Сэр Джон подхватил молодого маркиза, когда тот, моментально обмякнув, чуть не упал на пол. Но секунду спустя Дрейк пришел в себя, распрямил плечи и вежливо, но решительно произнес:
– Я хочу видеть Эйлин.
Сэр Джон бросил беглый взгляд на Дрейка и, кивнув одобрительно, отступил в сторону. Он боялся, что маркиз встал на путь праздности и разврата, но, взглянув на покрытое синяками лицо и глаза, светящиеся честностью и отвагой, баронет понял, что ошибался. Муж Эйлин оказался именно таким мужчиной, который был ей нужен, и дядя передал обязанность заботиться о ней в руки более молодого мужчины. Он сел рядом со своей женой, и Эмма погладила ему руку.
Ни минуты не колеблясь, Дрейк вошел в комнату. Звуки гитары, на которой заиграл Теодор, проникли в спальню вместе с молодым отцом, и Эйлин взглянула на него. Ее брови слегка приподнялись при виде его опухшей челюсти и подбитого глаза, но затем она, не сдерживая гордой улыбки, подняла на руки крошечный сверток.
– Девочка, милорд. Разве она не прекрасна?
Врач нахмурился, когда избитый маркиз вошел в комнату, но, имея достаточный опыт общения с семьей Невиллов, промолчал. Старый маркиз был несносным скрягой, но молодой обещал быть относительно разумным. Благоговейное выражение, появившееся в глазах Дрейка, когда он убирал покрывало с личика своей дочери, рассеяло все сомнения врача. Сначала его очень удивило то, что роды маркизы проходили в таком неподобающем месте, но теперь он понял, что это всего лишь странное стечение обстоятельств.
– У нее твои волосы, – прошептал Дрейк в изумлении, вглядываясь в ангельские черты своего первенца. – Ты уже подумала об имени?
Прежде не было времени поразмыслить об этом, но теперь Дрейку вдруг захотелось, чтобы у этого крошечного человечка было все самое лучшее, в том числе и имя.
Эйлин тронула малюсенький согнутый пальчик своей спящей дочурки и нерешительно взглянула на мужа, которого она и не узнала еще как следует.
– Ты не против, если мы назовем ее Эмили?
– Эмили? – переспросил Дрейк, как бы пробуя это имя на вкус, а затем, вспомнив о погибшей дочери Саммервиллов, одобрительно кивнул: – Пусть будет Эмили.
Он взглянул на леди де Лейси, молча суетившуюся в дальнем углу комнаты. Она, почувствовав взгляд зятя, подняла глаза.
– Мою бабушку тоже звали Элизабет. Вы не возражаете? – проговорил маркиз.
Леди де Лейси, широко улыбаясь, выглядела смущенной и довольной одновременно.
– Эмили Элизабет – прекрасное имя. Эмме оно понравится.
Радуясь тому, как быстро Дрейк завоевал расположение ее матери, Эйлин протянула ему Эмили Элизабет, потому что новый приступ боли оповестил ее о том, что еще не все закончилось. Ей хотелось, чтобы он вышел, прежде чем боль снова овладеет ею.
Дрейк неуклюже сражался со складочками покрывала и выглядывающими из него ручками и ножками младенца, но наконец ему удалось безопасно устроить дочь на сгибе руки. Увидев благоговейное выражение на лице молодого отца, когда тот впервые взял на руки это беспомощное существо, врач громко закашлялся, а Молли рассмеялась.
– Познакомь ее с семьей, Дрейк, – прошептала Эйлин, стараясь сдержать стон от охватившей ее боли.
Отчаянно сжимая сверток, грозящий выскользнуть из рук, маркиз участливо взглянул на Эйлин. Но сказать ей, что все будет хорошо, он так и не решился: в комнате было полно посторонних.
Прежде чем Молли выставила его за дверь, Дрейк, наклонившись, поцеловал жену в лоб и прошептал ей:
– Благодарю тебя, любовь моя.
Когда отец гордо вошел со своей наследницей в другую комнату, ее стены буквально сотряслись от приветственных возгласов.
Джеймс потребовал сообщить ему имя девочки, чтобы он мог посвятить ей поэму, которую уже набросал, а Саммервиллы улыбнулись сквозь слезы, когда Дрейк представил им свою дочь:
– Леди Эмили Элизабет Невилл, сэр, мадам. – Он уже протянул спящую малютку леди Саммервилл, как вдруг застыл на месте.
