Приди, весна

ГЛАВА 20

Такой отвратительной галлюцинации у него еще не было.

На его груди стояло существо размером с крысу и, нервно вращая своими круглыми, навыкате глазами, поводило тупым носом, по обе стороны которого торчали черные усы. Тоненькие, как спички, лапы существа, казалось, вот-вот подломятся под тяжестью его наполовину лысого, наполовину покрытого спутанной шерстью тела, которое сотрясала непрекращающаяся дрожь. Существо открыло пасть, из которой на него пахнуло острым собачьим запахом, и лизнуло его в губы.

Бак поморщился и отвернул лицо в попытке избежать новых прикосновений влажного языка.

– Уйди от меня, Мышка!

Он хотел сбросить с себя чихуахуа, но сил у него хватило лишь на то, чтобы слегка поднять руку.

Слуха его коснулась чье-то шарканье, и, повернув голову, он увидел Старого Теда. Подойдя к кровати, Тед наклонился, взял собачку и сунул ее себе за пазуху.

– Пора бы тебе уже и проснуться.

– Я не умер?

– Нет, если только мертвые вдруг не начали разговаривать, а я о таком пока не слыхал. Видок у тебя, надо сказать, такой, будто ты побывал в аду.

Бак почувствовал аромат кофе. К нему примешивался еще какой-то запах, но, как он ни старался, ему никак не удавалось его определить. Он сделал попытку приподнять голову, но тут же опять уронил ее на подушки.

– Похоже, я не могу пошевелить и пальцем.

– Лихорадка вытянула из тебя все силы. Да, я приготовил поесть, если тебе вдруг захочется. Можешь сам сесть или мне тебя приподнять?

После нескольких безуспешных попыток Бак сдался.

– Без твоей помощи, похоже, не обойтись.

Пробормотав что-то нечленораздельное, Старый Тед склонился над ним и, поминутно кряхтя и охая, помог Баку принять сидячее положение. После чего взбил подушки, чтобы ему было удобнее сидеть, и отошел на шаг.

– Что тебе принести?

– А что у тебя есть?

– Копченая оленина, галеты, кофе и мясная подлива.

– Галету и кофе.

Шаркая, Старый Тед отошел к столу, взял тарелку, положил на нее галету и, налив в кружку кофе, отнес все Баку.

– Тебе повезло, что я проезжал мимо.

– Сколько времени я пробыл в беспамятстве?

– Я здесь уже с неделю. Думаю, ты был в бреду день или два до того, как я появился. Один из твоих мулов забрел сюда в поисках еды.

– Теперь я понимаю, откуда здесь этот странный запах.

– Да, попытался убраться, но, кажется, развез грязи еще больше, – признал Тед.

Бак откусил от галеты и сделал глоток кофе. Нога его все еще пульсировала. Но он не знал, было ли это добрым знаком. По крайней мере, она не онемела, однако он не спешил взглянуть на нее, боясь увидеть, что она почернела от гангрены.

– Что случилось? – спросил Тед.

– Горная кошка. Пума. Я подстрелил оленя, и ей захотелось его попробовать. А я оказался у нее на дороге.

Тед откашлялся и спросил, избегая встречаться взглядом с Баком:

– А где ребенок?

Боль, пронзившая Бака при этих словах, боль от потери Анники и Бейби, была сильнее, чем от когтей пумы.

– Уехала. Женщина взяла ее с собой.

– И ты ей позволил?

– Даже велел, – ответил Бак. Теду совсем необязательно было знать, что Анника бросила его, убежала от него тайком, разбив ему сердце с такой же легкостью, с какой ты убиваешь летом комара.

– Да что ты говоришь? – Тед подался слегка вперед, и его красные, в прожилках щеки затряслись. Нахмурившись, он убрал упавшую на лицо прядь волос.

– Еще кофе. – Бак протянул кружку, надеясь отвлечь старика.

Когда Тед поднялся, чтобы налить в кружку кофе, Бак попытался переменить тему:

– Лихорадка, значит. Вон оно что.

– Тебе было очень плохо. Когда я вошел, ты совсем ничего не соображал. – Тед протянул Баку полную кружку. – Я промыл тебе, как мог, рану на ноге и положил на нее хлеб, но она все еще сочится из-под повязки.

