Приманка для денди

Глава 7

Не только в груди его кузины зрели мстительные замыслы против мистера Бомариса.

Леди Сомеркот, не настолько любящая мать, чтобы вообразить, что один из ее сыновей может испытать притягательную силу наследницы сильнее, чем Несравненный, с удовольствием воткнула бы ему меж ребер бриллиантовую булавку, которую носила в волосах.

Миссис Киркмихаэль с горечью думала, что, если учесть, сколько раз она уступала дорогу, чтобы угодить ему, он мог бы уделить капельку внимания ее долговязой дочери: жест этот не стоил бы ему ничего, а для Марии мог бы стать началом пути в высший свет.

Даже мистер Варкворс и леди Флитвуд высказались в таком духе, что со стороны Несравненного дурно вести себя столь легкомысленно с самой красивой девушкой этого сезона.

Несколько джентльменов, рабски копировавших до последней мелочи манеру одеваться мистера Бомариса, желали ему благополучно уйти за кулисы.

И только один голос не вливался в общий хор осуждения: леди Бридлингтон была в восторге от мистера Бомариса. Он не обращал внимания ни на одну другую девушку в комнате, прямо заявляя всему свету, что находит мисс Тэллант очаровательной: во всем Лондоне не было девушки милее, изящнее, снисходительнее, привлекательнее в своем благородстве! Вновь и вновь она повторяла Арабелле, что ее успех несомненен.

Лишь когда первые восторги несколько притупились, она смогла обратиться к Арабелле со словами предупреждения. Но чем больше крестная думала, что мистер Бомарис открыто ухаживал за девушкой, тем больше вспоминала, как много невинных душ сделались его жертвами, и тем больше убеждалась в необходимости для Арабеллы быть осторожной. Поэтому она произнесла серьезно, с оттенком беспокойства во взгляде:

— Я убеждена, любовь моя, что ты достаточно благоразумна, чтобы быть застигнутой врасплох! Но, как тебе известно, я заменяю тебе матушку и должна сказать, что мистер Бомарис — законченный повеса! Я не могу назвать число сердец, разбитых им! Бедная Тереза Хоуден — позднее она вышла замуж за лорда Конглтона — впала в депрессию и сделалась источником отчаяния для своих несчастных родителей! Об этом тогда говорили почти весь сезон!

Арабелла не была бы первой красавицей на двадцать миль вокруг Хейтрама, если бы не научилась отличать флирт от серьезных намерений, и она немедленно возразила:

— Я хорошо знаю, что комплименты мистера Бомариса ничего не означают. Разумеется, мне не грозит быть застигнутой врасплох, подобно гусыне!

— Надеюсь, что так, милочка!

— Вы можете быть уверены, что так. Если вы не возражаете, мэм, я намерена поощрить мистера Бомариса и извлечь из этого наибольшую выгоду! Он сам верит, что развлекается со мной, а я хочу использовать его в своих интересах! Но чтобы забыться — нет, невозможно!

— Пойми, мы не можем больше допускать, чтобы он отдавал тебе предпочтение! — произнесла леди Бридлингтон с необычной осторожностью. — Если он продолжит в том же духе, это будет сверх допустимого, хотя трудно сказать заранее! Однако события прошлого вечера показывают, что ты можешь проявить решимость, дорогая, за что я тебе глубоко признательна! — Она исступленно вздохнула. — Позволю себе утверждать, ты отовсюду получишь приглашения!

Леди Бридлингтон оказалась права. В течение двух недель она радовалась, имея по пять ангажементов на один вечер, и Арабелле пришлось разменять пятидесятифунтовую банкноту своего дяди сэра Джона, чтобы пополнить свой гардероб. Ее видели в Парке, в модное время для гулянья, рядом с Несравненным в его высоком фаэтоне. В театре вокруг нее собиралась толпа. Она познакомилась со всеми высокопоставленными людьми, даже получила два предложения замужества. Лорд Флитвуд, мистер Варкворс, мистер Эпворс, сэр Джеффри Мокамб и мистер Альфред Сомеркот (как самые знатные из ее окружения) бросили вызов мистеру Бомарису, а лорд Бридлингтон, путешествуя на скорых почтовых, вернулся с континента и обнаружил, что в его отсутствие мать наполнила дом неизвестными женщинами.

