Последняя аристократка

Глава двадцать седьмая

Против опасения, доехали они без особых приключений.

Остановились в небольшой грязной гостинице недалеко от вокзала. Наташа с Виолеттой, нет, с Матреной и детьми в одном номере, мужчины — в другом, причем Яна ухитрились не регистрировать, провели так и наказали не высовывать носа, пока ему не сделают надежного паспорта.

— Вряд ли тебе стоит сейчас заниматься таким вопросом, как паспорт Яна, — сказала Арнольду Наташа. — Ты не знаешь, что здесь за люди, как они относятся к таким вещам. И неизвестно, спасет ли тебя в случае опасности твоя форма старшего лейтенанта внутренних войск… Лучше, если ты поможешь мне побыстрее отыскать моего мужа, потому что ты со своими документами легче пройдешь в Наркомат финансов, где уже должен работать муж.

Так и случилось. Наташа расположилась на лавочке неподалеку от здания наркомата, а Арнольд вошел внутрь. Отсутствовал он не больше десяти минут. Наташа лишь успела подивиться необыкновенному здешнему теплу, которое казалась каким-то неестественным после холодов и снегов средней полосы.

Словом, не успела она как следует осмотреться, как увидела, что из здания наркомата быстрым шагом вышел Аренский, а впереди него уже почти бежал Борис. Ее муж. Кажется, Наташа чуть не забыла о том, что вышла замуж…

Борис с разбегу подхватил её в объятия и расцеловал, не стесняясь присутствия Арнольда.

— Господи, как я по тебе соскучился! — шепнул он ей в самое ухо, отчего у Наташи по телу побежали мурашки. — Я считал не то что дни, часы…

Борис наконец оторвался от жены и посмотрел на Арнольда извиняющимся взглядом:

— Простите, товарищ Аренский, но эта женщина, моя жена, исчезла с глаз моих в самом начале нашего медового месяца, так что в конце концов я даже стал сомневаться: а была ли у меня свадьба с самой красивой женщиной Союза?!

— Спасибо, ангел мой! — Наташа поцеловала Бориса, но тут же отстранилась. — А где Катерина? Что с детьми? Где вы устроились?

— Сколько вопросов сразу! Но, Наташка, я вынужден возвратиться на работу. Запоминай адрес…

Он продиктовал.

— Идите, пока обустраивайтесь, я вернусь, поговорим в спокойной обстановке.

— Погоди, дом, что вы сняли, достаточно большой?

— Не волнуйся, нам места хватит!

— Хватит? Но нас вместе со мной девять человек.

— Сколько? — он, кажется, не поверил своим ушам.

— Ты не ослышался, девять.

— Та-ак, и нас пятеро. Вместе со мной. Итого, четырнадцать человек. Нормально… Ладно, я буду думать.

Он опять поцеловал Наташу, протянул руку Арнольду и быстро ушел, на ходу удивлено покачивая головой.

Наташа про себя посмеялась: в отличие от неё Борис отличался неторопливостью суждений и действий, кроме того, он был педантичен, и она могла поспорить, что уже разработал план, как им перейти границу с Катей и её детьми.

Он ещё не знает, что за всю дорогу Наташа так и не собралась поговорить ни с Яном и Знахарем, ни с Арнольдом и его женой о том, хотят ли они бежать за границу?

Боря давно об этом мечтает и думает, что того же хотят все окружающие. Наташа же точно знала, что это не так.

Даже Катерина, несмотря на то что она отрезала себе и детям пути к отступлению, вовсе не была уверена в том, что на чужбине ей будет лучше, чем на родине…

Значит, сегодня вечером надо всем собраться и этот вопрос всесторонне обсудить.

Дом, в котором поселились Катя с детьми и Борисом, был совсем недалеко от центра. Участок, на котором он стоял, был огорожен длинным глинобитным забором, посреди которого терялась небольшая дощатая калитка. Сам дом, как видно, был невысоким, потому что из-за забора виднелась только его крыша.

Наверное, Катя почувствовала их приближение, потому что не могла же она поджидать их на крыше! Как бы то ни было, навстречу пришедшим высыпали все, кроме, естественно, Бориса, который остался на работе.

