Преграды любви

9

Лунный луч упал на постель. Алекс спала как дитя, подложив под щеку ладони. Лицо ее было спокойным и ясным.

Стоя у открытого окна, Тревис смотрел на нее, завидуя ее спокойному сну и счастливым сновидениям. Но больше всего он завидовал ее способности спать сном праведника.

С ним было иначе. Его терзали сомнения. Он знал, что должен наконец решить, как быть дальше.

Тревис беспокойно переменил позу и оперся рукой о раму окна. Взгляд его был устремлен поверх сада и лужайки куда-то в темно-синюю даль ночи. А она, тихая и спокойная, была прекрасна. Молодая луна умиротворяюще лила мягкий свет с небес, окруженная сонмом бледных звезд.

Тревиса мучила совесть. Он не мог больше лгать. Страстная тирада Алекс против лжи до сих пор звучала в его ушах. Он прекрасно понимал, что злоупотребил ее гостеприимством, когда укрылся в ее доме от грозившей ему опасности, хотя и был вынужден это сделать. Но теперь дальнейшая ложь будет просто чудовищной. К тому же он понял, сколь не безразлична ему Алекс.

Кажется, это тревожит его больше, чем вина перед Алекс за обман. В этот день как будто ничего не изменилось в его жизни, но вместе с тем что-то произошло. Тревис не любил неопределенность, его пугали непонятные и незнакомые чувства. Он всегда этого избегал.

Ему тридцать четыре года, и двадцать из них он руководствовался правилом: избегать зависимости от чего-либо или кого-либо. А это означало — от всего, что причиняет боль и страдания. Он не тешил себя иллюзиями и не питал несбыточных надежд, ибо знал, что задуманное и ожидаемое не всегда сбывается. Одиночество в какой-то мере оберегало его от разочарований и ошибок. Оно же помогало в его профессии — терять ему было нечего, он никого не заставлял ждать и тревожиться.

Конечно, была довольно продолжительная связь с Бет, но это — исключение. Теперь, когда все позади, он, пожалуй, готов согласиться, что причиной их размолвки стало его извечное стремление принадлежать только самому себе. По крайней мере, так считала Бет. А вот в другом случае, когда он потерял бдительность, позволил себе привязаться, конец был трагичным.

Черт побери, Джоэл, это ты виноват! Зачем ты уговорил меня согласиться на то, чтобы ты участвовал в этом деле? Ты сослался на нашу дружбу. Тогда почему не был осторожен хотя бы на этот раз? Ведь я предупреждал тебя: Леклер опасен, я просил не засвечиваться, ничего не предпринимать до моего приезда. Почему ты не дождался меня и позволил им убить тебя?

Тревис понимал, насколько глупо теперь казнить себя за гибель друга, но горькие мысли и сомнения не покидали его.

Джоэла нет. Тревис трагически перенес его смерть и лишь совсем недавно перестал так остро ощущать пустоту, оставленную ушедшим другом. Теперь он должен сделать все, чтобы убийца был наказан, ибо только это он еще может сделать для Джоэла.

Да, но почему, вспоминая о Джоэле, он тут же думает об Алекс? Как ему поступить теперь?

Тревис горько усмехнулся, понимая, сколь риторическим является этот вопрос и сколь он бесполезен, как бесполезно гадать — чинить загон или не чинить, когда лошадь уже убежала.

Они с Алекс занимались любовью, им было хорошо вместе, так хорошо, как ему еще никогда не было. Но означает ли это, что он в нее влюблен? Как просто и естественно отдала она себя его ласкам. Это тронуло, нет, польстило ему. Одним-двумя меткими словами или замечаниями она могла заставить его улыбаться. Все это верно. Но достаточно ли это?

Через пару дней вернется Мак. Хочет того Тревис или нет, но ему придется покинуть дом Алекс, а значит, расстаться с ней. Что же его беспокоит?

В сущности, он ничего не обещал. Более того, еще до их близости он откровенно сказал, что должен будет уехать и это может произойти в любой момент. Такова его работа.

Независимость. Не это ли его пугает, а вовсе не страхи, что Алекс узнает, что он обманул ее, говоря об отставке, и использовал ее дом в качестве надежного укрытия в своих играх с Леклером? Меньше всего ему хотелось обидеть Алекс, даже если бы она была ему безразлична. Она не заслуживает такого. Этой женщине нужны нежность, ласка, забота и, наконец, — любовь. Тут Тревис поспешил внести поправку: если бы он был способен на такое чувство.

