Поворот судьбы

Глава 4

Факт появления солнца поутру остался незамеченным, потому что в «Королевстве Кэмпера» никто и не подумал вырубить прожекторы. Можно было предположить, что владелец кемпинга хотел создать у постояльцев впечатление, будто все они на Гавайях, на знаменитейшем курорте Вайкики. Детей, как известно, обмануть не просто. В положенный час, с утра пораньше, они уже роились, как пчелы, вокруг Сандры и Фрэнка.

Сандра, между прочим, сделала открытие — раньше у нее не было такой возможности, — как ей показалось, Фрэнк принадлежал к категории людей, которые по утрам жуткие брюзги: все им не так и не эдак. Он только что не рычал, когда сворачивал спальные мешки и запихивал их под сиденья. Сандра увела детей подальше от него. В душевых кабинах кемпинга они довольно долго плескались и прихорашивались. А когда вернулись, их бесцеремонно усадили в фургон и повезли в дальние края, в неведомую Северную Каролину.

— Вообще-то считают, что завтракать невредно, — сказала Сандра, обращаясь к Фрэнку, как только они выехали на дорогу.

Его темные кудри, спутанные в беспорядке на лбу, помятое лицо и проступившая щетина делали его похожим на крутого пройдоху-сыщика из детективного телесериала.

— А я вот, например, никогда не завтракаю, — бросил он.

— Возможно, но думаю, ваши дети к этому не привыкли.

— А воспитание не поможет изменить их привычки? — спросил он с ехидцей.

— Поможет, когда им перевалит за двадцать, — ответила Сандра и замолчала, уставясь в окно.

Пейзаж мелькал калейдоскопом. А потом они притормозили у придорожного щита, призывающего проезжающих водителей остановиться здесь и перекусить с аппетитом, тем более что готовят тут — пальчики оближешь.

Фрэнк взял черный кофе, и с каждым глотком его настроение заметно улучшалось. Дети наставили на подносы все, что красовалось на раздаточном прилавке — ветчину, яйца, овсяную кашу с топленым маслом, свежие деревенские булочки с медом. Кристи налегала в основном на булочки.

— Смотрю на нее и не нарадуюсь, — заметил Фрэнк, став прежним жизнелюбом. Надрезав сдобу, положил в середку ветчину, откусил и добавил: — Просто глазам своим не верю.

Кристи и в самом деле очень изменилась. Она по-прежнему не отходила от Сандры ни на шаг, хотя уже проявляла интерес к окружающему ее миру. Она все время что-то лопотала, новые слова так и сыпались. Заслуга Сандры была очевидна. Прошло чуть более двух недель, как она начала заниматься с малышкой, а та уже пыталась строить фразы. Еще немножко, и Кристи будет вовсе молодчагой, подумала про себя Сандра.

Мальчики тоже стали вести себя спокойней. По крайней мере, внешне они производили впечатление вполне благополучных детей. И трагедию переживали сдержаннее сестер. Наверно, близнецы были соединены между собой какими-то скрытыми нитями, что помогало им как бы сообща справляться с бедой, решила она.

Кто действительно беспокоил Сандру, так это Каролина. Вроде бы она старалась вести себя ровно, но постоянно напряженный взгляд говорил о том, что потеря родителей травмировала девочку куда сильнее, чем братьев. Крошка Кристи, естественно, тосковала по матери, но была еще слишком мала, чтобы понять весь ужас случившегося. Каролина вообще не желала говорить о родителях. Она не шла на доверительный разговор, держалась скованно. При упоминании об отце и матери она немедленно замыкалась в себе или переводила разговор на другую тему.

Сандра и Фрэнк решили, что время — великий лекарь и что терпение, заботливое отношение дадут ответ, каким образом подобрать ключик к ребенку. Сандра, между тем, надеялась, что, взяв на себя заботу о Кристи, она предоставит Каролине необходимое время, чтобы оправиться от горя.

— Славные они, ваши дети! Красавицы-девочки… Мальчики — тоже чудо, — сказала Сандра, наклонившись к Фрэнку. Она не смогла скрыть душевного порыва, охватившего ее. — Я просто влюбилась в них, — добавила она, отпив немного кофе.

Фрэнк молча смотрел на нее. Было видно, что он думает о чем-то серьезном, потому что брови его сошлись на переносице.

