Белый блестящий лимузин мчался сквозь ночную тьму, подобно дельфину в морских глубинах, унося Тьерри Дескуэрдеса прочь от аэропорта. Он вез Тьерри в Лас-Вегас, в его дворец с белыми стенами и пальмами, с прозрачными голубыми фонтанами и мозаичными террасами, с комнатами, полными картин, и статуй, и редкой музейной мебели… Там было все, чего только можно пожелать.
Тьерри прикрыл глаза и откинулся на темно-красную подушку, пытаясь забыться.
– Как там на Гавайях, сэр? – донесся с переднего сиденья голос водителя.
Тьерри открыл глаза. Нильсон – хороший водитель. Ему, должно быть, лет девятнадцать, примерно столько же, сколько и Тьерри. Волосы убраны сзади в аккуратный пучок, глаза скрыты под темными очками, несмотря на ночное время. Всегда сдержанный, всегда осмотрительный.
– Влажно, Нильсон, – тихо ответил Тьерри, глядя в окно. – На Гавайях было очень… влажно.
– И вы не нашли то, что искали?
– Нет. Я не нашел то, что искал… снова.
– Сожалею, сэр.
– Спасибо, Нильсон.
Тьерри пытался не глядеть на свое отражение в оконном стекле. Ему было не по себе: оттуда на него смотрел молодой человек с серебристыми волосами и усталыми, мудрыми, древними глазами. У него был такой задумчивый вид… такой потерянный и печальный.
«Наверное, так и должен выглядеть тот, кто все время ищет что-то и не может найти», – подумал Тьерри.
Он решительно отвернулся от окна.
– Все здесь шло как надо, пока меня не было? – спросил он, доставая сотовый телефон.
«Работа. Работа всегда помогает. Загрузи себя полностью, не думай ни о чем другом, а главное – поменьше занимайся собой».
– Думаю, превосходно, сэр. Мистер Джеймс и мисс Поппи вернулись.
– Это хорошо. Они проведут следующее собрание Рассветного Круга.
Палец Тьерри застыл над кнопкой телефона. Кому же позвонить? Кому позвонить в первую очередь?
И тут телефон запищал.
Тьерри нажал на «прием» и приложил трубку к уху:
– Тьерри слушает.
– Сэр? Это я, Люпа. Вы меня слышите?
Шли помехи, и слышимость была отвратительной. Но Тьерри расслышал усталость, звучавшую в голосе его собеседницы.
– Люпа? У тебя все в порядке?
– Сэр, я вступила в бой. Меня немного потрепали. – Она негромко хихикнула. – Но вы бы посмотрели на того волка!
Тьерри потянулся за записной книжкой в кожаном переплете и ручкой с золотым пером:
– Это не смешно, Люпа. Тебе не следовало драться.
– Я знаю, сэр, но…
– Ты должна держать себя в руках.
– Да, сэр, но…
– Скажи мне, где ты находишься, за тобой заедут. Отвезут к врачу.
Тьерри попытался привычно черкнуть в блокноте. Но чернила кончились. Он с недоверием уставился на кончик пера.
– Ну вот, покупаешь ручку за восемь сотен долларов, а она не пишет, – пробормотал он.
– Сэр, вы не слушаете меня. Вы не понимаете. Я нашла ее.
Взгляд Тьерри замер на ручке, на длинных пальцах, сжимающих толстый золотой цилиндр… Он уже знал: этот момент навсегда останется в его памяти, будет выжжен в ней раскаленным клеймом.
– Вы слышите меня, сэр? Я нашла ее.
Наконец Тьерри снова обрел дар речи, но голос его прозвучал сдержанно и даже сухо:
– Ты уверена?
– Да! Да, сэр. Я уверена. У нее есть отметина и все остальное. Ее зовут Ханна Сноу.
Тьерри потянулся через переднее сиденье, железной хваткой вцепился в удивленного Нильсона и тихо-тихо прошептал ему на ухо:
– У тебя есть карандаш?
– Карандаш?
– Что-нибудь, чем можно писать, Нильсон. Инструмент, которым пишут на бумаге. У тебя есть это? Быстро, потому что, если я не успею записать, ты уволен.
– У меня есть ручка, сэр. – Одной рукой Нильсон выудил из кармана прозрачный «бик».
– Твое жалованье удвоено. – Тьерри взял ручку и плюхнулся на сиденье. – Где ты находишься, Люпа?
