Приди, весна

ГЛАВА 21

Не было никаких сомнений в том, что Кейс едва сдерживается.

– Так о чем мне не говорить, я вас спрашиваю? – Он перевел взгляд с Анники на Розу и обратно.

Пока Анника лихорадочно соображала, как ей поступить, разрываясь между желанием выбежать из кухни через заднюю дверь и стремлением покончить со всем этим, откровенно признавшись во всем брату, Роза встала и, упершись руками в бока, вперила в мужа грозный взгляд.

– Твоя сестра хочет поговорить, но не с тобой.

Кейс посмотрел сердито сверху вниз на жену.

– Она скажет мне правду, хочется ей этого или нет.

Роза сложила руки на торчащем вперед животе, и Анника увидела, что взгляд брата мгновенно смягчился.

– Ты должен слушать, что тебе говорят, и не орать.

– Ты себя-то слышишь, Роза? Ты же сама и орешь.

Протянув руку, Роза ткнула его пальцем в грудь.

– Будь добр к своей сестре.

Взгляд, который Кейс бросил в этот момент на Аннику, ничего не обещал.

– Идем в гостиную.

Анника поднялась, чувствуя себя как преступница с петлей на шее, сидящая на готовой вот-вот вырваться из-под нее норовистой лошади. Кейс взял ее за руку и потащил за собой через холл в гостиную. Роза последовала за ними, однако Кейс не пустил ее в гостиную, захлопнув дверь у нее перед носом.

– Перестаньте с Розой терзать меня, – сказал он, повернувшись лицом к Аннике. – А теперь выкладывай.

В ожидании ее объяснения он прислонился к камину, необычайно похожий в этот момент на Калеба. Одежда сидела на нем как влитая и его иссиня-черные волосы, более длинные чем предписывалось модой, были тщательно расчесаны и скреплены на затылке заколкой, украшенной бисером. Черная, одного цвета с брюками, рубашка Кейса была из тончайшего полотна, а поверх нее он надел безрукавку из дорогой телячьей кожи. Анника сознавала, что могла бы запросто влюбиться в него, если бы он не был ее братом. Как же тогда, спросила она себя, она смогла влюбиться в Бака Скотта? Конечно, он был таким же высоким, как Кейс, если не еще выше, но на этом, пожалуй, и кончалось их сходство. Кейс был брюнетом, а у Бака волосы были светлыми. Кейс отличался изысканностью манер, он был элегантен и высокообразован, Бак же был грубоват и не обладал внешним лоском. Неотшлифованный алмаз…

– Я сказал, выкладывай.

Поглощенная своими мыслями, Анника от неожиданности вздрогнула, услышав голос Кейса. Мимоходом пожалев, что не заплела косу, она поспешно пригладила взлохмаченные ветром волосы и заговорила, нервно меряя шагами комнату:

– Ты сказал, ты думаешь, что все не ограничилось лишь похищением, и ты прав, но…

– Я так и знал! – воскликнул Кейс с нескрываемым самодовольством.

– Но это не то, что ты думаешь.

– И что же, по-твоему, я думаю?

– Ты думаешь, что Бак меня изнасиловал.

– Разве не так?

Помедлив секунду, она сказала, глядя ему прямо в глаза, чтобы быть уверенной, что он ее правильно поймет:

– Ему не нужно было этого делать.

Ей никогда еще не доводилось видеть человека, которого бы ударили под дых, но она знала, что происходит с парусами на море, когда наступает внезапно штиль. И в этот момент Кейс выглядел таким же поникшим, как паруса при полном безветрии. Однако, судя по выражению его лица, он все еще не верил тому, что она ему сказала.

Когда он наконец заговорил, слова, произносимые им, прозвучали тихо, но отчетливо:

– Что конкретно ты хочешь этим сказать?

– Что я позволила ему любить меня, – прошептала она.

Кейс взорвался.

