ГЛАВА 22

Дима не изрекает больше ни слова. Я быстро собираюсь, натягиваю наспех джинсы и свитер, и мы в сопровождении охраны покидаем многоэтажное здание.

В салоне его машины, я пару раз открываю рот, чтобы начать разговор, но тут же его закрываю.

Мой муж сидит рядом, но я не чувствую его. Он не со мной. Мыслями за сотни километров от реальности. Напряженные плечи, скулы, сжатые в стальные булавы кулаки…он не готов к разговору. Ни сейчас, ни час спустя.

Я прикасаюсь к его побелевшим костяшкам, и кулак Димы расслабляется. Молча, гляжу на него, и он поворачивает ко мне голову. Синие глаза темны и бездонны.

– Недавно ты вспомнил Ниццу. А нашу морскую прогулку помнишь?

– Конечно, – Дима слабо улыбается. Правый уголок рта слегка приходит в движение. – Ты была в голубом платье с открытой спиной. Оно развевалось на ветру, и я фантазировал, как сниму его с тебя на берегу.

– Дим…– опускаю свой взгляд, в котором миллион вопросов.

– Не надо, Стеф. Я знаю, о чем ты думаешь. Но я не могу. Вернусь, послезавтра из Нового Уренгоя, и мы поговорим. Обещай мне, что не будешь встречаться с моей матерью. Она ведь звонит тебе? И ни в коем случае не покидай дом.

– Что? – замираю от услышанного и теряю дар речи. – Дим, я уже ничего не понимаю…

Мерседес въезжает в открытые ворота, бесшумно катится к дому и тормозит под изогнутым фонарем в нескольких метрах от крыльца.

Дима выходит, перебрасывается парой фраз с набежавшей охраной и открывает мне дверь.

– Прости, я сразу уезжаю, а ты отдыхай и пожалуйста, не накручивай себя.

Я молчаливо моргаю. Уши закладывает от зашкаливающего сердцебиения. Мне, кажется, я даже слышу бурление собственной крови в венах.

– Пока, любимая. – Целует меня в щеку и местечко от поцелуя жжет. Растираю пальцами, но становится только хуже. Ожог проник глубже, опалил мои внутренности и замедлил реакции.

– Пока. – Врастаю в асфальт и наблюдаю за Диминым отъездом. Ворота защелкиваются, и лишь тогда я обретаю способность двигаться. Медленно разворачиваюсь, оглядываю двухуровневый дом в современном стиле из стекла и дерева.

Но ноги меня в него не ведут. Даже после нескольких размеренных вдохов не могу оторвать себя от крошечного пятачка.

– Стефания Олеговна, дождь начинается, зайдите в дом.

Охранник, имени которого я не знаю и честно, не хочу знать, смотрит на меня с крыльца, а второй, его напарник подходит ко мне слева. Оба скрещивают руки на груди.

Я поднимаю и чуть поворачиваю голову. Под согнутой «головкой» фонаря искрится мелкая рябь. И правда, дождь. А я ничего не ощущаю, хотя стою раздетая уже минут пять.

Либо моя кожа настолько горяча, либо я просто теряю чувствительность. Так бывает, когда лишают всех чувств, когда сердце не более чем механизм, качающий кровь.

Механизм… деталь…

Вдыхаю влажный воздух и насильно заставляю себя взобраться, войти в дом.

Роботы в пиджаках закрывают за мной дверь, оставляя в таком ненавистном одиночестве, от которого я бежала всю свою жизнь…

***

Спать я так и не ложусь. Сон не идет за мной. Да и я не особо его зову. Уже утро, я сижу перед тем самым зеркалом в нашей с Димой спальне и ловлю противное дежавю.

Больно ли мне? Да. Но после всего того, что случилось. Измены, ложь, авария, прямая угроза от Влада, это меньшая из зол.

Стерплю. Ради себя.

Ради своего будущего.

– Я же вам говорю, она еще спит!

Бас охранника гремит в коридоре и когда моя дверь в прямом смысле распахивается, едва не слетая с петель, я вижу причину его возмущения. Свекровь.

Татьяна Михайловна с грохотом ставит сумку на комод и с него рассыпаются фотографии. Те, которые Дима собрал после моего переезда в квартиру.

– Доброе утро, Татьяна Михайловна. – Я раскручиваю крышечку на баночке с кремом и смотрю в зеркало. В груди бунт, пальцы подрагивают, когда массирую ими лицо.

– Доброе, Стефания. – Нахмурив брови, оглядывается через плечо, шипит на охранника. – Оставь нас, пока я тебя не вышвырнула вон.

Я незаметно для свекрови моргаю мужчине в черном, и он покидает комнату, тихо закрыв за собой дверь.

– Простите, что не отвечала на ваши звонки, я была занята.

– Что ты творишь, дрянная девчонка!

Она ударяет ладонью по трюмо и раздается звон стекла. Я на секунду зажмуриваюсь, а потом отодвигаюсь от столика и встаю. Мне в спину будто вживляют металл.

Расправляю плечи, навожу на нее апатичный взгляд.

– Я вас не понимаю.

– Все ты прекрасно понимаешь, – Татьяна Михайловна складывает руки на груди, причмокивает губами. – Ты руководишь жизнью моего сына. С самого первого дня замужества.

– Помнится, вы просили у меня прощения за грубое отношение, а сейчас снова…

– Помолчи! – задирает подбородок. – Игры закончились.

– С этим я полностью согласна. Поговорим начистоту?

Я не сдамся перед ее натиском, не упаду в ноги и не буду молить о пощаде.

Сглатываю, еще сильнее выпрямляюсь и как она складываю руки на груди.

