве снова пылал теплый золотистый огонь.

Осталось прочитать всего несколько страниц.

«Какие видения посещали меня! — писал отец. — Я всю жизнь мечтал о видениях — о таких, какие были у Эллен Уайт. И теперь я тоже счастлив, потому что я видел не только образы и видения, а еще и свою дочь, взрослую и красивую. Это подарок от Ошитивы. Теперь я могу умереть спокойно, потому что я знаю, что с Морганой все будет в порядке.

Но Ошитива подарила мне еще столько всего! Однажды я набросился на труды человека по имени Альберт Эйнштейн и работы других ученых, которые следовали, как думал я тогда, по пути, не угодному Богу, исследуя атомный мир. Поскольку Бог был таким всеобъемлющим в моем сознании, новое направление в исследовании менее значительных сущностей пугало меня. Мы мчались в разных направлениях от Бога. В своих страхах я, бывало, кричал. Как могут такие бесконечно малые величины быть священными?

Но теперь я знаю, что современные физики, Альберт Эйнштейн и Макс Планк, — это знания древних мудрецов, которые начали возвращаться к нам. Какие глупые страхи мучили меня! Даже демоны из каньона Чако, которые, как теперь я знаю, были лишь моей фантазией. Я не смотрел на рисунки, которые я сделал в бреду, с тех пор, как спрятал их в своей папке. Я выну их сейчас и буду рассматривать, пока не погаснет фонарь».

Моргана выронила дневник. Рисунки были здесь?

Встав на четвереньки, она лихорадочно начала ощупывать песчаный пол и нашла папку, похороненную под двадцатилетним слоем пыли, что опускалась с глиняного потолка. Трясущимися руками она размотала ленту, которая стягивала папку, и открыла ее, обнаружив внутри главное отделение, заполненное бумагой для рисования. Осторожно вынув ее, Моргана поднесла рисунки к угасающему свету своего фонарика.

Моргана от изумления задержала дыхание. Рисунки ее отца!

Она с благоговением рассматривала виды горы Смит-Пик и каньона Баттерфляй, навахские хоганы, каньон Чако, ритуальные танцы зуни, Элизабет в лагере и даже себя на лошади! Все рисунки были выполнены в торжественно-ярких красках и были такими же живыми и четкими, как фотографии. Каждый рисунок был подписан рукой отца.

И…

Она не могла поверить своим глазам. Это были оригинальные рисунки золотой оллы, запечатленной со всех сторон. Красные, оранжевые и золотые краски были тщательно подобраны и импульсивно воплощены в бессмысленный узор, который, как видела Моргана сейчас, состоял из миниатюрных символов: деревьев, гор, комет, горных львов, кактусов, дорог, снега и даже брата-кокопилау с флейтой. Все они были искусно вплетены в один волшебный узор.

Ненарушенная Целостность.

80

Моргана хотела закончить чтение, но огонь снова начал угасать, и пронизывающий холод пробирал до костей. Она сожгла свою блузку и теперь сидела в ледяной киве с обнаженными руками. И ей еще никогда так не хотелось пить. Ее губы потрескались, язык распух, но последние капли воды она выпила давным-давно. Поискав среди мусора, что упал с потолка, она нашла маленький гладкий камешек и положила его в рот. Скоро слюна увлажнила ее язык и стало немного легче.

Ей ужасно этого не хотелось, но ей нужен был огонь, поэтому она бросила папку на угли, предусмотрительно убрав рисунки подальше от огня, и проверила, поднимается ли дым к дымовому отверстию и выходит ли он наружу.

Она вернулась к дневнику, страстно желая прочитать последние слова на желтых страницах.

«Я открыл тайное отделение в папке и первый раз взглянул на рисунки, что я нарисовал в Альбукерке, когда находился в бреду. Каким дураком я был! В них нет ничего пугающего. Это сокровище, которому нет цены. Существо, которое, как я думал, было демоном, оказалось не кем иным, как Господином Хакалом, последним из правителей тольтеков».