– Возле городка, который называется Шаманская Скала. Но есть еще кое-что, сэр… – Голос Люпы внезапно дрогнул. – Другой волк, который дрался со мной… он тоже видел ее. И он сбежал.
У Тьерри перехватило дыхание.
– Понимаю…
– Это было ужасно! – Люпу внезапно прорвало. – О, Тьерри, какой ужас! Я пыталась остановить его. Но он убежал… и теперь я боюсь, что он расскажет обо всем… ей.
– Не огорчайся, Люпа. Ты сделала все, что смогла. Я скоро сам приеду. Я приеду и позабочусь о… обо всем. – Тьерри взглянул на водителя. – Нам нужно кое-куда заехать, Нильсон. Сначала – в магазин Харман.
– В ведьмино место?
– Точно. Если доберешься быстро, утроишь свое жалованье.
Явившись к Полу Уинфилду на следующий День, Ханна застала там шерифа, вернее, шерифшу. Крис Грейди была настоящим шерифом с Дикого Запада – «честным-и-благородным». Все было при ней – и сапоги, и широкополая шляпа, и жилет.
«Единственное, чего ей недостает, так это лошади», – подумала Ханна, обходя вокруг дома.
Пол стоял у задней стены – заколачивал досками разбитые окна.
– Привет, Крис, – сказала она.
Шериф кивнула, обветренная кожа в уголках ее глаз собралась морщинками. Она сняла шляпу и провела рукой по каштановым волосам, спадавшим на плечи.
– Что, Ханна, решила завести себе пару огромных лесных волков? Ты не ранена?
Ханна покачала головой. Она попыталась выдавить из себя улыбку, но безуспешно.
– Наверное, это были волкодавы или что-то в этом роде. Обычные волки не так агрессивны.
– Волкодавы таких следов не оставляют, – возразила Крис.
Под окном, в крови, засохшей на бетонной плите, виднелся след зверя, очень похожий на отпечаток собачьей лапы – тоже с четырьмя подушечками и четкими следами когтей. Но этот след был сантиметров пятнадцать в длину и около десяти – в ширину.
– О таких крупных волках здесь еще не слыхали. – Шериф перевела взгляд на разбитые окна. – Крупных и злобных… Будьте осторожны. Не нравится мне все это. Если мы поймаем этих ваших волков, я дам знать.
Шериф кивнула Полу. Тот держал во рту палец, который только что припечатал молотком. Водрузив шляпу на голову, Крис зашагала к своему автомобилю.
Ханна молча глядела на отпечаток лапы. Все были уверены, что здесь что-то произошло. Все – кроме нее самой.
«Ничего здесь не могло произойти, – думала она. – Все это происходит у меня в голове. Я должна понять, в чем дело, и все уладить… Я могу все уладить!»
– Спасибо, что принял меня снова так быстро.
– О… – Пол замахал руками, зажав молоток под мышкой. – Не беспокойся. Я хочу понять, что тебя так тревожит. Хочу добраться до самой сути. И потом… – едва слышно добавил он, пропуская Ханну в дом, – других пациентов у меня все равно нет.
Ханна прошла по коридору в кабинет. Внутри было темно, слабые лучи послеполуденного солнца с трудом пробивались через щели в заколоченных окнах.
Она уселась в мягкое кресло.
– Вот только вопрос: как до нее добраться? К тому же я толком не понимаю, что именно меня беспокоит. Все это слишком странно. С одной стороны, я, наверное, просто сумасшедшая, – устало проговорила она, пока Пол устраивался напротив, за столом. – Мне снятся безумные сны, мне кажется, что наступает конец света, у меня мания преследования, а вчера я стала слышать внутренние голоса… С другой стороны, эти волки… И они, судя по всему, реальны.
– Голоса? – пробормотал Пол, оглядываясь в поисках карандаша. Но карандаш никак не находился, и он снова уставился на Ханну. – Что ж, понимаю. Прошлой ночью, когда эти звери глядели мне прямо в глаза, я был почти готов поверить, что это не обычные волки… – Он запнулся и, покачав головой, заглянул под стопку бумаги, лежавшую на столе. – И происходит нечто… действительно странное. Но сейчас день, и мы – разумные люди, и мы понимаем, что должны разумно относиться к происходящему. И, знаешь ли, я уверен, что смогу найти этому вполне рациональное объяснение.
Карандаш наконец нашелся, и Пол со вздохом облегчения принялся вертеть его между пальцами.