– Любить? Ха! Я весьма сомневаюсь в том, что этот живодер знает, как любить! Ты уверена, что позволила ему, Анника? Или ты защищаешь его по какой-то непонятной мне причине? Потому что, если он изнасиловал тебя, то помоги мне Господь, я…

Схватив брата за плечо, она потрясла его изо всех сил. После чего тихо, ровным, размеренным тоном произнесла:

– Я умоляла его об этом.

Размахнувшись, Кейс влепил ей звонкую пощечину.

Анника рухнула в стоявшее у камина кресло, и в ту же секунду дверь распахнулась и в комнату влетела Роза, глаза которой сверкали от гнева.

– Basta! Кейс, прекрати!

Кейс, в явном изумлении от собственного поступка, опустился на колени возле кресла и попытался взять руку Анники, но она тут же ее вырвала.

– Черт! Прости меня, Анника, – проговорил он смиренно.

– Вероятно, я заслужила это, – прошептала Анника, чувствуя себя в этот момент самым несчастным человеком на свете. Брат ненавидит ее, родители, скорее всего, не захотят теперь с ней даже разговаривать, и все это ради чего? Бака она все равно потеряла.

Кейс обнял сестру, и, видя, что Анника склонила голову ему на плечо, Роза тихонько вышла, вновь оставив их наедине.

– Прости меня, – повторил Кейс. – Я совсем потерял голову. До сих пор не могу поверить, что это правда.

Шмыгнув носом, Анника вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Это правда.

Кейс вздохнул и, почувствовав, что она немного успокоилась, убрал руку.

– Ну, и что теперь?

– Не знаю.

– Ты его любишь?

– Да. Я думала, он тоже меня любит, но он так и не приехал за мной.

– А как же Баттонз?

В нескольких словах она рассказала ему, как Бак хотел, чтобы она осталась с ним, но она, как ей ни хотелось выйти за него замуж, наотрез отказалась жить с ним в горах, и как он пытался уговорить ее найти для Баттонз настоящий дом, семью, которая могла бы дать девочке все то, чего она была лишена, живя с ним в глуши.

– Я думала, что со временем смогу убедить его переехать в город. Из него вышел бы замечательный врач… – Увидев скептическое выражение на лице брата, она добавила: – Это правда, поверь мне. Но тут явились эти негодяи и, так сказать, спасли меня. И теперь я не знаю, любил ли меня Бак или нет. Почему он не приехал за мной? И как я могу теперь возвратиться в Бостон к родителям?

– Баттонз можем взять мы с Розой, – проговорил без колебаний Кейс. – И ты можешь спокойно возвратиться в Бостон. Совсем необязательно говорить кому бы то ни было о том, что с тобой случилось.

– Все не так-то просто, – Анника глубоко вздохнула, собираясь с силами в ожидании нового взрыва негодования. – Мне кажется, Кейс, что я беременна.

Он встал с колен и, вновь подойдя к камину, снял с каминной полки отделанную золотом вазу из черного дерева. На мгновение Анника испугалась, что сейчас он бросит вазу в камин, однако Кейс поставил вазу обратно на полку и, не оборачиваясь, спросил:

– Ты бы вышла за него замуж?

– Да.

Кейс возвратился к ней и, присев возле кресла на корточки, стиснул ее ладонь.

– В таком случае, – произнес он тоном отца, обещающим своему дорогому отпрыску леденец, – нам остается только разыскать мистера Скотта и, сообщив ему приятное известие, помочь ему остепениться.

– Ты не можешь заставить его, Кейс. И это совсем не то, чего я хочу. – Она махнула в сторону окна. – Бак похож на этих твоих бизонов – его настоящее место не в загоне. Таких, как он, больше нет. Он единственный в своем роде, и ему дорога его свобода. И если он сам не решит, что ему хочется на мне жениться… ну… я не стану его к этому принуждать. И ты тоже, – поспешно добавила она, – не должен этого делать.

Кейс с облегчением вздохнул, словно все наконец было решено, и поднялся.

– Почему бы нам сначала не убедиться окончательно, что ты и вправду беременна, прежде чем что-либо предпринимать? Ты согласна?

Улыбнувшись ему сквозь слезы, она быстро встала с кресла.

– Спасибо тебе, Кейс.