– Ты думаешь, рана загноилась? – Задавая этот вопрос, Бак вдруг с необычайной ясностью понял, что ему в высшей степени наплевать, занес ли он в рану инфекцию или нет. Сказать по правде, ему было сейчас на все наплевать.

Старый Тед покачал головой.

– Я держал рану в чистоте, но ее нужно обязательно зашить.

– Почему же ты этого не сделал?

Тед пожал плечами.

– Руки у меня уже не те, дрожат.

Бак поставил тарелку с чашкой на стоявший подле кровати ящик и откинул одеяло. На нем все еще было его грязное нижнее белье, но Тед разрезал кальсоны на левой ноге и перевязал рану.

– Сними повязку.

Медленно, осторожно Тед разбинтовал ногу.

С учетом обстоятельств, подумал Бак, рана выглядит не так уж и плохо. Края раны были неровными, и из нее сочилась красноватая жидкость, но гноя не было. Склонившись над раной, Бак почувствовал, что у него кружится голова. Выпрямившись, он потряс головой и на мгновение прикрыл глаза.

– Достань-ка мне из комода в ногах кровати коробку из-под сигарет. Я сейчас зашью рану.

Покопавшись в ящиках, Тед достал коробку и положил ее Баку на колени. Затем подошел к столу и взял стоявшую там свою флягу с виски. Плеснув в кружку щедрую порцию, он протянул виски Баку.

– Я не буду пить, пока не зашью рану, – бросил Бак.

Тед залпом выпил виски.

– А вот я не могу на это даже смотреть, не опрокинув прежде стаканчик.

Бак вдел в ушко иголки ту же черную нить, которой зашивал рану Аннике. – Прекрати о ней думать! Он склонился над левой ногой и решительно воткнул иголку в кожу.

Старый Тед отошел в дальний угол и опустился на стул.

На лбу в верхней губе Бака выступили капли пота. К тому времени, когда края раны были наконец сшиты, он находился уже почти на грани обморока. Взяв ножницы, он отрезал нитку и дрожащей рукой отставил коробку в сторону.

– А теперь, – произнес он еле слышно, – я, пожалуй, выпью это виски.

– На, держи. – Тед протянул ему кружку и, пододвинув к кровати стул, сел. – Хочешь поговорить об этом? – Он почесал за ухом у собачки, которая высунула голову из-за пазухи хозяина и теперь беспокойно поглядывала на Бака.

– О чем? – Бак угрюмо взглянул на Теда, надеясь, что его суровое выражение лица заставит того умолкнуть. Но надеждам его не суждено было сбыться.

– О том, что эта женщина уехала и забрала с собой ребенка.

– Мне нечего сказать.

– Приехав сюда, я увидел множество следов вокруг хижины. Они хорошо отпечатались на влажной земле.

– Я сказал…

– Ты сказал, она уехала. Но я хочу знать, как это произошло.

– Ее пребывание здесь было ошибкой. Она уехала, как только наступила оттепель, только и всего. Я был на охоте в тот момент.

– Гм.

– Что ты хочешь сказать этим своим «гм»?

– Ничего. Просто «гм». – Тед отхлебнул из кружки виски. – Она уехала не одна.

Бак, не донеся кружку до рта, замер.

– На что это ты намекаешь, старик?

– Ты уверен, что она хотела уехать? – ответил вопросом на вопрос Тед.

– Ты видел ее в тот первый день. Ей, черт побери, явно не хотелось здесь оставаться, ведь так?

– Ну, то когда было! Ты хочешь сказать, за эти два месяца не произошло ничего такого, что заставило бы ее передумать?

– Ничего, – проворчал Бак. Он потер подбородок и почувствовал под рукой недельную щетину. Хорошо. Больше он вообще никогда не станет бриться. Ни для нее. Ни для кого бы то ни было. Он отрастит себе такую же длинную бороду, как у Теда и…

– Кто, как ты думаешь, мог ее забрать?

– Не знаю. Скорее всего, ее брат.

– Так у нее действительно есть брат? Мне следовало бы воспользоваться ее предложением и отвезти назад в тот первый день.

– Ее брат Кейс Сторм. Слышал про него?

Старый Тед почесал нос, после чего опять стал почесывать Мышку за ушами.

