Потерянная любовь

1

— Ребекка, просыпайся. Сколько можно спать?

Алекс пытался разбудить меня в это ранее весеннее утро, но в гамаке было настолько уютно и комфортно, что открывать глаза совсем не хотелось.

— Еще немного, — я лениво ворочалась, укутанная одеялами как кокон.

Зима закончилась, уступив место радостной и свежей весне, которая смывала снег, оголяя промерзлую землю. Уже появились первые ростки травы, хотя был только конец марта. Постепенно мир преображался, одеваясь в зеленые наряды. Кажущаяся бесконечно долгой и безнадежной зима все-таки ушла. Я была безмерна рада этому, с ней у меня плохие выдались отношения в этом году.

— Нам идти пора, — настаивал Алекс. — Вставай. Сколько можно валяться? Всю жизнь проспишь!

В воздухе витал запах костра и жареного мяса. Ночью какое-то мелкое животное попало в силки, что Алекс расставлял вокруг каждого нашего ночлега. Они отлично кормили нас с тех пор, как мы ушли от Эдель.

В то утро, когда на ее порог вступил человек, сказавший, что нашли лекарство от А-2, изменилось все. Агнозия-2, от которой погибло почти все человечество, наконец побеждена. Ее можно вылечить. Когда он ушел, Эдель поднялась к нам на чердак, где мы прятались, когда к ней приходили путники. Старушка со слезами на глазах сказала, что нашли лекарство.

Лекарство от самой страшной болезни на земле, потому что именно А-2 выкосила как траву почти все население планеты.

Мы плакали и смеялись в тот день. Новость была немыслима, радость от осознания ее не помещалась внутри: хотелось петь, танцевать, кружась как сумасшедший. Настолько велико было облегчение. Наконец, я перестала бояться, смело взглянув в будущее, что становилось все светлее. Улыбка не сходила с лица, а сердце бешено колотилось от нахлынувшей внезапно радости.

Безмерное счастье, вот что я ощущала в те дни.

Эдель не согласилась идти с нами, как мы не уговаривали.

— Зачем? Я стара и нерасторопна, буду доживать свой век там, где родилась.

Я ее понимала, сама иногда хотела вернуться в родной город. Но мне возвращаться было некуда — родные места сгорели еще в начале эпидемии А-2. Там теперь только пепелище и призраки прошлого, к которым возвращаться желания не было.

Мы ушли в середине марта, неделю назад, когда снег стал таять под солнцем, а мир вдохнул свежий весенний ветер и возрадовался ему. Зима далась невыносимо сложно. Часть тех, кто не умер от болезни, либо замерзли, либо умерли от голода. Естественный отбор в полном действии.

Эдель хорошо снарядила нас в дорогу. В нашем распоряжении было: два гамака, фонарик, теплые вещи, консервы и сухофрукты, пистолет с двумя магазинами патронов, мотки проволоки и веревки, две кастрюли и столовые ножи с ложками. Жалко, топора моего не было. За зиму я с ним почти сроднилась. С такими пожитками мы могли идти далеко, что и решили делать, взяв направление на юг. Там зимой не так холодно.

— Просыпайся, а то твою порцию съем, — Алекс подошел к гамаку, где я все еще изображала ленивый кокон, и потряс меня. — Ребекка Вай! Встала и пошла кушать! Я что зря силки расставлял? Вставай, говорю!

Его голос был чист и спокоен. Бояться нам теперь стало на один пункт меньше. Лекарство-то нашли. Постепенно мир вернется в старое русло нормальной жизни, вновь воздвигая небоскребы, восстанавливая разрушенные города. Для этого потребуется не один год, но мы сможем. Я в это искренне верю.

Мы все сможем. Теперь все в наших руках.

Правда, есть одно но.

Я подозревала, что у меня осложнение после перенесенного воспаления легких. Периодически страшный кашель разрывал мою грудную клетку, в такие моменты казалось, что легкие сжимаются до крошечных размеров, и воздух категорически отказывается их заполнять.

Алекс делает вид, что не замечает моего страшного кашля, но он с каждым днем становится все сильнее. Периодически я ловлю на себе расстроенный взгляд его серебряных глаз. В такие моменты хочется провалиться сквозь землю.

— Встаю, встаю. Уже поспать нельзя!