Из-за закрытой двери снова донесся тоненький плач.
– О Бог мой! – Дрейк так резко обернулся, что чуть не уронил Эмили Элизабет. Леди Саммервилл едва успела подхватить младенца. – Близнецы! – произнес потрясенный до глубины души Дрейк.
Когда маркиз неуверенно двинулся к спальне, сидящие в углу комнаты Майкл и Диана тихонько засмеялись над его ошеломленным видом: всегда такой самоуверенный и гордый, он теперь был растерянным и смущенным из-за рождения собственных детей! Его внимание было приковано лишь к доносящемуся из-за двери детскому плачу. Все рассмеялись, громко зазвучала гитара, и Дрейк во второй раз исчез за закрытой дверью.
Когда он вошел, глаза Эйлин были закрыты, а женщины были заняты – обмывали громко орущего младенца.
Маркиз обеспокоенно взглянул на неподвижную фигуру жены, казавшейся такой маленькой под простынями, затем сверкнул глазами в сторону врача, который спокойно мыл руки в лохани с водой.
– Как моя жена? – Лицо Дрейка побледнело, синие глаза горели тревогой.
– Она очень слаба, но скоро поправится, – раздраженно ответил врач и подумал: «Ну почему эти Невиллы никогда и ничего не могут сделать по-человечески?» Доносящиеся звуки смеха и музыки только усиливали его дурное настроение. Можно подумать, что здесь собрался цыганский табор!
Не обращая внимания на раздраженный голос врача, Дрейк опустился на колени возле постели Эйлин. Он взял ее за руку и был вознагражден трепетом длинных ресниц.
– Эйлин? – взмолился он, не заботясь о том, что его слышат посторонние.
Она повернула голову и улыбнулась, когда увидела его обеспокоенное лицо.
– Близнецы, как вы и обещали, милорд, – прошептала она.
Дрейк прижался губами к руке жены, покрывая ее жаркими поцелуями. Он хотел заговорить с Эйлин о своих чувствах, но Молли положила между ними младенца.
– Мальчик, милорд, – гордо объявила она, довольная тем, что удостоилась чести представить наследника.
Дрейк тупо уставился на краснолицее орущее и брыкающееся существо, которому, как только его окрестят, предстоит носить его титул, а затем поднял голову и встретил взгляд прекрасных серебристого цвета глаз жены.
– Ричард? – спросил он нежно и по слезам, увлажнившим ее ресницы, понял, что сделал правильный выбор. – Он будет зваться Ричардом, лордом Невиллом.
– И он будет похож на своего отца, – уверенно добавила Эйлин.
Когда она закрыла глаза и, казалось, уснула, Дрейк вынул сына из пеленок и поднялся с ним во весь свой рост, снова обретя свою обычную благородную осанку. Переведя взгляд с леди де Лейси на врача, он спросил:
– Когда я могу забрать их домой?
Элизабет поджала губы, размышляя над этим вопросом, но доктор, к его облегчению, проворчал:
– Когда она скажет, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы отправиться в путь, везите ее домой. Она не может оставаться здесь, и вы не найдете кормилицу, которая согласилась бы жить в таких условиях.
Врач натянул камзол и, громко топая, вышел.
Элизабет де Лейси смотрела, как ее зять, прижимая к груди кричащего сына, успокаивал его. Почувствовав ее взгляд, Дрейк повернул голову, и мать Эйлин сказала:
– Вы выиграли этот раунд, милорд. Она – ваша. Заботьтесь о ней.
Дрейк расслабился и спросил, поедет ли она с ними. Элизабет обдумала это предложение.
– Возможно. Дети, пока маленькие, доставляют немало хлопот. Но у меня есть и другие дела, которые я должна уладить.
– Вы ведь знаете, что можете обратиться ко мне, если вам что-нибудь понадобится, – напомнил ей Дрейк.
Она согласно кивнула, но взгляд ее был устремлен на спящую дочь.
– Пусть спит, пока может. Как только малыши проголодаются, ей не будет покоя.
Приняв эти слова за разрешение покинуть их, маркиз вышел в другую комнату, чтобы представить своего наследника.
Восторженные возгласы, встретившие появление маркиза, сразу же разбудили ребенка, и он разразился громким криком.
Несколько дней спустя. Эйлин уже, ехала в карете, медленно и осторожно продвигавшейся по дороге в Шерборн. Удобно устроившись среди подушек и бережно укутанная мехами, она чувствовала себя вполне уютно.