И все же эта мысль не давала покоя. Может быть, потому, что Алекс олицетворяла собой порой, доброту, искренность — все то, что он искал и не нашел в своем неустроенном детстве.

На темном своде ночного неба одинокая звезда внезапно прочертила яркую дугу и погасла, не оставив следа. Но след остался в его памяти, думал он, осталось прекрасное мгновенье. Это вдруг успокоило Тревиса.

Спящая Алекс пошевелилась и сонным голосом позвала его.

Бросив последний взгляд на ночное небо, Тревис отошел от окна и лег рядом с ней. Ее теплые руки обняли его.

— Ммм, — тихонько протянула она и коснулась губами ямки на его шее. Приятное чувство теплоты и уюта охватило его. Он прижал Алекс к себе и с наслаждением уткнулся в ее плечо. Но снова проклятая тревожащая мысль напомнила о себе: как быть с Алекс?

Тот же вопрос задавала себе Алекс утром следующего дня, яростно натирая до блеска все, что только можно, в своей и без того сверкающей чистотой кухне. Как ей быть с Тревисом?

Едва забрезжил рассвет, она осторожно выскользнула из его объятий и спустилась в кухню. Ей надо было подумать. Слишком многое произошло за эти двадцать четыре часа. Кажется, только вчера она призналась себе в своих чувствах к Тревису. С тех пор многое изменилось, а главное, — изменилась она сама.

После смерти Стефана она упорно гнала от себя мысль, что ей кто-то необходим, была уверена, что ей не нужно ни мужа, ни детей. Она убедила себя, что вполне удовлетворена своей жизнью и другой ей не надо. Ее любят друзья, она прекрасная соседка, и любой малыш вправе называть ее тетей. Однако она ревностно охраняла свою независимость и не стремилась стать для кого-либо чем-то большим — опорой, единственным источником радости. Она боялась, что не справится с этой ролью, ошибется, предаст, не убережет от смерти.

Алекс задумалась. Когда же все переменилось? Сегодня утром, когда она проснулась, все было так ясно и понятно. Она гордилась собой, своей жизнью и тем, что смогла преодолеть горе и отчаяние после смерти Стефана. Теперь она поняла, что просто обманывала себя.

Да, тогда она все делала так, как надо. Перед репортерами держалась с таким спокойствием и достоинством, что они быстро потеряли к ней всякий интерес. Разумно распорядилась немалым состоянием Стефана, отдав основную часть капитала на нужды различных фондов и благотворительные цели и оставив себе ровно столько, сколько позволило ей жить с комфортом, но без излишней роскоши. С добросовестностью, достойной похвалы, она закончила курс и получила степень магистра и работу в университете, купила дом. Она сама строила свою жизнь, заполнив ее друзьями и работой, и убедила себя, что у нее есть все, чтобы считать себя счастливой.

Она любила свое окружение, спокойную жизнь и интересы обывателя средних классов. Правда, она иногда позволяла себе небольшие отступления от правил, некую экстравагантность в поступках или вкусах. Например, ее роскошный «феррари». Теперь она поняла, что красивый, блестящий, быстроходный зверь-автомобиль был единственным проявлением того скрытого и непознанного, что таилось в ее натуре.

А затем в ее жизнь ворвался Тревис.

Конечно, всему виной были чрезвычайные обстоятельства, однако Алекс сомневалась, что это так. Ведь совсем необязательно привозить в свой дом незнакомого человека, а что касается его болезни, то и здесь все можно было организовать без ее непосредственного участия. Однако…

Впрочем, как только он беспардонно сел в ее машину, странный интерес к нему пересилил в ней страх. Она особенно не думала о том, что будет, если… После смерти Стефана эти «если» мучили ее многие годы. Если бы они со Стефаном решили провести медовый месяц в другом месте. Если бы она согласилась выпить чаю, а не попросила кофе. Если бы они зашли в другой магазин двумя кварталами дальше. Если бы она вошла первой, или они оказались бы здесь раньше или позже, но не в момент этого ужасного ограбления, если бы она не растерялась… О, эти проклятые «если бы». Зачем они? Ведь Стефана Уже не вернешь…

Она содрогнулась, вспомнив его залитое кровью лицо… Кровь повсюду… Все это было и прошло…

Она рада, что Тревис уходит в отставку. Не думая о том, во что могут или не Могут вылиться их случайные отношения, она страшилась одного — Тревис ежедневно подвергался опасности. Это приводило ее в ужас. Она чувствовала бы себя лучше и спала бы спокойнее, если бы знала, что он в безопасности. Увы, это не ответ на вопрос: как ей быть с Тревисом.