Не хочется покидать свое убежище, в котором было очень уютно и тепло. Полуденное солнце приятно согревает лицо, вселяя надежды. С каждым новым зеленым листочком или травинкой моя душа пела. Если А-2 изменила жизнь далеко не в лучшую сторону, то новости о лекарстве перевернули ее обратно.

Спящий обычно в соседнем гамаке Алекс вселял еще больше надежды.

Костер уже догорал, на котором аппетитно дымился наш походный котелок.

— Кто сегодня? Кролик? Кабан? Индюшка? — я подошла ближе, обняв Алекса со спины, вдыхая его запах, смешанный с запахом готового завтрака.

Такой тандем я готова вдыхать всю оставшуюся жизнь каждый день, каждое утро, все минуты, что мне отмеряны на этой зараженной земле. К разговору о чувствах между нами мы больше не возвращались, что немного расстраивало меня. Понимая, насколько мне понравилось, как Алекс смотрел на меня в спальне Эдель, когда признался в любви, я хотела вновь увидеть тот хоровод чувств и счастья в его глазах. Это стало для меня допингом — видеть его улыбку на лице, во взгляде, видеть этот задор и блеск. Быть с ним рядом, говорить с ним, чувствовать его сильное плечо.

Теперь я зависела от него не только в плане выживания. Он заменил пустоты внутри меня, что рождались в течение жизни, заполнив их светом серебряных глаз. Пройди я в тот день мимо заправки, что тогда?

К поцелуям мы тоже больше не возвращались. Лишь иногда он целовал меня в щеку, но этого было крайне недостаточно.

— Кролик, небольшой, но вкусный. Я надеюсь на это, — он обхватил меня свободной рукой, второй продолжая помешивать аппетитные тушеные кусочки мяса.

Готовил Алекс неплохо, иногда даже лучше меня, что, между прочим, было обидно. Я все-таки у нас девушка. Его задача — добывать, моя — готовить. Но когда он принимался за приготовление еды, я не сопротивлялась.

— Завтрак подан! Или обед? Как тебе больше нравится?

— Завтра и обед в одном, плюс десерт.

— Извини, пудинга у меня не припрятано в кармане.

Усевшись на поваленное дерево, я принялась уплетать столь вкусное кроличье жаркое. Не могу не признать, что с приходом весны, кушать мы стали лучше — появлялось все больше диких животных, которых можно было подстрелить, поймать и съесть.

Охотник и его ненормальная подружка.

От таких сравнений всегда хотелось смеяться. Когда-то я окрестила Алекса психом, наткнувшись на него в кладовке заправки. К слову, он тогда и выглядел как псих. Теперь он совсем не похож на ненормального — собранные в хвост отросшие черные волосы, серебряные глаза, широкие плечи и мускулистые руки. Охотник.

Ну, и ненормальная подружка, которая как была немного не в ладах с головой, так и осталась.

— Как ты думаешь, как скоро мы повстречаем какой-нибудь город или поселение?

Мы шли на юг от Объединенного во благо Города, надеясь подальше сбежать от заразы, от холода, от того, что нам пришлось пережить за стенами этого проклятого места. Пока что нам на пути встречались только брошенные маленькие селения или одиноко стоящие фермы, без домашнего скота и хозяев.

— Не знаю, надеюсь, они окажутся более дружелюбными, чем Портер Джонс.

От упоминания его имени я вздрогнула. Знатно он попортил нам жизнь, знатно.

— Интересно, а где лекарство? Раз тот человек сказал, что его нашли, значит, о лекарстве знают уже многие. Такую информацию в секрете не удержишь. Где его хранят? Лечат ли больных?

— Вряд ли. Не думаю, что лекарства очень много. Скорее всего, хранят где-нибудь в крупном городе, запертым на три сотни замков. Для особо важных персон.

— Зачем? Почему не вылечить людей? Зачем тогда пускать информацию о лекарстве? Чтобы народ совсем с ума сошел?

— Если бы я знал, то ответил бы. Я думаю, информация утекла случайно, а такие новости, как эта, в секрете не удержишь. Это то, что будут передавать из уст в уста, кричать на каждом углу. Всех ведь не заткнёшь.

— Значит, врачи должны заниматься в первую очередь разработкой аналогов или увеличением количество этого самого лекарства, чтобы хватило на всех зараженных.