– Это случайно не тот начальник полицейского участка, который покончил с бандой Досона?

– Он самый.

– Черт! Хорошо, что ты был на охоте, когда он сюда заявился.

– Я того же мнения. – Бак попытался представить радость Анники, когда ее брат подъехал к хижине. Бросилась ли она ему на шею? Поведала ли тут же о своих бедах? Рассказала ли, как надула этого большого дурака, который ее похитил, уверив его в своей любви? Не смотрела ли она и на Бейби, как на обузу? Не поспешит ли она избавиться от ребенка, устроив ее где-нибудь в Шайенне?

Он прикрыл глаза и прислонился к стене.

– Еще?

Бак открыл один глаз и увидел, что Тед протягивает ему флягу с виски.

– Почему бы и нет? – Он протянул Теду свою кружку.

Вне всякого сомнения, он был все еще слишком слаб, чтобы стоять на ногах. Что плохого в том, если он напьется, как свинья? Худшее, что может произойти с ним, – это свалиться с кровати на пол.

А самым лучшим было бы, если бы он уснул и никогда бы больше не проснулся.

– Как только ты поправишься, я отправлюсь в Шайенн. Хочешь, я возьму все твои заготовленные за зиму шкурки и продам там? – предложил Тед.

Если он позволит старику продать шкурки, подумал Бак, это избавит его от риска услышать случайно что-либо про Аннику. О ее спасении говорили, несомненно, во всех салунах. Но со временем разговоры утихнут, и тогда он сможет без всякой опаски спуститься в город.

– Конечно. Почему бы и нет? Ты поедешь назад мимо меня?

– Поскольку я беру с собой твои шкурки, то да. Я привезу тебе твои деньги и новости о девушке.

Стиснув в руках кружку, Бак повернулся лицом к Теду.

– Я не желаю о ней слышать. Я не хочу знать, что произошло с ней или с Бейби. Никогда.

– Никогда – большой срок.

– Заткнись, старик.

Молча Тед поставил флягу с виски на ящик возле кровати и поднялся.

– Куда ты? – Бак нахмурился, увидев, что Тед направился к двери.

– Пойду пройдусь. Надеюсь, когда я вернусь, ты будешь в лучшем настроении.

В просторном корале обитали двадцать два бизона – все с клеймом Буффало-Маунтин. Одетая в просторную белую блузку и красиво расклешенную у щиколоток темно-синюю, в тон ботинок, юбку, Анника стояла на нижней перекладине забора и, ухватившись за верхнюю, наблюдала за массивными животными. Большинство из них стояли, уставясь в землю, или лежали на боку, лениво следя за жужжащими вокруг мухами. Анника попыталась представить, какими они были, когда жили на свободе. Кейс говорил ей, что бизоны проносились по прерии, как бурный коричневый поток, волна за волной, сметая все на своем пути, и, когда они мчались, дрожала земля.

Два самца в корале были столь огромны, что на них даже смотреть было страшно. Их острые, как ножи, рога были изогнуты дугами над мощными черными лбами, а на загривках торчали клоки выгоревшей коричневой шерсти. Было время линьки, и шерсть местами у них выпала, или они сами ее вытерли, валяясь на земле.

– В них есть нечто таинственное, ты не находишь? Это и влечет тебя к ним, или ты просто глазеешь на них в ожидании, когда проснется Бейби?

Анника вздрогнула, услышав вдруг за спиной голос брата. Кейс двигался всегда совершенно бесшумно, что было весьма необычно для такого крупного мужчины. В детстве она обвиняла его в том, что он к ней подкрадывается. Убрав упавшую на лицо от ветра прядь волос, она улыбнулась облокотившемуся рядом на забор брату.

– Они почему-то вызывают у меня чувство глубокого покоя. Может, потому, что они просто стоят или лежат. Они словно ожидают чего-то.

– Они ждут, – в голосе Кейса звучала откровенная печаль, – что все опять будет, как раньше. Они ждут, что будут носиться по прерии свободные, как ветер, вместе со своими братьями, которые, к сожалению, никогда уже не вернутся. Они ждут, что на них снова будут охотиться сиу, которые тоже никогда больше не отправятся на охоту.

– Откуда ты знаешь, о чем они думают?

– Я это чувствую. А ты разве нет?

Анника покачала головой.

– Не знаю.