Моргана вскрикнула и стремительно вытянула папку из огня, притоптав ногами загоревшиеся края. Трясущимися руками она нашла тайное отделение и затаив дыхание осторожно вынула из него рисунки.

От вида изумительно красивого лица ее глаза округлились. Высоко поднятые брови, нос с горбинкой и крепкая челюсть, черные волосы, то спадающие по оголенным плечам, то собранные в узел на затылке, в перьевом головном уборе или с непокрытой головой. Хакал, в великолепных одеждах и драгоценностях, восседал в суде на Центральной площади или стоял, почти полностью обнаженный, под звездным небом на вершине столовой горы.

Рисунки были потрясающими по своей красоте, но… были ли они реальными портретами благородного тольтека? Возможно ли это? Ее отец создал эти рисунки, находясь в лихорадочном бреду, во время полного расстройства сознания. Как мог он утверждать, что они подлинные?

А потом, на одном из портретов Хакала, Моргана увидела золотой талисман, который украшал его загорелую грудь.

Моргана онемела.

Золотой талисман, который она носила на груди, обычно был спрятан под блузкой, но теперь он был виден и поблескивал в слабом свете огня. Она до сих пор помнила, хотя ей было всего шесть лет, как у нее оказался этот талисман. Проснувшись от шума, что создавал ее отец, пробираясь по спящему лагерю возле Пуэбло-Бонито, она пошла за ним следом на древние развалины, где наблюдала, как он раскапывает землю, разговаривая при этом сам с собой, потом находит большой керамический кувшин, бежит с ним обратно в лагерь, там падает в обморок, а тетя Беттина поднимает кувшин и относит к остальной утвари, что приобрел отец.

Они вернулись домой в Альбукерке, где ее больной отец лежал за закрытыми дверьми, Моргане не разрешали его видеть. Но она осмотрела необычный новый кувшин; подняв его, она услышала, что в нем что-то гремит. Заглянув внутрь, она ничего не увидела. Ей пришлось засунуть внутрь всю руку. Едва касаясь маленькими пальчиками дна, она нащупала любопытный предмет, спрятанный там.

Он был золотым и блестящим. Она оставила его себе, никому не рассказав о своей находке. Когда ей исполнилось двенадцать, она сняла золотого единорога с цепочки, что оставил ей отец, и надела на нее тот талисман, что когда-то нашла. Когда сейчас она внимательно рассматривала искусно выполненный золотой цветочек, с шестью великолепными лепестками и восхитительной бирюзовой бусинкой по центру, она кое-что вспомнила.

Поспешно пролистав страницы дневника назад, она нашла раздел, где ее отец записал свой сон, который он озаглавил «Сказка Ошитивы».

«Это великолепный ксочитль. В нем хранится капелька драгоценной крови Великого Змея. — Дальше он писал: — Хотя это слово произносится “ксо-читль” я прочитал его в уме и узнал, как его правильно произносить. Ксочитль на языке тольтеков означает “цветок”. Именно цветок Хакал подарил Ошитиве».

Все это время Моргана думала, что талисман принадлежит хопи или навахам и ему от силы сто лет. Она с восторгом посмотрела на маленький золотой цветочек, что лежал у нее на груди — на талисман, который когда-то носил Верховный Правитель тольтеков.

В нем хранится драгоценная кровь Кетсалькоатля.

И вдруг она поняла, что отец никогда не видел этого талисмана. Даже если в ту ночь, когда он нашел кувшин, он и заглянул внутрь, он не мог ничего увидеть. И конечно, он не смог бы описать его в таких деталях. Тогда как же он сумел так подробно изобразить его на портрете Хакала?

Был только один ответ: все было по-настоящему.

Неправдой было одно — сумасшествие отца. Фарадей Хайтауэр мог быть мечтателем и философом, страстной и преданной своему делу натурой, но он не сумасшедший.

Бережно опустив портреты на землю рядом с другими рисунками, Моргана снова положила папку на горячие угли, наблюдая, как пламя тут же охватило ее. Она знала, что через несколько минут огонь поглотит папку. А брюк хватит на час. Потом уже нечего будет жечь, а судя по небу, до рассвета еще далеко.