Катя шепнула что-то сыновьям, и они поспешили увести детей в дом. Арнольд с Виолеттой, Ян, Петр и Наташа расположились перед домом на широкой веранде, где на низенькой подставке стоял огромный медный самовар.

— Прежние хозяева привезли его из самой Тулы, — смеясь, отвечала Катерина на вопросы гостей; собственно, она не знала Виолетту и Петра, но и та, и другой, кажется, чувствовали себя вполне в своей тарелке и если пока не принимали участия в общем разговоре, то их привыкание должно было произойти довольно быстро.

— У нас нет друг от друга секретов? — полувопросительно сказала Катерина, косясь на форму Арнольда.

— Не обращай внимания на Алькин мундир, — посоветовала ей Наташа. — Разве ты не помнишь, как мы вместе шли по Украине? Такое не забывается.

— Да разве только Украина? — скромно заметил Арнольд. Он имел в виду общность их интересов и положения, но Наташа почему-то смутилась, и это с удивлением отметила Виолетта со свойственной влюбленным женщинам наблюдательностью. А заметив, стала невольно следить за отношениями этой красивой женщины и её Альки, начиная мучиться уколами ревности.

— Что ты имеешь в виду? — все же спросила Наташа, чувствуя колебания Кати.

— Мои мужички не хотят уезжать из страны. Они догадываются, что мы от чего-то убегаем, но предлагают поехать в Комсомольск-на-Амуре и строить его вместе с другими добровольцами.

— А разве он ещё не построен? — удивился Арнольд.

— Говорят, молодой город, там всем хватит работы.

— А я считаю, что лучше большой город, например, Владивосток, — порекомендовал Борис.

— Петр вот тоже о загранице и слушать не хочет, — подал голос Ян.

— Чужбина — она и есть чужбина, — согласно кивнул Алексеев.

— А если родина относится к своим детям не как родная мать, а как мачеха? — спросила Наташа.

— Иными словами, она как бы заболела, если не узнает родных детей? — уточнил Петр. — Тогда, как и всякого больного человека, надо попробовать её вылечить.

— Или подождать, может, вылечится сама, — невесело пошутил Ян.

Потом они пили зеленый чай с медом, ели необыкновенно вкусные лепешки, которые, как призналась Катерина, она покупала у соседей.

К вечеру под большим, стоящим во дворе казаном, мужчины развели костер, и подошедший вскоре Борис собственноручно приготовил в нем плов, уверяя, что настоящая кулинария — удел мужчин…

Все словно оттягивали момент, когда надо будет говорить об их будущем. Вряд ли общим, как хотел того Борис. Он уже представлял, как они все вместе устроят русскую коммуну где-нибудь в Греции. Или в Италии. Эти страны всегда влекли его к себе своей особой легендарной экзотикой…

Наконец плов был готов, и Борис, оглядывая лица всех собравшихся, включая детей, удивленно произнес:

— Если я не ошибаюсь, мнения у нас разделились?

— Разделились, — кивнул Ян. — Из страны не все хотят уезжать.

В последнее время он очень изменился. Под глазами залегли тени, а в волосах появились серебряные нити. Ян тяжело переживал смерть жены и непривычную замкнутость дочери. Он знал, что с недугом дочери сможет справиться, но как вернуть Танюшку — единственную женщину его жизни?

Борис почему-то считал, что пострадавший от властей врач с охотой примет его предложение вместе бежать из страны, а оказывается, Поплавский решил всего лишь уехать с друзьями на Дальний Восток. Наивные! Социалистический строй обречен! Будь они на Западе или на Востоке, рука всемогущего НКВД дотянется до них и туда…

Впрочем, хозяин — барин, меньше народу, легче будет осуществить переход границы. А Борис, пока суд да дело, уже нашел человека, который переходил эту границу по горам, и не один раз. Сколько бы не запросил этот туземец, ему стоит заплатить, чтобы обрести наконец свободу…

Покидать страну, не покидать, — не могла определиться и Катя. Но тут решающим оказалось слово Наташи, которая напомнила ей о прежних страхах. И о лагерях для детей. И об энкавэдэшниках, которые есть повсюду.

