Право первой ночи

Глава 10. За оградой

— Кто ещё, как не ты, мог бы так целовать женщину, которая пыталась его убить, — прошептала я Лоуренсу в рот.

— Кто ещё, как не ты, мог бы так целовать такого урода, как я? — в тон мне ответил он. Я прижалась щекой к его груди.

— Ты не урод. Просто выглядишь… запредельно. Если бы отрастил клыки и кожистые чёрные крылья, мог бы собрать армию последователей Тёмного князя и завоевать весь мир.

— Ответ, достойный последовательницы Тёмной обители. И всё же мне будет достаточно армии студентов.

— Надо начинать с малого, — кивнула я.

— Я был не прав, — Лоуренс крепче прижал меня к себе. — Я совершил ошибку, самовлюблённый идиот. И эти следы… что ж, они заслуженны.

— В таком случае странно, что столько людей, куда больше заслуживающих их, ходят по свету безо всяких отметин.

Я не стала уточнять, что именно Лоуренс называет «ошибкой».

— Мне пора. Прощай, Лоуренс, просто Лоуренс. Я буду молиться за тебя тёмным богам, хотя они к этому и не привыкли. Буду просить их за тебя.

— Пойдём со мной, Лина, просто Лина. Молиться за меня можно в Фаргасе. Хоть трижды в день, если тебе угодно. Мы будем жить в очень маленьком доме, недвижимость в столице недешёвая, а я теперь не самый завидный жених. Ты будешь учиться, я преподавать, никто не будет знать, что ты моя жена. Я буду придираться к тебе на занятиях, ты притворяться, что ненавидишь меня, и все студенты будут с замиранием сердца делать ставки, на каком курсе ты сдашься и рухнешь в мои объятия.

Он опять провёл ладонью по моим волосам.

— В обители обстригли?

— Нет… — пояснять не хотелось. Я высвободилась из его рук и отступила.

Удерживать меня он не стал.

— Я приду завтра. И послезавтра тоже приду.

— Наверное, думаешь, что больше ни одна девчонка на тебя не посмотрит, а в пустом поле и колосок — каравай? — я постаралась сказать это насмешливо, но вышло вымученно. — Посмотрят, непременно. Это пройдёт.

— Посмотрят, — легко согласился Лоуренс. — А может, ну его, этот Фаргас? Поедем в Гурстин, Лина. Дома там стоят недорого. Будем есть фрукты. Загар скроет следы, а ты будешь ходить по берегу моря, собирая моллюсков, задирая платье до середины бедра, чтобы не намочить. А потом мы будем пить вино и заниматься любовью прямо на песке.

Мне захотелось не то что даже плакать — завыть в голос.

— Я не могу. Это слишком больно. Я просто не выдержу. Я не вру тебе. Я принадлежу обители, Лоуренс.

— Спроси, можно ли снять эту проклятую печать. У всего есть цена. Может быть, обитель устроит мой дом в Фоэрксе? Пусть забирает. Будем снимать чердак у какой-нибудь подслеповатой старушки на окраине Фаргоса. Слушать ночами, как прямо над нашими головами стучит дождь, а старушка, страдающая бессонницей, кряхтит, по десять раз наливая себе чай. Заниматься любовью на рассвете, когда сон её всё-таки сморит…

Камешек в руке был холодным и тяжёлым. Больше всего на свете мне хотелось размахнуться — и вышвырнуть его в ближайшие кусты.

— Прощай, Лоуренс.

— Я приду завтра, — сказал он мне вслед. — И послезавтра тоже…

Я не ответила.

Две строгие молчаливые тени выросли по обе стороны от меня, стоило только металлическим створкам ворот сомкнуться. Я даже не вздрогнула, только почувствовала глухое безнадёжное сожаление из-за того, что Тиалу накажут по моей вине.

Может быть, соврать, что облачение я украла?

…Старшая чёрная сестра Эгра, глава обители, заспанной не выглядела. Бургат отсутствовал, позволяя лицезреть узкие, плотно сжатые бесцветные губы, суровые выцветшие глаза, полное отсутствие бровей и ресниц. В маленькой комнатке, которую хотелось назвать кельей из-за предельной простоты обстановки, были только стол и два стула, на одном восседала сестра, на другой опустилась я.

