Вопреки обыкновению уик-энд Мелани решила провести спокойно — понежиться у бассейна, в полной мере насладиться уютом своего дома на Голливудских холмах. Подобный вид отдыха был выбран ею как самый подходящий для снятия многодневного стресса, хотя Мелани понимала, что многие испытали стресс гораздо более сильный, чем она. По сравнению с теми, кто получил увечья, потерял близких или лишился крова, она легко отделалась и даже почувствовала себя нужной, работая в лазарете. И потом, она познакомилась с Томом.
Джейк, как и следовало ожидать, ни разу после возвращения не позвонил. Но Мелани была этому только рада. Эшли несколько раз звонила, но трубку брала Дженет. Мелани к телефону не подходила, отговариваясь тем, что нет сил разговаривать.
— Тебе не кажется, что ты с ней чересчур строга? — спросила мать.
Стоял чудесный субботний день. Мелани возле бассейна делали маникюр. Пэм записала ее на массаж, и Мелани стали мучить угрызения совести: слишком уж она разленилась. Ей бы обратно в лазарет, к Мэгги. А еще неплохо бы увидеться с Томом. Впрочем, она рассчитывала на скорую встречу с ним. Теперь, вернувшись в привычный мир Лос-Анджелеса, она предвкушала ее с нетерпением. Мелани скучала и по Тому, и по Мэгги.
— Мама, она же спала с моим парнем, — напомнила она Дженет.
— А тебе не кажется, что это скорее его вина, чем ее? — Дженет любила Эшли. И пообещала ей все уладить.
Однако Мелани так не думала.
— Но ведь он ее не принуждал. Она взрослый человек, знала, что делала. Если б я или наша дружба что-то для нее значили, она бы так не поступила. А ей на все это плевать. Теперь мне тоже это до фонаря.
— Не глупи! Вы дружите с трех лет.
— Это моя позиция, — непреклонно ответила Мелани. — По-моему, наша дружба стоила того, чтобы хоть немного уважать друг друга. Ей, судя по всему, так не кажется. Ну и пусть забирает его себе. Я в эти игры больше не играю. Она поступила подло. Как видно, наши отношения для нее не то же, что для меня. Хорошо, что я теперь об этом знаю. — Мелани была тверда, как кремень.
— Я ей пообещала поговорить с тобой и все уладить. Не хочешь же ты выставить меня дурой или лгуньей?
Чем больше уговаривала мать, тем упрямее становилась Мелани. Для нее верность и честность не были пустым звуком. И это в мире, где все вокруг при первой же возможности стремились использовать ее — таково неизбежное следствие славы и успеха. Она ждала этого от любого, даже от Джейка, на самом деле оказавшегося мерзавцем. Но только не от лучшей подруги. Нет, она никогда не смирится с этим предательством. Поэтому ее злили попытки матери замять дело.
— Мама, я устала. Все решено. При встречах с ней буду вежлива, но не более.
— Ты чересчур сурова, — сказала Дженет.
Сочувствуя Эшли, она только зря тратила порох. Мелани не нравилось, что мать защищает бывшую подругу.
— Она могла бы подумать о последствиях раньше, прежде чем влезать к Джейку в спальный мешок. И это, судя по всему, продолжалось все время.
Минуту помолчав, Дженет все же предприняла еще одну попытку:
— Все-таки подумай, не руби сплеча.
— Уже подумала. Давай сменим тему.
Сокрушенная Дженет покинула поле боя. Она обещала Эшли перезвонить и теперь не знала, что сказать. Уж очень не хотелось расстраивать ее тем, что Мелани не желает с ней больше общаться. Но что делать, если это действительно так? Для Мелани нет другого варианта. Шестнадцать лет дружбы с Эшли пошли прахом. Мелани никому не простит предательства. Если она сказала: все кончено — значит, так оно и есть. Дженет знала, какой решительной могла быть Мелани. Она вспомнила случай с ее бывшим бойфрендом, который обманул ее, и еще один — с укравшей у нее деньги девушкой-менеджером, которой она доверяла. Вопрос решился быстро и кардинально. Мелани можно было помыкать, но лишь до поры до времени и в определенных пределах.
Дженет в тот же день перезвонила Эшли и сказала, что надо подождать, поскольку Мелани требуется время остыть. Эшли ударилась в слезы. Дженет пообещала перезвонить в ближайшее время. Она относилась к этой девочке почти как к своей второй дочери, хотя та поступила с закадычной подругой отнюдь не по-сестрински. Хорошо зная Мелани, Эшли уже не ждала от нее прощения.
Маникюрша закончила работу, и Мелани нырнула в бассейн. В шесть пришел ее инструктор по фитнесу. Пэм, организовавшая тренировку, уехала домой. После занятий ушел и тренер. Дженет заказала на дом еду из китайского ресторана. Но Мелани отказалась от китайской еды: во-первых, она не голодна, а во-вторых, нужно немного похудеть, уж слишком вкусно и калорийно кормили в лагере беженцев. Через пару недель концерт. Пора снова браться за себя. Мелани вспомнила о Томе, который вместе с сестрой собирался прийти на ее выступление, и улыбнулась. Мать об этом еще не знала, придет время — Мелани ей скажет. А пока Том в Сан-Франциско и когда прибудет в Лос-Анджелес, одному Богу известно. Словно прочитав мысли Мелани, мать завела о Томе разговор. На кухне Мелани ела два яйца всмятку, а мать за обе щеки уписывала китайскую еду, оправдываясь тем, что за последние девять дней совсем оголодала, хотя это было далеко от реальности. Всякий раз, когда Мелани видела ее в Пресидио, та все время что-то жевала: то пончики, то мороженое, то чипсы. За последнее время она набрала, наверное, фунтов пять, если не все десять.
— Ты, я надеюсь, не собираешься заводить канитель с этим мальчиком? Ну с тем, у которого диплом инженера, из Беркли.
К удивлению Мелани, мать помнила такие подробности. А казалось, ни разу на него не взглянула. Но Дженет знала все, даже что у него за специальность.
— Об этом, мама, пусть у тебя голова не болит. — Мелани считала, что это ее личное дело и матери не касается.
