Право первой ночи

Глава 4. (Не)важные разговоры

Я всегда знала, что в мире существует магия, пусть она проявляется не всегда, не везде и не для всех. Сейчас было полное ощущение того, что магия пропитала мир вокруг и меня заодно, как вода пропитывает холст, насквозь, делая материал тяжёлым и малоподвижным. Время словно замедлилось, люди вокруг двигались, точно в густом, но бесцветном и прозрачном мёде. И только пронзительные голубые глаза грая Лоуренса, отчаянные, даже злые, неумолимо смотрели на меня.

Сквозь загустевший воздух его слова с трудом дошли до моих ушей.

— Я забираю эту женщину на эту ночь. По праву первой ночи, дарованному всем граям королевства. Попытка воспрепятствовать законным правам грая расценивается как преступление против короны и лично Его Величества.

В наступившей тишине громко икнул альгалл Дарген Свифт. Священник, последовавший было за нами, со свистом втянул в себя воздух.

— Лина, что он такое говорит? Кто это, Лина?! — жалобно пробормотал мой новоиспечённый муж, ухватившись за тонкую колонну. Белый горностай ехидно скалился со стены нам вслед. Люди, ожидавшие застолья, придержали поздравления на языках и недоумённо замерли, словно играли в детскую игру «Раз, два, три — замри!»

— Я Лоуренс де’Браммер, и по праву, дарованному мне как принадлежащему к роду граев, я имею право провести первую брачную ночь с любой альгаллой, родившейся в Фоэрксе, без согласия её мужа, родителей и прочих родственников.

— И без её собственного согласия? — подала голос я. Он звучал стыло, мёртво, глухо. Так могла бы говорить мумия.

Лоуренс отвёл взгляд, на мгновение мне показалось, что вот сейчас он очнётся и станет прежним, тем благородным и даже услужливым мужчиной, каким показался мне в самом начале нашей утренней встречи: тем, что не постыдился опуститься на колени перед простолюдинкой, повредившей ногу. Но тут Драген вновь громко икнул, потом утробно всхлипнул, и лицо Лоуренса стало холодным и непреступным.

Вообразил, небось, что действительно поступает во благо мне — с таким-то мужем. Удивительно, какие только аргументы могут отыскать мужчины, чтобы завуалировать собственную похоть.

Я не смотрела в лица наблюдавших за мной людей, отгородилась от перешёптываний, смешков и приторно-сочувствующих выдохов невидимым пологом, заперла в душе злость и страх, гнев и отупляющую панику. Вряд ли Браммер-младший отдал бы меня стражникам, если бы я принялась кричать, сопротивляться и всячески демонстрировать своё протест.

Отдал бы Даргена. Что дальше? Тюремное заключение, конфискация имущества, которое на закате стало считаться общим.

А потом всё равно бы пришёл ко мне.

Стоило ли вступать в борьбу, заранее обречённую на поражение?

— Лина-а-а, — скулил где-то за спиной Драген, благоразумно не делая, впрочем, и попытки последовать за мной. Остальные молчали. Никто не потребовал от Браммера подтверждения его прав, никто не пытался остановить его, никто не задал ни единого вопроса.

Я не обернулась ни разу.

Лоуренс сам открыл дверцу довольно неприметного крытого экипажа, запряжённого четвёркой лошадей, сделал приглашающий жест рукой и помог подняться, придержав за локоть: ступенька была достаточно высокой. Забрался в экипаж следом за мной, дверцу закрыл слуга, экипаж тронулся мягко, неспешно, убаюкивающе… Я так плохо спала этой ночью, а день, предшествующий свадебной церемонии, длился бесконечно долго, и больше всего мне сейчас хотелось закрыть глаза и уснуть, не думая ни о чём и ни о ком, хотя бы на несколько часов. И всё же близкое присутствие Лоуренса де’Браммера ощущалось мною так же, как ощущалась бы близость костра.

— Ты злишься на меня?

Это были первые слова, которые он сказал мне — если не считать утреннего разговора. Отвечать не хотелось, какого ответа он мог от меня ждать? Я обхватила плечи руками, стискивая их. В одном только свадебном одеянии было холодно.

Грай. Ему по праву рождения досталось всё и сразу. Богатство. Красота. Магия…

Магические способности передавались по наследству, но был нюанс, благодаря которому у магов почти никогда не бывало бастардов, и низшие слои населения по-прежнему оставались далеки от возможностей высших. Светлая обитель была благосклонна к людям неравномерно.

