Данике так давно было холодно, что обжигающе-горячее одеяло, которым ее обернули, вырвало девушку их глубокого сна. Ее глаза открылись, и вздох сорвался с губ. Отголоски ее кошмарных снов отказывались стихать, не позволяя рассмотреть окружающую обстановку. Она видела только тьму, что перемежалась багряными полосами, словно ночь истекала кровью от смертельных ран. Она слышала лязг мечей, злобный смех демонов и звук катящихся по полу голов.
«Смерть, смерть», — твердил каждый ее вздох.
Успокойся, просто успокойся. Это все не настоящее. Ты же знаешь.
Бабушка некогда страдала от подобных снов. Снов, где правили демоны, и царило зло. Эти сны довели слабонервную женщину до попытки самоубийства в шестьдесят пять лет.
Сны не предсказывали будущее, поскольку они никогда не сбывались. Так было, пока Рейес и его друзья не появились в ее жизни. Но сны были настолько правдоподобными, что Даника понимала страх и боль своей бабушки.
По большей части сны были бурными, каждая мрачная сцена была пропитана воплями и обреченностью. Так было в течение всей ее жизни. Кровавые смерти. Обычно, проснувшись после очередной наполненной болью ночи, она рисовала все увиденное, чтоб выбросить это безумие из головы.
Однажды, не придумав ничего лучше, она показала родителям одну из своих зарисовок. Они так испугались и огорчились, смотрели на нее, как на одного из нарисованных ею же монстров, что больше она ни одной душе не показывала свои картины. Кроме того, ей самой не нравилось смотреть на них.
Хотя, порой к ней приходили абсолютно умиротворяющие видения. Ангелы, что парят в ярком лазоревом небе на распростертых крыльях из белых перьев. Их красота всегда восхищала девушку, и она просыпалась с улыбкой и полная сил, а не дрожащая в холодном поту, как сейчас.
— Я здесь, ангел. Я здесь.
Этот глубокий, богатый голос пришел из ее кошмаров и тех райских картинок, одновременно принадлежа небесам и преисподней, и действуя на нее подобно чарующему искушению. Пока она так лежала, плохие сны отступали, а тьма прояснялась: свет вытеснял ее из головы девушки.
Она рассмотрела спальню, но не ту, в которой она засыпала. В этой на стенах висело оружие: от метательных звездочек до мечей и кинжалов. Даже секиры. У стены стоял полированный туалетный столик, но стула рядом не было. Хозяин не садится там? Чтобы рассмотреть свое отражение или расчесать волосы?
Хозяин? Откуда ты знаешь, что эта комната принадлежит мужчине?
Она размеренно дышала, ощущая знакомый аромат сандалового дерева и хвои. Ох, она знала. Определенно хозяин спальни мужчина и именно тот самый. Осознание потрясло ее до глубины души. Может быть, она все же ошиблась. Пожалуйста, пускай она ошибается.
Кровать была застелена черным хлопком; повернув голову, Даника увидела, что рядом с ней находится полуобнаженный мужчина. Мужчина, чья кожа напоминала шоколад и мед, под которой бугрились рельефные мускулы. На груди его не было ни волоска, но от одного плеча до другого тянулась угрожающая татуировка—бабочка, что захватывала и шею мужчины. Угрожающая бабочка — два слова, которыми можно было описать только одного мужчину.
Рейес.
— О, Боже.
Она резко села, отталкивая его. Задыхаясь, девушка отползла на край кровати, опасаясь поворачиваться к нему спиной. Ей вспомнился обрывок их разговора со Стефано.
— Что, если они попытаются убить меня?
— Этого не случится, — уверенно ответил он.
— Откуда вы знаете? Вы не можете быть уверены.
— Они — мужчины. Ты — женщина. Подумай сама. Кроме того, они могли и ранее причинить тебе вред, но не сделали этого.
— Они предупреждали, чтоб я держалась от них подальше.
— Почему?
— Не знаю.