— Надеюсь, что так оно и есть. В любом случае, это огромное открытие для тех людей, что еще остались в живых.

Оставалось лишь согласиться с Алексом. Все еще с трудом верилось, что лекарство от А-2 существует, что планета вновь возродиться, что человечество не канет в небытие столь нелепым способом. Наш век еще не закончен.

Хотя необходимо еще что-то решать с моим кашлем. Мы оба понимали, что он значит, и что так дальше продолжаться не может.

Я снова зашлась в страшном приступе, выронив тарелку из рук. Судорожно пытаясь вдохнуть хоть крупицу воздуха, я упала на землю. Грудную клетку свело судорогой, легкие жгло огнем, а я даже не могла поднять головы.

Алекс отставил свою тарелку, подскочил ко мне и усадил, прислонив к дереву.

— Дыши, Ребекка, постарайся успокоиться, я понимаю, тебе больно, но нужно расслабиться, иначе ты задохнешься, — он осторожно взял меня за руку, сжимая в своих теплых ладонях.

Наконец приступ пошел на спад, позволив мне сделать пару вдохов. Я сплюнула на землю сгусток мокроты, утерлась тыльной стороной ладони и подняла на Алекса полные страха глаза.

Мы больше не могли делать вид, что ничего не происходит. Со мной что-то творится, что-то совсем нехорошее. Я не сильна в медицине, но судя по лекарствам и травам, которыми меня поила Эдель в первые дни, она смогла только снять острый период воспаления легких. Не больше.

— Ребекка.

— Алекс, — мой голос звучал хрипло, словно горло забито песком.

— Ты думаешь, я не вижу, как ты стараешься не кашлять при мне? Ты думаешь, я ничего не замечаю? Я же не слепой.

Я устало вздохнула и закрыла глаза.

— У меня осложнение, наверное. Я не медик, так что… Какое — я не знаю, но оно точно есть.

Алекс угрюмо кивает.

— Мне становится все тяжелее дышать, словно в легкие ваты наложили. Постоянно ощущение, что с каждым вдохом грудь сдавливает чуть сильнее.

Алекс встает и отходит, запустив руку в волосы.

— Я не должен был позволять нам так долго жить у Эдель, должен был сразу все разглядеть. Как я это допустил?

— Прости, Алекс. Кажется, я снова нас подвела. Ты же не мог заранее предугадать, что все сложится именно так. Это не твоя вина!

Меньше всего хотелось, чтобы Алекс считал себя виноватым в том, что произошло.

— Мне…мне просто не повезло.

— Как и всем людям, что заразились этой А-2. Им просто не повезло, Ребекка! И где они теперь? Нам нужна помощь. Мы не справимся одни.

— Да, я понимаю, но не знаю, как долго смогу еще протянуть.

Алекс ходит по кругу, о чем-то размышляя.

— Ночью я видел впереди отблески огней. Мне показалось, там высотка стоит. Может, город какой-нибудь небольшой.

— Город? После того, что с нами произошло, ты хочешь еще раз довериться кому-то, кто живет за стенами?

— Разве не ты недавно говорила про то, как было бы здорово встретить выживших?

Как Алекс мог так быстро забыть то, что произошло в Объединенном во благо Городе? Его тогда чуть не казнили на виду у всех жителей как заразного! Снова довериться кому-то?

— У нас есть другой выбор?

Я молчу. Я понимаю, к чему он клонит.

У нас, действительно, нет выбора. Мне необходима медицинская помощь, без которой я могу очень скоро отправиться на тот свет.

— Нам необходимо найти помощь, найти лекарства, антибиотики, что угодно. Лишь бы спасти тебя, — он подходит, садится передо мной на колени и аккуратно обнимает. — Я не могу потерять тебя снова. Как вспомню, о чем думал, когда стоял на том помосте около Центра, так вздрогну. Я был уверен, что над тобой издевались и убили. Я стоял и не мог простить себе того, что бросил тебя, позволил им забрать меня.

В его глазах стоят слезы. Сердце разрывается от этого, и я спешу вытереть их своими руками.

— Но все обошлось, помнишь? Я здесь, я рядом.

— Но как долго? Нам нужно быстрее найти помощь, иначе все зря.

