Поздняя оттепель (СИ)

Глава 2

Им все же удалось забрать его в город. Костик сопротивлялся, как мог, но невестке, в итоге, посчастливилось вставить решающие пять копеек. Без задней мысли оброненное "вот уж не думала, что тебе пойдут длинные волосы" перевесило чашу весов в пользу поездки.

Привести себя в порядок Константину следовало уже давно, да и в горячей воде понежиться хотелось неимоверно — единственное, чего ему действительно недоставало в последний месяц. Летний душ и ежедневное купание в реке слабая замена полноценной ванне.

Да и деда навестить следовало: старик уже обижаться начал, что внук носа не кажет, а ведь рядом же — всего в часе езды на электричке. И тут не обманешь: дача через рельсы.

Втроем они сидели на крошечной дедовской кухне. На столе переданные Алёной гостинцы: мясной пирог, баклажанная запеканка, вареники с картошкой. Перед каждым по чашке горячего чая.

— Как работа? Спорится? Смотрю, мозолей подзаработал. На мужика походить стал, — делился соображениями Алексей Игоревич, и в голосе деда Константину слышалось одобрение. Вот бы еще Ромка не посмеивался в чашку, было бы вообще хорошо.

Старший из Власовых видимо считал также и потому осадил младшего внука, да так, что тот закашлялся, подавившись пирогом.

— Что покатываешься? Сам бы за серьезное дело взялся! Дом сложить — это не по кнопкам твоим стучать. Посложнее задачка будет.

Некоторое время молчали, затем Ромка пришел в себя и огрызнулся с обидой:

— Да ладно, дед… Пусть сперва закончит.

Константин едва сдержал улыбку. Ромке ли не знать, что он всегда доводит до конца то, за что взялся. Тем не менее, комментировать заявление брата мужчина не стал. Ответил деду.

— Дела с переменным успехом. Тадж-Махал мне пока не по плечу — это факт, — попытался разрядить атмосферу. Роман все еще дулся и сопел под осуждающим взглядом старшего родственника. — Первый этаж бы сложить.

— А что, и второй планируешь? — переключился на старшего внука Алексей Игоревич.

— Честно, не знаю. На самом деле собирался одним ограничиться, а там… чем черт не шутит. Ромка вон машину купил с заделом на будущее, может, и я что надумаю.

Все рассмеялись. Неосторожная фраза Романа постепенно становилась притчей во языцех, во всяком случае в рамках их семьи.

Выполнив долг — проведя с дедом первую половину дня, братья разошлись каждый по своим делам. Роман засобирался на работу, намереваясь предварительно заскочить домой, чтобы проведать любимых девочек, а Константин… Константин вспомнил об одном незаконченном деле, точнее невыполненном обещании, предварение в жизнь которого сознательно оттягивал. Вспомнил благодаря Ромке. Его исполненному обиды "пусть сперва закончит". Мужчина собрался встретиться с отцом.

Звонить не стал. Взял такси и поехал в больницу, где-то в глубине души надеясь, что Владислав окажется занят, и все общение сведется к ничего не значащим фразам о загруженности на работе, о погоде, ни о чем. Он все еще не готов!

Чем ближе становилась клиническая областная, тем упорнее рвались из памяти моменты, о которых во взрослой жизни он старался не думать. Второй класс. После летних каникул все делятся впечатлениями. Одни говорят о рыбалке, другие о поездках на дачу, третьи — везунчики побывали на море, и у всех, у каждого проскальзывает "папа", "папа", "папа". А он молчит. Молчит и кусает губы. Его папа вчера упал в прихожей и запустил в маму сковородкой с недожаренной яичницей. И как напоминание об этом ожог на правой коленке Ромашки до сих пор виден. Жаль.

Выбравшись из такси, Константин помялся возле шлагбаума. Стоит — не стоит? Вопрос явно риторический, притом, что выбора нет. Данное матери обещание давит на плечи.

От больничного амбре привычно мутит, но Константин стойко движется в цели. Вид медработников рождает неприятные воспоминания: бритый череп, пустой взгляд, огромная маска на маленьком личике. Больно и горько!

Первый этаж, второй, хирургия. Ординаторская чуть позади сестринской стойки.

— Вы куда, молодой человек? К кому? Где халат, бахилы? — попалась дотошная.

— Простите, я к Владиславу Евгеньевичу, — отозвался он.

— Яровому?