— Так узнай. Узнай все, что сможешь. Про их оружие, их слабые места, их планы, их вкусы и предпочтения. У тебя будет телефон. Маленький, его легко спрятать. Даю тебе день, чтоб освоиться. После этого мы будем созваниваться каждую ночь, если получится.
— А как же вы? — спросила она, просто не желая в том момент обдумывать опасность подобного шпионажа. — Вы не женщина. Но вы умны, а они убьют вас, если найдут здесь.
— Ко времени их прибытия меня здесь не будет. Я буду наблюдать издалека, если смогу. Остальные будут тебя охранять, чтоб удостовериться, что Повелители не намерены причинить тебе вред, так что не беспокойся. Эти люди готовы пожертвовать жизнями, чтоб обеспечить падение демонов. Не дай их смертям оказаться напрасными.
— Что? Черта с два. Я не хочу, чтоб кто-либо приносил себя в жертву.
— Тебе будет спокойнее, если я скажу, что они сбегут, как только появятся Повелители?
— Да.
— Значит, они сбегут.
Однако случилось ли это?
Рейес медленно сел, и их взгляды встретились в жаркой схватке. Его взор был таким же темным, как и его кожа, и буйным. Ее — слегка влажным от непрошенных слез. Его губы напряженно изогнулись. Девушка опустила глаза и осмотрела торс воина. Его соски были так остры, что могли бы порезать стекло; три раны заживали: на плече, груди и животе.
— Где я? — тихим шепотом спросила она.
— В моем доме.
— В Будапеште?
— Да.
Он прищурилась, не в силах вспомнить, чтоб ее перевозили с места на место.
— Как я здесь оказалась? Как ты нашел меня?
Он отвел взгляд, прикрывая глаза ресницами.
— Ты знаешь, что я не человек. Ведь правда?
Даника желала бы не знать этого и не начинать подобный разговор.
«Что ж, Рейес, я знаю, что ты демон. Твой заклятый враг открыл мне на тебя глаза и сейчас я здесь, чтоб помочь ему уничтожить тебя»
— Ты пришел за мной, — сказала она, меняя тему. Одна часть ее надеялась на это, другая — боялась этого.
— Да, — повторил он.
— Зачем?
Сейчас, когда его взгляд не держал ее в плену, она сумела осмотреть саму себя. Хвала Господу, она была по-прежнему одета. Свитер с нее сняли, но ее белая футболка все так же была покрыта пятнами жира и крови — ее и мужчины, которого она ранила, а джинсы были порваны в схватке с напавшим на нее. От нее воняло. Сколько она уже носит эту одежду?
Внезапно кровать вздрогнула, и ее взгляд вернулся к Рейесу. Он прислонился спиной к изголовью, увеличивая между ними расстояние. Это должно было порадовать ее. Да, должно было бы.
— У меня такое чувство, что я всегда буду приходить за тобой.
Его сердитый голос прорезал тишину, а обвинительное выражение лица взваливало весь груз ответственности на нее.
Вновь глаза девушки стали узкими щелочками.
— Позволь угадать. Ты всегда приходишь за мной потому, что тебе нравиться причинять мне вред. Почему же тогда ты просто не убил меня во сне? Я бы не смогла сопротивляться. Ты мог бы запросто перерезать мне глотку. Разве не это ты собираешься в конечном итоге сделать? Или передумал?
На лице мужчины заходили желваки. Он хранил молчание.
— Ты захватил и мою семью тоже?
Ответа не последовало. Новое движение челюсти.
— Отвечай мне, черт тебя побери! — она ударила кулаком по матрасу. Отчаянный и панический жест не принес облегчения от внезапно шевельнувшегося в груди ужаса. — Ты знаешь, где они? Знаешь, живы ли они?
Наконец-то он соизволил вновь заговорить.
— Я ничего им не сделал. Даю слово.
— Лжец!
Даже не поняв, что творит, девушка оказалась рядом с ним, залепила пощечину, а потом заехала кулаками по ранам, чтоб причинить еще больше боли.
— Ты что-то знаешь. Ты должен что-то знать.