Мелани через две недели исполнится двадцать. И она достаточно взрослая, чтобы самостоятельно выбирать себе мужчин. Былые ошибки и отношения с Джейком ее многому научили. Том не Джейк, он совсем другой, и она мечтала войти в его жизнь, более нравственную и здоровую, чем жизнь Джейка.
— Как это прикажешь понимать? — спросила мать, встревоженно уставившись на нее.
— Он славный парень, а я уже большая девочка и, возможно, снова с ним увижусь. Надеюсь. Если он позвонит.
— Уж будь спокойна, позвонит. Он, как мне показалось, от тебя без ума. Ты же как-никак Мелани Фри, не кто-нибудь.
— Да какая разница, кто я? — расстроилась Мелани.
— Ну не скажи. Очень даже большая — для всех на свете, кроме тебя. А не кажется ли тебе, что твоя скромность превышает разумные пределы? Послушай меня, ни один мужчина не может разделить тебя на просто девушку и поп-диву. Это у них заложено в ДНК. Ты произвела на этого парня такое же впечатление, как на любого другого. Кому, скажи на милость, захочется якшаться с какой-нибудь финтифлюшкой, когда можно со звездой? Добившись тебя, он сможет поставить себе галочку.
— Вряд ли Том ставит себе галочки. Он серьезный человек, инженер и хороший парень.
— Вот занудство! — проговорила с отвращением мать.
— Ничего не занудство. Он умный, — твердила Мелани. — А дураки мне надоели! — Она не собиралась оправдываться.
— А что от Джейка избавилась, это хорошо. Я думала, от него с ума сойду. Надоело его нытье.
— Мне казалось, он тебе нравится? — удивилась Мелани.
— Вначале мне самой так казалось, — кивнула Дженет. — Но в лагере он показал себя во всей красе. На таких, как Джейк, нельзя положиться. С таким в разведку не пойдешь. Его интересует лишь один человек на свете — он сам.
— И Эшли, как видно, тоже с кем в разведку не пойдешь. Тем более если она к тому же спит с твоим парнем. Пусть теперь берет себе этого самовлюбленного мерзавца.
— Возможно, ты права. Только не сбрасывай Эшли со счетов.
Мелани промолчала. Она уже ее сбросила.
В этот день Мелани ушла к себе раньше обычного. В ее спальне явно чувствовалась рука матери: всюду розово-белый атлас, на кровати розово-белое, с лисьим мехом, покрывало. Комната напоминала будуар артистки из Лас-Вегаса, коей в душе Дженет осталась до сих пор. Она подробно описала дизайнеру, какой хочет видеть комнату дочери, — все вплоть до розового плюшевого медведя. Просьбы Мелани о том, чтобы все было как можно скромнее, остались не услышанными. Мать настояла на своем. «Что ж, по крайней мере удобно», — подумала Мелани, укладываясь в кровать. Какое все же блаженство иметь возможность снова побаловать себя! Но, вспомнив людей из убежища в Сан-Франциско, она ощутила укол совести: многим из них там жить еще не один месяц, а она тут нежится в своей кровати с отороченным мехом атласным покрывалом. Мелани видела в этом какую-то несправедливость, хотя не могла понять, в чем же она заключалась. Вроде все нормально, но не совсем. По крайней мере вся эта роскошь не ее стиль. Это стиль матери, что с каждым днем становилось для Мелани все более очевидным.
Лежа в постели, Мелани до поздней ночи смотрела телевизор — сначала какой-то старый фильм, потом новости и, наконец, Эм-ти-ви. Как бы высоко ни ценила Мелани опыт, приобретенный в Пресидио, дома, что ни говори, было здорово.
В субботу днем, когда Мелани со своей свитой летела в Лос-Анджелес, Сет Слоун сидел в своей гостиной, бессмысленно уставившись в пустоту. После землетрясения прошло девять дней, а они по-прежнему были отрезаны от мира. Сет уже не знал, благо это или проклятие. У него до сих пор не было вестей из Нью-Йорка. Никаких. Совсем ничего. Ноль.
В итоге получился самый мучительный уик-энд. Стараясь хоть на время забыть о беде, Сет в отчаянии попытался поиграть с детьми. Сара несколько дней с ним не разговаривала. Он ее почти не видел. Даже вечером, уложив детей спать, она исчезала в комнате для гостей. Но он ни разу не упрекнул ее, ни слова не сказал — не смел.
В понедельник утром пошел одиннадцатый день после землетрясения. Когда Сет сидел на кухне и пил кофе, лежавший рядом с ним на столе «Блэкберри» внезапно ожил. Это была первая связь с внешним миром. Сет жадно схватил трубку. И тотчас отправил текстовое сообщение Салли — спросил, что происходит.
Через две минуты пришел лаконичный ответ: «Меня прищучила Комиссия по ценным бумагам. Ты следующий. Они в курсе. У них банковские выписки. Удачи».
— Черт! — выдохнул Сет и написал: «Ты арестован?»
Снова пришел ответ: «Пока нет. Заседание Большого жюри[14] на следующей неделе. Нас замели, старик. Нам крышка».
Именно эти слова уже больше недели боялся услышать Сет, хотя знал почти наверняка, как будут развиваться события. Сердце у него оборвалось. «Нам крышка» — это еще мягко сказано, тем более если у них на руках банковские выписки Салли. Банк Сета тоже откроется со дня на день.
Банк открылся на следующий день. Не дозвонившись до адвоката, Сет отправился к нему домой пешком. Тот посоветовал Сету сидеть тихо и ничего не предпринимать, ведь любые его действия могут быть впоследствии расценены как противозаконные, особенно при том, что Салли находился под следствием. Лишившийся части своего дома во время землетрясения, адвокат Сета не мог с ним встретиться вплоть до пятницы. И ФБР его опередило. В пятницу утром, через две недели после землетрясения, на пороге дома Слоунов появились два агента ФБР. Сара открыла дверь. Они спросили Сета, и она, проводив их в гостиную, пошла за мужем в кабинет на втором этаже. Охваченный ужасом Сет не выходил из дома уже две недели. Вот оно, началось! Впереди — неизвестность.