Дети быстро насытились, и сыновья Катерины вместе с Ольгой повели приехавших малышей показывать им город. Солнце клонилось к закату, но было ещё достаточно светло, чтобы о них не беспокоиться. А взрослые продолжали свой нелегкий разговор.

— Тогда для чего мы все сюда приехали? — горячилась Наташа. — Чтобы именно отсюда разъехаться в разные стороны?

— Так получилось, что именно в Туркмении у нас сходка, — посмеялся Арнольд. — Я начинаю разочаровываться в органах, которым служу. Они явно мышей не ловят! Сейчас подобрались бы небольшой группкой и накрыли осиное гнездо контрреволюции…

— Прекрати, Алька, — оборвала его Катерина, — нашел, чем шутить! Будь твой отец жив, схлопотал бы от него подзатыльник, несмотря на свой рост и погоны…

— Схлопотал бы, — смущенно кивнул Арнольд. — Простите за треп, сам не знаю, чего это меня так понесло. Волнуюсь, наверное. Нам же всем предстоит расставание. И, скорее всего, навсегда! А у меня, кроме вас, нет близких людей… Только Вета, — добавил он тихо.

Виолетта украдкой пожала его руку, все понимая, но не участвуя в их переговорах, как человек посторонний, да и просто тот, от которого ничего не зависит… Или уже зависит?

На веранде надолго воцарилось молчание.

— Ты, Боря, насчет Янековых документов похлопочи. Да и о Аренском не забудь. Ведь не может же офицер НКВД быть в вечном отпуске. Раз уж мы в такую даль наладились, надо, чтобы все выглядело законным, — напомнил Знахарь.

— Завтра же и займусь, — кивнул Борис. — Думаю, мы все успеем исчезнуть отсюда до того, пока в органы поступит соответствующий донос…

— Еще один остряк, — вздохнула Наташа. — А мне, граждане, вовсе не до шуток.

— Ничего не бойся, у нас все получится! — успокоил её Борис.

— Дай-то бог! — ответила за всех Катерина.

С проводником договорились на четыре часа утра. Было темно, когда они выходили из дома, но провожали уходящих все, кроме самых маленьких.

В последний момент прижавшаяся было к отцу Аня вдруг бросилась к Наташе и обняла её за талию — куда могла дотянуться.

— Тетя Наташа, мы ещё с вами увидимся?

— Обязательно, моя маленькая, — сказала Наташа, обнимая её. — Рано или поздно…

Это она добавила уже совсем тихо. Варвара помахала рукой. С некоторых пор девочка все держалась за отца, стараясь быть к нему поближе даже во сне. Она боялась, что однажды он, так же, как и мать, уйдет и не вернется.

Петр пожал руки Борису и Катерине, а с Наташей расцеловался:

— Спасибо тебе за все, — сказал он и добавил потише. — Шибко там, в горах, не геройствуй, чать, ребенка носишь!

— А ты откуда… — удивленно начала Наташа, которая была уверена, что о её беременности никто, кроме Кати, не знает.

— Невелика хитрость! — отмахнулся от её вопроса Алексеев и спросил почти укоризненно: — Или я не врач?

— Но не акушер же!

— Вот упрямая! Я — врач народный, а значит, должен знать о человеческой природе все… насколько возможно.

— Эй, о чем вы там шепчетесь? — прикрикнул на них Борис. — Смотрите, а то я ревновать начну.

— Поздно, милок, ревновать, — вздохнул Петр. — Как говорится, разошлись наши пути-дорожки.

Уходящим за кордон предстояла неблизкая дорога. Вначале в повозке до кишлака с труднопроизносимым названием. Оттуда — на верблюдах до другого кишлака. Откуда по тайной тропе — через границу.

Дорога была сложная, опасная, потому волновались и уходящие, и остающиеся.

Проводники передавали их из рук в руки. И все время торопили. Сторожились, но двигались уверенно. Кажется, по этому пути прошел уже не один беглец.