Я не знала, как в обители наказывают провинившихся. Лицо старшей сестры, неподвижное, неестественно гладкое, пугало. Казалось, это маска, за которой прячется гниющая мёртвая плоть.

— Вы вышли за ограду, к тому же в чужом облачении, сестра.

— Да, — если я и собиралась врать и выкручиваться, то тут же передумала. — И в этом только моя вина.

— Только ваша, — согласно кивнула Эрга. Побарабанила пальцами по столу, очень сухими и тонкими пальцами. — С вами с самого начала было очень непросто, Лина.

От этого личного обращения мне стало не по себе. Впрочем, почему бы старшей сестре и не знать всех по именам?

— Я была ребёнком, — сказала я. — За меня всё решил отец.

— Разве в этом есть преступление? Родители всегда решают за своих чад, сперва всё, потом многое. Это их право, ведь они дали вам жизнь.

— Я не просила эту жизнь! — сквозь зубы сказала я. — Такую жизнь! Если бы у меня был выбор — жить, но быть отмеченной тёмной печатью, быть обреченной стать убийцей, или не жить вовсе, я бы…

На глаза навернулись злые слёзы.

— Родители всегда чертят нам ту или иную дорогу, — отозвалась сестра Эрга. — Бедному или богатому, свободному или невольнику. Это право и обязанность дарованы им богами. Какое-то время мы вынуждены идти по начертанному ими пути, но становясь взрослее, понимаем, как много на нём развилок — и можем сделать выбор.

— Когда это я могла сделать выбор? — горько спросила я.

— А разве вы его не сделали? — довольно мягко отозвалась сестра. — Вы не хотели убивать того юношу — и он жив.

— Я не хотела оставаться здесь! — резко сказала я.

— Но вы пришли сюда сами, разве не так?

— Печать вела меня!

— Печать исчезла в тот момент, когда вы приняли решение, что не будете убивать молодого грая. Подозреваю, это было очень болезненно, странно, что вы ничего не почувствовали.

Я почувствовала… И тогда, и сейчас. Конечно, сейчас никакой боли не было, но щёки вспыхнули.

Не может этого быть…

Не может этого быть!

— Печати… нет?! Но…

Сестра Эрга мягко поднялась со своего стула и подошла ко мне. Сдвинула в сторону мои волосы.

— В обители нет зеркал, но на зрение я не жалуюсь. Печати нет. Возможно, дело в вас и принятом вами решении. Возможно — в магии молодого грая.

— В магии грая..?

— На наследника рода печать ставит королевский служитель. На избраннице или избраннике представителя рода граев печать появляется самостоятельно после консумации брака. Вы не знали..? Она более бледная, но… Думаю, в вашем случае произошло нечто подобное, ведь вы были близки. Ваши печати слились и взаимно уничтожили друг друга.

— И я… могу уйти? Вот так просто?

— Каждый может уйти. Ограда обители никогда не запирается, хотя снаружи открыть её невозможно. Никто не следит за выходом.

Я разжала ладонь и посмотрела на камень, данный Тиалой. Теперь он не казался ни холодным, ни тяжёлым. Камень как камень.

— Каждая сестра понимает это в тот момент, когда готова к этому пониманию, — сказала сестра Эрга спокойно. — Но в вашем случае…

Я встала. Сцепила пальцы, чувствуя, как они дрожат.

— Я действительно могу уйти?

— Этот вопрос стоит задать себе самой, сестра.

И я пошла. Переоделась в своё свадебное серое платье — другого-то не было, попрощавшись с Тиалой, захватив кое-что из обительских закромов с ведома старшей сестры, помахав всей Тёмной обители рукой. Оказавшись на свежем воздухе, вышвырнула камень прочь, как и хотела. Чуть помедлила — конечно, Лоуренс уже ушёл. Может быть, стоило задержаться в обители на сутки?

Там, снаружи, у меня ничего нет.

Но…

Я толкнула ворота — второй раз за сегодняшнюю ночь. И вышла в пустоту и неизвестность.

Свободная.

