Глава 19. Латифа. Илидор. Чертоги



Латифа неспешно прогуливалась по Саду, внимая старинным легендам, услышанным от вековых деревьев и смеясь над последними слухами и сплетнями, рассказанными легкомысленными, но очень романтичными цветами. Она очень любила этот Сад, и он отвечал ей взаимностью. Он с удовольствием делился с ней всеми своими секретами, а она умела так коснуться пальчиком молодых побегов, что они тут же начинали радостно звенеть, наливаясь сочной зеленью, от ее дыхания прекрасные цветы начинали благоухать и распускаться, желая ей понравиться, а птицы замирали от звука ее голоса, чтобы потом подхватить изящную, тончайшей красоты мелодию, и вторили ей, радуясь, что их пение пришлось по душе прекрасной Латифе.

Однако была тайна, о которой сад молчал, тайна, которая интересовала красавицу-эльфийку больше всего на свете. Вот уже много лет она пыталась разузнать, что же произошло здесь, в этом саду, среди ее любимых цветов и деревьев, о чем сейчас никто и ничто не может ей рассказать, или же просто не хочет, заставляя ее мучиться от любопытства, с которым она была уже не в силах совладать. В первое время она даже очень сердилась и обижалась на Сад, но он так грустил, понимая, что огорчает свою любимицу, что зелень листвы тут же начинала блекнуть, а цветы — чахнуть, удрученно склоняя до земли свои некогда яркие разноцветные бутоны.

Заметив это, Латифа раскаялась и принялась ухаживать за Садом с еще большей любовью, пообещав никогда больше на него не злиться, и мир был восстановлен. Но тайна так и осталась недоступной для любознательной эльфийки. Дабы не огорчать своих маленьких друзей, Латифа к этому вопросу более не возвращалась, а спросить больше было не у кого. И она решила подождать, пока время все расставит на свои места и прольет свет над неизвестностью, лишившей ее покоя вот уже на много лет. Но время, видимо, пока не пришло.

Она встряхнула прекрасными иссиня-черными локонами, отгоняя свою навязчивую идею. Птицам это очень понравилось — они тут же радостно защебетали, глядя, как туманная дымка тягостной задумчивости покидает тончайшие черты лица их любимой гостьи, а на ее изящных губах вновь начинает играть светлая улыбка. Латифа рассмеялась над простодушной, наивной радостью мелких пташек, отстегнула от пояса маленький расшитый мешочек, высыпала на ладонь несколько зерен и протянула им угощение, вызвав бурный восторг пернатых.

Покормив своих питомцев, она собралась уходить, даже приготовилась, по уже давно установившейся традиции, спеть своим друзьям прощальную песню, как вдруг затаилась, к чему-то прислушиваясь. Птицы, цветы и деревья тоже замерли, но уже через мгновение деревья восторженно зашелестели листвой, птицы запели торжественную песнь, а цветы все до одного распустились и потянулись головками в сторону, откуда сейчас должен был появиться их Повелитель. Сама Латифа, быстрым движением пристегнув мешочек к поясу, склонилась в церемониальном почтительном поклоне. Ее головы коснулась легкая рука, осеняя благословением и приказывая выпрямиться. Она подняла голову.

Перед ней стоял Владыка Илидор, Верховный Маг эльфийского народа, хозяин легендарных Изумрудных Чертог, в которых ей выпала великая честь гостить столько, сколько ей вздумается… и вовсе не из-за того, что ее отец, Талиэн, был министром Илидора, бывая здесь довольно часто — это ровным счетом ничего не значило.

Латифа когда-то была очень дружна с сыном Верховного Мага, молодым Эльстаном… Тогда она относилась к нему скорее как к доброму старшему брату, будучи еще слишком юной для того, чтобы ее светлые чувства окрашивались в романтические тона — и надо отдать должное сыну Владыки, он прекрасно это понимал. Он играл с ней в наивные детские игры, попутно развивая ее Дар. Он научил ее разговаривать с деревьями, цветами и птицами, он был ее Учителем магии, он разбудил в ней дремавшую Силу, сейчас позволяющую ей взращивать Сады и повелевать духами Лесов.