Веки мужчины опустились, и блаженная улыбка изогнула уголки его губ.
Ее гнев усилился.
— Ты находишь это забавным? А как насчет такого?
Закипая и сама не понимая, откуда взялось ее возбуждение, она подалась вперед и впилась зубами в его шею, мгновенно ощущая вкус крови.
Он застонал. Руки запутались в ее волосах, не отрывая от себя, а притягивая ближе. Она не оказала сопротивления, не смогла. Угольки ее злости и беспомощности смешивались, распадались и превращались в нечто неопределенно сладостное. Его жар…такой чудесный, такой чертовски приятный. Он обжег ее до глубины души, языки пламени лизали, поглощали ее. Ей нравилось это, нравилось ранить его, чувствовать его под своими губами, и от осознания этого ей стало стыдно.
Меж ее ног его плоть восстала и затвердела. Звук его следующего стона смешался с ее собственным. Он выгнулся ей навстречу — да, именно так — и она процарапала ногтями дорожки по груди к его соскам.
Грубый звериный рык наполнил ее слух, когда его руки легли на ее талию, сжали. Он потерся бедрами. Снова. Она хотела, чтоб он продолжал это делать. Но через минуту он замер.
— Прекрати, Даника. Ты должна остановиться.
Нет, она не желала останавливаться. Она хотела — что, черт тебя побери, ты творишь? Кусаешь врага?
Ее челюсть расслабилась. Судорожно вдыхая, девушка отпрянула. Он опустил руки, на лице его отразилась мука и напряжение. Тыльной стройной дрожащей ладони она вытерла рот. Все тело ее сотрясала дрожь. Соски превратились в ноющие бусинки, а живот сжался. Металлический привкус покрывал язык.
Рейес передвинулся, накрывая одеялом свое явственно просматривающееся сквозь джинсы естество. Щеки мужчины пылали. Ему было стыдно? Кровь капала с шеи и струилась по груди точно узкая извивистая речушка. Пока она таращилась, кровь засохла, и след от укуса частично зажил, покрываясь струпьями.
«Монстр», — напомнила она себе. — «Он — монстр».
Ужас — от собственных чувств и действий и от сущности этого мужчины — охватил ее. Должно быть, он отразился и в ее лице, так как Рейес проговорил:
— Больше не прикасайся ко мне, и я не трону тебя.
— Не волнуйся, — неистовая судорога завладела ее телом, и ей пришлось обхватить себя руками. Она хотела сделать ему больно, а ей даже понравилось. Серьезно, что с ней такое твориться? — Я и близко к тебе не подойду.
— Хорошо, — он помолчал, скользя взглядом по ее фигуре. Ища раны или нечто более эротичное? — Что те люди сделали с тобой?
Сейчас он говорил равнодушно, словно ответ ее не имел никакого значения.
Это безразличие раздражало ее. Она ненавидела его, так почему же хотела, чтоб он переживал за нее?
— Они…
Голова девушки внезапно пошла кругом. Тяжелый стон прорезал воздух. Даника поняла, что стонала она сама. Веки опустились, такие тяжелые, что она не могла более держать их открытыми. Она решила, что адреналин исчерпался, лишив ее сил.
Как давно она уже не ела? Стефано не кормил ее, только каждые пару часов давал пару глотков воды. И колол ее чем-то, от чего мозг ее туманился, и она возносилась в небеса перед тем, как свалиться в бушующий океан и разлететься осколками.
— Мы не можем слишком облегчать их задачу, — говорил Стефано. — Мы знаем, что демон Смерти пойдет по оставленному следу и не заподозрит, что мы ждем его. Нам пришлось приложить немало усилий, чтоб этот твой плен выглядел правдоподобно, и не хочу испортить все в последний миг. Потому никакой еды, свежей одежды. Мы можем усыпить тебя или избить. Что предпочтешь?
— Ни то, ни другое.
— Выбирай или я сделаю выбор за тебя. Не забывай, Даника, ты делаешь это ради своей семьи.
— Слишком большая цена за мою информированность, — обиженно усмехнулась она. — Давайте свое снотворное. Опять, очевидно.