В течение двух часов спецагенты ФБР допрашивали Сета по поводу Салли. Сет постарался отвечать как можно лаконичнее. А что касается вопросов о нем самом, на них без адвоката отвечать отказался. Его предупредили об аресте в случае «препятствования отправлению правосудия», которым станет его отказ отвечать на какие-либо вопросы о друге. После ухода агентов Сет совсем сник. По крайней мере его пока не арестовали. Но это случится очень скоро.
— Ну что они сказали? — нетерпеливо спросила Сара, когда агенты ушли.
— Их интересовал Салли. Я им практически ничего не сказал.
— А что насчет тебя? — продолжала допытываться Сара.
— Я отказался говорить без адвоката, и они пообещали вернуться. И вернутся — в этом я не сомневаюсь.
— Что же нам теперь делать?
Услышав от Сары слово «нам», Сет немного воспрянул духом. Хотя точно не знал, сказала ли она это по привычке или все же немного оттаяла. Спросить об этом Сет не отважился. Она не разговаривала с ним всю неделю, и он очень боялся снова лишиться ее участия.
— Сегодня придет Генри Джейкобс. — Телефоны наконец заработали. На восстановление связи ушло две недели. Но Сет никому не звонил — боялся. Только раз обменялся сообщениями с Салли, и все. Если им занимается ФБР, телефоны могут прослушивать, и усугублять без того сложную ситуацию ни к чему.
Адвокат пробыл в кабинете Сета около двух часов. После обсуждения всех нюансов дела стало ясно, что хорошего ждать нечего. По словам Гарри, как только будут готовы выписки из банка, Сета скорее всего вызовут на заседание Большого жюри и предъявят обвинение. А потом его арестуют. В том, что суда не избежать, сомнений почти не было. Но как все сложится дальше, неизвестно, да и визит агентов ФБР оптимизма не вселяет.
Для Сета с Сарой этот уик-энд стал настоящим кошмаром. Финансовый округ по-прежнему был лишен электричества и воды, так что поехать в деловой центр Сет не мог. Просто сидел дома и ждал, что будет дальше. Продолжение последовало в понедельник утром. Начальник местного отделения ФБР позвонил Сету на мобильник. Поскольку их главные конторы были закрыты, он попросил разрешения встретиться с ним и его адвокатом на следующий день в доме Слоунов. Он напомнил Сету, что тот находится под следствием и не должен покидать город, что ФБР получено извещение из Комитета по ценным бумагам. Салли, по словам начальника ФБР, на этой неделе должен предстать перед Большим жюри в Нью-Йорке, о чем, впрочем, Сет уже и сам знал.
Сет нашел Сару на кухне, она кормила Олли, все лицо которого было перемазано яблочным соусом. Голоса Сары и детей смешивались со звуками детской телепередачи «Улица Сезам». В выходные в их районе дали электричество, которого в большей части города до сих пор не было. Электричество подключали постепенно, в первую очередь в престижных районах. И они оказались в числе немногих счастливчиков. В их районе, в нескольких кварталах от них, проживал мэр города, что являлось немаловажным преимуществом. В городе также открылось несколько магазинов, в основном супермаркетов и сетевых продуктовых, а также банки.
Сара с ужасом узнала от Сета, что завтра к ним явятся из ФБР. Слава Богу, она, как его жена, имеет право отказаться свидетельствовать против него. Да она и не знала ничего — Сет не посвящал ее в подробности своих махинаций. Все это было для нее как гром среди ясного неба.
— Что ты собираешься делать? — сдавленно спросила она.
— Приглашу на встречу Генри. Выбора нет. Если откажусь, будет еще хуже — пришлют распоряжение суда и заставят силой. Генри приедет сегодня, чтобы меня подготовить. — Сразу же после звонка из ФБР он связался с Джейкобсом и настоятельно попросил немедленно к нему приехать.
Прибыл строгий и официальный Генри Джейкобс. Сара проводила его наверх в кабинет Сета. Тот сидел за письменным столом и машинально что-то чертил на бумаге, время от времени поднимая голову и устремляя унылый взгляд в окно. Весь день он не выходил из прострации, после короткого разговора с Сарой закрылся у себя в кабинете и больше не появлялся оттуда. Тихонько постучав, Сара впустила Генри.
Сет встал, приветствуя адвоката, жестом указал на стул и со вздохом сел сам.
— Спасибо что приехал, Генри. Надеюсь, у тебя в портфеле волшебная палочка. Чтобы вытащить меня из этого дерьма, нужен волшебник. — Он провел рукой по волосам.
Адвокат с мрачным видом устроился напротив.
— Очень может быть.
Генри Джейкобс, мужчина лет пятидесяти с небольшим, в своей практике уже сталкивался с такими делами. Сет несколько раз консультировался у него, чтобы, как теперь стало ясно, наперед обезопасить себя, скрыть свои темные делишки. Тогда Генри было и невдомек, что Сет уже в деле. Все, о чем говорил Сет, адвокату казалось некоей абстракцией. Он думал, что Сет боится вляпаться в нечто подобное. Трудолюбие и осторожность Сета всегда восхищали Джейкобса, который только сейчас осознал, что происходило на самом деле. Он не стал говорить своему клиенту, какой приговор ему грозит. И так было ясно, что Сет попал в серьезный переплет с катастрофическими последствиями.
— Насколько я понимаю, ты и раньше этим занимался, — высказал предположение Генри, когда они все обсудили еще раз. Для новичка операции Сета были проведены слишком умело, слишком тщательно и продуманно. Сет кивнул. Опытный юрист, Генри знал свое дело. — Сколько раз?
— Четыре.
— Кто-нибудь еще участвовал в деле?
— Нет. Только тот самый приятель из Нью-Йорка. Мы дружим со школы, и я ему безоговорочно доверяю. Думаю, сейчас не это важно. — Сет мрачно ухмыльнулся и швырнул карандаш на стол. — Если б не проклятое землетрясение, у нас и сейчас все прошло бы как по маслу. Ну надо ж такому случиться! У нас почти совсем не оставалось времени, и аудиторы его инвесторов, как назло, шли к нему прямо вслед за моими. Дело бы и на этот раз выгорело, если б после землетрясения все не полетело к черту.