На плечи мне легло что-то пушистое, тёплое. Скидывать тёплый плащ я не стала, вряд ли Браммер оценил бы этот пафосный жест. Напротив, набросила на волосы капюшон.

— Замёрзла? Тебе бы подошёл климат Гурстина, — я прикрыла глаза, выражая свой протест, хотя в экипаже и так царил полумрак. — Знаешь, война ведь там идёт только в южных областях, а жители северных вполне себе благополучны. Хочешь, я куплю тебе там дом?

Предложение было настолько необычным, что я открыла глаза и даже повернулась к своему без малого похитителю.

— Вы предлагаете купить мне дом в Гурстине?! Вы — мне?!

Лоуренс даже отодвинулся.

— Лина…

— Вы мне всю жизнь сломали, — я сжала зубы и расслабила челюсти не без труда. — И всё, что вас волнует, это неподходящий мне климат, серьёзно?! Достойная причина, чтобы выслать меня из страны! Чтобы совесть не мучила?

— Лина… — он попытался взять меня за руку, а я ударила его по щеке, так, что заныли пальцы — собственная ладонь на фоне его светлой кожи в полумраке экипажа показалась мне пугающе тёмной. Лоуренс живо перехватил мою руку, вдавливая меня в спинку сидения, обитого мягкой кожей.

— Я сломал тебе жизнь?! Это ты сама себе её сломала, когда согласилась на подобный брак…

— Согласилась?! Да что вы понимаете! — прошипела я, пытаясь вырваться. — Вы, богатеи, не видящие дальше своего носа… Уберите от меня руки! Вы что же, думаете, что спасаете меня сейчас?! Я замужняя женщина, а разводы у альгаллов не допускаются, это навсегда! Вам плевать, как я буду завтра в глаза мужу смотреть! Как я буду ему в глаза смотреть всю последующую жизнь.

— Он сегодня напьётся, а завтра и глаз разлепить не сможет, — неожиданно тихо произнёс Лоуренс, разглядывая меня. — Не исключено, что сломает себе шею или попадёт под экипаж. И вообще, ты не обязана к нему возвращаться. Не нравится Гурстин, я куплю тебе дом в Фаргасе.

— А я не продаюсь, грай де’Браммер.

Он снова смотрел на меня, словно пытаясь получить ответ на какой-то вопрос, не слушая, что я говорю.

— Сколько тебе лет? — вопрос был задан так резко, что я осеклась.

— Девятнадцать. А вам?

— Двадцать один.

Он отпустил меня, откинул светлую прядь, упавшую на лицо.

— Послушай, я не хочу тебе зла…

— Заткнитесь, — попросила я устало. — Вы могли прийти чуть раньше и повторить своё предложение стать вашей любовницей, это было бы куда более честно. Но вы дождались окончания церемонии, чтобы данное вам право на легальное насилие было возможно реализовать. Вы не хотите мне зла, верно, но вы его делаете. Просто потому, что можете, не стоит подыскивать иных причин.

— Ты мне очень понравилась, — серьёзно ответил он. — Самая красивая и необычная девушка из всех, кого я когда-либо видел. Самый одухотворённый взгляд из всех…

— От слёз он станет ещё более одухотворённым.

— У тебя не будет повода плакать. К мужу возвращаться необязательно…

— Да что ты говоришь, высокородный всемогущий грай?! Конечно, плевать тебе на моего мужа, и на отца, и на всю мою жизнь плевать. Что касается тебя, ты мне отвратителен. И знаешь, почему? Потому что пытаешься прикрыться, даже сейчас, когда никто, кроме меня, не видит тебя и не слышит. Хочешь быть добряком, спасителем… боишься посмотреть на себя без прикрас? Похотливая, подлая, двуличная тварь, ненавижу…

Я снова попыталась его ударить, но на этот раз он перехватил мою руку до того, как я его коснулась. Резко навалился сверху — и оказался на удивление тяжёлым.

— Тебе будет хорошо со мной, альгалла. Это будет волшебная ночь. А дальше… дальше ты сама решишь, оставаться — или возвращаться. Ты достойна большего, чем быть женой какого-то пропойцы.

— Но меньшего, чем быть женой знатного аристократа, верно? — хмыкнула я. — Знай своё место, Лина Свифт, в девичестве Хоуп. Любовница грая — твой потолок.

Лоуренс собирался что-то ответить мне, но экипаж стал замедляться, и говорить он больше ничего не стал.