— Знаете, что меня беспокоит, — сказал он тихо, — когда закончится наше путешествие и вы нас покинете, не случится ли так, что ваше исчезновение будет ими воспринято, как еще одна потеря?

Ее это тоже волновало. Сделав глоток, Сандра сказала:

— Мне кажется, выход есть.

— Какой, если не секрет?

— А что если осенью я буду навещать их? Они со временем забудут меня, но если я уйду из их жизни не сразу — им будет легче.

Сандра вздохнула и стала разглядывать причудливый узор из кофейной гущи на дне чашечки.

— А легко ли будет вам? Как вы сами перенесете это, дорогая Джорджия Браун?

Вот тут он был абсолютно прав! Июль еще только начался, она едва соприкоснулась с жизнью этого семейства, а на душе уже скребли кошки. Она знала, что будет скучать, возможно, и страдать. Скрывать это не имело никакого смысла и, глядя ему в глаза, она ответила:

— Наверно, скучать буду. Думаю постоянно об одном и том же — не следует привыкать к ним, боюсь привязаться. Я просто должна сделать все, чтобы моя любовь не причинила никому вреда.

Фрэнка поразила искренность ее слов. Он долго не мог оторваться от ее глаз, и если бы токи, флюиды, исходившие и от него, и от нее, могли материализоваться, то бумажные салфетки, лежавшие между ними на столе, должны бы были уже догорать.

Чтобы не сгореть заживо самой, Сандра отвела взгляд, найдя благовидный предлог — Кристи никак не удавалось слезть с высокого стула. Сандра помогла ей. А когда через некоторое время она взглянула на Фрэнка, поняла, что опасная минута миновала.

Уходя, они накупили булочек и ветчины, чтобы устроить небольшой пикник по дороге, а потом, заняв свои места в машине, пристегнулись ремнями безопасности и покатили дальше. Часом позже, доехав до очередной дорожной развязки, Сандра, махнув рукой в сторону убегающей проселочной дороги, сказала:

— Та дорога ведет к дому моих родителей.

— Вот так раз! Чего же вы вчера вечером не вспомнили об этом? Заехали бы… — Фрэнк явно подшучивал над ней.

Если честно, я ничего не сказала им об этом путешествии, — заметила она, как бы извиняясь. — Марджи поклялась, что будет держать язык за зубами. Если бы только они узнали, что я буду ночевать с каким-то мужчиной в палатках в горах, они бы всыпали мне ивовыми прутьями по мягкому месту, не посмотрели бы на то, что мне двадцать три, и на чрезвычайные обстоятельства.

Фрэнк взглянул на нее и улыбнулся. С ума сойти, подумала она, на всем белом свете нет ни у кого такой улыбки. По-мальчишески задорная и в то же время ласковая и теплая, как солнечный лучик. Сравнение, конечно, хромает, улыбнулась она про себя, мужчина он красивый, сильный, словом — никак не мальчишка…

Его глаза на минутку глянули вниз, скользнув по джинсовым шортам. Наверно, пытается представить себе, как это будет выглядеть, если снять с нее штанишки да отхлестать по попке…

— Между прочим, не мешало бы! — заметил он строгим голосом. — Где это видано, где это слыхано — в лес с мужиком?

— Совершенно верно! У нас в семье о таком и не слыхивали. Три года назад мой старший брат тайно отправился в путешествие со своей девушкой, а когда все узнали об этом, что бы-ы-ы-ло… До сих пор забыть не могут. У Грегори и Сьюзен пока нет детей, но если появятся, знаете что скажут? Вот, мол, с самого начала было ясно, что свадьбы не миновать!

Фрэнк опять улыбнулся.

— Понятно! Стало быть, вот что это такое — родиться и вырасти в провинции нашего досточтимого штата Джорджия.

Сандра покачала головой.

— Нет, нет! Не только это. Знаете, я считаю — столько любви к ближнему не найдешь ни в каком другом месте. У нас большая семья, но никто ни разу не почувствовал себя обделенным любовью. Чуть что, сразу все готовы в тот же миг прийти на помощь, утешить, ободрить.

— И теперь вы переносите это на моих детей…

Сандра улыбнулась, отметив про себя интонацию, с какой он произнес два последних слова.