В умеренных выражениях он выразил неудовольствие в ответ на объяснения леди Бридлингтон. Он был коренастым, несколько тяжеловесным молодым человеком, более трезвым, чем можно было ожидать от его двадцати шести лет. Молодой лорд гордился своей рассудительностью, аккуратно устраивал свою судьбу, испытывая сильную неприязнь ко всему необычному, и осуждал фривольность тех, кто мог бы стать его закадычным другом.

Воодушевление матери, которая не проводила дома и одного дня из десяти, не находило отклика в его душе.

— Я допускаю, что она довольно хорошенькая девушка, — заявил Фредерик, — но в ее манере держать себя есть ветреность, чего я не могу одобрить, и то состояние брожения, в которое она привела тебя, вовсе не в моем вкусе. Я обеспокоен, мэм, предположениями, что вы могли сказать, а все остальные поверили тому, что мисс Тэллант — богатая наследница! — произнес он.

Леди Бридлингтон, которая имела обыкновение несколько раз изумляться одним и тем же вещам, с тревогой отозвалась:

— Что ты, Фредерик, я ни слова не говорила! Даже не представляю, как могла возникнуть эта абсурдная идея! Я сама страшно изумилась, когда узнала… Но ведь она же очень хорошенькая, и мистер Бомарис увлекся ею!

— Я никогда не откровенничал с мистером Бомарисом, — сказал Фредерик. — Мне нет дела до того, куда он клонит, и сожалею, что любую скромную женщину он стремится сделать объектом своих ухаживаний. Более того, давление, которое он оказывает на людей, которых я считаю более…

— Это не важно! — поспешно взмолилась его мать. — Ты же обещал мне вчера, Фредерик! Можешь думать о Бомарисе все, что тебе угодно, но даже ты не станешь отрицать, что от него зависит сделать популярным того, кого он захочет!

— Очень может быть, мэм, но я понял также, что в его силах убедить таких людей, как Эпворс, Мокамб, Карнаби и — должен добавить — лорд Флитвуд, предложить брак девушке, у которой нет ничего, кроме хорошенькой мордашки!

— Только не Флитвуд! — слабо запротестовала леди Бридлингтон.

— Именно Флитвуд! — неумолимо продолжал Фредерик. — Я, конечно, не хочу сказать, что он гоняется за богатством, но общеизвестно, что он не может себе позволить жениться на девушке, у которой нет ни пенни за душой. А ведь он интересуется мисс Тэллант гораздо заметнее, чем Хорас Эпворс. И это еще не все! Из намеков, оброненных в моем присутствии, из замечаний, высказанных непосредственно мне, я заключил, что подавляющее большинство наших знакомых уверено, что она является наследницей огромного состояния! Повторяю, мэм, что вы такого сказали, чтобы распустить этот глупый слух?

— Ничего! — вскричала бледная леди Бридлингтон почти со слезами. — Разумеется, я взяла на себя все заботы по осуществлению ее надежд. И это неправда, что у нее за душой нет ни пенни… Кроме того, у Софи тоже есть деньги!

— Тысяча или около того! — презрительно оборвал Фредерик. — Прошу прощения, мэм, но ничто не может быть более очевидным для меня, чем факт, что вы сказали что-то — неумышленно, полагаю, — и произвели всю эту кутерьму. Ибо я считаю это кутерьмой. Хорошенькая сложится ситуация, когда весь свет заговорит — а он заговорит, когда правда выйдет наружу, — что вы навязали обществу самозванку!

Это страшное предположение перевесило в уме леди Бридлингтон несправедливость всех остальных замечаний ее сына. Она сильно побледнела и воскликнула:

— Что же делать?

— Можете положиться на меня, мэм, я сделаю все возможное, — ответил Фредерик. — Как только представится возможность, я выскажусь в таком духе, что не представляю, откуда могла пойти такая молва.