… Лоуренс не ушёл. Стоял, прислонившись спиной к клиду, и смотрел на меня.

Эмоции менялись на его выразительном лице, будто оно было книгой, а кто-то торопливо листал страницы.

— Пойдём пешком? — спросила я. Голос тоже слегка дрожал, и с этим ничего нельзя было поделать.

Он взял меня за руку.

— Меня ждёт экипаж, — ответил он. — В сотне шагов отсюда. Ты…

— Если предложение ещё в силе, — пробормотала я. — Я согласна. Поедем в Фаргас. Или в северный Гурстин. Или просто куда-нибудь. Если тебя не смущает, что у меня нет ничего, кроме меня самой.

— Если тебя не смущает, что я больше не грай. Обычный человек, да ещё и с физическим уродством.

— Я тебя вылечу. Зря я что ли училась… кстати, а сколько времени прошло?

— Целая вечность, — очень серьёзно ответил он.

В дороге я задремала, положив голову на плечо Лоуренса и проснулась, только когда экипаж остановился, и Лоуренс тихонько потрепал меня по плечу.

— Я даже в платье была тогда том же самом, — сказала я. Лоуренс кивнул и отвернулся.

Нас встретила служанка, правда, незнакомая мне, пожилая, исполнительная и молчаливая. Лоуренс вполголоса отдал какие-то указания и повернулся ко мне:

— Покупатель дома приедет через два дня. Я не рискнул брать тебе одежду на свой вкус, страх и риск… этим можно заняться завтра. В комнате мамы осталось немало её вещей, если это тебя не смутит.

— Не смутит, — отозвалась я. Некоторая неловкость нарастала, и, кажется, Лоуренс чувствовал смущение не меньше, а даже больше, чем я.

— Ванна… ты знаешь, где ванна. Если требуется помощь альгаллы Даны… не требуется? Что ж, в ванной всё необходимое, Дана потом проводит тебя в твою спальню. Ужин…

— Ужин не нужен, — перебила я. — Всё в порядке, Лоуренс. По большому счёту, ты ничего мне не должен. И если ты передумал…

— С чего это я передумал?!

— Ну, может, в глубине души ты был уверен, что я не смогу согласиться на твоё предложение, — засмеялась я, хотя шутки тут было куда меньше, чем хотелось бы. — А я согласилась, и теперь ты не знаешь, что со мной делать.

— Я знаю, что с тобой делать. Просто боюсь поспешить и опять всё испортить, — серьёзно ответил он.

Я подумала немного — и кивнула.

— Ванна — это неплохая идея. Служанку не надо, справлюсь сама. А потом приходи — проводишь меня в мою комнату сам. Если не заснёшь. Не волнуйся, мне хватит четверти часа… В обители нас приучили всё делать быстро.

Как странно было снова считать время в обычных часах!

— Ты уверена? — уточнил Лоуренс.

— В себе — да. В тебе — немного сомневаюсь.

— Я понимаю, — он выдохнул. — Четверть часа всё же слишком мало. Я подойду через полчаса.

Вода была горячей и ароматной, непрозрачной, с синим оттенком, но кожу не красила. Я вымыла волосы, намылила губкой тело раза три. Мыльный раствор окутал меня густым и приторным запахом жасмеи. В обители сёстры не позволяли себе подобной праздности, но обитель осталась в прошлом. Наверное, требовалось некоторое время, чтобы осознать это.

Наконец я встала — явно прошло уже больше получаса, но Лоуренс не спешил нарушить моё уединение. Покосилась на халат, висевший на гвоздике, но надевать его не стала. Не хотелось повторять тот первый раз до каждого шага. Завернулась в полотенце, для верности прижимая его локтями к бокам, и распахнула дверь. Стоящий за дверью Лоуренс вздрогнул и отшатнулся. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом я сделала шаг назад. Поманила его за собой.

— Давай я посмотрю…

— В тёмной обители учили целительству? — Лоуренс послушно шагнул за мной.

— Не целительству. Но каждый ядодел должен уметь направить процесс назад и прогнозировать последствия. Не скажу, что я узнала многое, но…

— Как тебя отпустили? — спросил он, несколько неуверенно. Я повернулась к нему спиной, сдвигая волосы, и полотенце упало на пол.