Взяв ее слегка пальцем за подбородок, он приподнял ей голову и посмотрел на уже побледневшее пятно у нее на щеке.

– Прости еще раз за то, что ударил тебя. До сегодняшнего дня я не ударил в своей жизни ни одной женщины.

Внезапно Анника вспомнила слова Розы о каком-то давнем изнасиловании, но, прежде чем она успела спросить Кейса, что имела в виду невестка, говоря это, дверь отворилась и в комнату вошла Роза.

В глазах у нее плясали веселые чертики, и на лице сияла улыбка.

– Анника! К дому приближается какой-то всадник. Он высокий и…

Подобрав юбки, Анника стрелой вылетела из комнаты. Поспешно пригладив в коридоре волосы, она стремглав промчалась через столовую и холл и влетела в кухню. Сквозь тюлевые занавески на овальном стекле двери, ведущей во двор, был ясно различим силуэт высокого человека, поднимающегося по ступеням. Его светлые волосы ярко блестели на солнце. В следующее мгновение с веранды донесся стук каблуков.

Сделав глубокий вздох, Анника распахнула дверь. И у нее упало сердце.

– Анника! Слава Богу! – Стоявший на пороге элегантно одетый мужчина схватил ее в объятия.

С трудом подавив мгновенно охватившее ее желание вновь разрыдаться, она выдавила:

– Ричард? Что ты здесь делаешь?

День был поистине безупречным для первой недели мая. Высоко в безоблачном небе сияло солнце, заливая ярким светом поляну, изумрудные сосны, которые, казалось, о чем-то шептались при каждом порыве ветра, и обнаженного по пояс мужчину, рубящего дрова за новой оградой во дворе перед хижиной. Топор в руках мужчины ритмично поднимался и опускался, и в такт с движениями на его блестящей от пота спине перекатывались мускулы. Хотя лето было уже не за горами, он все еще нуждался в дровах, поскольку ночи в горной долине бывали нередко довольно прохладными и весной, и летом.

Бак отложил топор и вытер вспотевший лоб. Достав из заднего кармана брюк старую выцветшую косынку, он повязал ее на лоб, чтобы волосы не падали на лицо и пот не заливал глаза, и окинул взглядом долину. Все вокруг было таким же, как всегда, но сейчас он смотрел на то, что его окружало, совсем другими глазами. Раньше он слышал музыку в шепоте сосен. Теперь она была ему не слышна. Раньше он всегда замечал, как сверкает на солнце вода в ручье. Теперь же он этого не видел. Раньше до него доносился веселый смех ребенка. Теперь же вокруг царила угрюмая тишина, и единственное, что он слышал, был тоскливый стук его одинокого сердца.

До Анники жизнь его была совсем иной.

Теперь же у него осталась только работа, чтобы отмечать унылую череду серых, пустых дней.

Внезапно он заметил едущего вдоль берега речушки Старого Теда. На мгновение он ощутил порыв броситься ему навстречу и пройти вместе с ним назад, просто для того, чтобы насладиться звуками голоса другого человека, но он знал, что если так поступит, то покажет Теду свою слабость. И старик несомненно тут же догадается, что он вконец истерзался от своего одиночества. А этого никак нельзя было допустить.

Поэтому он вновь взялся за топор и занялся опять рубкой дров, остановившись, только когда Старый Тед въехал на своей лошади во двор и спешился.

– Как дела, Бако? – Тед подтянул штаны и повел лошадь и мула к навесу. Задав им корм и напоив их, он возвратился к Баку.

– Прекрасно, Тед. Лучше не бывает. – Какой же ты лгун, Бак Скотт!

– И сколько же ты выручил за мои шкурки? – спросил он Теда.

Тед снял висевший у него на поясе мешочек и покачал его перед Баком, чтобы тот, глядя с каким трудом он раскачивается, в полной мере оценил его весомость.

– Тут тебе хватит на всю зиму, а может, и на пару зим. И я купил припасы, как ты просил.

– Хорошо, позже я помогу тебе их разгрузить. А теперь идем в дом. Моей ноге требуется отдых.

