Глава 10

Два года не утихала в ее душе боль после встречи с Эльвирой Розой Мартинес. С недавних пор Шонтэль казалось, что она наконец совладала с собой. И вот едва лишь она начала вспоминать, как почувствовала ту же боль — как будто это случилось вчера.

— Ты сказала, что это произошло за день до того, как ты оставила меня, — напомнил Луис.

— Да, но на самом деле все началось гораздо раньше, — задумчиво произнесла она, вспоминая недели, проведенные вместе с Луисом в его квартире в Баррио Реколета. Это был один из самых фешенебельных районов Буэнос-Айреса, где проживали почти все городские богачи и знаменитости. Луис не прятал Шонтэль от своей семьи, что, в общем-то, было бы довольно сложно: дом его родителей был недалеко.

— А до этого моя мать с тобой общалась? продолжал выспрашивать Луис.

— Нет, но ведь ты и не хотел знакомить меня с ней. Ты также не хотел, чтобы я познакомилась с кем-нибудь из твоих друзей. — Она повернулась к нему:

— Почему, Луис?

Он посмотрел ей в глаза:

— Я не хотел делить тебя еще с кем-то.

— И собирался оставить все как есть? Он пожал плечами.

— Честно говоря, я об этом не задумывался.

— Ты стыдился меня? Он нахмурился.

— С чего ты взяла?

— Может быть, я как-то не так себя вела. В его глазах появилась злость.

— Это слова моей матери?

— Если бы я не жила за твой счет, ее слова не имели бы для меня никакого значения. — Девушка отвернулась и стала смотреть в окно, вспоминая, как долго тянулись дни — Луис засиживался на работе допоздна, а ей было так одиноко. Разумеется, она не сидела дома все дни напролет, конечно, нет. Всегда было чем заняться. Можно было пойти на знаменитое кладбище Реколета, побродить по старинным площадям, наслаждаясь удивительной архитектурой, послушать уличных музыкантов. Можно было ходить по музеям и выставкам… Недаром Буэнос-Айрес называли Парижем Американского континента.

Скучать ей не приходилось. Вовсе нет. Но ей было ужасно одиноко. Чужая страна. Чужая культура. И все-таки она не чувствовала себя иностранкой — чужеземкой — до того дня, как лицом к лицу столкнулась с Эльвирой Розой Мартинес. И Клаудией Гальярдо.

— Знаешь, неприятнее всего была ее симпатия, которую она якобы испытывала ко мне, заметила Шонтэль сухо. — Как она была огорчена, что я даже не догадываюсь о твоем истинном отношении ко мне. Это ужасно, что ее сын ввел меня в заблуждение, не объяснив своих намерений.

— И что же это за намерения, по представлениям моей матери?

— Тебя вполне устраивало, что я твоя любовница, но о женитьбе на мне ты даже и не думал, — ответила Шонтэль с горечью. — Мне дали понять, что женщин вроде меня используют лишь для приятного времяпрепровождения, а женятся на порядочных, добродетельных девушках.

— И ты поверила, что я могу опуститься до подобной низости по отношению к женщине, не говоря уж о сестре моего друга? — возмутился Луис.

Она резко развернулась и вызывающе посмотрела ему в лицо.

— Этой ночью ты использовал меня как шлюху. Может, ты и это будешь отрицать?

— У тебя был выбор, — ответил он без малейшего сожаления или стыда. — Ты сама выбрала эту роль. Ту роль, которую заставила сыграть меня два года назад.

— Я никогда не использовала тебя! — не выдержала она. — Просто…

— Просто слова моей матери значат для тебя больше, чем все, что было между нами, — закончил он за нее, все больше приходя в ярость.

— Не только слова, Луис. Я встретила твою невесту, Клаудию Гальярдо.

— А-ха, любопытно… — Глаза Луиса вспыхнули. — А Клаудия сказала тебе, что я ее жених?

— «Помолвлены»— вот какое слово она использовала.

— Кто «она»? Клаудия?

Шонтэль запнулась. Она не могла точно вспомнить, говорила ли Клаудия, что она помолвлена с Луисом. Но она все время повторяла: «Когда я выйду замуж за Луиса…»

— «Когда я выйду замуж за Луиса…» Она говорила мне об этом после ланча и делилась своими планами о вашем совместном будущем, — вспомнила Шонтэль, стараясь ничего не упустить из виду. — Это твоя мать сказала, что вы помолвлены, прежде чем Клаудия успела открыть рот.

— Какого еще ланча?

— В вашем доме, на Альвеар-авеню. Луис заскрипел зубами. Он с трудом сдерживался.

— Как до этого дошло? — допрашивал он. Чувствовалось, что внутри у него все кипит.