Я была уверена, что мы окажемся в имении де’Браммеров, в конце концов, куда ещё мог привезти меня этот испорченный и богатый, но, в сущности, совершенно не знающий жизни мальчишка, как не к себе домой? Вряд ли у него есть здесь друзья, раз уж он учился и жил в столице и только что приехал, вряд ли он отправился бы в гостиницу с грузом вроде меня… нарываясь на публичный скандал. Вряд ли он вообще представляет, как можно снять гостиницу! Но небольшое двухэтажное здание на фамильное обиталище граев походило примерно так же, как я на королеву. Мы остановились, Лоуренс выбрался первым, я следом, проигнорировав предложенную руку.

Фонари не горели, но окна дома на первом этаже призывно светились в темноте.

— Это что, бордель? — не удержалась я.

— Это моё наследство.

Против воли я вопросительно приподняла бровь.

— Дом достался мне от матери. Она почему-то хотела, чтобы у меня было отдельное гнёздышко, только моё. Они с отцом не ладили в последние годы, хотя я уже смутно помню, что там между ними было, я ведь был ещё ребёнком.

— Знала бы она, как ты решишь распорядиться её подарком, — хмыкнула я. — Насиловать женщин в материнском доме — такое мне даже…

— Никакого насилия.

— Дашь мне выспаться, благородный грай, а потом отведёшь к мужу, чтобы следующей ночью он убедился в благородстве высокого господина? Точнее, в его чувстве юмора?

Лоуренс негромко отдал какие-то приказания слуге, молчаливой тенью скользнувшему за нами от экипажа до двери дома. Звякнул замок, мы вошли — навстречу к нам, непрерывно кланяясь, подошли две безликие женщины средних лет. Я не успела моргнуть, как с меня стянули выданный Лоуренсом тёплый плащ и даже обувь, предложив домашние мягкие туфли. Ни одного косого взгляда в сторону моего серого брачного одеяния брошено не было, словно приходить сюда с чужими невестами посреди ночи для хозяина было в порядке вещей.

Может, я и не первая?

— Пройдёмте, госпожа, — улыбка на лице одной из женщин, с рыжеватыми волосами и россыпью веснушек от уха до уха, была несколько испуганная и натянутая, зато начисто лишённая пренебрежения и ехидства.

— Это Глория и Агата, сегодня они в твоём распоряжении, — кивнул мне Лоуренс. — Им даны необходимые указания, но если что-то потребуется ещё… если ты останешься недовольна их заботой…

— Шлюху на одну ночь нужно подготовить, — понимающе кивнула я. — Помыть, выловить блох при наличии и всякое такое, верно?

Служанки не поднимали глаз, судя по всему, моя дерзость нисколько не веселила их, скорее пугала. Лоуренс отвечать не стал, вышел в какую-то неприметную дверь сбоку.

Мне даже дышать легче стало.

— Госпожа, ванная готова… — подала голос рыжая, и я вздохнула. С граем можно было артачиться, но эти женщины ни в чём не виноваты. В некотором смысле мы находились в одинаковом положении: зависимом и бесправном.

К тому же горячая вода сейчас была бы как нельзя более кстати.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Несмотря на идеальный порядок и чистоту, а может быть, благодаря им, дом казался нежилым, мёртвым. Звуки наших шагов поглощали ковры.

— Разденусь сама, — как можно более жёстко отрезала я. — И одежду мою не трогайте!

Ванная комната освещалась свечами в тяжёлых стеклянных подсвечниках в виде шаров. Специфического запаха я не почувствовала, что говорило о высоком качестве воска, впрочем, я и не думала, что Лоуренс будет экономить на таких мелочах.

Служанки потупились, ожидая, пока я сниму своё платье и всё, что было под ним: от нижней сорочки до чулок. Остался только подаренный отцом кулон в форме тяжелого полумесяца на тонкой цепочке. Застёжка сломалась, и снять его можно было бы, лишь разорвав цепочку.

Раздеваться на людях было на редкость неловко. Не представляю, как аристократки ежедневно живут под чужими взглядами… Наверное, к этому привыкаешь.

— Не зажигайте больше свечи, — сказала я. Полумрак ванной комнаты меня более чем устраивал.

Металлическая лохань была огромная, вода, от которой исходил пар, казалась густой и чёрной. Служанки стояли по обе стороны от лохани, держа в руках полотнища, почтительно глядя в пол. Я постаралась представить себе, что их просто не существует. Удавалось с трудом.