Подняв с земли свою фланелевую клетчатую рубашку, Бак надел ее, но застегивать не стал и вместе с Тедом направился к хижине. Дверь была широко открыта, как и ставни, и в окна лился солнечный свет.

– Да, как она? Когда я уезжал, ты едва ковылял.

– Неплохо. Наступить на нее, правда, еще полностью не могу, но я продолжаю, втирать в нее медвежье сало и каждый день ее разрабатываю. Так что дело идет на поправку.

Тед выдвинул себе из-под стола стул, сел и, достав из-за пазухи Мышку, поставил ее на пол. Та походила по комнате, понюхала углы и, возвратившись, замерла у стула Теда, всем своим видом показывая, что желает, чтобы ее вновь взяли на руки.

– Все никак не расстанешься со своей собакой?

– Мышка – лучший друг человека.

– Глядя на тебя, я радуюсь, что у меня нет лучшего друга, – пробормотал Бак и отвернулся, не желая смотреть, как Тед целует свою облезлую собачонку в губы.

Молча он налил в тарелку бобовой похлебки и, поставив ее перед приятелем, положил рядом ломоть кукурузного хлеба. После чего приготовил себе и Теду по кружке кофе и, подтащив к столу кресло, сел и вытянул перед собой раненую ногу.

– В Шайенне все по-прежнему? – Баку хотелось откусить себе язык за то, что он все-таки не выдержал и спросил об этом, но, судя по той неторопливости, с какой Тед ел бобы, прошли бы, вероятно, часы, прежде чем он начал бы рассказ о своем путешествии.

– В общем-то да, – пробормотал Тед, отправляя в рот очередную ложку похлебки. Крошки кукурузного хлеба усыпали всю его бороду.

Барабаня пальцами по скатерти, Бак устремил взгляд на пятно сажи на потолке над камином.

– Никаких, значит, новостей? Ты привез газету?

Тед поднял глаза на Бака.

– На этот раз я удостоверился, что не привез никакой бостонской газеты.

– Хорошо.

Покончив наконец с едой, Тед отодвинул тарелку в сторону и взял в руки кружку с кофе.

– Но я ездил не только в Шайенн.

– Поэтому ты и задержался?

– Да, – кивнул Тед с умным видом и умолк.

Бак, заерзав, провел пальцем по верхней губе и потрогал отросшую уже на полдюйма бородку, которой чрезвычайно гордился, видя в ней символ независимости. Она была курчавой и почти белой, выгорев на солнце, как и волосы на голове, ниспадавшие ниже плеч. Ему нравилось встряхивать головой так, что они рассыпались у него по плечам. Это пробуждало в нем странное воинственное чувство, помогавшее заполнить пустоту, которая царила в его душе.

– Ну и где же ты был? – протянул он лениво, стараясь не выдать своей заинтересованности.

– У тебя найдется хоть немного виски к этому твоему кофе?

Молча Бак протянул руку к кувшину, стоявшему позади него на скамье, и поставил его перед Тедом. Мышка тут же захныкала, напоминая о себе, и Тед чмокнул ее в голову.

– Подожди минутку, Мышка, – сказал он сюсюкая, как обычно разговаривал с собачкой в моменты, когда был преисполнен к ней особой нежности. – Тебе хочется немножко вкусненьких бобочков? – Он поставил собачку на стол и пододвинул к ней почти пустую тарелку, которая была почти в два раза больше маленькой чихуахуа.

Бак с подозрением посмотрел на Мышку.

– Эта собака потом не распукается?

– Мышка себе этого никогда не позволяет. Она хорошая, умная собака. Не так ли, – Тед опять засюсюкал, – моя миленькая Мышка? Ты ведь самая замечательная соб…

Бак подумал, что сейчас взорвется. С трудом он подавил желание протянуть через стол руку и схватить Теда за горло.

– Ну и где же ты был?

Уголки рта Теда слегка приподнялись в улыбке.

– В Бастид-Хиле.

– В Бастид-Хиле? Зачем тебя, черт возьми, туда понесло?