Но сейчас ей не хотелось об этом думать. В дневнике осталась одна непрочитанная страница. С голыми руками и ногами, оставшись в одном хлопчатобумажном белье, она сидела у костра, странным образом не чувствуя ледяного холода, и читала последние строки из дневника отца.

«Я начал свое путешествие в поисках Бога и нашел Его повсюду: в горах и долинах, в индейцах, в бахроме и бусах, в навахских рисунках на песке, в кивах хопи, в ритуалах зуни, дождевых кувшинах анасази. Бог есть в Суукья’катси. Он в пробирках и микроскопах, а также в индейских корзинах. Он в моей душе и душах ястребов и других людей. Он в желтом песке и синем небе. Он обитает в пустыне и море, в городах будущего и в каньонах прошлого.

Я также разгадал тайну каньона Чако: кто там жил, почему они ушли оттуда и почему больше не возвращались.

Я не боюсь умирать, потому что, как сказала Ошитива, смерть — это всего лишь смена декораций. И, наконец, в Ненарушенной Целостности я воссоединюсь с Элизабет, а когда-нибудь и с Морганой. Я не заблудившийся брат Паана, или белый бородатый бог Господина Хакала, Кетсалькоатль. Я простой человек, которому открылись великие тайны и который, из-за бренности плоти, должен унести их с собой в могилу. Я молюсь, чтобы тот, кто в будущем найдет мои останки, осознал, какое сокровище спрятано под обложками этого дневника, и передал послание человечеству.

Странно… я как-то иначе себя чувствую! И страх, и волнение, и потрясение, и боль оставили меня. Я чувствую себя удивительно бодро, как человек, который утром принял горячий душ и теперь готов съесть завтрак и начать новый день…»

Смерть — это всего лишь смена декораций, Паана.

81

Моргана сидела в холодной темноте с дневником на коленях. Она дрожала, зубы стучали, ног своих она вообще уже не чувствовала. Она не могла пошевелиться. История ее отца закончилась, и она ощутила себя опустошенной и обессиленной. В голове звенело. Во всем теле — слабость.

Дым едва видимой струйкой поднимался к округлому потолку кивы, с трудом выходя через дымовое отверстие на поверхность. Огонь почти погас. Все, что можно было сжечь, она уже сожгла. Без сигнального дыма ее никто не найдет.

Ее пробил холодный озноб. Можно было еще сжечь вот это.

Она посмотрела на книгу в своих руках. Сможет ли она отделить страницы от обложки? Переплет состоял из кожи, клея и картона, и, без сомнения, из него получится хороший сигнальный дым. Решив поэкспериментировать с пустыми страницами, она нежно потянула лист, но на полпути бумага порвалась. В разочаровании она поняла, что ей потребуется не один час, чтобы отделить все листы от обложки. И даже если ей это удастся, как долго будет гореть кожаный переплет?

Моргана тяжело вздохнула, неожиданно почувствовав, что сильно устала. Она подумала, что могла бы прилечь на несколько минут и какое-то недолгое время полежать с закрытыми глазами, а потом начать вынимать листы из дневника, но вдруг где-то в глубине ее сознания появилась тревожная мысль, которая напомнила ей о риске умереть от отравления угарным газом.

Но ей не о чем было волноваться. Дымовое отверстие обеспечивало необходимую вентиляцию.

82

Моргане снился Верховный Правитель тольтеков, который подарил ей зеленого попугая Чи-Чи и велел ей не забывать кормить его чоколатлем каждый день, а иначе он умрет. В ее киву забрел безносый человек и спросил, не видела ли она его нос, и она посоветовала ему забраться по веревке в пещеру в скале, где лежал, спрятавшись от темных господ, его нос. Во сне Моргана начала смеяться, и старый золотоискатель Бернам сказал ей: «Первый признак отравления дымом — головокружение. Ты не веселишься, девочка, ты умираешь».