Денежные активы в банках были заморожены. Именно это обстоятельство расстроило их планы. Две недели у Сета были связаны руки, а деньги инвесторов Салли лежали на его счетах. Сет все никак не мог понять: беда не в том, что землетрясение помешало скрыть преступление, а в том, что подобное вообще пришло им в голову. Их действия квалифицировались однозначно как противозаконные. Более серьезным правонарушением могли стать только банальная кража денег со счетов и побег вместе с ними. Они обманули своих инвесторов, раздувая размеры капитала своих компаний, и погорели. Генри это не изумляло, уж такая у него работа — защищать людей вроде Сета, хотя и сочувствия эта проблема у него не вызывала. Сет прочитал это в его глазах:
— Что нам грозит? — задал он прямой вопрос. Панический страх отражался на его лице и метался в глазах, как крыса в клетке.
Он боялся ответа, но все же хотел его услышать. Он трусил. На этой неделе в Нью-Йорке по специальному запросу федерального прокурора соберется Большое жюри, чтобы предъявить Салли обвинение. И судя по тому, что сказал ему агент ФБР, очередь за ним.
— Надо смотреть правде в глаза, улики против тебя, Сет, весьма веские, — тихо сказал Генри. Подсластить пилюлю было нечем: — На твоих банковских счетах неопровержимые доказательства. — Как только Сет с ним связался, Генри запретил ему трогать деньги. Хотя Сет и так не стал бы — куда с ними деваться? Счета Салли в Нью-Йорке заморожены. Нельзя же снять шестьдесят миллионов долларов наличными и спрятать их в чемодане под кроватью. Так что все оставалось, как было, — Сейчас ФБР проводит расследование по запросу Комиссии по ценным бумагам, — продолжал Генри. — Когда они после разговора с тобой отчитаются о добытой информации, есть все основания предполагать, что состоится слушание дела перед Большим жюри. Если улики против тебя неопровержимые, твое присутствие может и не потребоваться. Если Большое жюри подаст ходатайство о предъявлении обвинения, его тебе вскоре предъявят, потом, вероятно, арестуют и передадут дело в суд. Дальше моя работа. Хотя тут мало что можно сделать. Вероятно, даже нет смысла доводить дело до суда. Если улики тверды, как скала, не исключено, тебе стоит пойти на сделку о признании вины.[15] Признав вину, нам, возможно, удастся заинтересовать их информацией, которую они смогут использовать против твоего нью-йоркского друга. Если это заинтересует Комиссию по ценным бумагам, тебе могут скостить срок. Но вводить тебя в заблуждение я не стану. При наличии неопровержимых улик тебе, Сет, скорее всего грозит тюрьма. Вытащить тебя из этого болота не просто сложно, а сверхсложно. За тобой тянется прямо-таки неоновый след. Речь ведь не о ерунде какой-то — речь о больших деньгах. Мошенничество ценой в шестьдесят миллионов долларов — это не шутка. Так что поблажек не жди. — Ему вдруг пришла в голову какая-то мысль. — А с налогами у тебя все в порядке?
Проблемы с налогами серьезно осложнили бы дело. Сара уже задавала Сету этот вопрос. Если на его совести еще и махинации с налогами, то сидеть ему и сидеть.
— Абсолютно, — обиженно ответил Сет. — От уплаты налогов я никогда не уклонялся.
Значит, только инвесторы — его и Салли. «Эх, воровская честь», — подумал Генри.
— Отрадно слышать…
Сет перебил его:
— Сколько мне светит, Генри? Сколько лет — в худшем случае?
— В худшем? — задумчиво переспросил адвокат, прикидывая в уме и припоминая все обстоятельства дела, по крайней мере все известные ему обстоятельства. — Трудно сказать. Закон и Комиссия по ценным бумагам к обману инвесторов относятся строго… Даже не знаю. Если ничего не изменится и наш вариант с признанием вины ничего не даст, лет двадцать пять, а то и все тридцать. Но до этого не дойдет, — заверил его Генри. — Кое-что можно уравновесить какими-нибудь другими факторами. Так что в худшем случае от пяти до десяти, А если повезет, от двух до пяти. Думаю, в данном случае лучше и быть не может. Надеюсь, нам удастся добиться этого.
— Срок отбывать в федеральной тюрьме? Как ты думаешь, они не согласятся заменить тюрьму на лишение свободы с электронным браслетом? Все же не тюрьма, с браслетом еще жить можно, — испуганно сказал Сет. — Ведь у меня жена, дети.
«А вот об этом стоило подумать раньше», — мелькнуло в голове у Генри, но вслух он этого не сказал.
Сет в свои тридцать семь уже безнадежно загубил собственную жизнь, так же как и жизнь своих близких. И все из-за жадности и беспринципности. Теперь ему не отвертеться, и Генри не хотел обнадеживать его. Люди из ФБР, которые станут заниматься его делом, шутить не любят. Таких эгоистичных и алчных, как Сет, к тому же убежденных в своей безнаказанности, они на дух не переносят. Законы о хеджевых фондах и такие институты, как ФБР, созданы для того, чтобы защищать инвесторов от подобных мошенников. В законодательстве о хеджевых фондах, конечно, можно найти лазейки, но чтобы преступление подобного масштаба сошло с рук… Как бы то ни было, Генри должен отстаивать интересы Сета, но при всем старании дело безнадежно.
— Вряд ли домашний арест с электронным браслетом реален, — откровенно ответил Генри. Лгать Сету он не собирался. Зря пугать не хотел, но и всей правды не скрывал, — Возможно, удастся выхлопотать тебе досрочное освобождение. Но не в начале срока. Нужно смотреть правде в глаза, Сет, какое-то время тебе придется сидеть. Будем надеяться, не очень долго. Учитывая то, какие суммы через вас с Салли прошли, по головке тебя не погладят, если мы их ничем не заинтересуем. Хотя и тогда особого снисхождения не жди.
Именно это, в общих чертах, Сет и говорил Саре наутро после землетрясения. В ту самую минуту, как начались подземные толчки и телефоны отключились, он понял, что песенка его спета. Понимала это и Сара. Генри просто обрисовал ситуацию более вразумительно. Они снова прошлись по деталям. Сет ничего не утаил от адвоката, иначе было нельзя. Он нуждался в его помощи, и Генри обещал присутствовать при его дознании представителями ФБР на следующий день. Как раз в это время в Нью-Йорке начнется заседание Большого жюри по делу Салли. Генри уехал около шести часов. Выжатый как лимон Сет вышел из кабинета.
