Потерянная любовь

26

Просыпаюсь от легкого толчка в плечо, вырывающего из теплой пелены сна, где рядом была Ребекка.

— Алекс, вставай, нам пора, — спокойно произносит Джанин, продолжая трясти меня.

Лучи солнца пробиваются сквозь окна автомобиля и нагло светят в лицо. Зажмуриваюсь и вспоминаю, что вчера произошло.

Ах да. Как такое можно забыть.

Снова надкусываю внутреннюю сторону щеки и сплевываю кровь на ладонь. Черная.

— Надеешься на чудесное исцеление? — Джанин отошла от машины и пытается собрать руками волосы в подобие хвоста. — Я тоже так делала, пока окончательно не смирилась.

— Смирение — не мое, — выбираюсь из-под спального мешка на свежий воздух. — Я собираюсь найти лекарство.

— Да, ты уже говорил. Будешь бороться и все такое.

За ночь вокруг нас ничего не изменилось — то же поле со стеной леса впереди, асфальтовое шоссе, убегающее далеко за горизонт.

— А ты не будешь? Если бы смирилась, не пошла бы со мной, — сурово замечаю, раскладывая на капоте карту.

Джанин подходит и тоже принимается изучать ее, хотя еще вчера сказала, что мало в них понимает.

— Давно встала?

— Часа полтора назад.

— Где всходило солнце?

Джанин машет рукой в сторону правее от нас.

— Значит, правильно идем. Если идти по этому шоссе, то по идее, к концу дня мы можем выйти сюда.

Тыкаю пальцем в карту, где обозначен поселок.

— Думаешь, это и есть то поселение зараженных?

— Откуда мне знать. Дойдем — узнаем. Они могут быть где угодно.

Забираюсь обратно на водительское сиденье, достаю из рюкзака припасы, выданные мне еще в высотке: упаковка сушеных водорослей и маленькое печенье в форме рыбок. Отправляю горсть рыбок в рот, запивая глотком воды.

Хоть А-2 и не отбила чувство голода, но оно явно стало не таким острым, как раньше. Чувствую, как еда проваливается в желудок, и он начинает противно урчать, требуя еще. Извини, придется потерпеть. Джанин с ногами забирается на капот и обнимает колени, глядя куда-то вдаль.

Выхожу и протягиваю ей горсть печенья.

— Спасибо, я перекусила утром. Оставь на потом.

— Как знаешь, — пересыпаю рыбок обратно в упаковку и прячу в рюкзаке.

— Послушай, Джанин. А ты еще помнишь своих родителей? Друзей?

Девушка поднимает на меня взгляд и внимательно изучает мое лицо.

— Боишься забыть ее? — звучит как-то безжизненно.

— Я задал тебе вопрос.

— Да, еще помню. Может, какие-то мелкие воспоминания уже стерлись, я не знаю. Сложно понять, что ты помнил, когда ты это уже не помнишь. Маму звали Джоли, а отца Бен. Братьев и сестре нет, либо я о них уже забыла, но это вряд ли.

— А как давно ты…

— Заражена? Около трех месяцев. Не все, что нам рассказывали об А-2 — правда. По крайней мере, я так думаю. Может, ты и не теряешь память со временем, а просто тупеешь от вируса. Не знаю, чем больше думаю об этом, тем больше кажется, что половина из того, что мы знаем об А-2 — чистой воды вранье.

Не нахожу, что ответить, поэтому просто молчу, глядя на поднимающийся солнечный диск. День сегодня будет достаточно теплый, и даже низкие пушистые облака не сделают его холоднее.

— Пойдем, нам пора, — Джанин ловко спрыгивает с капота автомобиля и принимается сворачивать спальный мешок.

— Спасибо, что не дала ночью замерзнуть.

— Не за что, — Джанин слегка покраснела и быстро отвернулась. Не люблю подобные неловкие ситуации, но не поблагодарить тоже не могу. — Надеюсь, к ночи у нас будет возможность поспать в более приличном месте, чем на заднем сиденье брошенного автомобиля.

Мы выдвигаемся в путь, держа направление на поселок, что я нашел на карте. Не уверен, что это именно то, что мы ищем, но надо же хоть с чего-то начинать.

Смотрю на убегающий под ногами асфальт и думаю, каковы у нас шансы выжить. Даже если удастся найти поселение зараженных, дальше что? Спросим у них, не завалялось ли где-нибудь лекарство? Не поделятся ли они им с нами?

Бессмысленно. Но это уже хоть какая-то цель, хоть какое-то направления движения.

Быстро настает полдень, и солнце уже во всю силу пригревает опустевшую землю. Вдоль шоссе тянется линия электропередач с черными витыми проводами, но я больше чем уверен, что ток по ним не бежит с начала эпидемии. А столбы все еще стоят, никому не нужные. Прямо как мы.