Неожиданно кива задрожала от грохота. Моргана резко открыла глаза и посмотрела на потолок, с которого сыпалась глина. Она с трудом встала. Что это? Землетрясение? Гром?

Через дымовое отверстие она увидела, что снаружи уже был день. Приложив ладони к стенам, она почувствовала, что они вибрируют. Машины! Они проезжали где-то поблизости!

— Эй! Я здесь!

Она прислушалась, по-прежнему держа ладони на стене. А потом…

Вибрации начали стихать. Машины уезжали в другом направлении.

— Нет!

Сигнальный дым! Но ничего не осталось, что можно было бы сжечь.

Нет, осталось!

— Я никогда не вспомню все это, — прошептала она, в ужасе подумав об историях, написанных в дневнике, и о знаниях древних мудрецов. А как же рисунки? Девушка Ошитива? Господин Хакал, благородный тольтек? История, вырванная из вечности и сохранившаяся в настоящем времени?

Но если она не сожжет их, чтобы восстановить сигнальный дым, она наверняка умрет от обезвоживания и переохлаждения.

Грохот затихал. Машины удалялись! Приедут ли они снова? А что, если они вернутся только через несколько дней или недель? Это был последний шанс привлечь их внимание.

Моргана колебалась, не зная, какое принять решение. Уничтожить работу отца, но спасти себя, — или спасти его труды, но пожертвовать собой?

— Господи, помоги мне! — закричала она. — Я не могу решить!

И тут она подумала о Николасе, сыне. Кто будет заботиться о нем и любить его так, как может только она? И вдруг, в свете серого зимнего дня, что просачивался в киву, ей стало легко и спокойно, потому что, после всего сказанного и сделанного, могло быть только одно решение. Каждый персонаж из дневника, начиная с капитана корабля, где она родилась, и кончая ослицей Сарой, — древние индейцы из каньона Чако, ученые с горы Смит-Пик, представитель индейцев из Лос-Анджелеса и служанки в поместье «Каса-Эсмеральда» — всем придется умереть, чтобы смогла выжить она, Моргана.

Она плакала, когда заворачивала дневник в рисунки, жалея о том, что не было иного пути, но машины удалялись, и скоро уже никого не останется и никто не увидит сигнального дыма. Моргана согнулась у края гаснущего огня и начала укладывать сверток на угли.

— Подожди!

Она остановилась.

— Есть еще кое-что, что можно бросить в огонь.

Моргана поднялась:

— Кто здесь?

— Найди это! Пошли сигнал! Сейчас!

Она нахмурилась. Голос был похож на голос тети Беттины. Но это невозможно!

— Я все сожгла, — сказала Моргана темноте.

— Кое-что осталось. Поторопись!

— Еще кое-что? Но что? Я осталась в одном белье. Оно сгорит за секунды, и все!

— Подумай! Я кое-что оставила…

И потом последние слова Беттины, сказанные Фарадею перед уходом, пронеслись в голове Морганы: «Я хотела выбросить эту ужасную вещь, Фарадей, но потом решила отдать ее тебе, в качестве сувенира».

Беттина что-то бросила на пол! Но что?

Включив свой фонарик, Моргана направила луч света на песчаный пол, лихорадочно обследуя все вокруг.

— Здесь ничего нет!

— Поторопись!

Моргана остановилась и задумалась. Что Беттина принесла с собой? Что-то ей ненавистное, что имело отношение к Элизабет.

А звук машин снаружи становился все глуше — машины уносились в обратном от нее направлении.

— Думай! — скомандовал голос.

— Я не могу! — застонала Моргана, чувствуя слабость во всем теле и головокружение. Она так долго сидела здесь без еды и воды! Она не чувствовала своих ног и рук. Кровь застыла в венах, превратившись в лед. Ей хотелось только лечь и уснуть навсегда.

А потом она вспомнила о корзине, которую Элизабет подарила Фарадею. Беттина тогда сказала, что она уродливая.