Он нашел Сару в кухне. Она кормила детей. Пармани занималась стиркой на первом этаже. Сара с тревогой подняла на мужа глаза.
— Ну что он сказал? — Она, как и Сет, надеялась на чудо. Только чудо могло спасти Сета. Тяжело опустившись на стул, Сет с несчастным видом посмотрел сначала на детей, потом на Сару. Молли пыталась что-то сказать, но отцу было не до нее — он не мог отвлечься от тягостных мыслей.
— Так я и думал. — Он решил начать с худшего. — Мне грозит до тридцати лет тюрьмы. Если повезет, то в обмен на информацию о Салли могут дать от двух до пяти. Но мне бы этого не хотелось. — Он вздохнул и сказал то, что открыло Саре еще одну сторону его натуры: — Однако не исключено, что придется это сделать. Я ведь головой рискую.
— Он тоже.
Сара никогда не любила Салли — этот скользкий тип относился к ней свысока. Никаких сомнений у нее на его счет не было. Однако теперь выходило, что Сет ничуть не лучше, а может, даже хуже Салли.
— А если он первый тебя сдаст?
Об этом Сет как-то не подумал. Действительно, у Салли есть такая возможность. Не исключено, что именно сейчас он сливает всю информацию ФБР и Комиссии по ценным бумагам. А он может. Но Сет сам хотел это сделать. После консультации с Генри он уже принял решение. Трубить весь срок, все тридцать лет, он не собирался и готов был на все, лишь бы спасти свою задницу, даже на предательство. Сара прочитала это у него на лице и почувствовала отвращение — не потому, что Сет был готов сдать Салли, хотя тот, по ее мнению, этого заслуживал. Для Сета не существовало ничего святого. Ему не было жаль ни инвесторов, ни подельника, ни своей жены с детьми. Теперь Сара видела его насквозь и с ужасом ощутила весь кошмар своего положения.
— А ты как думаешь? — с тревогой спросил Сет, когда Пармани забрала детей мыться. До этого они разговаривали через голову Молли. Олли был еще совсем несмышленым.
— Не знаю.
По словам Генри, присутствие Сары на слушаниях дела и в суде имело большое значение. Это способствовало бы созданию впечатления его респектабельности.
— Ты будешь мне нужна во время судебного разбирательства, — честно признался Сет, — но еще больше потом. Я могу надолго исчезнуть. — Глаза Сары наполнились слезами. Она встала и отнесла детские тарелки в мойку. До этого она крепилась — не хотела, чтобы дети или даже Сет видели ее слезы. Сет подошел к ней. — Не бросай меня сейчас, Сара. Я тебя люблю. Ты моя жена. И не можешь бросить меня в беде. — В его голосе слышалась мольба.
— Что ж ты об этом не думал раньше? — прошептала Сара. Она стояла в своей кухне, такой красивой и уютной, кухне обожаемого ею дома, и по ее щекам текли слезы. Она оплакивала не потерю дома и безбедной жизни, ей было горько от того, что муж ее оказался продажным и безнравственным человеком. Он не задумываясь разрушил их будущее и теперь обращается к ней за поддержкой. Она, видите ли, нужна ему.
А нужен ли он ей? А как же дети? Вдруг он просидит все тридцать лет? Что тогда будет с детьми?
— Я же хотел обеспечить семью, — упавшим голосом оправдывался Сет. — Для тебя, Сара, и для них. — Он указал рукой наверх, на второй этаж, где находились дети. — Наверное, я был слишком нетерпелив, поэтому все испортил. — Он понурился. Но Сара понимала, что он старается вызвать жалость к себе. И это его стремление было тем же, что и готовность предать друга. Все остальное пусть горит синим пламенем.
— Ты хотел всего добиться с помощью обмана. Это совсем другое, — напомнила Сара. — И вовсе не семья была для тебя главным. Главным был ты сам: Тебе хотелось почувствовать себя победителем во что бы то ни стало, даже в ущерб своим детям. Если ты отправишься за решетку на тридцать лет, они вырастут без тебя. Лишь изредка будут видеть тебя во время свиданий. Как если бы ты умер. — Боль и страх Сары сменились гневом.
— Нет уж, спасибо, — сказал Сет, и в его глазах вдруг мелькнуло что-то отталкивающее. — На это не рассчитывай. Не дождешься. Все свои денежки до последнего пенни я потрачу на лучших адвокатов, которых только смогу найти, и если потребуется, буду целую вечность подавать апелляции. — Однако они оба знали, что расплаты не миновать и последнее преступление выведет следствие на все остальные их с Салли махинации. Сара чувствовала, как Сет стремительно тянет ее на дно за собой, и решила во что бы то ни стало не дать ему погубить себя с детьми. — А как же клятва «хранить верность в счастье и в несчастье»?
— Вряд ли в клятве под несчастьем подразумевались мошенничество с ценными бумагами и тридцатилетний срок, — дрожащим голосом ответила Сара.
— Речь шла о том, чтобы поддерживать мужа, когда тот по уши в дерьме. Я строил для нашей семьи светлое будущее, Сара. Безоблачное будущее. Ведь мы жили «в счастье», и ты не жаловалась, когда я купил этот особняк и дал тебе возможность забить его предметами искусства и антиквариатом, когда я заваливал тебя драгоценностями и дорогими шмотками, когда приобрел дом на Тахо и самолет, ты тоже не протестовала. Не возмущалась, не говорила, что это слишком.
Сара ушам своим не верила: неужели это Сет говорит ей? К горлу подкатила тошнота.
— Я же говорила, что меня беспокоят такие траты, — напомнила она. — Все это появилось так быстро, я оглянуться не успела. — Теперь она знала, каким образом. Все это было приобретено на нечестно добытые деньги. Сет обманом заставил инвесторов поверить, что имеет больше, чем на самом деле, и они с риском для себя вкладывали деньги в его фонд. Насколько Сара понимала, кое-что из этого оседало в карманах у Сета. Эта догадка осенила Сару внезапно, и это было очень похоже на правду. В своем стяжательстве Сет ни перед чем не останавливался, и теперь его ждало неотвратимое падение на самое дно. И ее, возможно, тоже, после того как он разрушил их жизнь.