— Полагаю, тебе следует так поступить, — согласилась его мать, поколебавшись. — Но умоляю, Фредерик, не ставь в известность весь свет, что тебе известно об этом деле! Тебе же нет никакой нужды входить во все подробности обстоятельств этой бедняжки!

— Это было бы неуместно с моей стороны, мэм, — ответил Фредерик с горячностью. — Я не несу ответственности за ее приезд в Лондон! Должен заметить вам, мама, что это вы занимались тем, чтобы пристроить ее подходящим образом, — и так неблагоразумно! Уверен, у меня нет предубеждений по поводу ее шансов на замужество. А так как вы намерены держать ее при себе, пока кто-нибудь не сделает ей предложения, я буду счастлив увидеть ее замужем так скоро, как только возможно!

— Мне кажется, ты слишком разошелся! — произнесла леди Бридлингтон, разражаясь слезами.

Ее душевное равновесие было грубо нарушено. Когда Арабелла внезапно вошла в комнату, она все еще вытирала глаза и нюхала успокоительное. В крайнем испуге Арабелла попросила рассказать ей о причине неприятности. Леди Бридлингтон, довольная проявлением внимания, благодарно пожала ей руку и без раздумий высказала все свои огорчения.

Опустившись на колени возле ее кресла, Арабелла слушала в удрученном молчании, ее ладонь безжизненно лежала в руке леди Бридлингтон.

— Это так дурно со стороны Фредерика! — заключила леди Бридлингтон. — И так несправедливо, уверяю тебя, дорогая, я ни одной душе не сказала ни слова! Как он мог только подумать, что я поступила так? Надо быть совершенно безнравственной, чтобы пустить такой лживый стух, и глупой, и вульгарной, и это так отвратительно! Почему только Фредерику вздумалось, что я могу так забыться в отношении приличий, не могу понять!

Арабелла поникла головой; чувство вины и стыд душили ее, она не могла говорить. Леди Бридлингтон, не поняв ее замешательства, испытывала угрызения совести от того, что так беспечно проявила откровенность, и продолжала:

— Я не должна была говорить тебе это! Во всем виноват Фредерик, и осмелюсь утверждать, он все преувеличивает, он всегда так делает! Ты не должна расстраиваться, дорогая, ведь даже если бы все было правдой, глупо предполагать, что такие люди, как мистер Бомарис, или молодой Чернвуд, или великое множество других, кого я могу назвать, хоть на волос заботились бы, богатая ты девушка или бедная! И Фредерик наведет во всем порядок!

— Как он сможет это сделать, мэм? — осмелилась спросить Арабелла.

— О, когда он заметит недоверие, то найдет доводы, чтобы рассеять смешные слухи! Ничего особенного, просто высветить истину! Мы не должны этим заниматься, и я сожалею, что заговорила с тобой об этом.

Всем сердцем Арабелла жаждала мужества, чтобы признаться во всем. Но не могла. Наконец, леди Бридлингтон закончила бессвязную речь, раздраженно пожаловавшись на несправедливость Фредерика, удивляясь, какая причина могла побудить молодого человека думать, что его мать столь дурно воспитана, чтобы распространять вздорные слухи, и восклицая, что если бы его отец был жив, он устроил бы ему один из своих знаменитых разгонов. В этот момент Арабелла произнесла подавленным тоном:

— Так поэтому — поэтому, мэм, все так вежливы со мной?

— Разумеется, нет! — подчеркнуто резко ответила леди Бридлингтон. — Ты должна учитывать, дорогая, сколь много, действительно много друзей у меня в Лондоне, и верить, что они примут тебя ради меня! Не то, чтобы совсем так, но ведь когда ты была никому не известна, именно моя поддержка направила тебя на путь истинный.

Утешая, она похлопала Арабеллу по руке.

— Кроме того, ты так блестяща, так красива, и нет ничего удивительного в том, что у тебя столько поклонников. А главное, Арабелла, следует помнить, что свет всегда устремляется за модой, и мистер Бомарис сделал тебя популярной своими ухаживаниями и совместными прогулками в фаэтоне, это, конечно же, большая честь, уверяю тебя!

Арабелла все еще оставалась сидеть с поникшей головой.