Согласный кивок сестру удовлетворил.

— Справа по коридору через дверь, — потеряла интерес она, и Константин зашагал дальше.

Возле ординаторской застыл на мгновенье. Постучал: приличия. Открыв дверь, увидел врача за столом. Откашлялся.

— А Владислав Евгеньевич здесь? — спросил, замявшись.

На него глянули сквозь толстые стекла очков.

— Родственник?

Константин кивнул, лишь после ответа сообразив о контексте вопроса.

— Подождите в холле. Доктор к вам подойдет. — Вышел.

В холле семья. Жмутся друг к другу. На лицах нервозность. Хочется плюнуть на все и уйти, но Константин присел на кушетку.

За окном вяз шелестит листвой, шарпает ветвями о стену. Сквозь зеленый заслон пробиваются солнечные лучи, бьют в глаза, но мужчина не отворачивается. Терпит, привычен. Человек вообще многое может вытерпеть, устроен так. "Терпеть и надеяться" что-то вроде мантры запрограммированной свыше на уровне генофонда: всякий проходит, любой сталкивается. Вот только выдерживает не каждый.

Владислав появился минут через десять и направился прямиком к семье, то ли не заметив сына, то ли решив, что тот подождет. Костик вмешиваться не стал. Привалившись к стене, наблюдал за общением со стороны. Хирург Яровой спокоен, собран, вежлив и доброжелателен. Приводит перепуганных родственников в чувство не только грамотно подобранными фразами, но и всем видом. Одним словом, профессионал.

К тому моменту, когда разговор между врачом и родичами больного перешел к стадии благодарностей, Константин вдруг осознал, что таким отцом можно было бы гордиться. По-настоящему гордиться — так, как хотелось когда-то, чего катастрофически не хватало для повышения его детской самооценки. Жаль, всему свое время. С годами этот пункт утратил актуальность, впрочем, и многие другие тоже.

Задумавшись, Константин не заметил, как освободившийся Владислав приблизился к нему.

— Здравствуй. Ты как здесь? — В его голосе соседствуют радость и неуверенность. Костик поднялся.

— Зашел проведать, — ответил на рукопожатие.

Мужчина просветлел — это было видно невооруженным взглядом — и теперь уже сын чувствовал себя неловко, глядя на него.

— Подождешь? Я сейчас, ладно? Минут десять-пятнадцать…

— Только на улицу спущусь. Ненавижу больницы, — кивнул Константин.

— А кто их любит? — Влад понимающе усмехнулся. — Даже мне иногда хочется сбежать.

Яровой освободился быстрее, чем обещал.

— Куда мы? Присядем или пройдемся? — спросил, найдя сына в беседке возле главного корпуса.

— Пройдемся, — не раздумывая, ответил Костик: для камерного общения за столом настрой явно не подходящий.

Владислав возражать не стал. Махнул рукой в сторону тенистой аллеи: солнце палило нещадно, а так какое-никакое укрытие.

Разговор явно не клеился. Общие вопросы, односложные ответы, сближения не происходило, и Константин решил пойти ва-банк. Проверить, на самом ли деле отец открыт для диалога, как хотел показать.

— Ты женат? У меня есть братья, сестры? Они знают обо мне?

Яровой не растерялся. Видимо, ожидал подобного вопроса. Костику даже показалось, что рассчитывал на него.

— Был, дважды. Первая в конце девяностых сбежала от нищей жизни и забрала с собой дочь — Лену. С Ириной же мы формально муж и жена, но она уже пятый год в инвалидном кресле. Последствия неудачного прыжка с парашютом, — объяснил сыну Владислав. — Детьми обзавестись не успели.

— Сочувствую. — Константин не представлял, что нужно говорить в подобных случаях. Возможно поэтому его "сочувствую" прозвучало шаблонно.

— А с Леной вы общаетесь?

— Я бы с удовольствием, но моего мнения никто не спрашивает, — ответил сыну Владислав.

— Что так?

— Они теперь птицы иного полета, высокого. Под ноги не смотрят, — с неохотой признался Яровой. "Видимо, чересчур личное", — подумал Костик.

Замолчали. Дойдя до конца аллеи, повернули обратно.

Внутри что-то взвилось. Щадить отца совершенно не хочется, и Константин продолжил расспрашивать.

— Скажи, каково это узнать, что у тебя есть сын, готовящийся разменять третий десяток? Что ты почувствовал? Обрадовался, удивился, не поверил? Что?