— Даника, что эти люди сделали с тобой?
Настоящее столкнулась с прошлым, отрывая ее от этих сюрреалистических размышлений. Глупая девчонка. Рядом с Рейесом надо быть начеку.
Она открыла глаза. Поняла, что с трудом различает окружающую обстановку, а Рейес просто темное пятно перед ней. Его пальцы сжимали ее плечи и тянули вниз…бережно…нежно… Когда зрение прояснилось, она заметила, что его обычно резкие черты лица смягчились, светясь заботой.
— Не прикасаться, — пробормотала девушка. Восхитительное тепло опять окутало ее. Возможно, в этом виновата выпитая ею кровь демона. — Мы же договаривались.
— Шшш, — его дыхание скользнуло по ее щеке, такое теплое, как его прикосновение. — Отдохни. Поговорим потом.
— Отправляйся к чертям в ад.
Он прекрасно расслышал ее слова.
— Разве ранее мы не обсудили эту тему? Я уже там.
«Сопротивляйся. Борись с ним!»
Она попыталась, на самом деле, но темный туннель затягивал ее все глубже и глубже.
— Где моя…мама? Сестра? Бабушка?
— Уверен с ними все в порядке.
Пальцы погладили ее лоб, бровь, мягко закладывая пряди волос за уши.
— Я хочу… увидеть…их. Я не буду…спать. Ты не сможешь меня заставить. Хочу есть.
— Я накормлю тебя.
Легкое прикосновение…губ? Да, он коснулся губами уголка ее рта.
Она глубоко вдохнула, неожиданно утопая в аромате мужчины и пряностей и чувствуя себя невыразимо счастливой от этого.
— Ненавижу тебя, — проговорила она, желая на самом деле это ощущать.
— Знаю, — прошептал он ей на ухо, обжигая своим теплым дыханием. — Спи, ангел. Ты в безопасности. Я больше не позволю, чтобы что-то плохое случилось с тобой.
Она обмякла. Прохладный матрас прижался к ее спине. Пламя сверху, лед внизу. Не в силах более противиться, она провались в темноту туннеля. Забытье поглотило ее.
Она здесь, в его кровати. На его ложе.
Ожидание ее пробуждения было само по себе отличной тренировкой выдержки, и Рейес начинал побаиваться, что Даника не проснется никогда. Затем она на миг приоткрыла веки, открывая его взору свои яркие изумрудные глаза, и тут он получил настоящий урок самобичевания.
Демону Боли не понравилось, что Рейес на цыпочках покидал комнату. Еще, он желал еще укусов и царапин, и боли.
«Нет».
Демон рычал в его голове.
Рейес подошел к двери, бросив лишь один взгляд через плечо. Темные локоны Даники разметались по его подушке, ее лицо покоилось там, где обычно спал он. Мужчина исполнился гордостью от осознания этого. В эту минуту она могла вдыхать его запах, делая его частью себя.
Или же нет.
Даника спала беспокойно, глаза метались под веками, тело содрогалось, легкие стоны вырывались из груди. Снилось ли ей то, что с ней проделывали Ловцы? Что они с ней делали? Пытали, чтоб получить информацию? Насиловали?
Она не ответила, когда он спрашивал, вообще ничего не сказала. Он не давил на нее, однако заметил, как ускорилось пульсирование жилки на шее девушки, как она побледнела и паника отразилась в ее прекрасных глазах.
Сжимая кулаки, он спустился вниз по лестнице на кухню. Скоро. Он увидит ее снова, снова будет говорить с ней и узнает правду. Должен узнать. И, возможно, к тому времени он забудет ужас, отразившийся в ее взгляде, когда она поняла, что он наслаждался укусом.
Боги, тот укус. Его сердце еще не успокоилось от удовольствия после него. Он обнимал Данику, а ее маленькие острые зубки впивались в его шею. На один миг она страстно откликнулась: она хотела его, не могла удержаться и не тереться о его член. Затем он понял, что не его она хотела, но саму боль. Демон уже затмил ее разум и Рейес приказал девушке остановиться. Она отпрянула. Физическая агония, испытанная им в тот миг, была смой худшей за всю его жизнь — и самой лучшей.