— Любовь — вещь довольно забавная, Фрэнк! Чем больше ее получаешь, тем больше отдаешь.

— Ох, девушка из Джорджии, с такой философией поклонников у вас, должно быть, хоть отбавляй! — усмехнулся он, глянув на ее стройную фигуру и задержавшись взглядом на этот раз на хлопчатобумажной кофточке изумрудного цвета.

Его слова приятно польстили. Она опять стала смотреть в окно, потому что пейзаж изменился — стал гористым. Справа и слева от дороги мелькали щиты, призывающие купить сувениры и знаменитый щавелевый мед. Ее внимание привлек мальчуган, восседавший на складном стульчике рядом с мангалом. В широком закопченном казане жарился арахис. Сандра робко заметила, что хорошо бы купить детям орехов. Фрэнк возражать не стал.

По мере того как дорога врезалась в горы Северной Джорджии, она становилась все уже, петляла, и поэтому пришлось сбросить скорость. Они, можно сказать, едва тащились. За окнами неторопливо проплывали поля экзотических дневных лилий и скромных, черноглазых подсолнухов. Белые деревянные церквушки с остроконечными крышами и шпилями оживляли зеленые горные склоны. То и дело попадались лавки с яркими вывесками, где продавались искусные поделки местных ремесленников.

Когда наконец пересекли границу и оказались в Северной Каролине, все пришли в восторг и решили немедленно отметить это долгожданное событие обедом на площадке гористого выступа, нависающего над дорогой. Там, кстати, был и стол. Он стоял на самом краю, вероятно, чтобы проезжающие совмещали здесь приятное с полезным. Внизу расстилалось голубовато-зеленое море капусты, уже завязавшейся и торчавшей из широких листьев — точь-в-точь барашки на воде.

Когда расселись по своим местам в фургоне, Фрэнк достал карту.

— Думаю, через час будем на месте, — проинформировал он. — Приказываю всем вздремнуть. Силы потребуются немалые, ибо разбивка лагеря — дело нешуточное.

— Командор, не забудьте остановиться по пути у какого-нибудь магазина, ибо нам необходимо пополнить съестные припасы, — подала реплику Сандра, после чего закрыла глаза.

Восемьдесят пять километров пути, пять крафтовых сумок с продуктами и подробная консультация с лесником-объездчиком на последнем отрезке пути предшествовали началу их оседлой жизни в Нантахальском национальном лесничестве. Свернув на проселочную дорогу и проехав по ней метров сто, они остановились. За спиной осталась звонкая горная речка, справа от дороги обещала райское блаженство луговая трава по колено, с яркими цветами. И на четыре стороны света — горные пики, взмывающие в голубое небо.

— Живо все выметайтесь из машины! — гаркнул Фрэнк. Дети взвизгнули. — Ну как, класс? — спросил он у Сандры, накрыв на секунду ладонью ее руку.

— Дивно! Со вчерашним не сравнить.

Она была на седьмом небе. Еще бы! На сердце спокойно, на душе славно. Что бы ни случилось, какие бы трения ни возникли между ними — они с Фрэнком друзья, а дружеские отношения — это тоже немало.

Фрэнк сразу же заявил, что лагерь будут разбивать не там, где сделать это было бы проще всего, а на берегу горной речки. Сказал, что подкрепляться будут рядом с машиной, а все остальные прелести жизни следует вкушать только рядом с водой. Целый час ушел на то, чтобы перетаскать на берег пожитки. Наконец устроились со своеобразным туристским комфортом.

Не обошлось и без курьеза, вызвавшего небывалый всплеск веселья, юмора и иронии, когда Фрэнк вскрыл полученный от родителей ящик и достал любезную его сердцу палатку, уцелевшую со времен его безоблачного детства. Весила она никак не меньше тонны. Фрэнк был прав — раньше делали не так, как сейчас. Когда палатку наконец поставили, Дэвид с Джонатаном, сгорая от нетерпения, бросились в свое жилище и… обнаружили, что его брезентовые стены и крыша основательно побиты молью — солнечные лучи просачивались сквозь дырки, будто дождевые струи. Однако матушка, отправляя антиквариат дорогому сыночку, предусмотрительно положила специальный пластырь для латания дыр. Правда, его хватило лишь на то, чтобы заделать те, что сверху.