Владислав вздохнул:

— Злишься на меня?

— Нет. — И это был правдивый ответ. Костик злился на себя. На собственную уязвимость. На непонятно откуда взявшийся страх быть отвергнутым.

Что это? Наследие детства? Комплексы перенесенные во взрослую жизнь? Знать не хотелось. Хотелось не знать никогда.

В селе хорошо, спокойно. По какой-то непонятной причине все тревожащее оставляло его здесь. Оказывалось отсечено кирпичными стенами, металлическим забором, километрами дороги до ближайшего города.

Поговорив с отцом, Константин уехал в тот же день. Дождался возвращения брата с работы и уехал. Роман пытался возражать, но убедить старшего не смог. На это раз Костик непоколебим.

Проведя беспробудную ночь на жесткой раскладушке, мужчина встал с петухами. Умылся, позавтракал и принялся за работу. К моменту, когда Галим пересек границы участка, Константин успел дважды поднять раствор на сабан, и чувствовал себя великолепно.

— Жарко сегодня будет, — сказал помощнику вместо приветствия. Тот отчаянно закивал, видимо довольный, что работодатель не упомянул об опоздании. — Держи ведро. Раз уж ты здесь, не буду спускаться.

Несколько часов кряду они в молчании трудились, пока находиться под открытым солнцем стало совершенно невыносимо.

— Все, баста, — не выдержал, наконец, Константин, начавший подозревать, что погода внесет существенные коррективы в его планы. Хочешь — не хочешь, а на время полуденного зноя придется прерываться, если, конечно, он не намеревается заработать тепловой удар и слечь.

Распрощавшись с Галимом Константин первым делом отправился к реке: необходимо смыть семь потов и грязь, которыми он покрылся. Вода, точно парное молоко. На его взгляд можно и похолоднее. Переплыв русло несколько раз, мужчина выбрался на мелководье и занялся необходимой гигиеной. Он смывал мыльную пену с волос, когда выяснилось, что в кустах прячется соглядатай — маленький, рыжеволосый соглядатай, который, в итоге, решил проявить себя.

— А мне мама не разрешает воду грязнить. От этого рыбка на спине плавает, — уморительно серьезно хмуря бровки, просветила вредителя Тася.

Забыв про голову, Константин замер в растерянности. Сколько раз он приходил сюда за последние несколько недель? Да чуть ли не сотню! И никогда, никто не нарушал его уединения! Мужчина настолько привык к этому обстоятельству, что стал позволять себе несколько больше принятого нормами приличия — купание в чем мать родила, и сейчас совершенно не представлял, как быть. Не выходить же из воды нагишом на глазах у четырехлетнего (навскидку) ребенка. Впрочем, был еще один вариант, прикрикнуть, чтобы испугалась и убежала.

Пока Костик соображал, как с наименьшими потерями выбраться из деликатной ситуации, Тася подошла к его вещам, сваленным в кучу на берегу и, присев на корточки, принялась изучать лежащий сверху телефон.

— Красивый, — похвалила она его последнее приобретение и, аккуратно ткнув пальчиком в экран, поделилась. — У мамы теперь некрасивый.

Константину ничего не оставалось, как спросить:

— А куда делся красивый?

Подняв на него взгляд, девочка склонила голову на бок, словно прикидывала — говорить или нет? Заслуживает он доверия или не заслуживает?

Сосредоточенное выражение на детском личике вызвало у Костика невольную улыбку. Мужчина даже на мгновенье забыл о щекотливом положении, в котором находился.

— Обещаю никому не говорить, — поклялся он, чтобы подстегнуть ребенка, и Тася решилась.

— Мама его выбросила, — с явным сожалением призналась девочка.

— Почему?

— Чтобы папа на нее не кричал, — объяснила и вновь ткнула пальчиком в темный экран.

— Если хочешь, можешь посмотреть, — предложил Константин, все еще стоя в воде и не зная, куда деть руки. Рефлекторно хотелось прикрыться, несмотря на то, что мутная вода надежно скрывала его наготу от глаз ребенка.

Тася вперила в него светящийся недоверием взгляд. Без сомнения, ей ужасно хотелось повертеть телефон в руках, но что-то останавливало. Что именно мужчина выяснил через пару мгновений, когда из-за вала, призванного сдерживать паводок, появилась знакомая женская фигура. Константин мысленно застонал. Только этого ему не хватало!