Он не заканчивает предложение, но я и так понимаю, что он хочет этим сказать. Иначе я умру у него на руках. Сколько же еще родных и близких будет суждено потерять? Когда-нибудь это должно закончиться.

В его глазах цвета летнего дождя читалась первозданная боль. Она пронизывала меня насквозь, поражая в самое сердце. Перед его взглядом невозможно устоять.

— Я посижу еще минут пять, и пойдем, — я снова закрываю глаза, подставляя лицо солнцу. — Дай мне просто посидеть, хорошо? Посиди со мной.

Мне необходимо чувствовать его тепло, как оно согревает своим присутствием мою душу. Так я чувствую, что живу, что еще не все потеряно.

Весна. Как много прекрасного было в одном слове. Все когда-то заканчивается, даже плохие вещи. Скажи мне кто-нибудь это, когда я сидела в камере в подвале Центра по Ликвидации А-2, рыдая как белуга, я бы им не поверила. Или когда я пустила пулю в спину Главнокомандующему Портеру Джонсу. Тоже не поверила бы.

Тем не менее, даже после самых черных туч обязательно выглянет солнце.

После того, как я собралась с силами и поднялась с земли, последний кусок кроличьего мяса был съеден, гамаки свернуты, а все вещи собраны в походные рюкзаки, мы двинулись дальше. Туда, где ночью Алекс видел огни высотного здания.

Знает ли Даган о лекарстве? Я не прекращала думать о мальчишке с его бандой, постоянно возвращаясь в памяти в темные тоннели. Как они там? Смогли ли справиться с неприятностями? Все ли живы и здоровы? К сожалению, ответы на эти вопросы мне узнать не дано.

Мы шли вдоль берега маленькой речушки, что весело журчала, греясь в лучах весеннего солнца. Вода в ней была пресная, благодаря чему удалось наполнить все запасы в наших бутылках.

— Мне страшно, — я пинала камешки, стараясь забросить их в речку.

Вокруг стояли еще голые деревья, на ветвях которых уже набухали почки. Даже самые сухие и скрюченные стволы понемногу возвращались к жизни. Земля приятно скрипела под ногами, а журчание ручья поднимало настроение. Несмотря на кашель, несмотря на то, что ждет впереди.

— Почему?

— Я боюсь, что те люди окажутся недружелюбными или еще хуже, заразными. Что мы будем делать тогда? Искать другой город?

Я могу не дожить до него.

Приходилось постоянно прислушиваться к собственным ощущениям при дыхании. Отвратительная перспектива. Мне кажется, я уже слышу, как воздух покидает мои легкие с каждым вздохом с новыми и новыми хрипами.

— Очень хочется верить, что он окажется более дружелюбным, чем Объединенный во благо Город.

— Он, кстати, называется Вестмайер.

— Серьезно?

— Да, я видела указатель до того, как встретить тебя. Почему они сменили ему название, я не знаю. Но фактически, это Вестмайер.

— Этот вариант мне нравится больше. Лучше звучит.

— Точно, не так пафосно.

— Это все Портер, я думаю, — рассуждал Алекс. — Ему нужно было звучное гордое название для своего обиталища. Я по-другому не могу назвать этот…город.

Мы поднялись на небольшой холм, обрамленный лысыми кустами дикой смородины. Без человеческого вмешательства она за прошлый год разрослась на приличные расстояния, покрывая все вокруг своими приземистыми ветками.

Я увидела ее. Высотку. С пустыми глазницами окон, торчащими неработающими антеннами и огромным баннером, вывешенном почти на половину дома. На огромном белом полотне красной краской был нарисован красный крест с приписанной ниже надписью «безопасная зона».

— Что это может значить? Безопасная зона?

— Не знаю, но это уже что-то. Зараженные не стали бы так заморачиваться. Не думаю, что это ловушка.

— Бред какой-то. Зачем кому-то писать «Безопасная зона»? Привлекать лишнее внимание зараженных, которые еще совсем не выжили из ума? Нелогично.

— Может, его хорошо охраняют?

— Думаешь, там нам помогут? — я заглядываю в его глаза, пытаясь понять, что там творится.

— Я надеюсь.

Он приобнял меня одной рукой, уверенно глядя вперед.

Хотелось бы заразиться от него этой уверенностью.