Демон Боли жаждал продолжения.
Трясущимися руками Рейес открыл холодильник. Парис закупал продукты, потому Рейес никогда не знал, что сможет найти. Сегодня выбор пал на мясо и хлеб. Что ж, получится сэндвич.
— Где Аэрон? — раздался позади голос Люциена. — Я выполнил свою часть сделки. Пришел твой черед.
Рейес не обернулся.
— Я отведу тебя к нему. Утром.
— Нет. Ты сделаешь это сейчас.
Рейес вытащил упаковку с мясом индейки и ветчину, по очереди их рассмотрел и пожал плечами. Не зная, что бы предпочла Даника, он решил принести ей и того и другого.
— Даника слаба и голодна. Я позабочусь о ней и тогда буду весь в твоем распоряжении.
Обычно такой спокойный Люциен издал низкий рык.
— Каждая проведенная им в заточении минута наверняка кажется ему невыносимой. Наши демоны не в силах терпеть плен своих хозяев, и тебе это известно. Скорее всего, Гнев вопит об освобождении.
— Надо ли мне вновь напоминать тебе, что он умолял об этом? И, как я понимаю, едва Аэрон окажется здесь, его придется…заточить? Какая разница если тюрьма находиться в другом месте? Кроме того, он не желает находиться рядом с нами.
Рейес бросил упаковки на стол и взял буханку хлеба. Пшеничный.
Любит она хлеб или батон? После минутного раздумья он решил использовать оба. На всякий случай. Распаковав батон, он принялся его нарезать.
— Я прошу всего лишь одну ночь.
— А если он умирает? Да, мы бессмертные, но при стечении неблагоприятных обстоятельств можем отдать концы, как любая живая душа. И это ты прекрасно знаешь.
— Он не умирает.
— Откуда ты знаешь? — настаивал Люциен.
— Неким образом я каждую минуту чувствую, как внутри меня пылает его отчаяние. Оно усиливается к каждой секундой, и я уверен, что он полностью во власти Гнева, — Рейес вдохнул, задержал воздух внутри, затем медленно выдохнул, подавляя внезапный приступ ярости. — Еще пару часов. Это все, что я прошу. Ради меня, ради Даники. Ради него.
Повисла напряженная пауза. Он положил два куска мяса на ломти хлеба и сложил их вместе.
— Хорошо, — согласился Люциен. — Несколько часов.
Он ушел, громко стуча каблуками.
Рейес изучающе осмотрел сэндвичи.
— Маловато, — пробормотал он. Смертным необходимо разнообразие. Ведь именно это говорит Парис о своих любовницах? Нахмурившись, Рейес снова порылся в холодильнике. Взгляд воина упал на упаковку пурпурных виноградин. Да, отлично. В прошлое свое пребывание здесь Даника за считанные минуты расправлялась с гроздями винограда.
Он перемыл все содержимое пакета и разложил виноград вокруг сэндвичей.
Что бы она захотела выпить? Воин направился вновь к холодильнику. Нашел там бутылку вина, графин с водой и упаковку апельсинового сока. Он точно знал, что Данике вино нельзя давать. Оно было приправлено небесной амброзией и однажды едва не погубило женщину Мэддокса Эшлин.
Рейес отставил охлажденную бутылку в сторону и наполнил высокий стакан соком.
— Проклятье, парень. Ты хочешь накормить армию?
Рейес бросил быстрый взгляд через плечо. Сабин прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. Он был таким же современным модником, как и Парис, на груди его футболки красовались Пираты Карибского моря, однако ему не хватало Парисовой утонченности.
— Она голодна.
— Да я уж догадался. Но при ее комплекции она вряд ли сможет слопать все это. Кроме того, она только что провела три дня у Ловцов. Ты должен помучить ее голодом, расспросить о деталях, и только получив ответы, накормить ее.