Ханна почувствовала, что в ее душе зародилась надежда.
– Объяснение?
– Угу. Во-первых, не исключено, что все эти твои предчувствия никак не связаны с волками. Люди предпочитают не верить в совпадения, но они случаются. И даже если между всем этим существует какая-то связь… одним словом, не думаю, что кто-то охотится именно за тобой. Возможно, в нашей местности произошел какой-то сбой… что-то нарушило экосистему, и волки взбесились… может, и другие животные – тоже… а ты каким-то образом чувствуешь это. Как-то на все это реагируешь. Может, это предвестники землетрясения, или… или пятна на солнце, или магнитные бури. Неважно что. Но ты из-за этого живешь в предчувствии какого-то ужасного несчастья. В ожидании конца света или того, что тебя скоро убьют.
Увы, чуда не произошло. Надежда угасла – и это оказалось так больно, что лучше бы она вообще не возникала.
– Думаю, это вполне возможно, – сказала она. Ей не хотелось задевать профессиональное достоинство Пола. – Но как объяснить вот это?
Она покопалась в холщовой сумке, которая служила ей и рюкзаком и кошельком одновременно, и вытащила сложенный листок бумаги.
Пол взял его и развернул.
«Они видели тебя. Они расскажут ему. Беги – это твой последний шанс!»
Пол сунул карандаш в рот:
– Хм-м-м…
– Я нашла это сегодня утром. Записка была обернута вокруг моей зубной щетки, – тихо проговорила Ханна.
– И это твой почерк?
Она закрыла глаза и кивнула.
– И ты не помнишь, как писала ее?
– Я ее не писала. И в этом я уверена. – Ханна открыла глаза и глубоко вздохнула. – Эта записка испугала меня. Меня пугает все, что происходит. Я ничего не понимаю… и я не вижу, как можно остановить все это, если я этого не понимаю.
Пол задумался, покусывая карандаш:
– Послушай… что бы ни происходило, кто бы ни писал тебе записки, я думаю, твое подсознание пытается что-то донести до тебя. Об этом свидетельствуют сны. Но они рассказывают не обо всем. Я могу предложить кое-что… хотя сам я в это не очень-то верю. Но попытаться стоит. Если проникнуть прямо в подсознание, можно спросить его, что происходит.
«Проникнуть в подсознание…» – У Ханны перехватило дух.
– Гипноз?
Пол кивнул:
– Вообще-то я не поклонник гипноза. Это вовсе не какой-то волшебный транс, как нам твердят по телевизору. Просто это определенное состояние сознания, в котором ты расслабляешься и вспоминаешь то, что тебя пугает, после чего становится легче. Ничего особенного. Всего этого можно добиться самостоятельно, с помощью дыхательных упражнений.
Предложение Пола использовать гипноз Ханну совсем не порадовало. Гипноз – это потеря контроля над собой. Она окажется в чужой власти… пусть не во власти Пола, но уж своего подсознания – это точно.
«Но что мне еще остается?» – Ханна сидела, какое-то время прислушиваясь к себе.
Никаких внутренних голосов она не слышала – ни того, напоминавшего порыв холодного ветра, ни другого, с кристально-чистым звучанием… и это было хорошо. И все же это означало, что у нее нет выбора.
Ханна взглянула на Пола:
– Ладно. Давай.
– Прекрасно. – Он встал и потянулся за книгой, лежавшей на краю стола. – Надеюсь, что ничего не забыл… Ну, ладно. Может, ляжешь на кушетку?
Ханна было заколебалась, затем пожала плечами: «Если уж я решилась на гипноз, то нужно делать все по правилам».
Она легла и уставилась на темные потолочные балки. Несмотря на все свои несчастья, она едва сдерживалась, чтобы не захихикать.
Подумать только! Она лежит на настоящей кушетке психотерапевта, ожидая сеанса гипноза! Ее школьные друзья никогда бы и не подумали обратиться к мозгоправу: здесь чокнутые – в порядке вещей. Да, чтобы выжить в этом отдаленном, не слишком гостеприимном месте, иногда приходится быть несколько… эксцентричным. Но если ты признаешь, что не можешь сам справиться с ситуацией, уделяешь этому слишком много внимания или, хуже того, обращаешься за помощью – это значит, у тебя серьезные проблемы. А уж если ты позволяешь себя загипнотизировать…
«Видели бы меня сейчас мои друзья».