Моргана бросилась на пол и, встав на четвереньки, принялась копать руками и скрести ногтями песок и гравий, пока, наконец, ее пальцы не уперлись во что-то твердое. Это была она, корзина-пайуте, подарок Элизабет, за многие годы сравнявшийся с землей, присыпанный песком и пылью. Корзина, покрытая сосновой смолой.

— Господи, молю тебя, — прошептала она и начала раздувать умирающие угольки, положив на них сверху корзину. — Пожалуйста, сделай так, чтобы она загорелась.

Поднялся дым и заполнил киву ядовитым запахом. Моргана замахала руками. Она подгоняла дым кверху до тех пор, пока он не вышел наружу, поднимаясь к темно-синему небу пустыни.

Моргана прислушалась, прикоснувшись ладонями к стене.

— Пожалуйста, — всхлипнула она.

А потом… стена завибрировала сильнее, и скоро она уже слышала шум двигателей. Снаружи раздавались голоса. Гудели сирены. Наконец кто-то заглянул в киву, осветив ее ярким светом.

— Осторожно! — закричала она. — Земля непрочная! Я в киве!

83

Возбужденные голоса, крики, топающие над головой шаги, затем в киву спустили веревочную лестницу, и голос Джо Кэндлуэлла прокричал:

— Хватайся, Моргана! Мы нашли тебя!

Крепко прижав к себе дневник и рисунки, Моргана ухватилась за веревку и укрепила ступни ног в петлях. Минуту спустя она уже была наверху, на благословенном свежем воздухе, в объятиях Джо Кэндлуэлла.

— Слава богу, с тобой все в порядке, — сказал он, и Этель бросилась к ней, чтобы тут же завернуть ее в теплое одеяло.

— Ты нас так напугала! Мы думали, с тобой случилось что-то ужасное.

— Сколько я пробыла внизу? — спросила Моргана, сев на большой камень и приняв из рук Этель чашку горячего кофе. От резкого солнечного света у нее болели глаза.

— Полагаю, со вчерашнего дня. Ты же вчера уехала из города.

Моргана моргнула. Прошло меньше суток!

— Почему же вы меня искали? Я же сказала Сюзи, что вернусь завтра.

— Это все Роберт. Прошлой ночью, когда Сюзи сказала, что ты уехала сама…

— Роберт!

— Правильно, — послышался знакомый голос, и улыбающийся Роберт сел рядом с ней. Роберт в военной форме и на костылях. — Когда Сюзи Нэпп сказала мне, что ты уехала в пустыню одна, я решил сделать тебе сюрприз прямо там. Но когда я нашел твой грузовик со всем лагерным снаряжением и стояла глубокая ночь, я понял, что ты попала в беду. Я вернулся в город за помощью.

Она бросилась ему на грудь и крепко прижалась к Роберту, чтобы еще раз удостовериться, что он настоящий.

— Я не знала, что ты вернулся домой, — всхлипывая у него на плече, сказала Моргана.

— Разве ты не получила мое письмо, где я сообщал, что меня демобилизовали?

Она подняла голову и посмотрела на него.

— Роберт, я думала, что ты умер!

— Я чуть не умер, — тихо сказал он, и, когда он начал нежно вытирать слезы с ее щек, она увидела темные круги под глазами и морщины, болью и страданием запечатленные на его лице. — Я выжил благодаря тебе, моя любовь. Ты всегда была со мной в мыслях и в сердце, и в воспоминаниях о тех днях, когда мы были вместе, смеялись и плакали…

— Кольцо на дереве джошуа, — сказала она и осеклась.

— Все эти вещи и твое письмо, что я постоянно перечитывал, и фотография нашего сына, — все это спасло меня. Я должен был вернуться к тебе, любовь моя, и к Николасу.

Она снова прильнула к его плечу и зарыдала с новой силой, от счастья и радости. Роберт заглянул ей в глаза и спросил:

— Но почему ты думала, что я умер?

— Потому что Гидеон умер! — закричала она.

— Я знаю. Мне сказали. О, любимая, мне так жаль.