Протягивая руку, чтоб завладеть одним из сэндвичей, Сабин подался вперед.
Рейес схватил запястье друга и сжал.
— Сделай себе сам или останешься без руки. И она не сотрудничает с Ловцами.
Сабин изогнул бровь, изображая любопытство.
— Откуда ты знаешь?
У него не было ответа, но он не позволит кому-либо причинить вред Данике.
— Просто держись подальше от нее, — сказал он. — И оставь еду в покое.
— С каких пор ты стал так щедр? — поинтересовался Гидеон, внезапно оказавшийся с другой стороны. Он завладел сэндвичем прежде, чем Рейес сумел помешать.
«Щедрый» равноценно «жадный» в поставленном с ног на голову мирке Гидеона.
— Отвали, — прорычал Рейес.
Оба воина захохотали.
— Ага. Как скажешь, — бросил Сабин, и схватил сэндвич свободной рукой.
Рейес стиснул зубы.
«Я не подниму оружие против своих друзей. Я не подниму чертово оружие против своих друзей».
— Ох, чудненько! Еда, — в комнату вошла Анья бок обок с Эшлин, которую держала за руку. — Я не ошиблась, решив, что слышу сладкий аромат кулинарного гения.
Перед глазами Рейеса появился красный туман, и он схватил тарелку и стакан прежде, чем женщины смогли хоть что-то отобрать.
— Это для Даники, — резко сказал он.
— Но я на самом деле люблю индейку, — поджала губки Анья. Она была высока для женщины, но даже на четырехдюймовых каблуках доходила лишь до Рейесового подбородка. — Кроме того когда я готовлю сэндвичи сама, у меня никогда не получается так же вкусно, как и у тебя. Есть нечто особенно вкусное в еде, приготовленной руками мужчины.
— Это не моя забота, — он попытался обойти ее, но девушка вновь оказалась перед ним, упирая кулаки в бока. Воин вздохнул, зная, что она подставит ему подножку, если он вознамерится пройти мимо. — Люциен приготовит что-нибудь для тебя.
— Он собирает души, — вновь недовольно нахмурилась Анья.
— Тогда Парис.
— Он в городе в постели очередной дурехи, нимфоман эдакий.
— Поголодай, — без сочувствия в тоне ответил Рейес.
— Я приготовлю, — предложила Эшлин, поглаживая свой слегка округлившийся животик. Ее беременность начинала проявляться. — И пока я буду этим заниматься, хочу услышать все про Даннику.
Рейес не был уверен в своем отношении к появлению малыша. Будет ли тот демоном? Человеком? Он не мог решить, что будет хуже. Непрерывные внутренние терзания или смертность?
— Она в порядке. Больше сказать нечего.
— Приготовь что-нибудь и для меня, — попросил Эшлин Сабин. — Я голоден на девяносто семь процентов. Тот сэндвич, что я стащил, помог самую малость.
— Я сыт по самое горло, — сказал Гидеон, а это означало, что он на грани голодной смерти. Он отряхнул руки, чтоб избавиться от крошек.
— Мальчики, как вам не стыдно заставлять беременную женщину делать все за вас, — хмыкнула Анья.
— Эй! — Сабин ткнул пальцев в сторону прекрасной богини. — Ты же позволяешь беременной женщине готовить сэндвич тебе. Так в чем же разница?
— Беременна она или нет, а я позволю ей сделать сэндвич и мне тоже.
При звуках этого хриплого голоса все замерли. Обернулись. Дружно вздохнули. После чего так же дружно воскликнули:
— Торин!
Улыбаясь и раскрыв объятья, Эшлин шагнула к выздоравливающему воину. Анья вцепилась ей в плечо и дернула девушку обратно.
— Он — демон Болезни, сладчайшая, — произнесла богиня. — Если прикоснешься, то заболеешь, забыла уже?
— Ой, да, — улыбнулась Эшлин. — Рада, что тебе лучше.
Торин улыбнулся в ответ, хотя на лице его были заметны следы грусти и тоски.
— Я тоже.