– Бастид-Хил, позволь тебе напомнить, это город, в котором Кейс Сторм был когда-то начальником полицейского участка, – произнес Тед с важным видом. – У него сейчас ранчо недалеко от города.

Бака прошиб холодный пот, и ладони мгновенно стали влажными.

– Именно там, – продолжал Тед, поглаживая собачку, облизавшую пока еще только полтарелки, – и обитает сейчас та женщина, которую ты по ошибке принял за свою будущую жену.

Черт! Бак стащил с головы косынку и вытер лоб, надеясь, что Тед не заметил, как дрожат у него руки. Если старик только заикнется о том, что он проявляет слабость, он его тут же придушит.

Мысль об этом, однако, сразу же вылетела у него из головы, когда он услышал следующие слова Теда.

– Я узнал обо всем этом в Шайенне и решил отправиться в Бастид-Хил, чтобы убедиться самому. Ты готов?

– К чему?

– Оказывается, ее забрал отсюда вовсе не ее брат. Это были трое мужчин, надеявшихся получить награду.

– Награду?

– Ее брат поместил в газетах объявление, что даст десять тысяч долларов любому, кто ее вернет. Черт, когда я об этом услыхал, то пожалел, что сам не забрал ее отсюда в самый первый день. Ты поела, Мышечка? – Он опять засюсюкал, снимая собачку со стола и ставя на грязный пол. – Когда я услышал, что она не сама отсюда уехала…

– Ты услышал что?!

– Как я понял, эти трое отвезли ее в Шайенн, но не передали властям, надеясь потребовать за нее больше денег. Однако каким-то образом ей удалось улизнуть от этих мошенников вместе с Бейби. Так что братцу ее не пришлось раскошеливаться. И сейчас она живет у него на ранчо. Как и Бейби.

Бак, поглощенный своими мыслями, едва слышал Теда. Выходит, Анника не бросила его. Ее увезли от него, возможно, даже против ее воли…

Тед вновь заговорил с Мышкой, но Бак не обращал на них внимания, продолжая размышлять над новостью, принесенной Тедом. Почему Анника не вернулась к нему? Может, ей запретил это делать ее брат? А может, она просто не знала, как до него добраться? Может, она надеялась, что он сам за ней приедет, и когда он не появился…

Тед вновь заговорил о своей поездке в Бастид-Хил:

– Мне повезло, и я попал в Бастид-Хил в тот самый день, когда они приехали в город за покупками.

Бак едва не перескочил к нему через стол.

– Что? Ну-ка повтори, что ты сказал.

– Видишь ли, я не собирался показываться на ранчо… Я достаточно слышал про ее братца и не сомневался, что он пристрелит меня на месте, узнав, что я твой друг. В общем, я уже готовился к отъезду, думая, что не увижу ее, и тут-то они и появились. Приехали с Бейби в черной роскошной коляске вместе с тощим парнем, который выглядел так, будто его только что сбрызнули водой и отгладили в китайской прачечной.

– Это был ее брат?

– Полукровка? Нет. Это был настоящий городской хлыщ. С таким жестким и высоким воротничком, что, казалось, его концы вот-вот выколют ему глаза. У этого парня был такой вид, будто ему вставили стержень кукурузного початка в одно…

– Кто же, черт возьми, это был? – проворчал Бак, уже устав от комментариев Теда.

– Я к этому сейчас подхожу. Прохлаждаюсь я себе в баре, потягивая виски, и жду. И тут входит начальник полицейского участка. Старый хрыч с одним глазом. И начинает рассказывать бармену об этой дамочке Сторм и городском хлыще. Как я понял, ему хотелось заключить с барменом пари о том, уедет ли она в Бостон или нет. – Тед умолк, допил свой кофе и вытер ладонью рот. Заметив наконец крошки на своей бороде, он смахнул их на пол.

Бак сидел как на иголках, одновременно страшась и желая услышать остальное. Тед рыгнул.

– В общем, это был ее жених. Из Бостона.

– Черт!