– Когда-нибудь, уверен, ты это почувствуешь. Тебе известно, что здешние индейцы всегда жили за счет бизонов? Они ни в чем не зависели от белых, пока на этой земле обитали бизоны. Из бизоньих шкур они делали одежду, из их копыт – клей, из жил – нити, из ребер – ножи. А бизоньи желудки они использовали для хранения воды.

– Как ты нашел своих бизонов?

– Это было нелегко, должен сказать. Мы окружили их по одному, редко сразу двоих. Они все беспорядочно бродили по прерии, находясь почти на грани вымирания. У нас ушло почти два года, чтобы найти девятнадцать особей. А три бизона родились уже здесь.

– И что ты собираешься с ними делать? Кейс устремил взгляд на возвышавшиеся вдали горы.

– Держать их здесь. Кормить их и заботиться о них, чтобы мои дети знали, что такое бизоны. И не только мои дети, но и дети моих детей. – Он снова повернулся к ней и испытующе посмотрел ей в глаза, словно хотел взглядом своим проникнуть ей в самую душу. – Охотники, такие, как тот, что похитил тебя, почти полностью их истребили.

Анника с трудом сглотнула.

– Может, они этого не знали? Может, они думали, что бизоны будут всегда?

Кейс покачал головой.

– Они знали, как знали и те люди, которые им платили. Им было прекрасно известно, что, когда исчезнут бизоны, вместе с ними исчезнут и индейцы. Это был грандиозный план.

– Не может быть, – запротестовала она.

Кейс посмотрел на сестру, у которой были такие же светлые волосы и черты лица, как у матери. Анника была больше белой, чем индеанкой, и он не мог винить ее за то, что ей незнакомы чувства, владевшие им. Он всегда ощущал себя индейцем, чувствовал это в своем сердце. Возможно, она вообще никогда не почувствует того, что чувствовал он. Кейс порадовался про себя, что ей не приходится сталкиваться с людскими предрассудками, о которых сам он знал даже слишком хорошо, но с которыми постепенно научился мириться, как научился этому в свое время Калеб.

– Как долго ты собираешься держать здесь ребенка? – резко переменил он тему разговора в надежде застать ее врасплох. Его уловка удалась. Анника побледнела и отвернулась, но он успел заметить выражение страдания в ее глазах.

– Месяц назад, – Анника провела пальцем по перекладине забора и пожала плечами, – я думала, что Бак приедет за ней. Но сейчас я в этом не уверена.

– Бак? Ты произносишь его имя с таким благоговением.

Она повернулась к нему.

– Ты ошибаешься.

Не обратив на ее возражение никакого внимания. Кейс продолжал:

– Я беспокоюсь о тебе, Анника. Ты почти ничего не ешь и проводишь все дни дома, работая за Розу.

– Разве тебя это не радует? Она ведь сейчас едва может ходить, не говоря уже о том, чтобы выполнять какую-либо работу по дому. Я просто пытаюсь ей помочь, Кейс, насколько это в моих силах.

– Меня волнует то, что это совсем на тебя непохоже. А так помогай ей, сколько тебе хочется.

– Огромное тебе спасибо, братец.

Кейс надвинул шляпу на лоб, чтобы тень от полей упала ему на глаза.

– Мою младшую сестренку, которую я оставил в Бостоне, интересовали лишь балы и приемы, да еще, пожалуй, наряды, которые у нее были всегда самыми модными. Дома ты не пошевелила бы пальцем, чтобы даже вскипятить себе воду для кофе.

– Ты несправедлив, Кейс. Дома мне не нужно было ничего делать. Здесь же все обстоит совсем иначе, и я занимаюсь домашними делами, только чтобы помочь Розе.

– Нет, ты изменилась, – проговорил он сердито, пытаясь за резким тоном скрыть свою тревогу. – Твой похититель явно обидел тебя сильнее, чем ты хочешь признать, но я не буду пока настаивать на том, чтобы ты мне все рассказала. Мне придется подождать со всеми выяснениями до того, как Роза разрешится от бремени, но я стал сейчас весьма терпелив. Более терпелив, чем когда-либо прежде. Я подожду.