— Ты же ни от чего не отказывалась и не пыталась меня остановить, — упрекнул ее Сет.
Сара посмотрела ему прямо в глаза.
— А я могла остановить тебя? Вряд ли. Тобой всегда руководили жадность и амбиции. Ты перешел все границы, а в итоге пострадали мы все.
— Но в тюрьме-то сидеть мне, а не тебе.
— А на что ты надеялся, когда влезал в это дерьмо? Ты не герой, Сет, а самый настоящий мошенник.
Сара снова заплакала, и Сет вихрем вылетел из кухни, громко хлопнув дверью. Он не желал ничего слушать. Он только хотел увериться, что она, что бы ни случилось, останется при нем. Но просил слишком многого, чувствуя, что заслуживает наказания.
Ночь была длинная и мучительная для обоих. Сет просидел в кабинете до четырех утра. Сара ночевала в комнате для гостей. В пять часов Сет наконец пошел в спальню, лег на кровать и проспал до полудня. А когда встал, пришла пора готовиться к встрече с представителями ФБР. Сара повела детей гулять в парк. Машиной она еще не обзавелась, но в случае необходимости они ездили на допотопной «хонде» Пармани. Сара так отвратительно себя чувствовала, что была не в силах даже арендовать автомобиль. Сет никуда не выезжал — отсиживался дома. Скованный страхом, он не решался выйти на улицу.
Они возвращались из парка домой, когда Саре вдруг в голову пришла одна мысль. Она поручила детей Пармани и попросила ее одолжить машину, сославшись на срочную необходимость. Добрая непалка с радостью разрешила взять «хонду». Она чувствовала, что в семье хозяев стряслась какая-то беда, вот только не представляла какая, спросить же об этом не решалась. Может, Сет завел себе любовницу, гадала она, или просто в их отношениях наступил кризис. О том, что Сету могут предъявить обвинение и дать срок или что они могут остаться без дома, Пармани и помыслить не могла. Ведь они так молоды и так крепко стоят на ногах. Еще две недели назад Сара и сама так считала. И как быстро все изменилось. Молодые — да, но ни богатства, ни прочного положения после землетрясения, увы, не осталось. Впрочем, рано или поздно Сет все равно попался бы. Бесконечно скрывать такое невозможно. Разоблачение было неизбежно, просто она о его делах раньше ничего не знала.
Сев в машину Пармани, Сара направилась вниз с холма на север к Дивисадеро. На бульваре Марин свернула налево и мимо Крисси-Филд покатила в Пресидио. Она пробовала дозвониться до Мэгги по сотовому, но ее телефон был отключен. Так что Сара даже не знала, работает ли еще Мэгги в лазарете. Однако необходимо было с кем-нибудь поговорить, и никого более подходящего, кроме Мэгги, она не могла представить. Рассказать о несчастье, которое навлек на них Сет, родителям она не могла: с матерью случилась бы истерика, а отец возненавидел бы Сета. Если ее худшие опасения оправдаются, родители и без того очень скоро обо всем узнают из прессы. Пожалуй, их следует поставить в известность все-таки прежде, чем дело попадет на страницы газет. Но только не сейчас. Ей нужно срочно посоветоваться с рассудительным, здравомыслящим человеком, облегчить душу. Сердце подсказывало, что сестра Мэгги как раз подходящий вариант.
Сара остановилась перед лазаретом и, выйдя из маленькой обшарпанной «хонды», вошла внутрь. И почти сразу увидела Мэгги: та куда-то спешила со стопкой хирургических простыней и полотенец, из-за которых едва виднелась ее голова. Сара подошла к ней.
Мэгги удивленно подняла на нее глаза.
— Как я рада вас видеть, Сара. Каким ветром? Вы не заболели? — Пункты неотложной помощи в городских больницах уже открылись. Хоть лазарет в Пресидио и продолжал функционировать, он уже не был так переполнен, как несколько дней назад.
— Нет, я здорова… я… Простите, у вас есть время поговорить?
Увидев ее взгляд, Мэгги тут же положила простыни и полотенца на пустую кровать.
— Идемте. Почему бы нам с вами не посидеть несколько минуток на берегу? Ни вам, ни мне это не повредит. Я с шести утра на ногах.
— Спасибо, — поблагодарила Сара и вышла вслед за Мэгги на улицу.
Они сошли с дороги на тропинку и, перебрасываясь ничего не значащими фразами, спустились к берегу. Мэгги поинтересовалась, как себя чувствует Олли, и Сара ответила, что все хорошо. Наконец они дошли до берега и присели на песок. Обе были в джинсах. Залив впереди казался мерцающей гладью. День выдался чудесный. Сара не помнила такого замечательного мая, хотя для нее сейчас весь мир перевернулся. Их с Сетом мир.
— Что стряслось? — участливо спросила Мэгги, вглядываясь в лицо Сары.
Та выглядела крайне взволнованной, в глазах застыла невыразимая мука. Мэгги подозревала, что у Сары нелады с мужем. Ведь еще в прошлый раз, когда Сара привезла в лазарет больного ребенка, она намекала на что-то такое. А теперь Мэгги показалось, что положение серьезно ухудшилось. Сара, казалось, убита горем.
— Даже не знаю, с чего начать. — Мэгги терпеливо ждала, пока Сара подыскивала слова. По ее щекам текли слезы, но она словно не замечала их, а деликатная монахиня сидела радом и молилась про себя о том, чтобы тяжкое бремя Сары упало с ее плеч. — Это все Сет… — наконец заговорила Сара. Мэгги нисколько не удивилась. — Случилось нечто ужасное, нет, то есть он совершил нечто ужасное… бесчестный поступок… и попался. — Мэгги даже отдаленно не представляла, о чем речь. Может, у него была интрижка на стороне, о которой Саре только недавно стало известно?
— Он сам вам в этом признался? — осторожно спросила Мэгги.