Но Эльстан покинул Чертоги уже много лет назад. Она не знала, что послужило тому причиной, но чувствовала, что с ее молодым господином произошло нечто непоправимое… Какое-то несчастье, о котором она тщетно силилась узнать у Сада… Иначе он не ушел бы, не попрощавшись с ней…

Владыка Илидор сказал, что его сын дал обет скитания и покинул дом на столько времени, сколько прикажет ему судьба. Возможно, навсегда. И попросил ее никогда более не возвращаться к этой теме. Тогда Латифа в первый раз увидела в бездонных глазах вечного Владыки Илидора, пришедшего на Элантиду вместе с богами, жгучую, невыносимую боль, от которой разрывалось сердце, и поклялась никогда не тревожить и не огорчать Владыку.

Однако это не помешало стать ей частой гостьей в Чертогах — оказалось, что так ухаживать за Садом, как она, не может никто — Сад ее полюбил и всегда тосковал без своей подруги и хранительницы, с трудом слушаясь других садовников и мгновенно расцветая при звуке ее легких шагов и переливах серебристого голоса. Заметив это, Илидор сам попросил ее бывать здесь, за что она была ему безмерно благодарна.

Сейчас Владыка был задумчив. Настолько даже, что явно не ожидал ее здесь увидеть. Она с удивлением заметила, что обычно спокойное выражение абсолютной уверенности покинула лицо Илидора, что было ему крайне не свойственно. Ей всегда казалось, что ничто на свете не способно сломить или даже пошатнуть могучий дух Владыки, существовавшего в ее понятии от начала времен. Илидор был для нее светом, воплощенной Силой.

— Владыка, — снова склонилась она, испугавшись отсутствующего взора верховного мага, — прости, что посмела нарушить твое уединение…

Он мягко улыбнулся. Его правильные черты лица засветились привычным выражением несокрушимого духа. Латифа облегченно вздохнула. Илидор слегка погладил ее по голове.

— Ты ничего не нарушила… Это я вторгся в твой Сад…

Латифа распахнула черные глаза, взмахнув длинными ресницами.

— Владыка, я благодарна вам, что вы милостиво разрешаете мне приходить в этот прекрасный Сад, но… я здесь всего лишь гостья, и называть этот Сад моим…

Илидор рассмеялся. Его изумрудные глаза засветились жизнью и волосы цвета пшеницы, струящиеся живой сплошной волной до середины спины, будто налились силой, которую утратили незадолго до этого, под влиянием дурного расположения духа и непонятной тоски, охватившей Владыку. Но сейчас он снова приходил в норму, молодея на глазах. Глаза засияли, волосы заиграли под лучами ласкового солнца, даже птицы, заметив это, ответили хором ликующих трелей, радуясь возвращению своего возлюбленного Повелителя из темного мира печали.

— Спасибо, маленькая фея, — поклонился Илидор с искренней благодарностью. — Ты мне очень помогла. А насчет Сада… он действительно отчасти твой — ты ему очень нравишься!

Латифа смутилась, но Илидор только покачал головой.

— Ты прекрасный специалист, понимающий духов Леса. Это, конечно, не редкость — каждый эльф обладает таким даром в той или иной степени. Но внушить духам такую любовь, какую они испытывают к тебе — согласись, подвластно только единицам.

Латифа насупилась, совсем по-детски кусая губы.

Илидор продолжал.

— Я говорил с твоим отцом, маленькая фея. Не буду ходить кругами, спрошу сразу — это правда, что ты отказываешься выходить замуж?

Латифа ответила не сразу, убедившись сначала, что Владыка настроен миролюбиво и сильно ругать ее не собирается. На какое-то мгновение ей стало ужасно смешно — она уже давно взрослая девушка, завидная невеста с прекрасным образованием и отличными манерами, настоящая гордость своего отца, но… в разговоре с Илидором она всегда терялась и чувствовала себя маленькой девочкой, ребенком, каким она была много лет назад, самозабвенно играя с Эльстаном. Что интересно, она несколько раз была при дворе великого Повелителя эльфов, Верховного Владыки Элионеля, но перед ним она никогда не робела и вела себя как подобает настоящей светской девушке. Хотя, несомненно, испытывала к нему чувство глубокого уважения и безграничной преданности.

А вот такое смущение она испытывала только здесь, в Изумрудных Чертогах, теряясь и зачастую забывая о великосветских манерах, нещадно позоря своего отца, ужасно щепетильного в таких вопросах, который души не чаял в своей дочери, и потому воспитывал ее непрестанно.

— Владыка, — уклончиво ответила Латифа, — боюсь, что вы меня не совсем верно поняли…

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Илидор. — Как же я мог тебя понять, когда ты еще ничего не сказала?

Латифа опустила ресницы.