Анника проводила его глазами, пока он не скрылся в здании конюшни, стоявшем между домом и загоном для бизонов. Когда он вошел внутрь, она повернулась к забору спиной, борясь с желанием закрыть лицо руками и разрыдаться. С усилием подавив минутную слабость, она расправила плечи, глубоко вздохнула и попыталась обдумать сложившуюся ситуацию.

Почему Бак не приехал за ней? Она жаждала его увидеть, жаждала сказать ему, что готова жить с ним, где он только пожелает. Все было лучше, чем эта ужасная разлука. Она уже думала о том, чтобы попросить Кейса отвезти ее назад в горы и поискать там вместе долину Блу-Крик и Бака, но они не могли уехать с ранчо до тех пор, пока Роза не родит и не оправится от родов. К тому же, учитывая отношение Кейса к Баку, с ее стороны было бы верхом глупости даже заикаться об этом.

Она попыталась встать на место Бака. Был ли он уверен, что она не могла покинуть его столь внезапно по доброй воле, или он воспринял ее отъезд как бегство? Он, правда, заподозрил ее в том, что она решила покинуть его, в тот день, когда они с Бейби собрались на пикник, но как он мог сомневаться в ней после того, как в ту же ночь она столь откровенно ответила на его чувства?

Сейчас, когда она прожила без него целый месяц, ей стало ясно, что в сущности для нее не имеет никакого значения, где он хочет жить. Он был нужен ей, нужен больше всего на свете. Мысль о возвращении в Бостон без него вызывала у нее слезы. Конечно, она могла бы остаться здесь, в Вайоминге, но это было бы слабым утешением, поскольку рядом все равно не будет Бака.

Ветер усилился. Хотя Анника и привыкла к постоянно дующему здесь ветру, сейчас, глядя на клубящуюся по коралю пыль, она решила, что на сегодня с нее довольно. Погруженная в свои мысли, она медленно прошла через скотный двор. Ветер прижимал ее юбку к ногам, развевая расклешенный подол вокруг лодыжек.

Подняв голову, она посмотрела на дом, который своим ярким желтым цветом напоминал свежее сливочное масло. Окантовка была выполнена яркой белой эмалью, и каждый гвоздик, каждая досочка были окрашены с необычайной тщательностью. На мгновение Анника позавидовала брату и его жене. Как и у родителей, любовь их была такой откровенной, такой бьющей через край, что они казались одним существом, когда бы ты ни видел их вместе.

Она не могла представить себя работающей бок о бок с Баком в качестве его жены. Их отношения начались столь необычно, их миры были столь различны, что, вероятно, с ее стороны было настоящим безумием даже думать об их союзе. Союзе? Анника мысленно чертыхнулась. О каком союзе между ними можно говорить, когда она ему совершенно безразлична? То, что он за ней не приехал, не оставляло на этот счет никаких сомнений. А может, подумала она вдруг, он получил все, что хотел, и к большему не стремился? Он поразвлекся с ней, а потом случай помог ему от нее избавиться, да еще вдобавок и сложить с себя бремя ответственности за Бейби. И теперь он мог жить так, как хотел – один и свободный от всяких уз. Он сам ей говорил, что, в сущности, ему не нужна жена и он написал Алисе Соумс лишь из-за Бейби, которой требовалась нянька. Почему он должен менять свои планы только оттого, что она вдруг пожелала упасть ему в объятия?

При мысли об этом Анника, уже взявшись за ручку задней двери на кухню, почувствовала, как лицо ее заливает краска стыда. О Господи! Подумать только, что в тот первый раз она чуть ли не набросилась на него… и занялась с ним любовью прямо, можно сказать, на столе…

– А вот и ты, – раздался голос Розы, и от неожиданности Анника едва не подпрыгнула. Виновато она перевела взгляд со стола на невестку.

– Я была в корале. Смотрела бизонов.

Роза улыбнулась.

– Ты совсем как твой брат. Для него, как и для тебя, бизоны что-то значат, но я, глядя на них, замечаю только грязь и мух. – Она пожала плечами. – Но Кейсу они доставляют радость, так что я не возражаю против них.

Шагнув вперед и встав позади невестки, которая была по крайней мере на голову ее ниже, Анника стала смотреть, как та раскатывает тесто.

– Где Баттонз? Она тебе не докучала?

– Что ты! Баттонз чудесная девочка. Она сейчас спит.

