Я ворочалась из стороны в сторону. Обычно пружина, выступающая из матраса точно между лопаток, меня не беспокоила. Но сегодня я чувствовала ее, словно кинжал, режущий меня медленно и мучительно. Вздохнув, я выпрямилась и увидела, как последние угли костра просвечивают сквозь мою палатку, прежде чем погаснуть. Чего я, собственно, ожидала? Что смогу танцевать наравне с Софией?
Наравне с такой танцовщицей, которая притягивала к себе каждый взгляд? Что у меня был хоть один шанс продержаться рядом с ней? Я должна быть благодарна Элиа за то, что он избавил меня от возможного позора. В то время как почти все стэндлеры знали, как справиться с ритмом и качанием бедер, мои суставы, казалось, были сделаны из винтов, а бедра – из деревянных блоков.
Я надула щеки и уткнулась лицом в подушку.
Черт возьми, я была такой ревнивой, глупой коровой. Я бы сама себе не понравилась, если бы мы встретились. Такая слабая, такая… растерянная. Мое сердце разрывалось, – ревность держала в своих объятиях, потому что, в конце концов, я любила ее. Я любила Софию так сильно, как можно любить сестру.
Никогда не смогла бы представить себе жизнь без нее. И все же было так ужасно больно, когда Элиа вновь и вновь выбирал ее, пока я протягивала к нему руки.
Я вытерла глаза и натянула одеяло на голову, надеясь когда-нибудь все-таки заснуть. Напрасно. Слишком много картин проносилось перед моими открытыми глазами, заставляя меня бодрствовать.
Я представляла, как Элиа опускал глаза, держа ее в своих крепких объятиях. Представляла, как София смотрела на него. Как они склонялись друг к другу…
Внезапно я услышала испуганный крик. Взволнованно вскочила и на коленях поползла ко входу палатки. Луна освещала тихий лагерь, который, казалось, спокойно спал, несмотря на пронзительный крик. Может быть, я ослышалась, но затем обнаружила золотистое мерцание, которое выделялось на фоне серебряного света луны. Зан Захрай выскочила из повозки, держа дрожащими руками масляную лампу, бросавшую тень на ее морщинистое лицо. От историй на ее лице у меня по предплечьям побежали мурашки. Не мешкая, я побежала к ней, чтобы успокоить. Нередко пожилая женщина страдала от кошмаров.
Какие образы мучили ее на этот раз?
– Все в порядке?
– Где Элиа? Где София? – Когда она произнесла имя Софии, мне стало жутко. Таким тоном она обычно говорила лишь о мертвых. Призраках прошлого.
– Они на фестивале танцев. Как ты и советовала Элиа, Зан Захрай. Разве ты не помнишь?
– Где она? – Ее ресницы трепетали, как крылья комара. – Где она-а-а?!
– Она все еще гуляет с Элиа, Зан Захрай, – спокойно ответила я, положив руку на ее впалые плечи. – Успокойся. Элиа присматривает за ней. Ты же его знаешь… – Он не допустит, чтобы с наследницей Рей что-то случилось.
Но взгляд Зан Захрай стал еще более диким. Еще более свирепым, так что я невольно отступила на шаг.
– Где она?
– Зан Захрай…
Она вихрем пронеслась мимо меня и, насколько позволяли ее старые кости, побежала к каменному мосту.
– Подожди же, – взволнованно вздохнула я и последовала за ней. Паника охватила меня, я почувствовала опасность прямо за собой, почувствовала, как она щекочет мой затылок.
Что с Софией? Что видела Зан Захрай?
Стук моего сердца отдавался в горле. Как будто я проглотила его.
– Зан Захрай! – прохрипела я, поморщившись от острого камня, что вонзился в подошву моей ноги. От боли я скривила губы и остановилась. Горячая кровь сочилась из раны, пока я следила за старейшиной племени, которая приближалась к солдатам у ворот Медного города.
Его взгляд заставил меня нервничать. Во мне бушевала яростная буря. Чувства, которым я не могла дать название, лишили меня воздуха. Мне было жарко и холодно. А затем стало стыдно за свои действия. Я все еще ощущала металл под большим пальцем, словно порезалась о него. Это было восхитительно. И было бы еще более восхитительным, если бы часы исчезли в моей ладони, а затем в кармане юбки. В свете нашего костра они наверняка выглядели бы, как сам Медный город. Я бы наслаждалась их красотой, как сорока. Они лежали бы у меня под подушкой, словно самое большое сокровище, которым я владела. Элиа был бы поражен. Великолепие этих часов затмило бы его нелепое кольцо. Я бы победила.