Так или иначе, горячая, чуть маслянистая вода, одуряюще пахнущая терпкой розой, расслабила напряжённые мышцы, я прикрыла глаза, задержала дыхание и погрузилась в лохань с головой, не жалея уложенные на свадьбу волосы. Ещё миг — и чьи-то руки резко потянули меня вверх. Я была уверена, что это Лоуренс, но увидела только перепуганное лицо Глории — или Агаты.

— Госпожа… всё ли в порядке?!

Да, за утопившуюся подопечную по голове их бы явно не погладили. Лежать в воде мне резко расхотелось. Стоило подняться, как рыжеволосая с поклоном приблизилась с мочалкой из водорослей в одной руке и кувшинчиком с мыльным раствором в другой и принялась намыливать моё тело и волосы, стараясь лишний раз не касаться руками кожи, а вторая смывала пену водой из большого кувшина.

Отец никогда меня сам не купал, это почётная обязанность выпала на альгаллу Луду, дородную соседку, помогавшую вдовцу с ребёнком по хозяйству. Я помнила её руки — грубоватые, торопливые, слишком горячую воду, дешёвое мыло, щипавшее глаза. Никогда мытьё не было для меня удовольствием.

А ведь могло бы быть. В какой-нибудь другой жизни — могло бы. И этот дом был бы моим собственным домом.

«Куплю тебе дом», — так он сказал. Если бы всё было так просто…

Рядом с лоханью на стене, выложенной мозаикой, почти как в прихрамье Светлой обители, было закреплено огромное овальной формы зеркало. Невольно я повернула голову, краем глаза уловив движение, но это двигалось моё отражение. Смуглое гладкое и тонкое тело — лишние волоски с него, как было положено, я удалила ещё вчера. Кулон в форме полумесяца. Чёрные волнистые волосы, спускавшиеся причудливыми змейками до ягодиц. Неестественно светлые глаза сверкали.

Рыжая служанка набросила на меня полотенце, в руках второй оказался длинный белый халат. Я не стала спорить ни с тем, ни с другим. Судя по тому, что ни белья, ни платья мне не было предложено, Лоуренс де’Браммер от своих первоначальных намерений отказываться был не склонен.

…с чего я вообще решила, что могло быть иначе?

Впрочем, он ждал меня не в спальне, скорее, средних размеров комнату с тремя мягкими диванчиками и накрытым столом у окна можно было назвать гостиной. И если бы не наше облачение — на Лоуренсе тоже оказался халат, похоже, на голое тело — я бы могла надеяться, что дело ограничится ужином и беседой.

Увы.

— Ты, наверное, голодна.

Лоуренс отодвинул стул с высокой резной спинкой от небольшого круглого столика, приглашая меня сесть, и я повиновалась, хотя аппетита не было совершенно. Послушно взяла вилку и нож и принялась есть то, что Лоуренс самолично возложил на мою тарелку, активно комментируя при этом состав и вкусовые качества блюда. Я не вслушивалась в его слова и не чувствовала вкуса пищи. Безучастно разглядывала кувшин с жидкостью тёмно-вишнёвого цвета: очевидно, какое-то вино.

— Такую речь и манеры трудно ожидать от альгаллы.

Он произнёс это с улыбкой, видимо, рассчитывая тем самым смягчить свои слова. Я пожала плечами.

— Отец по настоянию дедушки отдал меня в детстве в школу при Храме, я даже ночевала там частенько. У нас были очень хорошие учительницы, из альг. И большая библиотека.

— А, дедушка, который хотел, чтобы ты получила учёную степень?

— Точно. Но вольнодумства отца не хватило на то, чтобы отправить дочь в Фаргас. Да и денег не хватило.

— Поэтому он решил продать единственную дочь этому недомерку?

— Сдать в аренду, — любезно отозвалась я, ткнув вилкой в кусок мяса с такой силой, что чуть было не расколола эту саму тарелку. — У Даргена масса дурных привычек, не способствующих долголетию. Хотя кто знает, возможно, он крепче, чем кажется.

— Кто знает… — эхом отозвался Лоуренс. Он присел рядом на второй стул, но сам к еде не притрагивался, наблюдал за мной. Ресницы у него оказались неожиданно тёмными и длинными.

— Тебе нравится еда? Это бастроган по-фристайски.

— Выше всяких похвал, если не задумываться о цене.

Мужчина приподнял брови в вопросительном жесте, потом понял и качнул головой.