Сидя напротив нее, Дрейк внимательно следил, чтобы молодая мама не утомилась и не ослабла. Сидящая рядом с ними няня держала Ричарда, а Элизабет – крошку Эмили. Временами Дрейк бросал гордый взгляд на своих детишек, но главной его заботой была Эйлин.
Она была очень бледной, под глазами залегли темные круги, но, несмотря на это, Эйлин настаивала, что уже достаточно хорошо себя чувствует для того, чтобы отправиться в путь. Однако Дрейк подозревал, что это решение принято, ею из-за его постоянного присутствия в этой жалкой лачуге. Он покидал жену только для того, чтобы подготовиться к отъезду домой, боясь оставить ее надолго.
Нервничая из-за пристального вниманиям неустанной заботы Дрейка, Эйлин часто поглядывала в окно кареты, будто надеясь увидеть обещанный ей домик. Ей никогда не приходилось руководить слугами, и она плохо представляла себе, как надо организовывать достойный обед, а еще меньше, – как устраивать приемы. Эйлин казалось, что никогда не сможет управлять таким большим замком, как Шерборн. Ей по силам только содержание небольшого дома. Ведь многие жены живут отдельно от мужей. Именно таким было предложение Дрейка, когда он был обручен с Памелой.
Мысль о бывшей невесте мужа встревожила Эйлин, и она, быстро взглянув на него, подумала о том, что если он не собирался сохранять верность Памеле, то вряд ли станет соблюдать клятвы, данные ей. И поэтому отдельный маленький домик для нее будет наилучшим решением для всех. Она сумеет сохранить в себе гордость и достоинство, а он сможет вернуться к прежнему образу жизни.
Дрейк, расценив ее взгляд как проявление любопытства, указал рукой на деревенскую улицу, которую они в тот момент пересекали.
– Дом чуть дальше и немного в стороне от дороги. Через минуту ты уже увидишь его.
Эйлин кивнула и постаралась спрятать свою обиду за безразличным выражением лица. В последние дни, ей казалось, он играл роль заботливого мужа, и небрежная неторопливость его тона наводила на мысль, что он уже устал от этой роли.
Она думала, что Дрейк был бы рад оказаться дома и избавиться от нее, но только его воспитание не позволяет ему показывать это.
Эйлин снова выглянула в окно: в поле зрения появилась кирпичная стена, наполовину скрытая раскидистыми деревьями, за которыми виднелись деревянные фронтоны островерхой черепичной крыши.
Карета замедлила ход. В стене открылись железные ворота. Ее глаза широко раскрылись, когда она увидела аллею, ведущую к большому особняку в стиле эпохи Тюдоров, возвышавшемуся среди чащи деревьев и разросшихся кустарников. Дом казался пустым и заброшенным и словно умолял, чтобы его поскорее заняли. Он был великолепен и огромен. Эйлин недоуменно посмотрела на мужа:
– Это не домик. Может быть, позади есть строение поменьше, которое отсюда не видно? Дрейк медленно покачал головой:
– Нет, это и есть наш дом. Разве он тебе не нравится?
Так как карета продолжала двигаться, Эйлин пришлось обернуться назад, чтобы получше рассмотреть окрестности.
– Но ведь это дворец, Дрейк! Я не думала, что ты потратишь так много денег.
Внезапно осознав, что карета проехала все возможные подходы к дому, Эйлин повернулась лицом к нему:
– Почему мы не останавливаемся?
Дрейк чувствовал скрытый интерес леди де Лейси к этому разговору, няня же с жадностью ловила каждое слово, и он ответил так, чтобы Эйлин не могла ничего возразить.
– Цена была крайне низкой, но необходим значительный ремонт. Я уже нанял работников. Когда ты полностью поправишься, то сможешь приходить сюда и наблюдать за работой, и все будет сделано так, как ты хочешь.
Их взгляды скрестились: один – упрямый и гордый, другой – задумчивый и выжидающий. Слова, которые не были произнесены вслух, Эйлин прочла по его глазам, и они заставили ее оцепенеть. Значит, они едут в Шерборн.
– Вы нечестно играете, милорд, – тихо произнесла она.
– Я вовсе не играю, любовь моя. Этот дом – твой, как и все остальное, что принадлежит мне, но в Шерборне нам будет удобнее.