– То же самое я сказал и себе. Вышел на улицу и околачивался поблизости, глядя на них. Бейби в этих своих бантиках и оборочках, да еще и в ботинках с пуговицами и носочках, выглядела настоящей фарфоровой куколкой. Умытая да разодетая в пух и прах, она походила на настоящую маленькую леди. Хлыщу она, похоже, тоже приглянулась. Таскал ее все время на руках.

У Бака было такое чувство, будто у него застыла вся кровь в жилах. Он встал, и ногу моментально пронзила острая боль, так как, позабыв о ране, он наступил на ногу всем телом. Хромая, он направился к двери. Тед, слава Богу, не стал его звать, оставив в покое.

У холма, откуда открывался вид на ручей, он остановился, скрестив на груди руки. Итак, она, похоже, махнула на него рукой. Не этого ли он и добивался? Бейби была теперь пристроена. У нее будет настоящий дом, семья и все самое лучшее, если Анника и этот городской хлыщ оставят ее у себя. По крайней мере, он знает теперь, что ребенок все еще с ней. Что она достаточно сильно привязана к Бейби, чтобы держать ее при себе все это время. Ну что же, в конечном итоге все оказалось к лучшему. Он был свободен, Бейби была окружена заботой, и Анника могла вернуться к своей прежней жизни в Бостоне.

Он засунул руки в карманы и сжал кулаки. После чего, обернувшись, внимательно оглядел со всех сторон хижину. Да, не много для человека его лет. Конечно, он скопил достаточно денег, чтобы сдвинуться с места, бросить все это и начать сначала. Но какой был в этом смысл, если, куда бы он ни отправился, с ним все так же не будет Анники и Бейби-Баттонз?

Баттонз.

Когда он в ту ночь, когда был ранен, ввалился в хижину, вид стоявшей посреди стола жестяной коробки с пуговицами привел его в настоящую ярость. Он увидел в этом попытку умилостивить его, поскольку она не раз говорила ему, что эти пуговицы стоят кучу денег. Оставленная ею жестянка с пуговицами была для него все это время явным свидетельством ее предательства.

Но что, если в действительности она не предавала его?

Что, если она все еще ждет его?

В полной растерянности он уставился невидящим взглядом на журчащую внизу речушку, не замечая, что ветер развевает его незастегнутую рубашку и ее концы хлопают его по бедрам. На глаза ему упала прядь волос, и машинально он откинул ее с лица.

До Бастид-Хила отсюда не так уж и далеко.

Если у него осталась хоть капля мужества, он сейчас же отправится туда и убедится собственными глазами, что Бейби там действительно хорошо. И выяснит также, не забыла ли его Анника.

И желает ли она его по-прежнему?

Он повернулся и зашагал назад к хижине, стараясь, идти так быстро, как только позволяла ему его раненая нога. Из головы у него не шли слова Старого Теда о женихе Анники из Бостона. Что, если он опоздал и Анника опять бросилась в объятия этого городского хлыща?

Последние ярды он преодолел чуть ли не бегом и ворвался в дом с такой стремительностью, что едва не наступил на Мышку. Собачонка тявкнула и вцепилась ему в мокасину. Приподняв ногу, он сделал вид, что собирается пнуть чихуахуа, и тут же заработал проклятие от Старого Теда.

– Отсчитай деньги, что ты мне должен, – бросил он старику. После чего поспешно отодвинул в сторону стол, схватил совок и, со стоном опустившись на колени, начал выкапывать жестянку с деньгами. – Ты, – поднял он на мгновение глаза на Теда, – можешь жить здесь сколько угодно, а мне нужно съездить в одно место.

Откинувшись на спинку стула, Тед усмехнулся и разгладил бороду.

– Интересно, откуда я знал, что ты именно это и скажешь?

День ото дня атмосфера в доме на ранчо становилась все более напряженной. Ричард Текстон находился здесь уже неделю, и за все это время Анника умудрилась ни разу не остаться с ним наедине. И сейчас, когда они с Ричардом сидели в гостиной, обмениваясь, словно двое незнакомых людей, ничего не значащими фразами, ей хотелось, чтобы Роза была здесь, вместе с ними, как это было всю эту неделю. Даже Кейс сообразил, что она стремится держать своего бывшего жениха на расстоянии, и пытался, когда был свободен, занять как-то Ричарда. Но сегодня брат уехал в Бастид-Хил в надежде уговорить тамошнего врача приехать на ранчо и пожить здесь до рождения ребенка.