— Да, сам. Рассказывал об этом в ночь землетрясения, когда мы добрались до дома, и потом на следующее утро. — Прежде чем выложить все как есть, Сара заглянула Мэгги в глаза. Чужие секреты Мэгги держала при себе и делилась ими только с Богом во время молитвы. — Он нарушил закон… перевел чужие деньги на счет своего хеджевого фонда, чего нельзя было делать. Собирался их потом вернуть, но случилось землетрясение, банки не работали, и деньги остались на его счетах. Он знал, что все обнаружится, прежде чем откроются банки.
Мэгги молчала. Сказанное Сарой ее ошеломило. Беда оказалась куда более серьезной, чем она полагала.
— И это раскрылось?
— Да, — горестно кивнула Сара. — Раскрылось. В Нью-Йорке. В первый понедельник после землетрясения. Об этом сообщили в Комиссию по ценным бумагам, а они связались с местным отделением ФБР. Сейчас идет следствие; Большое жюри, наверное, предъявит Сету обвинение, за которым последует судебное разбирательство. — Сара рассказала обо всем. — Если он будет признан виновным, то может угодить за решетку на тридцать лет. Возможен и меньший срок. Тридцать — это в худшем случае. Он собирается свидетельствовать против своего друга, с которым они вместе проворачивали такие махинации. Тот в Нью-Йорке уже под следствием. — Стиснув руку Мэгги, Сара зарыдала. — Мэгги, оказывается, я его совсем не знала. Он не тот, за кого я его принимала. Вор и мошенник. Как он мог так с нами поступить?
— Вы о чем-то подобном подозревали раньше? — встревоженно спросила Мэгги. История оказалась действительно скверной.
— Никогда. Ни о чем. Я считала его кристально честным человеком, просто умным и везучим. Меня тревожило, что мы направо и налево транжирим деньги, но Сет все твердил: деньги для того и существуют, чтобы их тратить. А теперь я даже не знаю, чьи на самом деле это были деньги, наши или нет. Бог его знает, что еще на его совести. И что теперь будет?.. Скорее всего мы потеряем дом… но самое ужасное то, что я уже потеряла мужа. Он конченый человек. Наказания ему не избежать. И он хочет, чтобы я оставалась рядом, поддерживала его. Ведь именно в этом, по его мнению, я поклялась перед Богом, обещая «хранить верность и в счастье, и в несчастье»… А что будет со мной и с детьми, если он окажется в тюрьме?
Мэгги знала, что Сара молода и, как бы там ни было, сможет начать жизнь сначала. Только для Сета такой разрыв, если до этого дойдет, будет губителен. Даже для Мэгги, знающей о деле крайне мало, это звучало страшно.
— А вы хотите остаться с ним, Сара?
— Не знаю. Я не знаю, чего хочу и как должна ко всему этому относиться. Я его люблю, хотя теперь даже не знаю точно, кого люблю, с кем жила последние четыре года и еще два года встречалась до свадьбы. Ведь он настоящий мошенник. А если я не смогу простить его за все, что он сделал?
— Это уже другой вопрос, — мудро заметила Мэгги. — Вы можете его простить и все же оставить его. Вы вправе распоряжаться собственной жизнью, вправе решать, с кем и как жить и какие испытания вам по силам. Прощение — это другое. Со временем, я уверена, вы его простите. Сейчас вам не стоит торопиться с важными решениями. Подождите какое-то время, прислушайтесь к себе. Может случиться, вы решите остаться с мужем, помочь ему выжить, а может, и нет. Только не спешите.
— Но Сет считает, что у меня перед ним есть обязательства, — удрученно проговорила вконец запутавшаяся Сара.
— Он не может вам приказывать. Тут вам решать. Слишком уж многого он от вас требует после того, что натворил. К нему уже приходили по этому делу?
— С ним сейчас беседуют люди из ФБР. Что дальше, неизвестно.
— Придется подождать.
— Я не знаю, в чем состоит мой долг перед ним, в чем перед детьми, а в чем перед собой. Я не хочу тонуть вместе с ним. Не хочу ждать мужа-преступника, который выйдет из тюрьмы через двадцать или тридцать лет — да хотя бы даже через пять! Вряд ли я способна на такое. В конце концов я могу его за это возненавидеть.
— Ненависть — плохое чувство. Она только отравит вас. Какое бы решение вы ни приняли, этого нельзя допускать. Он имеет право ждать от вас сострадания и прощения, но права погубить вашу жизнь или жизнь ваших детей у него нет.
— Значит, мой супружеский долг не обязывает меня остаться с ним? — В глазах Сары плескались боль, смятение и чувство собственной вины. Мэгги стало жаль ее. Жаль их обоих. Они попали в беду, и каким бы страшным ни было преступление Сета, Мэгги казалось, что Саре сейчас намного тяжелее, чем ее мужу.
— Ваш долг — понять и пожалеть, проявить сострадание, но не бросать к его ногам себя, Сара… Вы в любом случае не сможете отдать ему свою жизнь, даже если бы захотели. Но поддерживать его или нет, решать вам. У вас есть право уйти, если так лучше для вас и для детей. Сейчас ваш единственный долг — это прощение. Остальное — ваш выбор. Вместе с прощением на нас сходит Божья благодать, которая принесет успокоение вам обоим.
Мэгги старалась помочь Саре советом человека, убежденного в несокрушимой силе милосердия, всепрощения и любви.
— Мне никогда не приходилось бывать в вашем положении, — призналась Мэгги. — Поэтому боюсь ошибиться с советом. Я просто высказываю свое мнение. А как поступать, решайте сами. Впрочем, еще не время принимать окончательное решение. Если вы его любите, это уже много. Но в каком виде проявится эта любовь, зависит от вас. Возможно, высшим проявлением вашей любви к нему будет ваш уход. Он должен заплатить за свои ошибки, а они, судя по вашим словам, весьма серьезные. Вы не обязаны расплачиваться за его ошибки. Хотя все равно будете в какой-то степени. Вам ведь тоже придется несладко, независимо от того, какой выбор вы сделаете.
— Мне и так уже несладко. Мы скорее всего останемся без дома. У нас его конфискуют. Или его придется продать, чтобы заплатить адвокатам.
— Куда же вы денетесь? — встревожилась Мэгги. Бедная Сара совсем пала духом, поэтому и приехала поговорить. — У вас здесь есть родственники?