Дрейк скрестил руки на груди, напряженно ожидая, что последует взрыв. Но этого не произошло. Бросив задумчивый взгляд на полное решимости лицо мужа, Эйлин отвернулась, чтобы взять из рук матери хныкающую Эмили Элизабет. Она не понимала поведение Дрейка, но сердце ее бешено забилось от вновь проснувшейся надежды. К сожалению, слишком часто ее мечты разбивались. Лучше принять его правила игры и вести себя осторожно, выжидая и наблюдая.
Увидев, что ее дочь не выражает протеста против нарушения данных мужем обещаний, леди де Лейси бросила на зятя одобрительный взгляд. Она недолго знала свою дочь, но уже достаточно хорошо изучила ее характер, чтобы понять, что Эйлин была точной копией своего отца.
И своей матери тоже. Чтобы уметь защищать ее, муж Эйлин должен быть очень сильным. И очень терпеливым, чтобы удержать ее. Но сейчас ей нужен был лишь любящий мужчина, который сделал бы ее счастливой. Леди де Лейси не была уверена в чувствах зятя к ее дочери, но свет в глазах Дрейка, когда тот смотрел на свою жену и детей, давал надежду. Элизабет довольно улыбнулась.
Приехав в Шерборн, Эйлин устроилась в хозяйской спальне. Высокая кровать под балдахином хорошо удерживала тепло от потрескивающего в камине огня. Сквозь мелкие стекла большого, во всю стену, окна проникал слабый свет декабрьского солнца. В комнате все еще находилась подобающая мужчине массивная мебель, но уже были заметны первые следы женского присутствия. На большой холостяцкий комод была брошена тонкая кружевная рубашка, приготовленная для ночного купания, на спинке одного из кресел висел бледно-желтый пеньюар, на туалетном столике были разложены гребни и щетки из слоновой кости. На подоконнике валялись коробочки с духами, веера и зонтики. Дрейк, не теряя времени даром, выполнял свое обещание обеспечить жену всем, что когда-либо может ей понадобиться.
Эйлин улыбнулась, увидев новую груду коробочек, наполненных малюсенькими башмачками, чепчиками с оборочками, яркими деревянными бусами, двумя крестильными платьицами и еще многим другим – словом, всем тем, что за последние дни было принесено домочадцами. Даже служанки сшили пару игрушек, смутно напоминавших веселых обезьянок.
Похоже, близнецы окончательно будут избалованы еще до того, как отпразднуют свою первую годовщину.
Приподнявшись на локте, Эйлин с обожанием посмотрела на ангельские личики детей, мирно спавших рядом с ней среди подушек. Рыжеватые, словно вылепленные, кудряшки Эмили лежали на ее нежной, почти прозрачной щечке, а золотые прядки Ричарда непослушно топорщились вверх и упорно завивались на концах, сколько бы молодая мать ни расчесывала их. У малышей было несомненное сходство с отцом: у Ричарда были такой же квадратный подбородок и широкие брови, а у Эмили – маленькая ямочка на подбородке. Дети Дрейка были очень красивыми. Да разве могло быть иначе?!
Застыв в дверях, маркиз в очередной раз любовался этой живописной картиной. Когда Эйлин наклонялась к детям, ее длинные распущенные волосы струились мягкой волной по плечам и взгляду Дрейка невольно открывалась нежная атласная кожа на шее и уютная ложбинка в глубоком вырезе рубашки. Он знал, что, когда она поднимет на него свои светящиеся серебристого цвета глаза, он увидит в них веселые искорки, которые подразнивающе сверкали в те бесчисленные ночи после их первой встречи. И все-таки Дрейк чувствовал, что по какой-то причине она полностью не доверяет ему.
– За последнюю неделю они выросли по меньшей мере на фут! – гордо заметил Дрейк, входя в комнату.
– А за следующую станут уже совсем, взрослыми или, по крайней мере, научатся ходить! – насмешливо сказала Эйлин. – С каждым разом твои сказки становятся все более фантастичными. Запиши их, чтобы потом дети смогли прочесть твои произведения. Это случится, я думаю, через пару недель. Они ведь не слишком быстро развиваются!
Дрейк рассмеялся и взял пухленький кулачок дочурки своей огромной рукой.
– Он выглядит так, будто им можно уже писать. Почему я должен портить удовольствие собственной дочери?