— Твоя мать пришла утром, — быстро продолжила Шонтэль, — примерно в половине десятого. Она представилась, а затем пригласила на обед. — Шонтэль почувствовала, что ее тошнит, и отвернулась. Она не хотела замечать сострадания в его взгляде. — Чтобы чуть больше узнать о частной жизни своего сына, безучастно пояснила она.

Все было безнадежно… безнадежно… Зря они копаются в прошлом. Она попыталась сконцентрироваться на настоящем. Алан сидел за рулем. Ехали они по Андскому плоскогорью. Погода не подвела, подумала она. Отличный солнечный день, лучше не придумаешь.

Такой же день был, когда Эльвира Роза Мартинес появилась в ее жизни.

Алан рассказывал ей, что семья Луиса очень влиятельна и богата. Однако все то время, что Шонтэль провела вместе с Луисом, она не отдавала себе отчета в том, о каком огромном богатстве и влиянии идет речь. Луис не выставлял его напоказ.

Катер, нанятый им для их путешествия вниз по Амазонке, нельзя было назвать шикарным. Что до их квартиры, то она, разумеется, была просторной и удобной, но отнюдь не роскошной. И только когда Шонтэль открыла дверь женщине, назвавшей себя матерью Луиса Анхеля, она воочию увидела воплощение этого богатства.

Черные с проседью волосы, искусно уложенные в лучшей парикмахерской. Темно-красный с изящной черной отделкой костюм в классическом стиле, скорее всего, от одного из итальянских кутюрье, возможно «Черутти». Туфли и сумочка черного цвета с темно-красным кантиком в тон костюму.

Будучи как-то в Рио-де-Жанейро, Шонтэль посетила ювелирный салон знаменитого мастера Стерна, и сейчас она сразу узнала его геометрической формы украшения: шестигранный рубин, красовавшийся на шее у гостьи, и серьги с рубинами поменьше в оправе из червонного золота стоили маленького состояния. Перстни на руках по цене им не уступали.

Шонтэль в своем незатейливом платьице и домашних сандалетах на секунду почувствовала себя оборванкой. Так или иначе, пришлось встретить Эльвиру Розу Мартинес в том, в чем была. Она решила, что не так уж это и страшно — Луис, во всяком случае, никогда не критиковал ее внешний вид. Впрочем, он предпочитал видеть ее обнаженной.

А потом они сели в машину Эльвиры и проехали расстояние, которое проще было пройти пешком. Видимо, в мире Эльвиры Розы Мартинес не принято ходить по улицам. Они подъехали к парадному входу, оставив позади извилистую аллею и массивные металлические ворота.

Это был не просто дом — дворец. Невозможно было объяснить Луису, человеку, который вырос здесь, какое впечатление произвел на нее этот дом. На всем был отпечаток богатства. Великолепная мебель из Испании, Франции и Италии в каждой комнате. Огромный зал для приемов весь в зеркалах напоминал Версаль. И она, видя свое отражение в зеркалах, чувствовала себя неприкаянной, жалкой.

Разумеется, Эльвира Роза Мартинес была слишком деликатна, чтобы делать какие-то замечания, но этого и не требовалось — все и так было ясно. Показывая семейные реликвии и портреты именитых предков, упоминая о подвигах и заслугах Мартинесов перед Аргентиной, мать Луиса ясно дала понять, что брак с иностранкой для ее сына неприемлем.

Луис сидел неподвижно, но чувствовалось, как он весь напрягся.

— И какие же выводы ты сделала о моей настоящей жизни?

Шонтэль сделала вид, будто не заметила вызова в его тоне.

— Догадайся сам, Луис.

— Экскурсия по этому мавзолею произвела на тебя сильное впечатление. Все мои предки, чьи портреты ты видела… накопившие богатства при помощи разбоя, эксплуатации… Уверен, мать не упустила подробностей.

Его отзыв о предках удивил Шонтэль.

— Благодаря им ты сейчас сказочно богат. Разве это не главное?

— Они заплатили за свое богатство куда более высокую цену. А Клаудия присутствовала на этом уроке семейной истории?

— Нет.

Шонтэль глубоко вздохнула, вспоминая давно забытые подробности. Клаудия была представлена ей чуть позже: копна черных вьющихся волос, матовая, оливкового цвета кожа, черные бархатистые глаза. На ней было изысканное шелковое платье сочных осенних тонов, на шее — ожерелье, в ушах — серьги, и все из золота, прекрасной работы.

— Клаудия появилась около двенадцати, пояснила Шонтэль, предвосхищая очередной вопрос Луиса.

— И ты была представлена ей как моя любовница?

Кровь прилила к ее щекам.

— Твоя мать с присущей ей тактичностью объяснила Клаудии, что я сестра твоего друга Алана и на некоторое время остановилась в Буэнос-Айресе.

— Тактично! — злобно усмехнулся Луис. — Но это было скорее в твою пользу. Разве кто-то пытался убрать тебя из моей жизни?