— А потом пришло твое письмо… с фотографиями…

— Я послал его много недель назад. Прости, если оно напугало тебя. Я был не в себе, когда писал. Это все, что ты получила от меня с тех пор? Должно было прийти еще три письма. — Он нежно поцеловал ее в губы, потом заглянул в ее глаза и добавил: — Я был болен, но теперь я поправился. И я приехал домой навсегда.

Он поцеловал ее снова, и она обвила его шею руками, крепко прижалась к нему, словно боялась, что он снова покинет ее. Джо Кэндлуэлл и другие обследовали дымовое отверстие кивы, предупреждая друг друга об опасности и заглядывая в нее с фонариками в руках, Моргана и Роберт сидели на камне, прижавшись друг к другу. Наконец Роберт ослабил объятия и огляделся вокруг, тревожно нахмурив брови. Пустыня была залита слепящим утренним светом, от которого даже болели глаза: золотые горы, зеленые кактусы и коричневая юкка на фоне ярко-голубого неба выделялись четким цветным рельефом.

— Что здесь произошло?

— Я нашла его, — прошептала она, плотнее закутавшись в одеяло, — я нашла своего отца. Он там, внизу. — Она рукой указала на киву. — Вот где я была. Я думала, что никогда не выберусь оттуда.

— Спасибо Господу за твой дымовой сигнал.

— Я сожгла все, мою одежду, все.

— Мы не искали вокруг этой территории. Мы искали на другой стороне Скалы-Черепа, удаляясь отсюда.

— Но я сказала Сюзи, что собираюсь к Ла-Виеха.

— Мы нашли твой рюкзак почти в полумили отсюда, поэтому мы и отправились в другом направлении.

Койот!

— Если бы не черный дым, мы бы никогда не нашли тебя.

Моргана подумала о голосе, который велел ей найти покрытую смолой корзину, о голосе тети Беттины, который говорил с несомненным акцентом выходца из Новой Англии. Она спасла мне жизнь.

Прикоснувшись пальцами к лицу Роберта, она ощупывала его черты, его глубоко посаженные глаза, которые, несмотря на испытания, были по-прежнему теплыми карими глазами.

— Это действительно ты? Ты уверен, что ты в порядке?

— Я в порядке, любовь моя, — прошептал он, — и я никогда не оставлю тебя снова.

Вспомнив о дневнике отца и знаниях древних мудрецов, Моргана сказала:

— Роберт, мне так много надо тебе рассказать! Так много удивительного! — Она вспомнила, как однажды сказала ему: «Я не верю в ангелов и в святых, в богов и в мифы. Я верю тому, что вижу и чувствую, в то, что может сделать человек, в то, что могу сделать я сама».

Но теперь она верила по-другому. Вдруг Моргана почувствовала, что тесно связана с миром духов, ощущала сверхъестественное повсюду вокруг себя, словно какие-то волшебные существа содрали с нее внешнюю оболочку, из-за которой она была слепой и глухой к их царству. «Если бы отец был жив, если бы он растил меня и учил всему, он давным-давно привел бы меня к этому состоянию».

Но в каком-то смысле именно он сделал это, хотя и двадцать два года спустя. Ее отец был на вершине столовой горы вместе с ней. Моргана была уверена в этом.

— Роберт, ты был прав, я столько времени бегала от всего. Я бежала от любви, а потом, когда полюбила, полюбила тебя, бежала от своих чувств. Я бежала от замужества и возможности иметь детей. Роберт, я пряталась здесь, в пустыне. Я перестала заниматься исследованием индейцев. Никуда не ездила. Когда я встретила Элизабет, мне страстно захотелось отправиться по стране и собирать индейские истории, мифы и традиции, то есть заниматься тем, чем всю жизнь занимался мой отец. Но со смертью Элизабет умерла моя мечта. Я словно проспала все эти десять лет. Но сейчас проснулась!