— Неужели лорд Бридлингтон собирается всем объявить, что у меня ничего нет, мэм? — спросила она.

— Боже милосердный, конечно же, нет, дитя мое! Это было бы непоправимо, и надеюсь, что у него все же больше здравого смысла! Просто он скажет, что слухи были сильно преувеличены — этого будет достаточно, чтобы отпугнуть охотников за приданым, но на честного человека никак не повлияет!

Арабелле не суждено было испытать горького разочарования, убедившись, что обычные ее поклонники отступились от нее, когда в следующий раз она появилась на ассамблее у Альмаков.

Вальс, на который многие люди старых правил все еще смотрели неодобрительно, долго прокладывал себе путь к Альмакам, но установилось неписаное правило, что леди де должна рисковать, соглашаясь танцевать его, хотя одна из патронесс определенно выразила свое одобрение этому танцу.

Леди Бридлингтон позаботилась, чтобы эта существенная условность произвела достаточное впечатление на Арабеллу, поэтому девушка отвергла все просьбы выйти на паркет, когда скрипки грянули вальс. Она знала, что ее папа не одобрил бы танца, но никогда не осмеливалась сообщить ему, что они с Софи выучились фигурам у друзей, двух мисс Кейтерхэм, очень решительных девушек.

Арабелла опустилась в кресло у стены, рядом с леди Бридлингтон, и сидела, обмахиваясь веером, пытаясь не выглядеть так, словно она долго не порхала по паркету. Одна или две более удачливые девицы, с неудовольствием наблюдавшие взлет ее популярности, бросали на нее взгляды такого сострадательного превосходства, что Арабелла должна была вспомнить все папины поучения, чтобы удержать неуместные чувства, теснившие ее грудь.

Мистер Бомарис, одетый для дневного посещения, хотя наступил вечер, появился за десять минут до того, как двери безжалостно закрылись перед опоздавшими, — видимо, лишь для того, чтобы угодить жене австрийского посла. Он заметил Арабеллу и обрадовался, правильно угадав ее чувства. Внезапно молодой джентльмен оросил лукавый взгляд на принцессу Эстергези и спросил:

— Могу я пригласить эту крошку на танец?

Она подняла красивые черные брови, слабая улыбка тронула ее губы:

— Здесь, мой друг, ты не первый. Думаю, тебе не следует этого делать.

— Знаю, что не следует, — ответил мистер Бомарис, обезоруживая ее быстро. — Именно поэтому я прошу вас, принцесса, представить меня этой леди как подходящего партнера.

Она поколебалась, переводя взгляд с него на Арабеллу, затем засмеялась и пожала плечами:

— Ну, хорошо! Она не старается пролезть вперед, и я нахожу ее стиль превосходным. Идемте!

Арабелла, увидев перед собой одну из самых грозных патронесс, быстро поднялась.

— Вы не танцуете, мисс Тэллант? Позвольте представить вам мистера Бомариса как наиболее подходящего партнера, — произнесла принцесса, адресовав несколько саркастическую улыбку мистеру Бомарису.

Арабелла сделала реверанс, вспыхнула и почувствовала сожаление за то, что испытывала триумф над этими леди, которые были настолько добры, что взирали на нее с сожалением.

Мистер Бомарис повел Арабеллу по паркету, обхватил талию одной рукой, подняв ее правую руку с легким пожатием. Девушка, без сомнения, хорошо танцевала, но ощущала сильное волнение — отчасти потому, что никогда не танцевала вальс на больших собраниях, только во время занятий с мисс Кейтерхэм, а отчасти потому, что было очень странно чувствовать такую тесную близость с мужчиной. В течение нескольких кругов она отвечала мистеру Бомарису наугад, сосредоточившись на движении ног. Мисс Тэллант была настолько ниже его, что ее голова доходила лишь до его плеча; поскольку она испытывала смущение, то не смотрела вверх, ограничившись лицезрением его жилета.

Мистер Бомарис, который не имел привычки столь пристально изучать молодых девушек, находил ее застенчивость забавной и довольно привлекательной. Спустя некоторое время он решил, что у нее было достаточно времени, чтобы прийти в себя, и произнес:

— Не правда ли, замечательный жилет, мисс Тэллант?