Он выглядел точно так, как помнил Рейес… до того, как Ловцы перерезали ему горло от уха до уха. Светлые волосы, черные брови и яркие зеленые глаза. Совершенная мужская красота и беспредельный ужас. Он носил черные перчатки, которые закрывали его руки от кончиков пальцев до подмышек, поскольку он не мог прикоснуться к другому живому существу, не заразив того болезнью. Даже к бессмертному. Сами воины бы не заболели, но разнесли бы заразу среди людей.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил у него Рейес.
— Мне лучше, — взгляд зеленых глаз опустился к тарелке в руках Рейеса. — И я голоден.
— Прочь, — ответил Рейес. — Я рад, что тебе лучше, но поделиться мне уже нечем.
Улыбка Торина утратила оттенок грусти.
— Мне почти захотелось вновь оказаться прикованным к кровати. Тогда тебе пришлось бы с улыбкой подносить мне еду. Или знаешь что? — проговорил он, направляясь к Анье. — Твой друг взбирается по горе. Он без устали кричит, что желает перекинуть тебя через колено и отшлепать, потому я решил не убивать его, как приказывал Люциен. На правом бедре парня красуется кинжал, и другого оружия я не заметил. Он будет у входной двери в любую…
Тук. Тук.
Ухмыльнувшись, Анья захлопала в ладоши.
— Уильям здесь!
— Что ему понадобилось? — поинтересовался Рейес. — Люциен же сказал, чтоб он не возвращался сюда под страхом смерти, а ты ненавидишь его.
— Ненавижу? Да я обожаю его! Даже сделала так, чтоб он вернулся, держа в плену его любимую книгу. И, к твоему сведению, Люциен просто дразнил его угрозой смерти. Сейчас они ЛДН, клянусь.
Она вылетела из комнаты, счастливо хлопая в ладоши.
— Уильям! — через миг услышали находящиеся на кухне.
— Где моя книга, женщина?
— Где мои объятия, ты, огромный медвежонок?
— Это тот самый Уильям, который доводил Люциена до безумия, пока Анья оправлялась от потери ключа? — спросила Эшлин в то время как в к ней подошел Мэддокс и заключил в свои объятия. — И что за книга?
— Тот самый, — подтвердил Мэддокс, уткнувшись лицом в ее щеку. — Про книгу я не знаю. Этот Уильям не показался мне интеллектуалом. А что такое ЛДН?
— Лучшие друзья навеки.
Мэддокс нахмурился.
— Я не заметил, чтоб эти двое стали друзьями хоть на минуту. Кому-то придется посадить его под замок до возвращения Люциена.
Эшлин таяла в руках своего мужчины.
— Кажется, Анье он нравится. Предлагаю оставить его в покое. Чем больше компания, тем веселее, ведь правда?
Рейес закатил глаза. Казалось, что в крепости каждый день решили устраивать вечеринки.
Пока Эшлин с мужчинами горячо обсуждали, кто и что будет готовить и что им делать с загадочным Уильямом, Рейес наконец-то смог сбежать, бережно удерживая тарелку и стакан.
«Ненавижу тебя», — так сказала Даника.
«Я знаю», — ответил он ей и говорил честно. Некогда он держал ее и ее близких в плену. Он помог Ловцам обратить на нее внимание. У нее были все причины презирать его. Но сейчас ему хотелось сделать для нее нечто хорошее. Нечто, о чем она бы могла с улыбкой вспоминать по прошествии времени. Даже если это была простая еда.
Он поднимался по лестнице, стараясь не пролить ни капли. Скорее всего, она еще спит. Ему не нравилась мысль будить ее, но так будет лучше. Его беспокоила ее бледность и залегшие под глазами синяки. Ей нужно подкрепиться.
Пока она здесь, он будет хорошо о ней заботиться. Она ни в чем не будет нуждаться.
Он проскользнул в комнату, но резко остановился, достигнув края кровати. Во рту пересохло, а красная мгла вновь затмила глаза. Черные простыни были смяты. Постель пуста.
Даника пропала.