Преданный друг (СИ)

ГЛАВА 35. НИКА

Каждый выбирает по себе.

Щит и латы. Посох и заплаты.

Мера окончательной расплаты.

Каждый выбирает по себе.

(Юрий Левитанский)

— Мам, дядя Егор будет жить с нами? — спросил Олежка как-то вечером спустя месяц после возвращения, сидя за столом и пристально наблюдая за тем, как я допекаю последнюю сковородку оладий.

На ужин и чаепитие с оладушками, сметаной и вареньем должен был прийти и Егор тоже. Я его ждала.

— Нет, у дяди Егора есть свой дом, — ответила я сыну, наливая в сковородку тесто. — С нами он жить не будет.

— А почему он тогда приходит?

Вот ведь! Не в бровь, а в глаз.

— Хм. — Я пошевелила оладьи. — А тебе не нравится, что он приходит?..

— Не знаю… — протянул Олежка после короткого, но показавшегося мне бесконечным молчания, и тут же огорошил меня новым вопросом: — Мам, а Персика ты ему не отдашь?

— А почему я должна отдавать Персика? — удивилась я. — Персик — наш с тобой котенок.

— Мой котенок, — уточнил Олежка.

— Твой-твой, — согласилась я, переворачивая оладьи, — но пока я тоже буду присматривать за ним. Он еще маленький. Пусть немножко подрастет.

— А он будет ловить мышей?

— Будет, — сказала я уверенно. — Дядя Коля, это мой бывший одноклассник, который нам Персика подарил, сказал, что Персик родился от мамы-мышеловки. А значит, и он сможет.

— Почему?

— Потому что кошки учат котят ловить мышей. — Я выложила оладьи к остальным, на большое плоское блюдо, и как раз зазвонил лежащий на тумбочке телефон. — Вот и дядя Егор пришел. Давай зови бабулю, мойте руки и сейчас все будем кушать.

Мы вместе вышли из кухни, и я махнула Олежке в сторону зала, где мама сидела в кресле и вязала детский свитер под бормотание телевизора, а на полу лежали игрушки.

— Бабуля, дядя Егор пришел!.. — донесся до меня его голос уже оттуда. — Пора кушать!

Я вышла во двор, чуть тронутый теплой патокой сумерек, и Егор ждал меня у крыльца: несколько минут вдвоем, несколько минут только он и я перед дверью моего дома.

— Привет, — сказал он.

— Олежка спрашивает, будем ли мы жить вместе, — выпалила я на одном дыхании, спускаясь со ступенек. — И зачем ты приходишь. Вот так.

Егор улыбнулся, когда я скользнула в его объятья, но сначала поцеловал меня и ткнулся носом в шею, обдавая нежностью, и только потом заговорил.

— Конечно, он спрашивает. Он у тебя умный парень, а я прихожу каждый день и провожу с вами много времени… — Он отстранился, чтобы вглядеться в мое лицо. — И что ты ему сказала?

— Я хочу, чтобы мыобас ним поговорили. Ты и я. Вместе. Как мы и хотели.

— Ник… — Егор, казалось, не был уверен, продолжать или нет, но в конце концов продолжил: — Ты можешь сказать ему, что сама считаешь нужным. Необязательно форсировать события, необязательно нам сразу делать этовдвоем, если ты не готова.

— Ты хочешь, чтобы я сказала, что не знаю? — Я покачала головой; Егор все так же внимательно смотрел на меня. — Но я знаю! И я хочу, чтобы и Олежка тоже потихоньку к этой мысли привыкал. Тем более он спросил сам… — Вдруг прострелило где-то в районе сердца внезапное осознание. — Если только ты не… сомневаешься?

Он нахмурился.

— Например, в чем?

— В том, что мы нужны тебе в твоей жизни, — почти прошептала я. — Оба.

Какие-то две или три секунды Егор просто молча смотрел на меня, будто не веря тому, что услышал. А потом притянул меня к себе и погладил по голове, одновременно прикоснувшись к губам легким поцелуем.

— Рыжик, ты сейчас храбро пытаешься спасти меня от якобы ошибки всей моей жизни?

— Разве храбро? — спросила я.