Возможно, надо сказать ему, что она его любит. Об этом Алекс непрестанно думала все последние часы. С одной стороны, она считала, что надо сделать это, ибо он должен знать, что его любят; с другой же — боялась, что это принесет больше вреда, чем пользы.

Она не хотела связывать Тревиса, не хотела, чтобы он чувствовал себя чем-то ей обязанным. Она сама пошла на все с открытыми глазами. Он же был откровенен, говоря о себе в своих принципах и убеждениях, вернее, об отсутствии таковых. Нужны ли ему ее признания?

Возможно, они только испугают его, и он ускорит свой отъезд. Она же дорожит каждой секундой и знает, как мало времени у них осталось. К тому же…

— Доброе утро.

Приятный низкий баритон прервал дальнейшие размышления, и мысли разлетелись, как вспугнутые птицы.

Она оторвала взгляд от окна и увидела Тревиса в пролете двери. На нем были только джинсы.

— Привет, — ответила Алекс, несколько смутившись под его пристальным взглядом. Наверное, все, что она о нем думала, написано у нее на лице, испугалась она и, схватив столовые приборы, быстро разложила их на столе возле салфеток.

— Ты голоден? Хочешь позавтракать прямо сейчас? Или примешь душ?

Ей самой была противна искусственная веселая манера, с какой она произнесла скороговоркой эти три банальные фразы, но она ничего не могла с собой поделать.

— Тебе не хочется поехать со мной в торговый центр? Мне необходимо сделать кое-какие покупки…

— Алекс, — остановил ее тихий голос Тревиса.

Хлопоча вокруг стола, она внезапно замерла на месте.

— Что?

— Ты можешь налить мне кофе?

Она так и осталась стоять с вилкой в руках. В глазах ее был испуг. Почему он так странно действует на нее, подумала Алекс в отчаянии. Не оттого ли, что он гол по пояс, ноги босые и волосы встрепаны со сна, как у мальчишки?

— О, конечно, прости, я сейчас…

— Я сам, — ответил он, оторвавшись от дверного косяка, подошел к буфету и, вынув чашку, налил себе горячего душистого кофе. Кафель пола около плиты холодил босые ноги. Прислонившись к краю плиты, Тревис медленными глотками отпивал кофе и поглядывал поверх чашки на Алекс.

Она успела принять душ. Волосы ее были аккуратно заплетены в косу. Ей очень шли бледно-голубая блузка и белые джинсы. Она казалась такой элегантной и неприступной! Лишь приглядевшись, можно было заметить, как дрожат у нее руки, а под глазами темные круги, и губы припухли. Тревис не мог не отметить этого с особым удовлетворением.

Алекс смотрела на него настороженно и с какой-то неуверенностью.

— Ну как, будешь завтракать? — спросила она с той же бравадой, которая начала уже сердить его.

Продолжая недоумевать, что с ней происходит, Тревис задумчиво провел рукой по растрепанным волосам и, чуть пригладив их, пожал плечами и подошел к столу.

— Конечно, почему бы нет? — ответил он и, сев, стал накладывать на тарелку все, что было на столе: сосиски, яичницу с ветчиной, поджаренный хлеб, блинчики с сиропом, и в таких количествах, что хватило бы на троих.

Как могло это все появиться на столе у женщины, позволяющей себе на завтрак лишь йогурт и кофе со снятым молоком? Еще третьего дня, когда он попросил на завтрак кофе с пончиками, она заявила, что подобная еда способствует повышению холестерина в крови. Она также была яростной противницей консервированных куриных бульонов с лапшой.

Синие глаза Тревиса требовали ответа:

— В чем дело, Алекс, что с тобой? — Он ощутил неприятный холодок страха. — Ты поняла, что, переспав со мной, совершила непоправимую ошибку, не так ли?

Глаза Алекс округлились от удивления, но вдруг ее лицо просияло, она опустилась на стул рядом с ним и, протянув руку, коснулась его щеки.

— Нет, совсем не это, — сказала она тихо. — Я веду себя так странно потому… — тут она остановилась и перевела дух, — … потому, что люблю тебя. Я никак не могла решить, сказать тебе об этом или нет.