Сара отрицательно покачала головой:
— Родители переехали на Бермуды. Жить у них я не могу, это слишком далеко. Не хочу увозить детей от Сета. Да и родителям пока ни к чему знать об этом. Наверное, устроюсь на работу и смогу найти небольшую квартирку. С тех пор как мы поженились, я не работала — сидела с детьми и чувствовала себя прекрасно. Но теперь должна работать — другого выхода нет. У меня степень магистра делового администрирования. Ведь мы с Сетом познакомились в Стэнфордской бизнес-школе.
Мэгги улыбнулась, думая про себя, что ее муж использовал свои знания не по назначению. Хорошо, что у Сары есть образование, которое позволит ей найти хорошую работу и обеспечить себя и детей. Но это не главное. Главное — как сложится их судьба, если Сету предъявят обвинение, а это, по-видимому, вот-вот случится. Если все сказанное Сарой правда, точно также неотвратимо и тюремное заключение.
— Вам следует выждать время и посмотреть, как все сложится дальше. Сет, безусловно, совершил роковую ошибку. И только вам одной известно, сможете ли вы его простить, захотите ли остаться с ним. Молитесь, Сара, — убедительно посоветовала Мэгги. — И ответы на ваши вопросы к вам придут. Все прояснится. Возможно, даже скорее, чем выдумаете. — Или скорее, чем ей хочется. Мэгги вспомнила, как часто, особенно в неприятных и тяжелых ситуациях, она просила у Бога совета. И ответы приходили к ней, но более откровенные и прямолинейные, чем того хотелось бы. Саре она этого, правда, не стала говорить.
— Сет потребовал, чтобы я присутствовала на суде, — мрачно заметила Сара. — И я буду там. Это мой долг. Хотя мне это очень тяжело. В прессе его будут живописать как закоренелого преступника. — Они обе это знали. — До чего же унизительно!..
— Не позволяйте гордости диктовать вам решение, — предостерегла ее Мэгги. — Почувствуйте любовь в своем сердце. И тогда ваше решение пойдет всем на благо. Это то, что всем вам в сложившейся ситуации необходимо. Правильный ответ и верное решение гарантируют достойное будущее для вас и ваших детей, независимо от того, есть в нем место Сету или нет. Чем бы все это для него ни кончилось, его дети всегда будут его детьми, а он их отцом. Вот только неизвестно, останетесь ли с ним вы. То есть захотите ли с ним остаться.
— Не знаю. Я не знаю, кто это «он». У меня такое чувство, будто человек, которого я любила, — плод моего воображения. Не понимаю, кто он на самом деле. Мне и в голову не могло прийти, что он способен на такой обман.
— Никогда не знаешь… — проговорила Мэгги. Они сидели и смотрели вдаль на бухту. — Люди порой совершают странные поступки. Даже те, кого, как нам кажется, мы знаем и любим. Я буду за вас молиться, — пообещала Мэгги. — Вы тоже молитесь, если можете. Доверьтесь Господу. Пусть Он вам поможет принять правильное решение.
Сара кивнула и с улыбкой повернула заплаканное лицо к Мэгги.
— Спасибо. Я знала, что разговор с вами принесет мне облегчение. Не представляю, что буду делать, но мне уже легче. Хотя, собираясь к вам, я чувствовала себя в полной растерянности.
— Приезжайте в любое время или звоните. Я пока поживу здесь. — Мэгги предстояло еще много работы в Пресидио. Долг обязывал ее помогать людям, обреченным по воле стихии здесь жить еще не один месяц. Открывшееся для нее огромное поле деятельности вполне соответствовало ее монашеской миссии. Всем, с кем встречалась, Мэгги дарила любовь, мир и утешение. — Будьте милосердны. — Это был ее последний совет Саре. — Сострадание — важная составляющая нашей жизни. Но это не значит, что вы должны принести свою жизнь в жертву мужу. Однако, принимая окончательное решение, каким бы оно ни было, вы должны быть милосердны и по отношению к нему, и по отношению к себе. Любить его не значит остаться с ним, любить его — значит сострадать. Именно здесь нас осеняет Божья благодать. Вы это сами со временем поймете.
Они остановились перед лазаретом.
— Спасибо, — сказала Сара, обнимая Мэгги. — Я буду поддерживать с вами связь.
— А я молиться за вас, — пообещала Мэгги и с улыбкой, полной любви, помахала рукой вслед удалявшейся умиротворенной Саре.
Она поехала в машине Пармани домой — по бульвару Марин в южном направлении, потом поднялась на холм и покатила по Дивисадеро. Машина затормозила перед домом в тот момент, когда его покидали двое агентов ФБР. Сара обрадовалась, что во время допроса ее не было дома, и дождалась, когда они уйдут. Генри с Сетом подводили итоги.
Когда ушел и Генри, Сара вошла в кабинет Сета.
— Ты где была? — спросил он, совершенно измученный и разбитый.
— Нужно было продышаться. Ну как дела?
— Хуже некуда, — мрачно ответил Сет. — Они в выражениях не стеснялись. Требуют предъявления обвинения на следующей неделе. Словом, мне не поздоровится. Тебе стоило бы сегодня побыть дома. — Он с укором посмотрел на нее. Никогда еще Сара не видела его таким жалким. И, вспомнив слова Мэгги, она постаралась вызвать в себе сочувствие к нему. Он испортил ей жизнь, но глубоко увяз и сам. Ей стало жаль его, гораздо больше, чем раньше, до разговора с Мэгги.
— ФБР хочет встречи со мной? — заволновалась Сара.
— Нет. Ты тут ни при чем. Я им сказал, что моя жена не имеет к делу никакого отношения и ничего не знала. Да они и не могут заставить жену свидетельствовать против мужа.
Сара немного успокоилась.
— Это мне нужно, чтобы ты была рядом.
— Я рядом, Сет. — По крайней мере сейчас. Только это и могла сделать для него Сара.
— Спасибо, — тихо ответил Сет.
Сара, выйдя из комнаты, стала подниматься наверх к детям. Сет больше не произнес ни слова. Как только она вышла, он зарыдал, уронив голову на руки.