— Вот, возьмите мой! — сказала Сандра, просовывая пластырь через дыру, которую можно было принять за окошко. — Так и знала, что пригодится! Все-таки столько лет прошло, — не удержалась она, чтобы не уколоть его.

Фрэнк огрызнулся. Наконец все дыры были залатаны, москитные сетки на окнах заштопаны.

— Мир нашему дому! — Сандра поставила на столик сифон с лимонадом, приготовленным на ключевой воде. — Вот от чего бы я сейчас не отказалась, так это от душа!

— Должен вас огорчить, мисс, — произнес Фрэнк жалобно, — душа в этом кемпинге нет. Но, дорогие мои, руководить — это значит предвидеть! Я захватил «солнечный» душ. Закрепляем резервуар на дереве, наполняем его водой, солнце нагревает ее, поворачиваем краник и… да здравствует душ! А вообще-то вода у вас за спиной.

Нет, он просто невозможный человек, огорчилась Сандра. Плитку отверг, а какую-то бадью тащить с собой не поленился!

— Если вы думаете, будто я собираюсь принимать душ на виду у всех — значит голова у вас набита сеном, — ввернула Сандра.

Дети, как и следовало ожидать, пришли в неописуемый восторг. С невиданной скоростью они переоделись в купальники, заставили Фрэнка немедля приладить душ на разлапистой елке и натаскать воды. Войдя в азарт, они даже не захотели ждать, когда вода нагреется. С визгом и хохотом детвора выскакивала и снова бросалась под ледяной дождик. Сандра обтерлась влажной губкой, но раздеваться наотрез отказалась.

Когда солнце спряталось за горы, а небеса окрасились в розовый цвет, Фрэнк начал разводить огонь в жаровне. Ужин удался на славу. К нежному мясу, зажаренному на шампурах вместе со свежими грибами — в лесу их было видимо-невидимо, — он подавал малюсенькие печеные картофелины — каждый знает, чем картошка мельче, тем ценнее, — и помидоры с огурцами, нарезанные крупными кусками. Все единодушно поддержали его предложение обойтись без тарелок — посуду мыть никому не хотелось! На десерт дети с удовольствием поглощали крекеры из пшеничной муки грубого помола, глазированные шоколадом, а для себя и Сандры Фрэнк приготовил черный кофе.

Лес мало-помалу наполнялся ночными звуками, а когда стало совсем темно, сверчки и лягушки устроили настоящую какафонию.

Наступил час костра! Его развели в каменной колоде неподалеку от палаток. Сухой валежник разгорелся вмиг на углях из жаровни. Порядок после ужина навели в считанные минуты: приятные дела всегда делаются быстро. Дети сидели на раскладных стульчиках вокруг весело потрескивающего костра и пугали друг друга рассказами про лесных чудовищ.

Сандра надела джинсы, толстой вязки зеленый свитер и появилась перед публикой с зачехленной гитарой.

— О-о-о… — протянул Фрэнк. — Вы и это умеете? А я всю дорогу ломал голову, чего ради мы тащим с собой эту штуковину.

Не обращая внимания на его подтрунивание, она расчехлила гитару и взяла несколько аккордов.

— Начинаем наш концерт! — сказала Сандра. — Заявки принимаю и выполняю.

Несколько песен спели хором. У Сандры был приятный голос. Довольно сильный сопрано. Пела она легко и задорно — наверно, еще и потому, что Фрэнк подпевал ей. А потом, когда Дэвид с Джонатаном грянули «Двенадцать негритят пошли купаться в море», он заткнул уши и взмолился:

— Хор отменяется, пусть солирует одна Сандра! Давайте попросим ее спеть свою любимую.

Она не заставила себя упрашивать и запела песенку, которая принесла ей титул «мисс Гейнсвилл».

Знакомые слова словно приобрели теперь особый для нее смысл: «Любовь… Когда ее теряем, испытываем боль, но говорим, мол, осталась свобода…»

— Теперь я вижу, что и «мисс Америка» вам по плечу. Уверен, что положили бы всех конкуренток на лопатки.

— Тогда я не сидела бы с вами у костра, — ответила она тихо. Помолчав, добавила: — На всем белом свете нет такого места — кроме этого! — где бы я хотела сейчас находиться.