— Я не собираюсь отказываться от замужества вообще… я просто не хочу выходить замуж за… господина Лантанэля… — совсем стушевалась она.

Илидор понимающе кивнул. А потом спросил прямо.

— А за кого?

Она вскинула на него свои черные глаза, уверенно и пронзительно вглядываясь в самую глубину его души.

— Латифа, — неожиданно тихо заговорил Илидор, — он не вернется.

Девушка кивнула.

— Владыка… разрешите, я заговорю на запретную тему? — она выдержала паузу и, получив молчаливое согласие Илидора, продолжила. — Я не испытываю никаких иллюзий по поводу возможного возвращения господина… — она запнулась, — господина Эльстана. Я также понимаю, что когда… если он все-таки вернется, он будет совершенно другим, не таким, каким я знала его раньше, но и я тоже изменилась. Я понимаю, что нам придется знакомиться заново, поэтому…. Если вас это волнует, я отказываюсь от замужества вовсе не из-за того, что… — она смутилась, но все же закончила свое горячее заявление, — вовсе не из-за вашего сына.

Илидор слегка поджал губы, размышляя над ее словами.

— Я не помню, чтобы упоминал имя Эльстана в своем вопросе… — задумчиво прищурился он.

Латифа покраснела.

— Вслух — нет, — возразила она.

Илидор улыбнулся.

— Хорошо, я рад, что твой отказ никак не связан с моим сыном. Но тогда — почему? Маленькая фея, я знаю тебя слишком давно, и мне бы не хотелось, чтобы ты говорила недомолвками, пытаясь со мной хитрить.

— Прости, Владыка… просто я не люблю Лантанэля, — пожала она плечами.

Илидор кивнул. Потом заговорил с неожиданной мягкостью, в которой звучала глубокая печаль. Латифа слушала, внимая каждому его слову.

— Однажды я совершил непростительную ошибку, за которую расплачиваюсь поныне непомерной ценой. Я приказал своему любимому сыну жениться на женщине, которую он никогда не знал прежде, руководствуясь отнюдь не отцовской любовью, а, как мне тогда казалось, высшим долгом, поступая так, как должен был поступить Владыка Изумрудных Чертог. Я не стал спрашивать желания Эльстана, а он не решился мне перечить, и я дал согласие на этот брак, — из его груди вырвался сдержанный вздох, разбивающей сердце Латифы, — и в конечном итоге я потерял сына, — он помолчал несколько мгновений, усилием воли сохраняя невозмутимое спокойствие. — Теперь же, по прошествии стольких лет я не хочу повторять подобной ошибки. Если ты, маленькая фея действительно не хочешь выходить замуж за, несомненно, достойного Лантанэля, я не буду тебя заставлять. Ты довольна?

Латифа склонилась в благодарственном поклоне.

— Владыка, ты знаешь, моя преданность тебе не знает границ…

— Что-то еще? — недоуменно приподнял бровь Илидор.

— Владыка, мой отец… очень надеется на этот брак.

Илидор покровительственно улыбнулся.

— Не переживай, маленькая фея. Я скажу ему, что ты очень нужна здесь, и твое замужество может сильно помешать твоей службе в Изумрудных Чертогах… Думаю, он не будет возражать?

Латифа восхищенно взмахнула ресницами.

— Возражать?! Тебе, Владыка?! — воскликнула она.

Илидор рассмеялся.

— Только учти, у тебя прибавится много обязанностей. За моим Садом будешь ухаживать только ты, да и за другими садами тоже. К тому же тебе придется появляться почти на всех официальных приемах… уже самостоятельно, не как дочь моего министра Талиэна, а как высокородная эльфийка, занимающая пост при дворе… Повторяю, это очень ответственно, ведь на твои изящные плечики ляжет груз забот о лесах, садах и даже полях Изумрудных Чертог. Конечно, первое время тебе будут помогать почетные садовники, но потом…

Латифа едва сдержалась, чтобы не завизжать от восторга, судорожно вспоминая все правила хороших манер. Насколько она знала, раньше этим занимался Эльстан, но потом, после его исчезновения, Илидор так никого не назначил на эту должность Хранителя Садов, были только почетные садовники, около десяти эльфов, временно деливших между собой эту обязанность, но так, чтобы самостоятельно…

— Мой господин… — только прошептала она, задыхаясь от счастья.

Илидор легким движением поправил ее растрепавшиеся от волнения волосы, а потом улыбнулся и щелкнул ее пальцем по носу.