— Представляю, как они рискуют, занимаясь таким делом, — шепнула Катерина Наташе. — Не дай бог, поймают их наши чекисты. И их самих под расстрел, и семьи в лагерь…

— Нелегкий хлеб, — согласилась Наташа. А про себя подумала: Катя о лагерях и на чужбине не забудет.

Верблюды медленно шли вперед, позвякивая уздечками, солнце палило так, словно по календарю была не зима, а жаркое лето, а Наташе под это монотонное покачивание на спине "корабля пустыни" приходили в голову отнюдь не веселые мысли.

Как ни странно, но она не пыталась заглядывать в свое будущее, словно боясь увидеть нечто, чему она не сможет воспрепятствовать. А её настырные прабабки, которые совсем недавно донимали её своими советами и укорами, теперь опять куда-то делись.

Наташа взглянула на впереди идущего верблюда, на котором ехала Катерина с детьми, и увидела, как Пашка делает какие-то знаки. Ей? Нет, конечно, Ольке. Наверняка она отвечает ему тем же. Для ребятишек это развлечение, они даже не представляют себе, как опасно их путешествие…

Через некоторое время никто уже не думал о солнце, потому что чем ближе подъезжали они к горам, тем холоднее становилось. Тени удлинялись, тишина вокруг казалась все напряженней, а погонщик верблюда, на котором ехала Катя с детьми, до того заунывно напевавший что-то, тоже примолк.

— Что, небось, проголодались? — веселый голос Бориса прозвучал среди тишины как трубный глас; он о чем-то негромко спросил погонщика и перевел остальным:

— Осталось ехать всего с полчаса. Там и поедим. Самые проголодавшиеся могут получить у наших проводников по кусочку сушеной дыни…

Ночь стремительно катилась с гор. Кажется, прошло совсем немного времени, и окрестности, будто на них враз накинули огромное покрывало, погрузились в кромешную тьму. Теперь седоков удивляло то, то верблюды не сбавили шаг, а продолжали идти по одной им видимой тропе, пока гортанный крик погонщика и проводника в одном лице не вывел их из состояния привычного монотонного движения.

Кажется, все седоки повалились на землю тут же, рядом с опустившимися верблюдами.

Потом их куда-то отвели. Скрипела калитка, кто-то говорил на незнакомом языке, а всем шестерым в руки сунули пиалы с горячим чаем и теплыми лепешками закутанные до глаз женщины.

После ужина их проводили в небольшую глинобитную хибару, где на полу лежали не то циновки, не то коврики, и высокий мужчина в тюрбане бросил только одно слово:

— Спать!

Кажется, никто — ни взрослые, ни дети — не пренебрегли этим не то советом, не то приказом. Повалились на пол и уснули.

А утром… Нет, утром это время суток все-таки можно было назвать с натяжкой, потому что на улице стояла такая же темень, как и тогда, когда они в этот кишлак прибыли.

Только на этот раз царила тишина. Кишлак спал. Борис передал слова проводника: всем держаться друг дружки, идти за ним, не отставая и смотреть под ноги.

— На что, интересно, смотреть под этими ногами? — тихонько пробурчала Ольга.

А Пашка так же тихо предложил:

— Держись за меня, я в темноте как кошка вижу, спроси у мамы.

— Это у тебя от отца, — так же тихо буркнула Катя, вспомнив, как тихо умел ступать её первый муж Черный Паша и как действительно он хорошо видел в темноте.

Хуже всех, кажется, чувствовал себя маленький Севка. Будто он никак не мог проснуться: шел, постоянно спотыкаясь, так что Борис вынужден был взять его на закорки.

Проводник двигался быстро, и сопровождавшие его люди стали уставать. Узкая тропинка, по которой они теперь шли, поднималась все выше в гору, потому легко было лишь проводнику, к горам привыкшему.

— Послушайте, — наконец не выдержала Наташа, — вы не могли бы идти помедленнее? С нами дети.

— Никак нельзя, — с трудом подбирая слова, ответил тот, — надо быстро. Вперед! Пока нет солнца!

И они продолжали подниматься по тропе. Как ни странно, идти стало легче. То ли они привыкли, то ли тропа стала ровнее.

Теперь уже Сева шел сам, держась за руку матери. Следом шли Ольга и Павел, потом Наташа, и замыкал их цепочку Борис.