Анника опустила глаза на свои сложенные на коленях руки и досадливо поморщилась. Все это слишком уж напоминало ее прежнюю жизнь в Бостоне. Ричард сидел на приличном расстоянии от нее на одном конце дивана, тогда как она застыла на краешке на другом, чопорно выпрямив спину. Она вдруг почувствовала глубокую печаль, осознав, что дни, проведенные ею вместе с Баком, постепенно начинают забываться и, вероятно, очень скоро навсегда исчезнут у нее из памяти.

Медленно она провела пальцем по одной из украшенных вышивкой лент, которыми было отделано ее бархатное платье. Светло-лиловое с отделкой из желтых полос, оно было также творением Уорта и считалось весьма модным в то время, когда она уезжала из Бостона. К сожалению, оно плотно облегало талию, и это было для нее еще одним источником беспокойства.

Поскольку Ричард прибыл сразу же после того, как она рассказала обо всем Розе и Кейсу, у нее не было возможности посетить врача и узнать, беременна ли она. Вечером, в день приезда Ричарда, она встретилась с Кейсом за домиком для работников ранчо, и брат посоветовал ей выйти замуж за ее бывшего жениха и уехать с ним в Бостон.

– И повесить на него чужого ребенка? – Мысль эта ее явно ужаснула.

Кейс резонно заметил:

– Ты ведь пока не знаешь наверняка, беременна ты или нет. Может, у тебя обычная задержка.

На мгновение она тогда растерялась, с трудом веря, что действительно разговаривает с братом о столь интимных вещах, и шепотом ответила:

– У меня их никогда не бывает.

– Тогда ты должна сказать ему прямо, что расторгаешь помолвку, и на этот раз окончательно, чтобы он больше не питал никаких иллюзий и уехал назад в Бостон. Он ведь хочет увезти тебя отсюда и жениться на тебе, дабы положить конец слухам, вызванным газетными статьями.

– Я поговорю с ним, – пообещала она в то вечер Кейсу, – как только подвернется удобный случай.

Но до сегодняшнего дня такого случая не представилось. Всегда рядом с ней и Ричардом были или Кейс, или Роза, или Баттонз. Недавно она попросила его съездить с ней в Бастид-Хил за содой для пирогов Розы, надеясь во время более чем часовой поездки по пустынной дороге все ему объяснить. Однако она так и не нашла слов – как и мужества, – чтобы сказать ему, что никогда не вернется с ним в Бостон. Не сумела она также и придумать какую-нибудь отговорку для посещения врача.

За окном сгущались тучи, суля весенний ливень. Стоявшие на каминной полке изящные серебряные часы своим громким тиканьем напоминали об уходящих минутах, побуждая ее сказать об всем Ричарду и покончить навсегда с этой проблемой. Она бросила искоса взгляд на Ричарда, который с умиротворенным видом просматривал первую страницу шайеннского «Лидера». Высокий и худощавый, он казался необычайно хрупким по сравнению с Баком Скоттом. Пальцы у него были тонкими и ухоженными; они явно принадлежали человеку, имеющему дело лишь с бумагами. Жесткий целлулоидный воротничок охватывал его шею как железный ошейник. Темно-русые волосы были тщательно зачесаны набок. Она вдруг сообразила, что еще никогда не видела его без воротничка, а также в рубашке, на которой была бы не застегнутой хоть одна пуговица. Не видела она никогда и его шеи, или горла, или ключиц.

Почувствовав вдруг непреодолимое любопытство, Анника слегка наклонилась в сторону Ричарда. И, конечно же, мелькнула у нее мысль, она никогда не видела его обнаженной груди. Была ли та покрыта золотистыми волосками, как у Бака? И так ли, как у Бака, вырисовывались на ней мускулы? С зардевшимися внезапно щеками она осмелилась опустить взгляд вниз, на ширинку на его брюках. Интересно, было ли у Ричарда что-нибудь такое же, как у Бака Скотта?