— Ты уже выросла, маленькая фея. А теперь помоги вырасти молодым побегам моего Леса.

С этим напутствием он слегка наклонил голову, потом тут же развернулся и покинул сад под трели влюбленных пташек и шелест листвы.

Латифа зажмурилась, боясь, что все, что только что произошло, окажется прекрасным сном, который неминуемо должен развеяться при первых лучах солнца. Однако птицы тут же запели торжественную песнь, чествуя нового Хранителя Садов, деревья вытянулись по струнке, а цветы почтительно склонили головы.

Латифа, чувствуя, как слезы счастья заливают ей глаза, обняла стройный ствол ближайшего дерева, а потом закружилась в танце Вечной Весны, парадном танце высокородных эльфов, празднуя начало нового этапа своей жизни, который совершенно неожиданно подарил ей Владыка Илидор. Она прекрасно понимала, что этот щедрый дар вместе с почетным званием принесет в ее жизнь много новых обязанностей, над которыми придется трудиться, не покладая рук, но как раз это ее не пугало. Она почему-то была уверена, что справится. Сейчас она больше всего на свете хотела доказать владыке, что достойна возложенной на нее чести.

А еще… она рассмеялась, представив, как вытянется лицо этого зануды Лантанэля, и закружилась в танце с еще большим воодушевлением.



Владыка Илидор сидел в изящном подвесном кресле на берегу озера, погрузившись в размышления, любуясь волшебным закатом, какой можно увидеть только здесь, в Чертогах Великого Мага. Небо было окрашено в сотни непередаваемых оттенков нежно-сиреневого цвета, кое-где переходило в розовый и даже почти алый, а где-то — становилось уже темно-фиолетовым и, наконец, иссиня-черным, и вся эта великолепная палитра отражалась в кристально чистой глади озера, по которой время от времени пробегала серебристая рябь, окрашивая серебристое зеркало прозрачных вод в причудливые тона. По озеру мерно плавали белоснежные лебеди, неслышно скользя по одним им известным невидимым дорожкам, выгибали длинные изящные шеи и складывали крылья непостижимым образом, словно красуясь друг перед другом и, конечно же, перед Владыкой, который едва заметно улыбался, наблюдая за их великолепным танцем. Рядом с ним стоял резной столик со свертками бумаг, которые он всегда проверял именно здесь, читая государственную почту в этой умиротворяющей обстановке.

За его спиной послышались легкие шаги его министра. Талиэн остановился чуть поодаль, не решаясь нарушить уединение своего Повелителя, но Илидор сделал ему приглашающий знак рукой, и тот подошел, склонившись в почтительном поклоне.

— Владыка, прости, что посмел нарушить…

— Что-то случилось? — равнодушно перебил его Илидор, и Талиэн застыл в изумлении, не понимая, что же должно было произойти, заставив Владыку пренебречь правилами этикета, что бывало с ним только в минуты крайнего душевного потрясения. Конечно, Илидор никогда не отличался ханжеством и позволял иногда отступление от общепринятых правил, но только — другим, сам же всегда был учтив и непогрешимо вежлив.

— Н-нет, Владыка, — удивленно проговорил министр, широко раскрывая черные миндалевидные глаза. — Прибыл гонец от владыки Рагнара, но я взял на себя смелость передать тебе его послание, дабы сей недостойный варвар не потревожил твоих раздумий, — он снова поклонился, протягивая Илидору свиток пергамента, украшенный печатью с гербом Эвенкара.

— Что-то срочное? — приподнял бровь Илидор, принимая из рук министра послание короля Рагнара.

— Сожалею, но… не могу знать, Владыка…

— А где гонец?

— В приемной зале Изумрудных Чертог, ждет твоего распоряжения.

Илидор вздохнул, разворачивая свиток.

— Талиэн, прикажи, чтобы ему оказали достойный прием, и пусть подготовят комнату — уже поздно. А завтра я его приму и… надо будет его наградить, что ли… за рвение. Путь все же неблизкий…Напомни мне с утра, что я хотел подготовить подарок королю Рагнару.

Талиэн заинтересованно поджал тонкие губы.

— Подарок?

— Свадебный, — кивнул Илидор. — Рагнар женится и приглашает на свадьбу. Скоро нужно будет начинать приготовления к визиту в Эвенкар. О конкретной дате он сообщит в следующем письме.