Постепенно тьма вокруг них начала рассеиваться — наступал рассвет. Проводник повернулся к Катерине, идущей вплотную за ним, и прошептал, коверкая слова:

— Скоро. Граница. Персия.

И тут прозвучал выстрел. Самое страшное, было непонятно, кто стрелял и откуда, но Сева, до того державшийся за руку матери, обмяк и бездыханный упал на тропинку:

— Севушка! Мальчик мой! Не-ет!

Ее животный крик многократно отразился в горах, и тут же наступившая после выстрела тишина взорвалась пулеметной очередью.

Проводник гортанно бормотнул и завалился навзничь. Борис, подбежавший к лежавшему мальчику, пытался тщетно нащупать пульс, а потом с силой оторвал от него Катерину.

— Катя, очнись, ему уже ничем не поможешь! Мы все погибнем! Катюша, надо спасать живых!

Катерина с усилием подняла голову.

— Это мне… божье наказание… за убийство…

— Потом, Катенька, милая, потом!

— Мама, — сдерживая рыдание, позвал её Пашка, — мама, пойдем. Слышишь, сюда идут…

Снизу, уже не скрываясь, по тропинке поднимались какие-то люди. Скорее всего, пограничники. Из-под их ног в пропасть, идущую справа от тропинки, с шумом срывались камни.

Пашка и Ольга с двух сторон подхватили Катерину и потащили её за собой.

— Мама! — Ольга оглянулась на Наташу.

— Идем, доченька, мы идем, — одобряюще кивнула та, с болью в сердце глядя на тельце погибшего ребенка.

Но и она понимала, что надо торопиться. Теперь они почти бежали. И это было не очень трудно, потому что тропинка вела вниз.

К сожалению, и преследовавшие их пограничники смогли прибавить ходу, и теперь Наташе казалось, что она даже слышит их дыхание.

— Наташа, — с усилием выдохнул Борис, — беги, всем нам не уйти. Я их задержу.

— Господи, но каким образом? — удивилась она.

— Я тебе не говорил… у меня есть пистолет.

Наташа взглянула вперед на тропинку — Катя замедлила шаг, оглядываясь на них.

— Уходи! — махнула ей Наташа. — Уходи! Уводи детей! Мы вас догоним.

Долгую-долгую секунду Катя медлила. Словно взвешивала на одной чаше весов жизни своего сына и дочери единственной подруги, а на другой безжизненное тело младшего сына.

— Уходи! — строго повторила та, и Катерина с детьми побежала дальше.

Место, где Наташа с Борисом оказались, было удобным. С него одинаково хорошо просматривалась тропа, по которой ушла с детьми Катерина, и тропинка, по которой их настигали пограничники.

Борис спрятался за выступом скалы, увлекая Наташу за собой, когда как раз на тропе показался один из подоспевших пограничников. Борис выстрелил поверх его фуражки, потому что не мог стрелять в своих, даже уходя за рубеж. Пограничник исчез, а наступившую было тишину разорвал винтовочный залп. В замерших за скалой Наташу и Бориса ударил град откаловшийся от скалы мелких камешков.

Они ещё плотнее вжались в холодный шершавый камень, и Борис сказал:

— Наташенька, давай поцелуемся на прощанье… на всякий случай.

Они поцеловались, и Наташа торопливо произнесла:

— Боря, прости, я не сказала тебе самого главного.

— Для меня главное, любишь ли ты меня?

— Люблю. Но есть ещё кое-что не менее важное… Я жду ребенка.

— Ребенка? Ты ждешь ребенка?! Спасибо тебе, Господи! А я боялся, что на земле после меня ничего не останется… Ты должна немедленно уходить, слышишь? И сберечь нашего ребенка во что бы то ни стало! Я их задержу, у меня есть ещё пять патронов… Что ж, если мне все-таки придется кого-нибудь убить, я буду знать, ради кого… Иди!

Он толкнул Наташу, и она, пригнувшись, метнулась в сторону тропинки, но тут раздался выстрел, молодая женщина покачнулась и рухнула вниз с обрыва…