— Я должен чувствовать себя виноватым, разумеется. В Высшей школе в Фаргасе среди моих друзей были люди разного достатка, юноши и девушки, и нравы там… другие, чем в провинции. Для женщины не считалось зазорным завести отношения до брака, хотя публично такое не поощрялось, но на это предпочитали закрывать глаза. Говорили о равных правах мужчин и женщин, о том, что первая брачная ночь — пережиток прошлого.

Я криво улыбнулась, глядя, как он наливает вино в бокал: длинную хрустальную ножку обвивали щупальца хрустального же осьминога.

— Вы подменяете понятия, грай де’Браммер.

— Лоуренс. Где ты видишь подмену?

— Равные права мужчин и женщин не сводятся к вольностям в интимной жизни. Вам хочется, чтобы они означали женское «да» там, где ранее было «нет», — я глотнула непривычно острый, щекочущий язык напиток, приложив все усилия, чтобы лицо осталось невозмутимым. Казалось, по пищеводу прокатился огненный шарик. — На самом деле наоборот. Права женщины — это возможность громко и открыто сказать «нет» там, где ранее было молчаливое смирение, отчаянное молчание бессильной пленницы с закрытым мужской ладонью ртом.

— Так ты говоришь мне «нет»? — после паузы спросил Лоуренс.

— А у меня есть такое право? — вопросом на вопрос ответила я. — Мы не в Фаргасе, грай. Здесь действительно иные нравы.

— Ты так красива. Интеллигентна, образованна, умна, утонченна, — пробормотал он и выпил свой бокал с вином целиком, залпом, не поморщившись. — Я словно проходил мимо навозной кучи и увидел бриллиант, валяющийся в грязи. Как было не поднять?

— Вы проходили мимо витрины лавки, — отозвалась я. — Вы не нашли, вы украли.

— На счастливую новобрачную ты не походила.

— А я несчастна и не скрываю, — засмеялась я. — Кто же спорит. Но разве хамство лавочника, высокая цена, ржавая оправа оправдывают кражу? Боги завещали нам жить честно.

— Высокая цена? — повторил за мной Лоуренс, отставляя бокал. Его глаза потемнели и казались синими, как вечернее небо.

— Разумеется. Вы могли заплатить её, но сочли слишком высокой за такой маленький бриллиант, как я, требующий огранки. Разрыв с семьёй, со своим положением, с перспективами, которые даёт вам поддержка и расположение отца.

— Если бы я…

— Если бы вы женились на мне, вы многое потеряли бы, а приобрели бы только меня. Вы решили, что цена слишком высока и предпочли кражу.

— Тебе следовало пойти в судебные защитники, нет, обвинители.

— Дедушка тоже так говорил. Но у нас не хватило денег на обучение. Дед умер, отец болел и не мог не то что оплачивать моё обучение в Фаргасе, но и вообще работать. Семья Даргена выдала ему немалую сумму в обмен на наш брак. И мы не умерли с голоду.

— Они тебя купили! — Лоуренс с силой поставил бокал на стол, хрусталь протестующе звякнул.

— Честная покупка, так или иначе. Во всяком случае, во мне видели женщину, а не камень.

— В тебе видели товар! Я оплачу твоё обучение в Фаргасе. Ты будешь учиться, будешь жить достойной жизнью.

— Для замужней женщины для получения высшего образования нужно разрешение супруга, вы об этом не знали?

Лоуренс скрипнул зубами.

— Обучение и новые документы незамужней женщины. Этот боров не поедет разыскивать тебя в Фаргас.

— Как хорошо, когда есть деньги! Кажется, всё можно продать и всё купить. Всё и всех. Чем вы лучше Даргена? — я хмыкнула и накрыла ладонью бокал, когда Лоуренс поднёс к нему наполовину опустевший кувшин. — Вам не приходило в голову, что преступать закон хотят и могут не все? Для меня это тоже слишком высокая цена. Угрызения совести.

— Не вкусно? — Лоуренс кивнул на вино.

— Вкусно, хотя я в этом не разбираюсь. Вы хотите напоить меня, чтобы я была сговорчивее или чтобы мне не было так больно? Не стоит. Я не буду сопротивляться, потому что вы всё равно сильнее, а возвращаться в синяках смысла нет. И боль я выдержу.

— Я не сделаю тебе больно, — он провёл ладонью по моей щеке. — Ты…

— Красивая и умная, помню, — я встала. Лоуренс, сидя на стуле, смотрел на меня снизу вверх какое-то время. Потом протянул руку и развязал поясок, потянул тонкий белый муслим. Халат соскользнул на пол.