Спели все вместе «Когда я был парнишкой» и «У старины Макдональда есть ферма». Взглянув на детей, Сандра сказала:

— Песенку про фермера Макдональда мы всегда поем, когда собираемся всей семьей. Она как будто про нас. Кстати говоря, мой папа — фермер, а старший брат даже вывеску прибил на доме: «Ферма старины Мейсона». Когда доходим до слов: «А на этой ферме у него есть…», — то кричим, как сумасшедшие: «Дети» — и перечисляем всех поименно от мала до велика.

— А сколько у вас братьев и сестер? — спросила Каролина.

— Последний раз, когда приезжала домой, нас было двенадцать, — улыбнулась Сандра.

Джонатан, шмыгнув носом, тоже не удержался:

— Вот это да! Одиннадцать братьев и сестер! — присвистнул он, закатив глаза.

— Вот такая у меня семья! — сказала Сандра, как бы соглашаясь с ним. — И близнецы есть. Джеймс и Ренди.

— А сколько им? — проявил интерес Дэвид.

— Они младше меня на восемь лет. Значит… значит — им по пятнадцать.

— А мы когда-нибудь познакомимся с ними?

Сандра бросила на Фрэнка умоляющий взгляд. Обещать она не могла: лето пройдет и… Пытаться что-либо объяснить им сейчас тоже было бы неразумно.

— А стоящая мысль, братцы-кролики! — заметил Фрэнк. — По крайней мере, будете знать, какими не мешало бы стать вам через пару-тройку лет.

Братья кинулись на дядюшку, колотя его что есть мочи. Бой завязался нешуточный, и прошло минут десять, прежде чем удалось уговорить их идти спать.

Уложив девочек, Сандра осторожно выскользнула наружу. Время еще было детское, и спать не хотелось. Ночь выдалась темная. Мерцали звезды. Казалось, они подмигивают: эй там, внизу, в кромешной тьме, есть кто-нибудь?! Весело потрескивал костер, будто посылая привет своим малюсеньким небесным собратьям. Фрэнка не было видно. Сандра присела на корточки у огня и обняла себя за плечи руками, чтобы согреться. В горах ночью совсем не жарко, подумала она, глядя на пляшущие язычки пламени.

— Холодно? — раздался из темноты его голос. Должно быть, Фрэнк хотел дать знать, что и ему не спится.

— Свежо, — ответила она. — Посидеть у костра — одно удовольствие.

Он подкатил бревно. Установил его так, чтобы было тепло и неопасно. А потом, сделав широкий жест рукой, сказал:

— Прошу, присаживайтесь!

Бревно было довольно длинное, но только на первый взгляд. Как Сандра ни старалась, она все же невольно коснулась Фрэнка, когда садилась.

— Двигайтесь ко мне. Я вас согрею, — сказал он.

Сандра раздумывала не больше секунды. Она — как если бы приняла самое важное в своей жизни решение — придвинулась ближе, склонив голову ему на плечо. Господи, какое блаженство, подумала она. Когда он рядом — ей всегда тепло!

Показалось, что у него участилось дыхание. А потом он сказал хриплым голосом:

— А молодец я, что бревно подкатил! Похоже, я тоже замерз.

Говорят, счастливые часов не наблюдают. Сандра, во всяком случае, не имела ни малейшего понятия, как долго они сидели вот так. Ее чувства были обострены до предела. Он — рядом, его рука — на ее спине, а ладонь — в сантиметре, может, в двух от груди. Он — сильный, теплый, такой удивительно хороший…

Сандра старалась сдерживать дыхание. Они молчали. Она не хотела дать ему понять, что эта близость — ну, если не близость, то интим — волнует ее.

Подумалось, что прошла целая вечность, когда он, нарушив очарование молчаливого общения, произнес:

— А вы, ей-Богу, будто котенок, пушистый, теплый такой, свернувшийся клубочком у меня под боком… Знаете, о чем я подумал? Почему до сих пор не появился некто и не утащил вас… скажем, в уютный домик, увитый виноградной лозой?

Он встал, наклонился, подбросил несколько поленьев в умирающий огонь.