– Ну, ладно, – повторил Пол. – Устройся поудобнее. Закрой глаза. – Он уселся с книгой в руке на краю стола, покачивая одной ногой. Его голос звучал тихо и монотонно – вполне профессионально.
Ханна закрыла глаза.
– Теперь я хочу, чтобы ты представила, будто плывешь. Просто плывешь и чувствуешь себя спокойно и расслабленно. Тебе ни о чем не нужно думать и никуда не нужно спешить. Сейчас тебя окружает красивый фиолетовый свет. Он омывает все твое тело, и ты все больше и больше растворяешься в нем…
Кушетка оказалась на удивление удобной – она мягко прогибалась, следуя контурам тела. Ханне нетрудно было вообразить, что она плывет; легко было и представить окружающий ее свет.
– А теперь ты чувствуешь, как плывешь, погружаясь все глубже… как еще больше расслабляешься… и тебя окружает темно-синий цвет. Ты вся окружена синим светом, пронизывающим тебя, и от этого тебе еще приятнее, и ты расслабляешься, расслабляешься…
Под звуки мягкого, монотонного голоса Ханна представляла себе разноцветные волны света, омывающие ее. Темно-синие, изумрудно-зеленые, золотисто-желтые, пылающе-оранжевые. Ханна все это видела. Это было удивительно и легко. Картинки возникали сами, без малейших усилий.
Один цвет сменялся другим, и Ханна чувствовала, как расслабляется все больше. Все ее тело сделалось теплым и почти невесомым. Кушетки под ней будто не было. Она плыла в волнах света.
– А теперь ты видишь рубиново-красный свет, очень глубокий, очень расслабляющий. Тебе спокойно и удобно, и ты в полной безопасности. Больше тебя ничто не потревожит, ты сможешь спокойно отвечать на все мои вопросы. Ты понимаешь меня?
– Да, – сказала Ханна.
Она знала, что сама произносит это, но ей казалось, будто за нее говорит кто-то другой. Казалось, будто что-то внутри нее отвечает Полу ее голосом.
Но это ее не путало. Она расслабленно плыла в волнах рубинового света.
– Хорошо. Сейчас я говорю с подсознанием Ханны. Ты сможешь вспомнить то, что бодрствующий разум Ханны не осознает… и даже то, что он подавлял и не хотел знать. Ты понимаешь?
– Да. – Голос, казалось, прозвучал прежде, чем Ханна собралась ответить.
– Хорошо. Теперь я возьму эту последнюю записку, ту, которую ты нашла сегодня утром обернутой вокруг зубной щетки. Ты помнишь эту записку?
– Да. – Конечно же, она помнит.
– Что ж, хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты мысленно вернулась назад, к тому времени, когда эта записка была написана.
Теперь Ханна почувствовала, что должна ответить сама.
– Но как я могу это сделать? Я не знаю, когда она была написана. Я не писала…
– Просто… просто… просто не думай об этом, Ханна, – сказал Пол, прерывая ее. Его голос опять стал монотонным. – Ты спокойна, ты чувствуешь, что совершенно расслаблена. Просто скажи себе: «Я должна вернуться в то время, когда была написана эта записка». Не беспокойся о том, как ты это сделаешь. Гляди на рубиновый свет и думай: «Я должна вернуться назад». Ты сделаешь это?
– Да, – прошептала Ханна.
«Иди назад, – уверенно приказала она себе. – Просто расслабься и иди назад, хорошо?»
– А теперь в твоей памяти возникает картина. Ты что-то видишь. Что ты видишь?
Ханна почувствовала, как внутри прорвалась какая-то преграда. Казалось, она падает в этот рубиновый свет. Ее сознание замерло, будто выключилось, ушло куда-то… Теперь ее уже ничто не удивляло – она словно погрузилась в сон.
Голос Пола звучал с мягкой настойчивостью:
– Что ты видишь?
Ханна увидела картинку. Крошечную картинку, которая раскрылась, развернулась, когда она стала вглядываться в нее.
– Я вижу себя, – прошептала она.
– Где ты находишься?
– Я не знаю. Погоди… кажется, в своей комнате.
Ханна разглядела себя в чем-то длинном и белом… в ночной рубашке. Это была она сама, в своей спальне, в своей ночной рубашке. Она лежала сейчас на кушетке в кабинете Пола и одновременно находилась в своей спальне.
«Как странно…» – смутно подумала она.