Это замечание заставило ее поднять глаза вверх, и в тот же миг она рассмеялась. Арабелла выглядела такой восхитительной, и ее большие глаза встретили его взгляд так искренне и бесхитростно, что в груди его зашевелилось нечто большее, чем простое желание развлечься. Однако у него не было намерения вступать на тернистый путь с этой или любой другой хорошенькой крошкой, и он добродушно заметил:

— Существует правило — во время танца вести любезный разговор. Я уже обратился к вам с тремя не очень предосудительными фразами, однако ни на одну из них не получил ответа!

— Но вы же видите, я сосредоточилась на шагах, — призналась она серьезно.

Решительно, этот ребенок был живой сменой поколения девиц! Ему казалось, что если бы он был молод, то легко мог бы поддаться ее обаянию. Счастье, что ему уже тридцать и его давно не соблазняют хорошенькие личики и наивные манеры, — он знает, что это надоедает, и от женщины, на которой он однажды женится, ему нужно нечто большее. Он еще не нашел того, что ему надо, даже не представлял, что это может быть, и был совершенно предан холостяцкому образу жизни.

— Это абсолютно необязательно, — произнес мистер Бомарис. — Вы изумительно танцуете. Не станете же вы утверждать, что это ваш первый вальс?

Мисс Тэллант не собиралась сообщать ему ничего подобного и уже сожалела о своей неожиданной откровенности.

— Боже мой, конечно, нет! — ответила она. — Но, во всяком случае, у Альмаков я танцую его впервые.

— Я счастлив в таком случае, что мне выпала честь впервые вывести вас на этот паркет. Вы, несомненно, будете осаждены всеми присутствующими мужчинами, которые теперь убедились, что вы не возражаете против вальса.

Она ничего не ответила и вновь принялась рассматривать его жилет. Мистер Бомарис взглянул на нее сверху вниз, тень насмешки чудилась в его улыбке.

— На что это похоже, мисс Тэллант, — быть предметом увлечения целого города? Вам это нравится или ваши северные победы отбили у вас вкус к подобным вещам?

Она подняла глаза.

— Боюсь, мистер Бомарис, что вы затрагиваете тему, которую — которую я просила бы вас никогда не поднимать!

Взгляд его стал сардоническим, но он ответил холодно:

— Уверяю вас, мисс, я посвятил в ваши обстоятельства лишь одного человека — лорда Флитвуда.

— Так это он… — Арабелла осеклась и покраснела.

— Очень может быть, — согласился он. — Вы должны покарать его. Такие вещи непременно выходят наружу.

Ее губы дрогнули. Мистер Бомарис с удивлением ждал, о чем она заговорит: о том ли, как он смеялся над ее манерами, или скажет всю правду. Что касается до самой Арабеллы, мистер Бомарис отбросил недолгие сожаления. Она в свое время вернется в северную глушь, выйдет замуж за краснолицего сквайра и до конца жизни станет рассказывать о своем бриллиантовом сезоне в Лондоне. Он вновь посмотрел на нее и подумал, что будет жаль, если ей предстоит скоро вернуться. Может быть, к концу ее лондонского сезона он будет только рад, что она уезжает, но в настоящее время ему нравилось слегка волочиться за ней.

Музыка умолкла, и партнер повел ее в одну из соседних комнат, где их ждали прохладительные напитки. Они оказались не очень взыскательными, самым крепким был легкий кларет. Мистер Бомарис протянул стакан лимонада Арабелле и произнес:

— Позвольте поблагодарить вас за несколько восхитительных минут, мисс Тэллант, давно я так не наслаждался танцем.

Он получил в ответ лишь слабую улыбку и наклон головы, которые были одновременно и красноречивы, и недоверчивы, что привело его в восторг. А она не глупа, маленькая мисс Тэллант! Он занимался этим новым спортом в надежде вызвать ее на дерзость, но в этот момент к ним подошли два джентльмена. Арабелла уступила просьбам мистера Варкворса и удалилась под руку с ним.