Вопрос застал ее врасплох, ибо ответ был очевиден. Он что, хочет услышать, что она всю жизнь ждала того, кто будет похож на него, Фрэнка Хэзлтона? Не дождется… Душевный стриптиз — вещь опасная вообще, а в самом начале отношений — в особенности. Как часто случается в жизни — раскроешься, разоткровенничаешься, а потом неловко обоим. Поле своей уязвимости следует сужать, а не расширять, решила она.

— Наверно, не хочу, чтобы меня утаскивали, — ответила она нараспев. Акцент на этот раз появился сильнее, чем обычно.

— Забавно! — Фрэнк стоял к ней спиной и ворошил костер, от чего в небо взметались мириады искорок. — Я, конечно же, за равноправие мужчин и женщин, но не могу связать воедино вас и какую-то там карьеру. На мой взгляд, вы просто созданы для того, чтобы давать удовольствие и получать его от мужчины, от детей, которых народите ему.

— Странно вы рассуждаете! Все-таки двадцатый век…

— Кажется, вы меня не так поняли, — сказал он, оборачиваясь к ней. Его лицо в отблесках огня было необыкновенно красиво, а глаза ярко сверкали. — Когда смотрю на вас — вижу перголу, увитую розами, ощущаю запах только что испеченного сдобного пирога с персиками, слышу веселые голоса детей во дворе. Разве это плохо? Нет, конечно! Поэтому я задаюсь вопросом — почему вы пошли по жизни другой дорогой?

Господи! Как нелегко ответить! Не любила она никого — вот и все. А настоящий дом, когда в семье мир, радость, а дети счастливы — самое ценное, что может быть у женщины. Но без большой взаимной любви ничего этого не бывает. Сандра задержала дыхание. Она полюбила Фрэнка, возможно, и он ответит на ее чувство, а в итоге… Ей судьбой предназначена эта самая «другая дорога».

— Если я никогда не выйду замуж и у меня не будет своих детей, я, по крайней мере, смогу посвятить себя другим детям, принести им пользу. Поэтому я и решила стать учительницей.

— Это мне понятно! Вы будете прекрасным педагогом, но лучше, если Станете хорошей матерью. Вы человек щедрой души, готовы броситься на помощь по первому зову сердца, однако боюсь, в конце учебного года окажетесь на грани нервного срыва.

Он оказался не первым, кто обратил ее внимание на оборотную сторону медали.

Сандра проходила практику в маленьком городишке на севере Флориды. В ее классе учился мальчуган — один из тех, про которых говорят, что лишь одни глаза и остались. Нестриженный, весь какой-то взъерошенный, он ходил в школу все время в одной и той же рубашке, несвежей и поношенной. Она незаметно привязалась к нему. Если было за что — обязательно его хвалила, в то же время стараясь не акцентировать внимание на том, за что следовало бы наказать. Каждый вечер, когда возвращалась домой — она жила в крошечной комнатенке допотопного общежития, — только о нем и думала. Не голодает ли, не обижают ли родители?

И вот однажды отзывает ее в сторонку учительница, под руководством которой она проходила практику, и говорит, что хотела бы побеседовать по душам.

Таких, как этот мальчик, великое множество, сказала она. Практика скоро закончится. Сандра уедет и этого ребенка никогда больше не увидит, даже не вспомнит о нем. Можно быть доброй, отзывчивой, тактичной и прочее и прочее… Все это прекрасно, но… но только пока ребенок находится в сфере твоего влияния. Если подозреваешь, что родители плохо обращаются с мальчиком, можно написать докладную — проверят, так ли это. Бедность не преступление, поэтому грязная и порванная одежда совсем не основание для проверки, добавила она. Недостаточная любовь родителей к своему ребенку властями в расчет тоже не принимается, а посему не наказывается. Выслушав все это, Сандра не приняла никаких мер. Можно сказать, устранилась. Довела практику до конца, как положено — правда, с большим трудом.

Вот подойдет к концу лето, и расстанется она с детьми Фрэнка. И ничего тут не поделаешь! Но ведь если мириться с суровой неизбежностью всю жизнь, ничего не делая, чтобы изменить это, можно потерять веру в себя, свои силы. Но, с другой стороны, что можно сделать?

Она поднялась, скрестила руки на груди, обхватив себя за плечи.

— Хочу и буду учить детей! — сказала она упрямо. — Нужно лишь самой научиться не искать легких путей, и все будет хорошо.