– Хорошо, теперь картина становится яснее. Ты начинаешь различать то, что находится вокруг тебя. Просто расслабься, и ты все увидишь. Итак, что ты делаешь?
– Пишу записку, – пришлось признаться Ханне, и почему-то это ее слегка позабавило.
Пол пробормотал что-то вроде «ага…». Затем он мягко спросил:
– А для чего ты пишешь ее?
– Не знаю… предостеречь себя. Я должна предостеречь себя.
– От чего?
Ханна почувствовала, что беспомощно качает головой.
– Ладно… Что ты ощущаешь, когда пишешь ее?
– О… – Это было просто. Пол, несомненно, ожидал, что она скажет что-нибудь наподобие: «страх» или «тревогу». Но ощущение было совсем иным. – Желание, – прошептала Ханна, сделав беспокойное движение головой. – Просто… желание.
– Прошу прощения?
– Я хочу… Я так хочу…
– Что ты хочешь?
– Его, – вырвалось у нее, как рыдание. Обычное сознание Ханны с изумлением наблюдало за всем со стороны, но ее тело было полностью охвачено этим мучительным чувством. – Я знаю, это невозможно. Это смертельно опасно для меня. Но мне все равно. Я ничего не могу поделать…
– Стоп-стоп-стоп! То есть расслабься. Ты очень спокойна, ты можешь отвечать на мои вопросы. Кто этот человек, о котором ты мечтаешь?
– Тот, кто приходит, – тихо и безнадежно произнесла Ханна. – Он злой и испорченный… я знаю это. Она мне все объяснила. И я знаю, что он убьет меня. Как всегда. Но я хочу его.
Ханна дрожала. Она чувствовала, как ее тело излучает жар… и она слышала, как Пол нервно сглотнул. Каким-то непонятным образом Ханна видела и его, словно находилась одновременно в разных местах. Она знала, что Пол сидит сейчас на краю стола и с изумлением глядит на нее, смущенный преображением, произошедшим с молодой женщиной, лежащей на его кушетке.
Она знала, что он видит ее всю: видит бледное лицо, пылающее румянцем от внутреннего жара, видит тело, сотрясающееся от мелкой дрожи, слышит ее учащенное дыхание. И она знала, что он взволнован… и испуган.
– Ну ничего себе! – выдохнул Пол и заерзал на столе. Он опустил голову, затем зашлепал руками по столу в поисках спасительного карандаша. – Ладно, честно говоря, я запутался. Давай вернемся к самому началу. Ты чувствуешь, что кто-то охотится за тобой и что он раньше пытался тебя убить? Может быть, тебя выслеживает какой-то бывший дружок?
– Нет. Он не пытался убить меня. Он убил меня.
– Он убил тебя. – Пол прикусил карандаш. А затем пробормотал: – Надо было как следует подумать, прежде чем все это начинать. Все равно я не верю в гипноз.
– И он собирается сделать это опять. Я умру прежде, чем мне исполнится семнадцать. Это наказание за то, что я люблю его. Так происходит всегда.
– Правильно. Хорошо. Хорошо, давай попробуем найти во всем этом хоть какой-то смысл… У этого таинственного парня есть имя? Как его зовут?
Ханна подняла руку и снова уронила ее:
– Когда?
– Что?
– Когда?
– Что когда? Что? – Пол встряхнул головой. – О, черт…
Ханна внятно ответила:
– У него были разные имена в разные времена. У него их, я думаю… сотни. Но я зову его Тьерри. Тьерри Дескуэрдес. Потому что так его звали на протяжении последних двух его жизней.
Наступило долгое молчание. Затем Пол спросил:
– Последних двух?..
– Жизней. Это имя может быть у него и сейчас. Когда я видела его последний раз, он сказал, что ему надоело менять имена. И что он не станет больше прятаться.
– О боже, – вымолвил Пол.
Он встал, подошел к окну и закрыл лицо руками. А потом повернулся к Ханне.
– Ты имеешь в виду… Я хочу сказать… Одним словом… Ты говоришь о… – Пол замялся и неуверенно пробормотал: – То, что начинается с буквы «р». Ну, ты знаешь… – У него дрожали руки. – Реинкарнация?
Опять повисло долгое молчание. А потом Ханна услыхала свой голос, который твердо произнес:
– У него не было перевоплощений.
– О… – Пол с облегчением выдохнул. – Ну, слава богу. А то я уж было испугался.
– Он никогда не умирал, – сказала Ханна. – Видишь ли, он не человек.