– Я вас слушаю, Татьяна Михайловна.

– Кхм, – она делает шажок в мою сторону. – Ты уничтожила его как мужчину, не родив ему ребенка и подав на развод. Осталось развалить компанию, в конце концов. Пусть он нищим станет. Стратегия отличная, мне нравится.

– Что? – меня пронзает молния – Вы чудовище…вы…он же ваш сын…А я все десять любила его и никогда не желала нам такого финала…

– Любви нет девочка. Секс, похоть, привычка. И чтобы держатся наплаву, не тонуть в этих вымышленных эмоциях, требуется замена некоторых ключевых фигур. Вот и всё. Ты ушлая. Выскочила замуж за богача, основала свой бизнес. Сестрам обеспечила будущее. Вы все живёте и ни о чем не думаете. Ты даже ребенка на свет произвести не можешь. Хотела бы, давно бы забеременела и родила. Но ты не хочешь. Ты всю жизнь прожила в хрущевке с двумя сестрами и непутевыми родителями. Знаешь, что такое голод и родительское безразличие. Зачем тебе ребенок? Он тебе не нужен. Ты боишься, что будешь такой же ужасной матерью, что и твоя мать. Или снова окажешься на паперти с протянутой рукой.

Я попросту замолкаю. Сердце пропускает удары и в конечном итоге глохнет.

– Ну же, скажи, что–нибудь моя дорогая сноха. У тебя ведь сейчас сотня мыслей в голове. Как, что, почему? Почему я такая тварь и раню твое бедное сердечко? – Татьяна Михайловна злобно усмехается. – Думаешь, Эльвира просто так появилась на горизонте, просто так соблазнила Диму? Или действительно считаешь, Марина тоже замешана в ваших семейных проблемах? Они пешки. Вокруг ложь, ложь, ложь!

Мегера сокращает расстояние, между нами. На ее губах играет презрительная улыбка. Она предчувствует победу, готовится отпраздновать ее, откупорив бутылку дорогого шампанского, сидя в своем любимом ресторане.

– Это все вы устроили? – незнакомым голосом спрашиваю я. Вся моя уверенность рассеивается, руки, ноги наливаются слабостью.

– Я? Да бог с тобой! Я всего лишь немного направила того, кто желает стать Димой. Стать несокрушимой горой, сметать всех на своем пути ради высших целей. Добиваться всего, не смотря по сторонам. Занять его место в компании и в твоей постели. Смешно, но оказывается, ты нравишься мужчинам.

– Вы с ума сошли, Татьяна Михайловна?

Женщина обводит языком верхнюю губу, подходит ко мне близко–близко и, скривив нос, придирчиво осматривает мое лицо.

– Диме досталось всё. Без особого труда. Даже ты. Однако невозможность иметь детей меня порадовала. Хоть в чем–то мой старший сын оплошал.

– Старший сын?

Я перехожу на шепот. Сама того не замечая. Сердце, застывшее несколько минут назад, начинает биться с ускоренной силой. От этих резких скачков, у меня перед глазами мутнеет.

– Это еще не конец, Стефания. Эльвира, Маринка, авария,…когда закроется занавес, не все смогут выйти на сцену и поклониться публике.

– Вы чудовище…

– Я пришла сказать тебе, пока Дима находится в отъезде, – уточняя про отъезд, она лениво вздыхает. – Что вы не заслуживаете того, что имеете. Ни бизнес, ни миллиарды на счете, ни семейного счастья. Мы всё отнимем у вас. Всё. И мой покойный муж, больше не будет ничего за меня решать!

Свекровь обводит взглядом комнату.

– Дизайн сделан со вкусом. Наслаждайся, пока можешь. А мне пора, надо на бал-маскарад готовиться.

Я пятюсь назад на ватных ногах и плюхаюсь на кровать, забыв о недавней травме. Тупая боль пронзает поясницу, но она ничто по сравнению с болью, которую переживает мое сердце, моя душа.

Татьяна Михайловна берет сумку, выходит прочь, говоря охраннику, что мне нужен отдых. А я спешу в ванну и обнимаю умывальник.

– С вами всё в порядке? – вижу тень в щелке между полом и дверью, слышу скрип подошв по паркету.

– Да, уходите!

Меня выворачивает наизнанку скудным ужином из чипсов. Со вчерашних посиделок с сестрами я ничего больше не ела.

Подумав о еде, снова склоняюсь над умывальником и вцепляюсь в его бортики намертво. Зависаю в таком положении надолго. Желудок пуст, но спазмы не оставляют в покое.

Лишь какое–то время спустя, я опираюсь на локти и гляжу на себя в отражении круглого зеркала.

Всё мираж. Татьяна Михайловна видение. Страшное, сумасшедшее видение. Разве мать может желать сыну зла? Какой бы он ни был. Плохой, хороший. Здоровый или больной.

Он сын. Ребенок, которого она девять месяцев носила под сердцем.

– Мне все приснилось. Да? Я просто не заметила, как уснула. – Говорю сама себе, включив кран с холодной водой. – Конечно, сон.

Набираю в ладони воду и умываю горящее лицо.

– Стефания Олеговна, Татьяна Михайловна уехала. Выйдите, пожалуйста, чтоб я мог убедиться, что с вами все в порядке.

Я прикусываю губу. Не сон. Мне срочно надо позвонить Диме. Но мой телефон…он остался в квартире в нерабочем состоянии.

Насколько могу, тороплюсь к двери, дергаю ее, и случайно задев охранника, спешу в кабинет Димы. Я точно помню, он хранит старенький Айфон в ящике стола.




Загрузка...