Она продолжала мысленно раздевать Ричарда, вполне отдавая себе отчет в том, что он был бы потрясен, если бы поймал ее за этим занятием. Она едва не свалилась с дивана, когда он вдруг поднял глаза от газеты и встретил ее любопытный взгляд.

Губы его раздвинулись в улыбке. Зубы у него были белыми и ровными, кожа на лице гладкой и чисто выбритой. Интересно, подумала она, брился ли он тоже дважды в день, как Бак, чтобы так выглядеть?

Опять Бак! И опять, и опять.

Хотя Бак Скотт был, скорее всего, навсегда для нее потерян, он по-прежнему постоянно занимал ее мысли. Она вела себя нечестно по отношению к Ричарду, продолжая водить его словно бычка за собой на веревочке. Нужно кончать с этой комедией, и немедленно.

Не успела она, однако, открыть рот, как Ричард спросил:

– Роза готовит чай?

Анника откашлялась.

– Да. Пожалуй, я пойду посмотрю, не нужно ли ей помочь.

Трусиха. Трусиха.

Ричард с хрустом сложил газету, бросил ее на стоявший возле дивана стол-тумбу и взял Аннику за руку.

– Я бы предпочел, чтобы ты осталась. Мне кажется, мы не пробыли наедине и минуты с того дня, как я приехал.

Не в силах произнести ни слова, она опустила глаза на их соединенные руки. К несчастью, он тоже.

– Ты не носишь моего кольца?

Анника вырвала руку и, кажется, в сотый раз разгладила юбку.

– Я оставила его перед отъездом из Бостона у мамы. И я этому рада… учитывая, что произошло. Ричард, я…

– Анника, я хочу, чтобы ты знала: несмотря на то, что произошло, я по-прежнему был бы счастлив назвать тебя своей женой.

– Я рада, что ты сам затронул эту тему, потому что, видишь ли, я… – Только она собралась с мужеством, чтобы сказать ему обо всем, как он снова ее прервал.

– Надеюсь, ты не думаешь, будто для меня имеет какое-либо значение факт твоего похищения? Я знаю, что тебе пришлось прожить почти два месяца бок о бок с негодяем, который тебя похитил. Однако ты выжила, выжила и не сломалась, и это только лишний раз доказывает, какой у тебя сильный характер. Именно такая женщина мне и нужна. Твоя экзотическая, загадочная натура всегда возбуждала у меня интерес. С тобой я смогу завоевать весь мир или, по крайней мере, его часть.

Она попыталась представить Бака произносящим подобные романтические бредни и невольно улыбнулась, поняв, насколько нелепа сама мысль об этом. Ричард, судя по всему, был самым понимающим и всепрощающим человеком на свете. Он готов был забыть о том, что она жила два месяца бок о бок с совершенно незнакомым человеком, тогда как большинство мужчин на его месте никогда бы такого не забыли. Она чувствовала себя ужасно виноватой, вновь его отвергая. Он был именно таким мужчиной, за какого ее родители хотели бы выдать ее замуж. Конечно, руки у него были слишком мягкими и изнеженными, а кожа практически никогда не подвергалась воздействию солнечных лучей, но это не могло служить основанием для того, чтобы отвергать его ради человека, который даже не дал себе труда узнать, жива ли она еще.

Бросив взгляд на дверь, Ричард наклонился к ней.

«Он собирается поцеловать меня. Сейчас я буду знать. Знать наверняка».

Но Ричард не поцеловал ее. Он лишь стиснул ей руку и сказал:

– Я так тебя люблю, что готов забыть о твоем похищении и не придавать этому никакого значения, как не придаю значения всему остальному.

– Всему остальному? О чем ты говоришь?

Он покачал головой, глядя на нее так, словно она была самым простодушным и наивным созданием на свете.

– Ну, ты же знаешь, индейская кровь и все такое прочее.