Признание Алекс застало Тревиса врасплох. Он так был удивлен, что растерялся, как мальчишка. С первой же минуты, увидев ее, Тревис понял, что Алекс не та женщина, с которой можно свободно вступать в интимные отношения. Это подтвердили реакция ее друзей на его появление и невинная детская болтовня Брендона. Он все время подсознательно знал, что такие, как она, отдают себя щедро и безоглядно лишь когда родилось чувство.

Тогда какого дьявола он сидит и молчит, уставившись на нее взглядом дохлой черепахи? Ему нечего сказать? Или втайне он доволен и успокоился? Ведь что-то в нем, глубоко запрятанное и доселе молчавшее, вдруг дало себя знать. Он надеялся, что такое произойдет и он услышит эти три коротких слова: «Я тебя люблю». Разве не так?

Словно очнувшись, он теснее прижал ее руку к своей щеке, благодарно и нежно ощупывая тонкие теплые пальцы и узкую ладонь.

— Почему ты не решилась сказать? — наконец тихо спросил он.

Глаза ее удивленно расширились.

— Я знаю, что ты думаешь о любви, и не хотела… навязываться со своими чувствами, чем-то обязывать тебя. Ведь ты знаешь, я не хочу, чтобы ты уезжал.

Он молча проглотил упрек.

— Что же заставило тебя, однако, сказать?

Алекс пожала плечами.

— Мне ничего иного не оставалось. Молчать означало бы позволить тебе думать все что угодно.

Оторвав ладонь от его лица, Алекс сжала его пальцы.

— А я этого не хотела, — помолчав, добавила она. — Я не хотела, чтобы ты думал то, что думал.

Это было ударом. Услышав, что она любит его, Тревис стал счастливейшим человеком, но, узнав, что она опять берет на себя все самое трудное и неблагодарное, открывая ему дорогу для отступления, почувствовал себя последним негодяем. В течение мгновений она осчастливила его и тут же казнила.

— Алекс, не надо… — почти простонал он и, не зная, что сказать дальше, умолк.

Надо ли рассказать ей все? Сознаться, что лгал, говоря, что уходит в отставку, что невольно, но все же злоупотребил ее гостеприимством?

Алекс тихонько вздохнула и улыбнулась.

— Тшш, — успокаивающе прошептала она и, снова приложив руку к его щеке, легонько потерла ее. — Не надо ничего говорить. Одной из причин, почему я не решалась сказать тебе то, что уже сказала, был страх, что ты сочтешь себя обязанным что-то ответить, а я этого не хочу. Пусть все остается, как есть, хорошо? К тому же… — В ее глазах появились лукавые искорки, и она предостерегающе приложила палец к его губам. — Я знаю твою самую страшную тайну. Сегодня утром, сопоставив кое-какие факты, я нашла разгадку. Почему ты не сказал мне об этом сам?

Страх заставил его сделать самое худшее — он крепко выругался.

— Тревис! — испуганно воскликнула Алекс, и краска залила ее лицо.

Страх сменился облегчением. Слава Богу, теперь она знает о нем самое худшее. Он схватил ее руку и сильно сжал.

— Что произошло? — требовательно спросил он, проклиная себя за то, что все-таки подверг ее опасности. Но он был так осторожен. Как это могло случиться? — Сюда кто-нибудь звонил? — спросил он встревоженно. — Что сказал этот ублюдок?

В голове была одна мысль: неужели Леклеру известен номер телефона Алекс? Резко отодвинув стул, Тревис вышел из-за стола и заходил по кухне. Было видно, как он пытается обрести равновесие. Что его так встревожило?

Алекс с удивлением и тревогой смотрела на этого большого, сильного человека, который метался по ее кухне, как пантера в клетке. Сегодня утром, когда она проснулась, ее вдруг осенила догадка. Все оказалось так просто. Удивившее ее сходство Страшилы Милтона на плакате в комнате Брендона с рисунком, подаренным мальчику Тревисом, не случайно. Их рисовал один художник. А поскольку Страшила — главный герой книги «Великое Запределье», которая, как указано на титуле, иллюстрирована самим автором, нет сомнений, что автор и художник — одно лицо, и имя его — Тревис Кросс.

Однако Алекс не могла предполагать, что реакция на ее безобидную догадку будет столь бурной. Знай она это, никогда бы не сказала, что раскрыла его тайну, корила себя она.