Эйлин внимательно рассматривала черты лица своего мужа и отметила, что внутреннее напряжение хотя и не исчезло совсем, но несколько уменьшилось. Ей очень хотелось, чтобы Дрейк делился с ней своими мыслями и тревогами, но слишком уж много времени они провели порознь. Чтобы вновь обрести доверительные отношения, придется немало потрудиться.
– Диана говорит, что ты сочинял сказки, но никогда не записывал их. Я бы очень хотела, чтобы ты сделал это. Я бы с удовольствием послушала одну – про армию гномов! – попросила она.
Дрейк резко поднял голову, но на губах его играла довольная улыбка.
– А, ты хочешь, чтобы я писал детские сказки, а не занимался делами?
– Я бы хотела, чтобы написание сказок и стало твоим делом! – Эйлин воскликнула это с такой страстью, что сама удивилась. – Каждый раз, как ты получаешь письма из Лондона, ты становишься хмурым и замкнутым, раздражаешься по пустякам и хлопаешь дверьми. Они ведь не могут снова посадить тебя в Тауэр? Или могут?
В ответ на ее встревоженный взгляд маркиз ласково погладил жену по щеке и мысленно отругал себя за то, что был таким глупцом. Он взял в жены эту красавицу – и вот обманывает ее, так и не оценив ее достоинства. Когда она только даст ему шанс, он обязательно восполнит этот пробел.
– Нет, принцесса. Я поклялся в верности королю, и мне вернули свободу и мое честное имя. Суд будет чистой формальностью, и его исход уже давно всем известен. Но рано или поздно мне придется отправиться в Лондон, и именно это меня и тревожит.
В дверь постучала няня, прервав их разговор. Следом за ней в комнату зашли лакей, отдать послание для Дрейка, и улыбающиеся братья Монсар, всегда готовые шутить и развлекать. Шанс поговорить наедине был потерян. Каждый занялся повседневными делами.
К сочельнику врач разрешил Эйлин встать с постели при условии, что она не будет много ходить. Дрейк понял это распоряжение буквально и решил вечером отнести жену к праздничному столу. Не обращая внимания на протесты Эйлин, он легко подхватил ее, облаченную в бархатное платье, и бережно понес вниз. Перед большим бревном, которое по традиции всегда сжигают в сочельник, уже собрались все члены семьи, распевая «Слава Тебе, Всевышний наш!». Когда в зале появился маркиз со своей прелестной женой на руках, хор голосов стал намного громче. В этот большой зал заранее был перенесен клавесин, на котором сейчас закончила играть Диана, украсив последние аккорды песни весьма замысловатой трелью, больше похожей на озорной смешок.
Дрейк бережно усадил Эйлин в мягкое кресло у камина, и присутствующие продолжили весело и непринужденно болтать. В комнате было шумно, и услышать кого-либо в отдельности не представлялось возможным. Теплая рука Дрейка сжала ее плечо, и слезы навернулись на глаза Эйлин. За окном, завешенным тяжелыми портьерами, шел снег, а здесь, в зале, свет от камина и множества свечей озарял лица тех, кого она знала и очень любила. Эйлин решила позволить себе считать эту иллюзию полного счастья реальностью до тех пор, пока не закончится сказочный вечер. Горький жизненный опыт напомнил ей, как призрачно может быть счастье.
Саммервиллы тоже присоединились к их празднику, и сейчас сэр Джон сидел, задумчиво потягивая бренди и слушая старинные романсы, льющиеся из-под талантливых пальцев Дианы. Леди Саммервилл сидела на маленьком диванчике рядом со своей сестрой, и обе женщины, склонив друг к другу головы, увлеченно беседовали, время от времени бросая нежные взгляды на сидящую возле камина молодую пару. Братья Монсар, которые уже были изрядно навеселе, склонившись над сидящей за клавесином Дианой, подстрекали ее сыграть что-нибудь популярное, в то время как Майкл, переворачивая страницы нот, громко подпевал. Что бы ни готовило им будущее, но такого ужасного Рождества, как в прошлом году, когда с появлением лорда де Лейси одна беда сменяла другую, больше не будет. Эйлин сжала руку мужа и потерлась об нее щекой. Он стольким пожертвовал ради мира в своей семье, что она должна найти способ отблагодарить его за все.
Огонь в камине отсвечивал золотом на складках ее платья, а волосы, аккуратно перевязанные лентой, казались в тени почти красными. Дрейк, не удержавшись, провел пальцем по нежной тонкой шее Эйлин, дрожа от восхищения. Она была его законной женой, и он мог прилюдно позволить себе такую ласку. Маркиз слишком хорошо знал ее, чтобы поверить в то, что она когда-нибудь будет всецело принадлежать ему, но в то же время был твердо уверен, что связывающие их узы никому не под силу разорвать. И куда бы она ни исчезла, он сумеет отыскать ее везде.