Поднимать его я не стала.

— Видишь? Мне сказали, что печати у меня больше нет.

— Её действительно нет, — как-то глухо и хрипло произнёс Лоуренс. — Лина…

— Раздевайся, — сказала я, не оборачиваясь. — Мне нужно изучить всё, что есть, чтобы понять.

Выждала несколько минут и обернулась. Лоуренс стоял передо мной обнажённый, как и я, и смотрел мне в глаза своими разноцветными глазами.

— Действие яда вызвало патологию мембранного белка и чрезмерный рост клеток сосудов, а кроме того, трансформацию кровяных телец, — заговорила я, проводя руками по его плечам, груди, животу. — Можно воздействовать на сосуды, склеивая их изнутри, целители должны справиться с этим, но что-то им мешает.

— И что же? Яд был нейтрализован не полностью? — мне показалось, что именно яд в данный момент беспокоил Лоуренса меньше всего.

— Что-то вроде того. Я прихватила противоядие, думаю, стоит принять его ещё несколько раз. Но тебя эти следы не портят.

— Ты врёшь.

— Я хочу, чтобы ты сам себя принял, — сказала я глядя ему в глаза. — Не суди и клейми. Там, где речь идёт о магии, личное решение играет первостепенную роль — сегодня я убедилась в этом.

— А тактильный контакт тоже играет эту самую важную роль? — Лоуренс взглянул на мою ладонь, прижатую к его груди.

— Очень важную, — сказала я, чувствуя, как эйфорическое головокружение от обретённой свободы охватывает меня. Повернулась — и вновь забралась в огромную лохань. Вода в ней была горячая, а благодаря очищающему эффекту косметических масел, ещё и чистая. — Иди сюда. Если хочешь.

— Я хочу, чтобы всё было иначе.

— Всё уже иначе. Мы другие. Или ты не за этим звал меня?

— Не только. Но и за этим тоже. Я вспоминал тебя все эти два с половиной года.

— Тогда залезай сюда, а то стоишь там голый, как дурак. На этот раз яда у меня при себе нет. Это мне надо тебя бояться.

Он фыркнул от неожиданности. И забрался в воду.

— Я не боюсь тебя. Не хочу сделать что-то не так и снова всё испортить.

— Тогда давай не будем никуда спешить, — я закрыла глаза. — Можешь просто меня обнять? Посидим так немного и ляжем спать.

Лоуренс не ответил. Но мягко привлёк меня к себе, и я опустила голову ему на плечо, благо размеры ванной позволяли сидеть в ней вдвоём.

— Не верится, что всё это действительно происходит, — сказал он наконец.

— Что? — я открыла глаза и посмотрела на него. — Мне жаль, что всё так вышло с твоей семьёй.

— Мне тоже, несмотря ни на что. Но после всего… я не смог бы жить с отцом. Ты действительно выполнила завет своего отца касательно моего. У него больше нет младшего сына. У него больше нет никого.

Мы снова замолчали, его пальцы медленно и вполне невинно скользили по моим предплечьям.

Вода не остывала.

— Знаешь, — каким-то изменившимся вкрадчивым тоном произнёс Лоуренс. — Мне кажется, у тебя всё-таки есть целительские задатки.

— С чего это вдруг?

— Когда ты меня трогала, мне становилось существенно лучше.

Я перевернулась так, чтобы оказаться лицом к нему.

— Просто скажи, что ты готов рискнуть, и поцелуй меня уже.

— Просто отрави меня до конца, если тебе не понравится.

— Если бы ты решился жениться на простой альгалле, это могло бы стать неплохой семейной шуткой.

— Это отличный повод, чтобы пожениться, — легко согласился Лоуренс. — Я знаю самый красивый из маленьких храмов Фаргаса.

И он наконец-то поцеловал меня.

Свечи погасли.

— Ты же говорил, что магии в тебе больше нет? — прошептала я.

— Говорил и был в этом уверен, но… Как ты сказала? Там, где речь идёт о магии, личное решение играет первостепенную роль?

— Вторая семейная шутка, — выдохнула я.

И мы засмеялись.