Она вспомнила о золотом черепке и подумала, что, когда она держала в руке фрагмент золотой оллы, она держала в руке слезы Ошитивы. И она почувствовала внезапную, осязаемую связь с той далекой девушкой из прошлых веков, будто какие-то невидимые нити переплетали черепок, чтобы соединиться с тем человеком, кто будет держать кувшин в настоящем времени. Времена соединились. Настоящее соединилось с прошлым.

— Роберт, ты сказал, что поступил на службу не случайно, чтобы встретить меня, и что, если бы ты не поступил, мы никогда бы не встретились с тобой и ты никогда бы не узнал своего истинного предназначения, уготованного тебе Богом. Роберт, теперь я понимаю, что в моей жизни произошло то же самое! Если бы я не встретила тебя и не вышла бы за тебя замуж, я бы никогда не отправилась на поиски отца с такой решимостью… я должна была закончить поиски ради Николаса. Без тебя я никогда не нашла бы своего отца, его рисунки и дневник!

Она с удивлением посмотрела на скромное отверстие в песчаной земле и неожиданно почувствовала связь с ним. Она больше не была сиротой, воспитанной горемычной тетей, а была дочерью Человека Судьбы, а теперь, может быть, матерью Человека Судьбы, потому что Николас был частью цепочки, частью их собственного Суукья’катси.

Наполненная новой силой и целью, Моргана знала, чем она будет заниматься после войны. Она хотела исследовать концепцию «Третьего/Четвертого Мира», собирать об этом сведения, разговаривать со старейшинами племен, объединить свои исследования с теми знаниями, что она получила в киве, чтобы материалы по целостности стали доступными для всех, чтобы люди сами решали, верить им или нет.

Она также собиралась организовать выставку рисунков своего отца — музей в память о его жизни и его открытиях, всенародный и бесплатный. Он разгадал тайну каньона Чако! Моргана покажет его дневник ученым-экспертам, и они сделают свои научные заключения.

Что касается ксочитля, в котором хранилась кровь Кетсалькоатля, она оставит его себе и однажды передаст его Николасу. Они втроем отправятся в каньон Чако и найдут комнату, в которой раньше хранились перья, руины, оставшиеся от гончарной мастерской, и постоят на Центральной площади в полдень, во время равноденствия, чтобы увидеть, как они отбрасывают тени строго на север.

Но сначала они поднимут из кивы тело ее отца и похоронят его должным образом на кладбище в Оазисе Мара. Она похоронит его рядом с могилой Элизабет. А когда закончится война, они привезут из Океании тело Гидеона и похоронят его там же, между могилами его родителей.

— Роберт, — неожиданно сказала она, — ты видел нашего сына? Ты видел нашего малыша?

Он улыбнулся:

— Я видел, он замечательный!

В тот самый момент она заметила, как к ней приближается ее подруга, а в ее руках лежит большой сверток.

— Сюзи! Что ты тут делаешь?

Когда Сюзи положила на руки Морганы спящего Николаса, она сказала:

— Я просто должна была приехать, чтобы убедиться, что с вами все в порядке, Моргана, но я не могла оставить малыша. Не знаю почему Внутренний голос велел мне взять его с собой. Здесь, в открытой пустыне, очень холодно, но с ним все в порядке. Ему не холодно.

— Я рада, что ты привезла его. — Моргана радостно обняла спящего сына. — Он мальчик пустыни. Он родился возле этого места.

И он родился здесь не случайно.

Перед тем как сесть в автомобиль Джо Кэндлуэлла, Моргана еще раз посмотрела на Скалу-Молнию, которая, как часовой на посту, нависла над древней кивой, и увидела там девушку: в красной тунике поверх красной юбки, с «соцветиями тыквы» на голове и тремя темно-синими линиями на лбу. Она махала ей рукой на прощание.

Моргана послала ей по ветру свои мысли:

— Если Ошитива не была последним пророком, то кто же тогда?

— Знания о Суукья’катси были переданы твоему отцу, а он передал их тебе, — ответила девушка с волосами, уложенными в виде соцветий тыквы, и миндалевидными глазами. — Ты, Моргана, и есть последний пророк.