Джанин идет молча, иногда напевая под нос какую-то незнакомую песню. Не могу перестать думать о Ребекке. Как она пережила нашу последнюю встречу? Как смогла найти в себе силы на движение вперед?

Слишком хорошо ее знаю. Я был для нее всем — смыслом, опорой, единственным дорогим человек. Но я не справился, подвел ее. Она сильная, она справится. Хочу и буду в это верить.

— Что мы будем делать, когда найдем их? Зараженных? — озвучивает мой вопрос Джанин.

— Не знаю. Понятия не имею, — зато честно.

— Обнадеживает, — мрачно вздыхает.

— А ты что хотела? С самого начала наш поход был похож скорее на фантастическое приключение, чем на реальный шанс выжить.

— Но это все же лучше, чем сидеть три месяца в подвале и ждать, когда ты умрешь.

Тут с ней не поспоришь.

— Если найдем их, на месте разберемся, куда бежать и кого ловить. Если они вообще захотят с нами разговаривать.

— Не очень веришь в эту идею?

— Не очень им доверяю, — замечаю, как бы между прочим поправив винтовку.

— Мы же даже их еще не нашли, а ты им уже не доверяешь.

— Я никому не доверяю.

— Но ты теперь один из них! — громко восклицает Джанин, словно я сам не понимаю, кто я теперь. — Один из нас! Они нас примут, я уверенна. Главное, не строй из себя такого всезнайку и недоверчивого воителя собственной судьбы.

— Не указывай мне, что делать, — мы подходим к развилке, достаю карту и еще раз с ней сверяюсь. — Если так хочешь, я тебя там оставлю и пойду дальше, если они вдруг не захотят принять меня в свою семейку инфицированных полумутантов.

Джанин останавливается и складывает руки на груди, просверливая злым взглядом мне дырку в голове.

— Ты тоже теперь полумутант!

— Спасибо, я это уже понял.

Она специально меня злит?

— Хотела бы попросить тебя относиться более уважительно!

— А не все ли равно?! Какая разница, как я отношусь к зараженным? — тоже останавливаюсь, резко разворачиваясь к Джанин всем корпусом. — Всем на всех плевать! Кому какое дело, что я думаю о них!

— Потому что я тоже одна из них!

— И тебе не все равно, что я думаю о тебе?!

Джанин отстраняется, теряясь от моего вопроса. Да, ей уже не все равно, считаю ли я ее мутантом или нет.

Внезапно она срывается с места и кидается на меня. Лицо перекошено от злости, а в черных глазах плещется что-то дикое, что-то бешеное.

Не успеваю вовремя отреагировать, позволив ей повалить меня на землю и усесться верхом. Джанин бьет меня кулаками в грудь, словно хочет выбить всю дурь. Это вирус, это ее приступ бешенства. Неужели в том подвале, когда я ей чуть горло не перерезал, мои глаза были такими же безумными?

Перехватываю одной рукой летящий в лицо кулак и резко отвожу в сторону. Джанин заваливается вперед, ткнувшись носом в грудь. Второй рукой толкаю ее от себя. И вот мы уже поменялись местами: Джанин лежит на земле, а я стою сверху. Резко переворачиваю ее лицом в асфальт и хватаю за руки, сводя локти вместе.

Еще секунд пять она истерит подо мной, выкрикивая все возможные ругательства, а потом затихает. Вижу, как часто дышит, чувствую, как напряжены мышцы на спине и руках.

— Скажи, как успокоишься, — произношу максимально беспристрастно.

— Отпусти меня, — шепчет в землю.

— Успокоилась?

Джанин кивает, и я ослабеваю хватку. Она тут же переворачивается и усаживается на землю, вытирая рукавом грязь с лица.

— И что это было?

Не отвечает, прячет взгляд. Встает и начинает оттряхивать одежду от грязи.

— Джанин, я спрашиваю, что это было?

— Как будто, не знаешь. Приступ это был, вот что! — поднимает свой рюкзак с земли и идет дальше вперед. — Придушить вдруг тебя захотелось. Вот и все.

— Видишь, я был прав! В случае приступа, я тебя спокойно могу успокоить! Что ты будешь делать, когда я впаду в бешенство?

Джанин молча удаляется, не считая нужным отвечать. Ничего не остается, как пойти следом.

— Буду надеяться, что не прибьешь одним движением руки. Вот что я буду делать, — отвечает совсем тихо, когда я догоняю ее.

Сам за себя не ручаюсь. Я тоже хочу надеяться, что не оторву ей голову при первой же возможности.