Прозвучал первый припев «Добрый король Венцеслав», и Дрейк, наклонившись, прошептал жене на ухо:
– Спой мне что-нибудь, принцесса, но только не хулиганские частушки. Я хочу услышать твой голос.
В глазах Эйлин заплясали чертики, и она посмотрела на своего красивого мужа. Но серьезный взгляд Дрейка предостерег ее от озорного поступка. Пение для Эйлин было крайне непривычным занятием, поэтому она, прежде чем самой присоединиться к общему хору, подождала, пока Дрейк начнет петь.
С каждой минутой Эйлин становилась все более уверенной в своих силах, и голос ее звучал все громче и тверже. Маркиз сжал руку любимой в знак одобрения, наслаждаясь ее чистым и мелодичным пением. Вскоре она окончательно обрела уверенность, и все присутствующие услышали ее звонкий голосок. К концу песни у большинства от восхищения навернулись слезы на глазах. Немой беспризорный ребенок превратился в красивую молодую леди с ангельским голосом.
Когда по окончании праздничного вечера Дрейк отнес ее в кровать, на которой Эйлин спала последние несколько недель, он не покинул ее, как делал это прежде. Опустив Эйлин на простыню, Дрейк, вернувшись к двери, плотно закрыл ее, а затем принялся тушить одну за другой свечи.
Эйлин молча наблюдала, как ее муж сначала сбросил свой великолепный праздничный камзол, а затем принялся развязывать шейный платок. Это его дом, его постель, и Эйлин не смела запретить ему остаться в комнате, но в то же время она не могла пустить Дрейка к себе. Он, конечно же, знал, что еще слишком рано: она еще не оправилась после родов. Когда он снял рубашку и перед глазами Эйлин предстало его сильное мускулистое тело, она буквально задохнулась от волнения. Ей до смерти хотелось вновь оказаться в объятиях этих сильных рук, но сможет ли Дрейк удовлетвориться только этим?
Маркиз задул последнюю свечу и только затем сбросил с себя оставшуюся одежду. И в этот момент услышал шуршание платья, которое Эйлин принялась снимать с себя, и его сердце забилось громче. Невилл прекрасно понимал, что таким образом испытывает собственную силу воли, но ничего не мог с собой поделать: сегодня сочельник, и он хотел уснуть в своей постели рядом со своей женой.
Маркиз скользнул под покрывало и прижался к ее хрупкому телу, облаченному в шелковую ночную рубашку. Она так естественно расположилась в его объятиях, что Дрейк вдруг подумал: как мог он в последние месяцы жить без нее? Он поцеловал Эйлин в лоб и усилием воли заставил успокоиться свое голодное тело.
– Ты признаешь за мной право делить с тобой постель, даже если мы будем просто лежать рядом? – прошептал Дрейк.
– Я никогда не отказывала тебе в этом, – почувствовав огромное облегчение, произнесла Эйлин. После такого, замечательного вечера она ни в чем не смогла бы ему отказать. Благодаря Дрейку сегодня Эйлин наконец поверила, что попала в свой родной дом, и крепко уцепилась за эту надежду. Возможно, он все же полюбит ее.
Уткнувшись носом ей в волосы, пахнущие дикими цветами, Дрейк тихо засмеялся.
– Должен признать, что у меня не было причин жаловаться на тебя по этому поводу. Все-таки ты распутное создание, любовь моя.
Эйлин, поцеловав мужа в грудь, плотнее прижалась к нему и сонно проговорила:
– Если вы надеетесь, что я дам вам повод вернуться к своим лондонским шлюшкам, то вы сильно заблуждаетесь, милорд.
Дрейк рассмеялся, но, почувствовав мерное дыхание спящей жены, мгновенно затих. Ему не нужен был никто другой на свете, кроме Эйлин. Но к сожалению, оставаться здесь он не мог: под угрозой была жизнь его семьи. Враждебное отношение Эдмунда делало присутствие маркиза в собственном доме очень опасным. Пока он не найдет способ избавиться от своего непутевого кузена, Дрейк не может оставаться в Шерборне. Из Лондона пришли вести, что на этой неделе Эдмунда выпускают из Тауэра.