У нее зуб на зуб не попадал, такая била дрожь. Фрэнк подошел к ней.

— Простите, Сандра, что заставил вас переживать. Не мое это в общем-то дело, — сказал он, обнимая ее и прижимая к себе.

Теперь ее бил уже настоящий колотун. Отведя голову чуть в сторону, она подняла на него глаза, хотела сказать, что никак не может унять дрожь, но слова застряли в горле. Они стояли, стараясь отыскать в глазах друг друга увертливую, вечно ускользающую истину, другими словами — то, что не было сказано.

— При лунном свете вы стали похожи на лесную нимфу, — сказал он. — Волосы такие блестящие, румянец на щеках, а глаза — зеленые-зеленые, будто изумруды.

Она ни капельки не удивилась, когда поняла, что он хочет поцеловать ее. Видела, как наклоняется, чувствовала его теплое дыхание, ощутила сладость поцелуя еще до того, как его губы коснулись ее губ. Ласковым — возможно, ласкательным этот поцелуй назвать было никак нельзя. Он был скорее совратительным, может, совращающим. Сандра в нюансах обольщения слабо разбиралась, но то, что мужчина именно так целует женщину, когда более чем восхищается ею, она почувствовала сразу.

Его язык, похоже, знал, что делать. Мягко обведя контуры ее губ, он проник в сладкую влажность только тогда, когда она, вздохнув, приоткрыла рот. Его руки повели себя смелее. Сандра ответила на чувственное давление еще одним вздохом, а потом вытянулась вдоль его тела и приникла так сильно, что если бы мягкая пряжа свитеров не разделяла их, можно было сказать, что они слились воедино.

Как только он закончил этот поцелуй, немедля приступил к другому. Сандра почувствовала, что его руки, забравшись под ее свитер, проявляют удивительные качества — они ласкали, поглаживали ее спину. На ней была тонюсенькая майка, и она пожалела, что надела ее. Эта мысль, возможно, в других обстоятельствах показалась бы ей бредовой, если бы его руки не проявляли некие волшебные свойства, заставившие ее проверить — есть ли майка на нем. Оказалось, что он был более подготовлен для интимного вечернего знакомства.

Она скользила ладонями по его спине, груди, осязала твердые мышцы, соски, шелковистую кожу, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение.

— Сандра, что ты со мной делаешь? — перешел он на ты и почему-то заговорил шепотом. — Да здравствует луна. Это она так повлияла на тебя? — спросил он после страстного поцелуя.

Вопрос был жесткий, и Сандра замерла и не сразу нашлась, что ответить.

— Сладкая Джорджия Браун, что с тобой? — спросил он, когда она с силой оттолкнула его. — Разве тебе не известно, что если говоришь «а», следует сказать и «б»?

Она резко выпрямилась и даже как бы отшатнулась.

— А вы… вы решили получить извращенное удовольствие, предположив, что забавляетесь с девочкой? Так вот, что я вам хочу сказать на случай, если не заметили, я — женщина, взрослая женщина.

— Может быть, может быть! Но полагать, что такое твое поведение ничего за собой не повлечет, слишком наивно, — сказал он, широко улыбнувшись.

Она не приняла его шутливого тона, хотя и подумала, что он, вероятно, таким образом решил охладить пыл, свести на нет рисковые страсти. Сверкнув глазами, Сандра отступила на шаг.

— Ну что ж, впредь постараюсь вести себя благоразумно. Спокойной ночи! — Она повернулась и пошла к своей палатке.

Он догнал ее, схватил за руку, повернул к себе лицом.

— Вот что! — бросил он холодно. — Не буди во мне зверя! Впереди еще много таких вечеров, а я поклялся твоей кузине, что доставлю Сандру Мейсон в целости и сохранности. Я свое слово всегда держу! — Желая сгладить резкость, он пододвинулся к ней ближе. — Вот такие дела! Ну, а теперь спокойной ночи! — Он поцеловал ее. И опять поцелуй оказался более продолжительным, чем следовало бы.

— Спокойной ночи, Фрэнк, — сказала она голосом, лишенным каких-либо эмоций.

— Приятных сновидений, — прошептал он ей вслед, когда она уходила. — И себе того же желаю.