— А… позволь полюбопытствовать, Владыка… — прищурился Талиэн, — кому выпала честь стать августейшей супругой владыки смертных?

Илидор равнодушно пожал плечами.

— Понятия не имею, здесь не написано… Да и какая разница?

Министр, кажется, несколько смутился своего любопытства, недостойного высокородного темного эльфа.

— Да, в самом деле…

— Кстати! — внезапно оживился Илидор. — По поводу свадьбы… Талиэн, передай от меня соболезнования Лантанэлю, это он, если не ошибаюсь, просил руки твоей дочери? Прости, но я не могу дать своего благословения.

Талиэн пошатнулся, по его коже красивого бронзового оттенка разлилась мертвенная бледность, он упал на колени перед Владыкой.

— Я имел несчастие чем-то прогневить тебя? — прошептал он.

— Нет, что ты, напротив, я очень доволен твоей работой… — возразил Илидор, знаком поднимая его с колен.

— Но тогда… о боги, неужели она? — опешил министр. — Но этого не может быть… моя девочка всегда была так хорошо воспитана… даже Верховный Владыка Элионель не раз признавал ее отличные манеры…

Илидор рассмеялся.

— Талиэн, да нельзя же быть таким пессимистом, честное слово! — всплеснул он руками. — Конечно, не может! Латифа выросла, став прекрасной высокородной эльфийкой, настоящим образцом для подражания, у меня нет к ней никаких нареканий… Напротив, я хочу ее наградить… вернее, уже наградил, прости, что с тобой не успел посоветоваться…

— Владыка, ты волен делать все, что пожелаешь, не обращаясь ко мне, — затараторил Талиэн, ничего не понимая, — но… тогда — что?

Илидор торжественно улыбнулся и заговорил звенящим голосом.

— Оповещаю тебя, министр Талиэн, что сегодня я, Перворожденный Илидор, Владыка Изумрудных Чертог и Верховный Маг эльфийского народа, властью, данной мне древними богами и Верховным Владыкой Элионелем, назначил твою дочь, высокородную эльфийку Латифу Хранительницей Садов, обязав ее с завтрашнего утра приступить к своей службе.

Талиэн замер, словно пораженный молнией, но через мгновение сложился в благодарственном поклоне, припав к ногам Владыки.

— А, кстати, почему ты ее хотел выдать замуж за Лантанэля? — как ни в чем не бывало, спросил Илидор, внутренне потешаясь над чопорным министром.

— Что? — оглушенно вскинулся Талиэн, еще не до конца придя в себя от потрясения. — А… Лантанэль… он — достойная партия и…

Илидор нахмурился.

— Я, конечно, не сомневаюсь в том, что Лантанэль, безусловно, достоин… Он — предан Верховному Владыке и, кажется, у него неплохой дар… он ученый, если не ошибаюсь? Но я что-то не припомню его выдающихся заслуг. Да и Латифа, вроде, к нему никогда не благоволила…

Талиэн поморщился.

— Латифа еще слишком молода, чтобы сознательно принимать подобные решения и самостоятельно выбирать спутника жизни. Она руководствуется чувствами, не понимая, что для высокородной эльфийки это не главное.

Илидор приподнял бровь, но промолчал, внимательно слушая собеседника. Талиэн, увидев, что Владыка ждет дальнейших объяснений, продолжил, слегка пожав плечами.

— Что касается Лантанэля, то он — высокородный темный эльф, его род древний и прославленный, его предки служили Верховному Владыке в течение многих веков, да и сам он известен своей безграничной верностью и преданностью, а то, что за ним пока нет выдающихся заслуг, то сейчас, мне кажется, об этом судить еще рано — он еще сравнительно молод и, несомненно, в скором времени наверстает упущенное. К тому же, на некоторые его научные проекты Верховный Владыка милостиво обратил свое внимание и даже назвал Лантанэля весьма перспективным молодым эльфом — разве это недостаточная рекомендация?

Илидор слегка усмехнулся.

— Но… она же его не любит.

Талиэн фыркнул, теряя терпение.

— Что значит — не любит? — передернул он плечами. — Она и не обязана его любить, к тому же со временем она может к нему перемениться.

Илидор задумчиво посмотрел вдаль.

— Талиэн… а ты не боишься, что твоя дочь будет несчастна?

Министр закатил глаза.