Но стыд за эти мысли взял верх.
Он не без причины смотрел на меня с осуждением. Он имел полное право заклеймить меня тем, кем я была. Мерзкой воровкой.
Слезы застелили глаза, когда я смешалась с танцующими. Музыка уходила все дальше и дальше на задний план. Осталось лишь постоянное тиканье рыночных часов. Тиканье… Его глаза.
И его прикосновения. Я все еще чувствовала руку на своем запястье. И его запах.
– Вот ты где! – Элиа схватил меня за руку и крепко притянул к своей груди. Я не смотрела на него, когда он обвил руками мою талию и прижал к себе, пока между нами не осталось ни единого сантиметра. Его пропитанное алкоголем дыхание коснулось моих щек.
– У меня есть для тебя прекрасный подарок! – Я знала, что он имел в виду кольцо. Я почувствовала его ладонь у себя за спиной.
– Я хочу уйти, – мой голос сорвался. Я быстро вытерла лицо, чтобы скрыть предательские слезы. Он не должен их увидеть. Стэндлеры называли их жемчужинами души. Глаза могут лгать. Но не слезы. Они были самой чистой и честной историей, которой могло поделиться мое лицо.
Элиа не мог не заметить, что меня что-то выбило из колеи. Его лицо побелело, и он торопливо схватил меня за руки. При этом провел медным пальцем по тыльной стороне моей ладони.
– Раз, два, три, четыре… десять, – обеспокоенно пересчитал он, с облегчением выдохнул и запечатлел нежный поцелуй на моей руке. Его губы ощущались на ней словно синяк. Я чувствовала их. Колко и влажно.
– Хвала небесам. У тебя все пальцы на месте.
– Жить можно и с девятью, – произнесла это так тихо, что даже не была уверена, услышал ли он меня.
– Я просто боялся, что…
– Да! – перебила я его и вытерла поцелуй с кожи. – Я знаю. Пойдем, Элиа.
– Что случилось?
– Идем!
Я уклонилась от еще одного прикосновения и вырвалась из его объятий.
В детстве мы часто играли в догонялки. Тогда он был быстрее меня. Но в какой-то момент я начала обгонять, что невероятно раздражало его. Даже сейчас он следовал за мной по пятам. Так близко, что я могла слышать его дыхание, но все же достаточно далеко. Я продиралась сквозь толпу, внимательно следя за ним, пока мы не свернули в переулок к лагерю. Там было всего несколько факелов и странный клубящийся туман, который нависал, словно покрывало, над стеклянными крышами, чтобы напомнить их обитателям, что пора ложиться спать.
Проход через стальные ворота патрулировали два металлических солдата, которые молча, не удостоив взглядом, пропустили нас.
Как только мы оставили стальные ворота позади и дошли до моста, меня нагнал свежий ночной воздух. Он трепал мои волосы. Бил меня в лицо и высушивал слезы.
– Не хочешь рассказать, что произошло? – осторожно спросил Элиа.
– Нет. – При всем желании я не смогла бы объяснить. Описание чувств никогда не было моей сильной стороной.
Костер нашего народа уже потух. Он описывал в небе тонкие завитки дыма, которые курчавились, пока наконец не растворялись. Сон царил над палатками и повозками.
И затем я заметила ее. Зан Захрай, которая уже ждала нас у моста.
В своей дряблой руке она держала керосиновую лампу и бежала нам навстречу. Паника охватила меня, когда я увидела, как сверкают ее глаза. Воспоминание о последнем разе, когда она так на меня смотрела, ощущалось, как удар в живот. В день, когда умирал мой отец.
– Что случилось? – спросила я.
– Элиа! – рассерженно воскликнула она, и он, тяжело дыша, подошел ко мне. Я чувствовала его горячую грудь у себя за спиной.
– Вот вы где. Мне приснился страшный сон. Сон!
Для Зан Захрай сны всегда были чем-то меняющим сознание.
Они показывали вещи, которые могли произойти, дела, которые занимали мысли. Иногда это были страхи или желания. Или ужасная истина. Она увидела умирающего отца до того, как он заболел. Все же путь к Фриоле был тяжелым.
Чудо, что многие из нас смогли пережить его. Пустошь могла быть настоящей засадой из погодных условий. Холод проникал в нее, делая уязвимой.