Анника покачала головой.

– Она может быть настоящим бесенком Ты случайно не отнесла ее наверх?

Роза покачала головой и приподняла раскатанный лист теста. Осторожно она уложила его в форму для пирога и начала раскатывать второй ком. Работая, Роза продолжала разговаривать, и, глядя, как порхают над доской ее руки, Анника поразилась про себя мастерству невестки. В фаянсовой миске была приготовлена начинка для будущего пирога – персики в сахаре, – и, судя по исходящему от них аромату, от которого текли слюнки, роза добавила туда и корицы. Не удержавшись, Анника стащила из миски кусочек персика. – Опять ты ведешь себя, как твои брат, который постоянно таскает у меня фрукты из начинки для пирога.

Роза, повернув голову, посмотрела пристально на Аннику, и в первый раз руки ее застыли неподвижно. Анника, прислонившись к кухонному шкафчику, ждала, что она скажет. За этот месяц она полюбила невестку и прониклась к ней доверием. Может, подумала она, если она расскажет Розе о том, что ее мучило, ей удастся прийти к какому-нибудь решению? Прошло несколько томительных мгновений. Наконец, поскольку Роза, казалось, ожидала, что она заговорит первой, Анника спросила:

– В чем дело?

– Я подумала просто, что ты хочешь мне о чем-то рассказать. Ты встревожена, я права?

Вздохнув, Анника опустила глаза на запыленные носки своих ботинок.

– Мне необходимо с кем-нибудь поговорить.

– Но ты не можешь говорить об этом со своим братом, так?

Тряхнув головой, Анника признала:

– Только не об этом.

– Речь идет о мужчине, да? О том, кто похитил тебя?

Анника кивнула.

– Я так и думала. Расскажи мне.

– А ты не скажешь Кейсу?

– Если я пообещаю ничего ему не говорить, то и не скажу.

– Не говори ему, пожалуйста. Думаю, в конце концов мне все же придется ему все рассказать, но пока я не могу. Он все еще в ярости, а ты знаешь, какой он, когда сердится.

Роза подняла на мгновение глаза к потолку и начала выкладывать начинку в форму.

– Он теперь не такой, каким был, когда я только приехала в Бастид-Хил. Уже не сердится постоянно, как раньше.

Анника знала, что брат примирился со своим наследием, но многое было ей по-прежнему неясно. Ей хотелось спросить Кейса, что побудило его столь внезапно переехать в Вайоминг пять лет назад, но она решила пока воздержаться от каких бы то ни было вопросов. Кейс был не на шутку разгневан, и к тому же сейчас ее занимали больше собственные проблемы.

– Я не могла сказать всего Кейсу – я никому не могла этого сказать. Но сейчас я просто не знаю, что делать, Роза, и это сводит меня с ума.

– Успокойся и начни с самого начала.

– Поначалу я ненавидела Бака Скотта. Во-первых, я была напугана, и потом, никто прежде не обращался со мной столь грубо. Он не желал ничего слушать и тащил меня вперед, настаивая, что я и есть та самая женщина, за которой он послал. Когда же до него, наконец, дошло, что он ошибся, было уже поздно, поскольку снег отрезал нам путь назад.

– Это я знаю. Но что ты чувствуешь к нему в душе?

Анника вскинула голову.

– В душе?

– Твоя душа в твоих глазах, когда ты думаешь о нем. Я вижу, что ты ждешь его. Ты постоянно оглядываешься и прислушиваешься. Когда к дому подъезжает кто-то в фургоне или на лошади, ты тут же бежишь к дверям. Твой брат считает, ты боишься, как бы сюда не явился твой похититель, но я уверена, ты с нетерпением ждешь его приезда.

Анника рывком повернулась к Розе, чувствуя себя так, словно с плеч у нее свалился тяжкий груз. Забыв про пирог, Роза вытерла руки о фартук и подтолкнула Аннику к столу.

– Садись. Разговаривать лучше сидя.

Роза продолжала держать ее за руку, чего Анника никак не могла понять, пока вдруг не сообразила, что из глаз у нее льются слезы, капая прямо на белую блузку.

– О Господи, Роза, я совсем не собиралась реветь, но я таю это в себе уже целый месяц и…

– Все в порядке. Рассказывай. – Роза бросила взгляд на дверь.