— Тревис, успокойся, прошу. Если ты не хочешь, чтобы об этом кто-то знал, я никому не скажу. Это останется тайной.

Тревис резко остановился и, повернувшись к Алекс, странно посмотрел на нее.

— Что ты сказала? — непонимающе переспросил он.

— Я никому не расскажу, что ты — создатель доброго Страшилы Милтона, обещаю тебе. — Ты и о нем тоже знаешь? — промолвил он недоуменно, словно не поверил своим ушам.

Алекс в растерянности смотрела на него. Теперь пришел ее черед недоумевать. Однако она успокоилась, увидев, что Тревис постепенно остывает.

— Я что-то недопоняла, Тревис? Что означает твое «тоже»?

Судьба давала ему шанс. «Расскажи ей, расскажи все», — подсказывала совесть. А что, если она не простит лжи и он более не увидит в ее глазах трогательной нежности? Что, если отвернется от него, бросит, как сделала это мать?

К тому же она может запросто выставить его из своего дома, а он к этому еще не готов. Многое еще надо сделать. Мак со дня на день будет здесь, и им удастся упрятать убийцу Леклера за решетку. Было бы безответственным с его стороны разрушить все, когда осталось совсем немного и Леклер будет схвачен.

И все же. Что он ответит Алекс на вопрос о книге?

Алекс сама пришла ему на помощь.

— Ты уже написал продолжение книги? Расскажи, мне это интересно.

Он правильно решил: чем меньше Алекс знает, тем безопасней для нее. Он готов остаться подлецом в своих глазах, только бы Алекс не грозила опасность. Ему дано задание, и, видит Бог, он должен его выполнить.

— Да, написал, — ответил Тревис, медленно возвращаясь к столу, и, сев, тут же потянулся к нарезанной ветчине. Взяв солидный ломоть, он откусил половину. И тут только впервые в его прояснившейся голове возник вопрос: откуда она узнала, что он автор детской книги «Великое Запределье»?

Энергично накладывая на тарелку еду, он спросил об этом, Алекс обстоятельно объяснила, как пришла к этой догадке.

— Тебя выдала подпись под рисунком, который ты подарил Брендону. Но лучше расскажи о своей новой книге. Она тоже о Милтоне?

— Да, такой была задумка, — ответил Тревис, благодарный, что хотя бы в этом он может быть с ней откровенен. — Но увы, ее уже нет.

— Как нет?

— Она пропала вместе с моим багажом.

То ли чемодан где-то затерялся, то ли попал в руки тех подонков, что украли его бумажник, а с ним и бирку на получение багажа, но с тех пор о багаже Тревиса ничего не было слышно.

— Там была рукопись книги и рисунки к ней. Я собирался кое-что подправить, задержавшись в этих краях, а затем отдать издателю. Но, увы.

Он пожал плечами.

Несмотря на его невозмутимый вид, Алекс поняла, что он болезненно переживает утрату рукописи.

— Бедный Тревис, столько трудов… — промолвила она с искренним сожалением и по-дружески обхватила его за плечи. — Я сочувствую тебе. Возможно, багаж все-таки отыщется, а если нет, тебе ведь не сложно все восстановить, не так ли?

Конечно, подумал он, если его вконец не замучит чувство вины перед Алекс, так верящей ему. Или если он не умрет от непреодолимого желания держать ее в своих объятиях, целовать ее ласкать ее тело, когда оно так податливо льнет к нему… Тревис попытался сделать глубокий вдох, чтобы привести в порядок свои сумбурные мысли и чувства. Но ничего не получилось. От Алекс пахло солнцем, и луговыми цветами, и еще чем-то совершенно необъяснимым, присущим только ей одной.

Не раздумывая, он обхватил ее за талию и усадил к себе на колени.

— Тревис! — запротестовала она, но тут же уютно умостилась и прильнула к нему.

— Алекс! — передразнивая ее, воскликнул в свою очередь Тревис, прежде чем поцеловал в шею, туда, где можно было вдохнуть пьянящий запах ее золотых волос.

— Я думала, мы сейчас отправимся в магазин… — произнесла Алекс слабым голосом.

— Потом… — ответил он, легонько укусив ее за мочку уха. — Раньше мы, пожалуй, наведаемся еще в одно место, здесь недалеко, наверху…

— О-о-о, — протянула она, словно удивившись.