Зан Захрай – загадка сама по себе. Ее седые волосы щекотали щеки, когда она прижималась ко мне. Ее лицо было залито слезами.
– Что ты видела? – затаив дыхание, спросил Элиа и пронзительно посмотрел на старейшину. В отличие от меня он верил каждому ее видению. Но сегодня Зан Захрай напугала и меня. Это не было постановкой. Все было всерьез. Она схватила меня за плечо и поцеловала в щеку.
– Я видела нашу Софию.
– И? – Испугавшись, я вырвалась из ее хватки.
– И… – Она распахнула глаза так широко, что они, казалось, чуть не выпали из орбит. – Ты танцевала. – Ее пальцы скользили по моей щеке, шее, пока она не вцепилась в мое плечо. Взгляд стал неистовым.
– Да, я танцевала.
– Мы были на фестивале танцев, Зан Захрай, – деликатно произнес Элиа. Но Зан Захрай яростно покачала головой. Не хватало только, чтобы ее глаза засветились угрожающе-красным. Она была похожа на обезумевшую темную душу.
– Ты танцевала со смертью, София!
В страхе я вновь вырвалась из ее хватки. На коже остался след от ее ногтей. Они разорвали мою кожу, оставляя красные полосы, прожигающие себе путь до ключицы. Что-то горячее побежало по моему плечу, и я ощутила ржавый запах крови в воздухе. Я посмотрела на Элиа. Его взгляд был направлен вдаль.
Нет!
Я ошеломленно покачала головой, когда прочитала на его лице, о чем он думал. Что бы он сделал.
– Мужчина, – внезапно прорычал он. – Что он с тобой сделал?
– Ничего! – завизжала я и нервно посмотрела на ворота, где только что патрулировали металлические солдаты. Но их уже не было видно. Тени поползли по переулкам. Свет потускнел, а густой туман почти добрался до реки.
– Ты плакала, – настойчиво напомнил он, сжав руки в кулаки. – Что сделал этот мужчина?
– Ничего! – И это было правдой. Подыскивая слова, я отступала шаг за шагом, но он держал меня мертвой хваткой.
– Ты делаешь мне больно! – вскрикнула я. Но он не разжал руку.
– Элиа! – громко позвала Зан Захрай. – Элиа, хватай ее! Быстро! Мы должны ее спрятать! Она убежит. Я вижу это!
– Нет! – завизжала я. – Она бредит, Элиа! Отпусти меня! Ничего не случилось!
Но Элиа был безжалостен. Он схватил меня и с легкостью перекинул через плечо. Мне едва хватало воздуха, чтобы дышать, когда его кости вонзились в мои ребра. Желчь подкатила к горлу.
– Отпусти меня! – закричала я.
Я яростно ударила его. Схватила за волосы и пинала.
– Быстрее, Элиа. Я вижу, как он идет. Он придет за ней. Заберет ее с собой!
– Куда? – полным отчаяния голосом спросил Элиа и ударил меня по спине, отчего я чуть не задохнулась. – Помолчи!
– Я не знаю, Элиа. Но я видела. София…
Ее голос сорвался, и я пихнула Элиа коленом в ребра.
– Отпусти меня!
Но Элиа больше не слушал. Он обхватил мои бедра и притянул плотнее к своей талии, чтобы я не смогла бить его кулаками в грудь. С трудом опустив меня на ноги, он быстро обхватил меня руками. Я чувствовала себя куклой, с которой можно сделать все, что угодно. Но дочь Ооли Рей не позволяла так с собой обращаться. Нет! Я собрала слюну и выплюнула ему каждое ругательство, которое знала. Пускай мой язык сгорит. Мне было все равно!
– Отпусти меня, проклятый идиот!
– Элиа! – вдруг я услышала заинтересованный голос Яны.
Она шла, хромая и протягивая мне руку, которую Зан Захрай грубо отбила.
– Не вмешивайся, Яна! Это дела наследников.
– Вы делаете ей больно! – закричала Яна, присоединившись к плачу, что еще сильнее подстрекало меня. Я послала ей взгляд, на который она ответила яростным покачиванием головы. Ее пальцы дрожали, она обхватила себя за талию, словно могла упасть без сил в любой момент. Но Элиа был непреклонен и холоден. Схватив Яну за плечо, повернул к себе и обрушил на нее слова, словно это были кинжалы, которые он метал:
– Это. Тебя. Не. Касается.