— Ну да, — сказал он. — Ты ведь любишь меня. И вдруг предлагаешь мне подумать, не лучше ли нам расстаться.

— Не предлагаю. — Мысль ужаснула, я вцепилась в свитер Егора, как будто мы вот же прямо сейчас расставались. — Но я хочу, чтобы ты был счастлив.

— А я и счастлив. — Он снова провел пальцами по моим волосам, пристально проследил за их движением. — Учитывая, что вместе мы всего ничего, а до этого были долгие и темные пять лет порознь… практически совершенно почти счастлив.

Сердце кольнуло от этого осторожного напоминания, но все же я засмеялась.

— «Практически совершенно почти»?

— Практически совершенно буду, когда ты начнешь засыпать и просыпаться в моей постели. А совсем совершенно, когда ты выйдешь за меня замуж. — Егор оставил легкомысленный тон и посмотрел на меня без тени улыбки на лице. — Я ни разу не пожалел о том, что мы теперь вместе. Ник, если честно, я не уверен, что сумел бы отпустить прошлое, если бы ты не вернулась. И не попыталась, несмотря на весь свой страх, несмотря на то, что я не стал тебя слушать, достучаться до меня.

Он замолчал, глядя куда-то поверх моей головы, и я тоже не стала ничего говорить. Не потому что мы ни разу до сих пор не говорили о прошлом — нет, мы не прекращали говорить о нем с тех пор, как помирились и начали строить планы на будущее — но потому, что каждый такой крошечный разговор был как крошечный шаг к исцелению.

Для Егора.

Для меня.

Для нас обоих.

— Я скажу твоему сыну правду, — промолвил Егор наконец, обхватывая меня за плечи, — а там… там мы вместе разберемся, как нам дальше поступить. На следующей неделе я думал пригласить вас к себе. Если все пройдет нормально, как-нибудь вы останетесь у меня ночевать, а там мы перенесем вещи — и все, вы оба уже никуда не денетесь.

— Никуда не денемся, — повторила я, с удовольствием поддерживая его сказочную уверенность.

— Никуда. — Он поцеловал меня снова, на этот раз горячо и нетерпеливо, и, отстранившись, взглянул сверху вниз. — Идем в дом?

Вскоре мы уже собрались за столом: мама, я, Егор и Олежка, который, как всегда, пользуясь тем, что при Егоре я была чуточку не такой строгой, попытался протащить за стол и Персика.

В итоге котенок получил молоко и все-таки отправился на пол, и Олежке пришлось с этим смириться.

Он, впрочем, страдал недолго и скоро уже рассказывал нам всем, что в садике они вчера читали сказку «Городок в табакерке». В садикеяим ее читала и хорошо помнила, но мама вдруг пожаловалась на плохую память и попросила Олежку рассказать ее снова.

— Я тоже хочу послушать, — сказал Егор, и, немного помявшись, мой сын все-таки сдался и начал:

— Жил-был мальчик. У него был папенька, и он курил табакерку…

Я слушала, как мой сын увлеченно изображает мальчиков-колокольчиков, молоточки, валик с его «шуры-муры, кто здесь ходит?», царевну-пружинку, и думала о том, что я ведь тоже, пожалуй, практически совершенно почти счастлива.

Мой бывший муж не стал мне врагом.

Мой любимый мужчина рядом, и мой сын, кажется, потихоньку начинает к нему привыкать.

Конечно, еще должно пройти время, прежде чем Олежка привыкнет до конца, но ведь на все настоящие чувства нужно время. Дружба, привязанность, любовь — все они не возникают сами собой, нет, они зарождаются в сердце крохотными росточками и потом, спустя время, превращаются в величественные деревья с раскидистыми кронами.

Я отвлеклась от мысли, когда рука Егора нащупала мою под столом. Посмотрела на него — и поймала его легкую улыбку, и не смогла не улыбнуться в ответ.

И пусть в глубине наших душ еще осталось много горького пепла, и пусть еще черна и выжжена земля вокруг дерева нашей любви, во мне с каждым днем крепла и ширилась уверенность в том, что все будет хорошо.

Что бы ни ждало нас в будущем, я готова была идти вперед без страха.