Может, и нет. Даже если и так, разве у Клаудии не было причин избавиться от Шонтэль, спавшей с Луисом? Вернувшись из Европы, она узнала, что суженый развлекается с другой женщиной. Хотя планы насчет Луиса, в которые она посвятила Шонтэль во время обеда, звучали вполне правдоподобно. Сидя за столом, Шонтэль совсем потеряла аппетит. Ей уже не хотелось ни есть, ни разговаривать с ними, ни оставаться с Луисом. Единственное, чего она хотела, — поскорее взять билет и улететь домой, в Австралию.

Она вспомнила роскошный обеденный стол и стоящую в центре его серебряную вазу в форме раскидистого дуба, под которым отдыхали три оленя. Прекрасные свежие розы завершали этот пейзаж. Эффект был ошеломляющий, а запах роз предательский и коварный. Красные розы — символ любви. Шонтэль с тех пор возненавидела их.

— На левой руке у Клаудии было обручальное кольцо? — спросил Луис.

— Нет, но она говорила об обручальном кольце, которое себе присмотрела. Большой, овальной формы бриллиант желтого цвета в обрамлении небольших белых бриллиантов.

Луис пробормотал что-то на испанском, но, что именно, Шонтэль не поняла.

— И после всего этого, — процедил он наконец, — ты все равно вернулась в нашу квартиру тем вечером.

— Я не могла поверить в услышанное и увиденное. Не могла поверить в то, что ты так меня использовал. Хотела переубедить тебя, чтобы ты не женился на Клаудии.

— Так почему ты ничего не сказала? Потому что было бы ужасно, если бы все оказалось правдой. Потому что она все еще желала его. Потому что она, скорее всего, ни на что не решилась бы… если б не телефонный звонок.

— Тем вечером тебе позвонила твоя мать. К нам домой. Она обещала мне, что позвонит около девяти, и она позвонила, не так ли, Луис?

— Да.

— Чтобы пригласить нас с тобой на обед в воскресенье?

— Чушь.

— Луис, я слышала, как ты отказал ей. Ты был раздосадован самой возможностью такого поворота событий.

— Она просила пойти с Клаудией на вечеринку. Это не имело никакого отношения к тебе. Ни малейшего! — Он издал нервный смешок. — Так я, во всяком случае, полагал в то время. Я не думал, что она доберется до тебя. Думал, ты в безопасности. В безопасности! Матерь Божья!

Последние фразы Луиса привели Шонтэль в замешательство. Так значит, он боялся своей матери? Какую же власть она имела над ним?

— То есть вы с моей матерью запланировали этот ее звонок для проверки моих чувств к тебе? — произнес Луис дрожащим от ярости голосом.

Она вспомнила тоскливое чувство, охватившее ее, когда Луис произнес слово «нет» в телефонную трубку.

— Я думала, что это просто разговор двух женщин, что она пытается помочь мне.

— И когда я отказал ей, ты решила, что я хочу, чтобы ты продолжала оставаться моей тайной возлюбленной, так?

— Так, — подтвердила она.

— И пламя твоей любви ко мне погасло той же ночью.

Она не смогла отказать себе в желании провести с ним еще одну, последнюю, ночь, но отдаться Луису с былой страстью оказалось невозможно. Лицо Клаудии Гальярдо стояло у Шонтэль перед глазами.

— Я подумала, что ты… использовал меня, тихо сказала она.

— И решила отплатить мне тем же.

— Да.

— Значит, или замужество, или ничего? Он не имел права так говорить. Ее любовь была бескорыстной, она ничего не требовала взамен.

— Мы не заходили так далеко, Луис, — сердито напомнила она.

— Нет. Вот почему я не спешил знакомить тебя с матерью, у которой на мой счет были совсем другие планы.

— И ты о них прекрасно знал, — настаивала Шонтэль. — Они были слишком очевидны. Он не мог сдержать возмущения.

— Тот звонок! Умышленный, чтобы поссорить нас! Если бы ты поговорила со мной… но нет, ты решила иначе. Решила, что я должен жениться на Клаудии и у нас с тобой ничего не получится.

— Решила, что ты женишься на Клаудии и у меня ничего не получится. Я себя имела в виду, а не нас, — поправила она его.

— Клаудия Гальярдо никогда не получит свой желтый бриллиант! Во всяком случае, не от меня! Никогда! — отрезал он, закипая от ярости. — Теперь я понимаю, что она лишь марионетка в руках моей матери. Но я не поддамся их уловкам.

Он замолчал. Молчала и Шонтэль. Таким она видела его впервые. Говорят, власть развращает. Она никогда раньше не сталкивалась с этим. Луис обвинял Шонтэль, что она не доверяет ему, но как можно было верить людям его круга, если даже мать плела заговор у него за спиной!

Алан прав. Их отношения с самого начала были обречены. В жизни любовь побеждает не всегда. Слишком много на пути преград.

Загрузка...