Анника поспешно вытерла глаза, не желая, чтобы брат застал ее в таком состоянии. Тогда бы он точно заставил ее все ему рассказать.

– Бак оказался совсем не таким, как я думала вначале, – продолжила она свое повествование. – Разумеется, он несколько неотесан и беден, но в некотором смысле он богаче многих. Он живет в горах, где небо так близко что до него, кажется, можно дотронуться рукой, а воздух прозрачный и насыщенный запахом сосен. И Бак не такой уж и нецивилизованный. Скорее, я бы сказала, он придерживается собственного кодекса чести. Он никогда не коснулся бы меня и пальцем, если бы… если бы я сама этого не захотела.

Роза вздохнула с явным облегчением.

– Кейс боится, что он тебя изнасиловал. Он думает, что поэтому-то ты так напугана и почти ничего не ешь. У него не идет из головы тот давний случай… – Сообразив, очевидно, что сказала лишнее, Роза умолкла.

Анника нахмурилась.

– Давний случай? Какой давний случай?

– Я дала слово, как сейчас тебе. Я не могу рассказать тебе эту историю.

– Но, Роза, изнасилование?.. О Господи. Надеюсь, Кейс никого не изнасиловал? Я так до сих пор и не поняла, почему он тогда так внезапно покинул Бостон, но…

Лицо Розы мгновенно потемнело от гнева.

– Твой брат никогда такого не сделает. Помни об этом.

– Знаю, знаю… Извини, что так сказала, но…

– Он должен рассказать тебе все сам. Ну, а теперь вернемся к этому человеку, этому Скотту…

Сложив на коленях руки, Анника тихо произнесла:

– Я влюбилась в него, а потом…

– А потом эти люди, которые хотели получить за тебя награду, увезли тебя оттуда, – Окончила за нее Роза.

– Да. Я думала, что он тут же бросится за ними в погоню, но он этого не сделал, и теперь мне кажется, что он никогда не любил меня по-настоящему. – Анника подняла глаза на Розу, и по щеке у нее скатилась слеза. – Боюсь, он просто использовал меня.

– Так вы любили друг друга, как женщина с мужчиной?

Анника кивнула.

– Да. Я его спровоцировала, не вынеся его сдержанности. А теперь мне так стыдно.

– Ну, все не так уж плохо. Никто ничего не узнает, если ты никому не скажешь.

Анника наклонилась вперед, обхватив руками голову.

– Это еще не самое худшее, Роза. Боюсь, я беременна.

Роза молчала так долго, что Анника опустила руки и подняла глаза на невестку. Роза откинулась на спинку стула и положила ладонь на живот.

– И что ты собираешься теперь делать?

Анника едва не рассмеялась. Именно об этом она и хотела спросить Розу в надежде, что та ей что-нибудь присоветует. Пожав плечами, она честно призналась:

– Не имею ни малейшего понятия. О Господи, мама никогда мне этого не простит. У нее в отношении меня были всегда такие грандиозные планы. Еще когда я была девочкой, она говорила мне, какой великолепной будет моя свадьба. На мне будет роскошное белое платье, и я буду идти по ступеням, опираясь на руку Калеба. Мужем у меня будет чудесный добрый человек, такой же, как Калеб, и мы с ним будем жить в прекрасном доме в Бостоне. Единственное, чего она желала для меня, – это чтобы я была счастливой, такой же счастливой, как она с моим отцом. Мне казалось, что оправдать ее надежды в отношении меня будет совсем нетрудно. А теперь мне так стыдно…

– Ты стыдишься этого Бака, которого любишь?

– Нет, конечно. Я никогда не буду его стыдиться. Я стыжусь того, что сделала. Особенно теперь, когда мне стало ясно, что в действительности я ему совершенно не нужна.

– Тогда ты должна попытаться его разыскать. Сообщить ему – естественно, когда ты в этом окончательно удостоверишься, – что ждешь от него ребенка. Кейс примет тебя и поможет.

Анника схватила Розу за руку.

– Роза, пожалуйста, не говори ему. Пожалуйста, не говори ему ничего.

Внезапно обе женщины вздрогнули, услышав тихие шаги в переднем холле. В следующее мгновение на пороге кухни возник Кейс.

– Не говорить мне о чем? – спросил он.