— Владыка, ты меня удивляешь… Счастье — понятие абстрактное, эфемерное, тем более для молодой девушки, которая, при всех своих достоинствах, не в состоянии думать о будущем. Я же, как любящий отец, подбирая ей спутника жизни, как раз забочусь о счастье своей дочери, которое она осознает, быть может, не сейчас, а много позже, но зато ей не придется ни о чем жалеть.

Илидор опустил голову.

— Не знаю, Талиэн, может, ты и прав, но мне все же кажется…

— Владыка… — заговорил министр, выждав несколько мгновений, и убедившись, что Илидор не собирается заканчивать начатую фразу, — прости, если мои слова причинят тебе боль, и не сочти за упрек, но… у смертных есть поговорка: «обжегшись на молоке, на воду дуешь».

Илидор вздрогнул. Талиэн осторожно продолжал.

— Быть может, я рискую вызвать твой гнев, но все же скажу. Ты не виноват, что помолвка твоего сына повлекла за собой несчастье.

Владыка откинулся на спинку узорчатого кресла.

— Талиэн, ты же ничего не знаешь, — простонал он.

Министр учтиво поклонился.

— Я знаю только то, что Владыка счел нужным мне сообщить, и мне этого достаточно. Но я все же считаю, что нельзя одну пусть даже роковую случайность возводить в ранг правила или закономерности. У каждого в жизни есть то, о чем приходится жалеть, и я со своей стороны хочу оградить свою дочь от ошибок, чтобы ей не пришлось этого делать.

Илидор вздохнул, затем пожал плечами, словно выходя из забытья.

— Ладно, это твое право, тут я тебе не судья. В конце концов, отдавать свою дочь замуж вопреки ее воле не является преступлением, — грустно усмехнулся он. — К тому же, этот наш с тобой разговор не имеет смысла, поскольку теперь ее свадьба все равно не состоится, по крайней мере, уж несколько лет точно придется подождать, пока она не свыкнется со своими новыми обязанностями.

Министр встрепенулся, в очередной раз припадая на колено.

— Прости, Владыка, что отвлекаю тебя бессмысленными словами, вместо того, чтобы выразить свою искреннюю благодарность за ту великую честь, коей ты удостоил мою дочь, и весь мой род, преданный тебе всецело.

Илидор устало улыбнулся.

— Да ладно, уже благодарил, — махнул он рукой. — Думаю, она справится, она у тебя умница. А теперь… оставь меня, я хочу немного побыть один. И не забудь, завтра ты мне будешь нужен.

Талиэн изобразил последний на сегодняшний день церемониальный поклон и, получив разрешение Владыки, неслышно удалился. Илидор остался один, наедине с красочным закатом, зеркальным озером, белыми лебедями и… своими тягостными раздумьями и светлыми воспоминаниями, с каким-то мучительным наслаждением предаваясь впервые за столько лет выпущенной на свободу так долго запертой в сердце боли, которая по прошествии времени не стала меньше, как он думал прежде, а напротив, разрослась и пустила жгучие цепкие корни в его мудрой и древней душе.

— И все-таки ты неправ, Талиэн, — проговорил он в пустоту, обращаясь больше к самому себе, чем к своему ушедшему собеседнику, — специалист по пословицам смертных… У людей есть еще одно выражение… Ничто в мире не стоит слезы ребенка… Хотя, что тебе до людей и их мудрости? И что тебе до слез дитя… своего собственного дитя, принесенного в жертву твоим личным амбициям…

Он замолчал, осекшись, до крови кусая губы. В конце концов, какое он имеет право порицать того, кто все же печется о счастье своей дочери, пусть даже таким способом, когда он сам, владыка Илидор уже однажды принес в жертву своего единственного сына? Талиэн сказал, что это была роковая случайность… Пусть так, но… нет в мире случайностей. И он, Илидор, должен был это знать, как ни кто другой. Только слабые полагаются на слепой случай и списывают на него все свои ошибки, особенно те, что приводят к роковым последствиям.

Он глубоко вздохнул. Оставалось надеяться, что хотя бы у этой девочки, выросшей на его глазах, жизнь сложится иначе, и она действительно будет счастлива. И еще… что его сын все-таки вернется домой.

Солнце уже давно опустилось за горизонт, лебеди спрятались в свои узорчатые домики, сделанные и украшенные лучшими мастерами земли Перворожденных, в зеркальной глади озера купалась серебряная луна, а владыка Илидор все сидел в своем любимом подвесном кресле, забыв про документацию, аккуратно сложенную на столике, про королевскую свадьбу, никак не желая возвращаться из страны грез и воспоминаний.



Загрузка...