– Элиа… прошу! – плакала я, наблюдая, как он отталкивает Яну. – Элиа, пожалуйста, не надо!
– Нет! – угрожающе прорычал он и распахнул дверь. Дверь в свою повозку. В ней пахло табаком и пряными травами, которые висели над кроватью.
– Мы должны защитить тебя!
– Меня не нужно защищать. Ничего не случилось! – Рука Элиа крепко прижалась к моему рту.
– Тихо! Помолчи ты уже наконец!
– Я видела его! – прошипела Зан Захрай громче морозного ветра, пронесшего по нашему лагерю. – С золотыми глазами… С серебряной аурой. Он станет ее судьбой, если найдет, Элиа. Мы должны быть осторожны. Охранять ее. И мы должны как можно скорее исчезнуть!
– Я не спущу с нее глаз, – заверил он ее и отпустил руку, прежде чем я успела укусить ее.
– Это ради твоего же блага! Ты знаешь, что я всегда желаю для тебя лучшего!
– Заперев меня как пленницу? Отнимая у меня остатки моего достоинства? Забрать у стэндлера свободу хуже, чем каждый удар, каждая пытка. Это хуже, чем смерть, Элиа. Хуже, чем все, что ты когда-либо мог со мной сделать. И ты это знаешь! – Я глубоко вздохнула и скрестила на груди руки в надежде, что он отпустит меня, но он встал передо мной, преграждая путь к двери. Я знала, что он не отступит. Я могла бы умолять его. Могла бы и дальше рыдать перед ним. Но он бы никогда не услышал меня.
– Я хочу уйти.
– Нет, – возразил он, но теперь выглядел разбито, словно все еще обдумывал мои слова. Он знал, о чем я говорила. Знал, что только что предал принципы и идеи, по которым жил наш народ. И собирался отнять у меня все из-за одного глупого видения.
– Если ты останешься здесь со мной, я не буду запирать тебя, – мягко сказал он и протянул мне руку, которую я оттолкнула. Разочарование в его поступке сжигало меня изнутри.
– Выпусти меня, Элиа! Пожалуйста, позволь мне выйти. Он покачал головой.
– Это ради твоего же блага, – вновь объяснил он, словно это было единственным, что он мог сказать.
– Выпусти меня.
– Я хочу защитить тебя.
Сморщенная рука Зан Захрай теперь красовалась на его поникших плечах, словно печать авторитета. Независимо от того, что бы сейчас она сказала, Элиа сделал бы все, что от него требовалось.
– Мы должны уехать, Элиа. Утром.
Элиа кивнул. Он не стал спрашивать почему. Он делал то, что требует от него старейшина. Я воспользовалась моментом, бросая на них неодобрительные взгляды, и протиснулась мимо него, задела его плечо и стукнулась коленом о дверь, прежде чем успела улизнуть. Но следом я почувствовала, как он обхватил меня рукой и затащил обратно в повозку. Завизжав, я отбивалась. Пнула его и шлепнула по лицу, пока он не прижал к моему рту тряпку. Я хватала воздух, ощущая сладкий аромат травы, которую Зан Захрай обычно использовала, чтобы забрать боль.
– Сон-трава? – недоверчиво спросила я и тут же почувствовала, как силы покидали меня, а мой голос превратился в протяжное эхо. – Ты хочешь меня отравить?
– Не отравить, – услышала голос Элиа. Я чувствовала, как слабели мои мышцы, и я начала оседать в его руках.
– Лишь защитить, Фия. Я просто хочу защитить тебя.
За его спиной я видела огни, которые постепенно гасли.
Они сияли через открытую дверь повозки Элиа. Мой народ проснулся от шума. У нас, стэндлеров, всегда был чуткий сон. Мы бежали, когда начинало пахнуть жареным. Шум свидетельствовал об этом. Шум или мертвая тишина.
– Фия, – мягко произнес Элиа, но я уже не могла ему ответить.
Мой мир начал вращаться, а вместе с ним и мои мысли. Он предал меня. Сделал меня безвольной, накачав лекарством.
Тихие слезы бежали по моим щекам.
– Фия, скажи что-нибудь.
Но я не сказала, да и не могла бы ничего сказать. Моя гордость оказалась зажатой где-то между Медным городом и его повозкой. Там, где я уже не могла с ним связаться.
– Скажи мне, как звали того мужчину. Я должен знать!
«Этан», – подумала я.
Но им я этого не сказала. Не после того, что они со мной сделали.