— Кофе отличная штука в такой ситуации, — проговорил Мэтт, возвращаясь к работе. — Тебе нет необходимости оставаться тут. Я проверю все системы, когда закончу с этой работой. Ты еще успеешь поздороваться с Томом, прежде чем он отправится в школу.
Флер задумчиво заправила за ухо прядь непокорных волос. Она испытывала странную смесь чувств. Вначале, когда увидела Мэтта в оранжерее на месте своего отца, она испытала удивительную радость. Он делал именно то, что следовало делать, что она всегда видела в своих мечтах, когда грезила о счастливой совместной жизни. Он не забывал и о Томе, отчетливо понимая, в чем сын сейчас нуждался больше всего — мальчик должен был чувствовать себя в безопасности. Однако в этом и таилась угроза: Мэтт ясно давал ей понять, как слабы и беспомощны она и ее отец, насколько лучше сыну будет с ним. Как это ужасно! Но вслух Флер произнесла:
— Наверное, я так и сделаю, если ты и вправду справишься без меня.
Она торопливо пила кофе, обжигая губы. Ему нет до нее никакого дела. Она даже не удосужилась причесаться, а уж о выборе одежды и говорить не приходится. Он наверняка привык иметь дело с другими женщинами, красивыми и ухоженными.
— Увидимся позже, Мэтт.
Как ей хотелось, чтобы он поднял взгляд, посмотрел на нее так, как смотрел раньше…
Руки Мэтта дрожали. С той самой минуты, когда Флер появилась на пороге оранжереи с растрепанными волосами, в пижаме, поверх которой наскоро натянула старый серый свитер, и без малейших признаков косметики на бледном лице, он чувствовал себя на краю гибели. Он так сильно желал ее, что не мог думать ни о чем другом. Так всегда было в ее присутствии — с самой первой их встречи. Обнять ее, прижать к себе, зная, что слова им не нужны…
Как же глубоко он похоронил свои чувства! Его единственной заботой было создание собственной империи, и он самодовольно полагал, что эмоции больше не властны над ним. А теперь он видел, что вел себя как самонадеянный эгоистичный мальчишка…
— Флер… — проговорил он, поднимая взгляд.
Она смотрела прямо на него, потом попятилась, не подозревая о том, что происходит за ее спиной, — дверь в теплицу внезапно открылась, и она очутилась в объятиях Чарли Флетчера.
— Чарли! — воскликнула Флер и покраснела, точно застигнутый врасплох ребенок. — Я не знала, что ты вернулся.
Чарли Флетчер продолжал держать ее за плечи.
— Я услышал про твоего отца… Почему ты мне не позвонила? Я бы давно уже был здесь! Чем я могу тебе помочь? — Он неожиданно замолк, вдруг поняв, что они не одни. — Так что мне сделать для тебя, Флер?
Мэтт с удовольствием бы вышвырнул его вон, настолько нестерпимо было видеть чужие руки, обнимающие Флер, но он сдержался. Шесть лет… Ты просто уехал, не писал и не звонил ей… Горшок с фуксией, который Мэтт держал в руках, разлетелся вдребезги, разбрасывая вокруг землю, компост, пластик и останки потенциального победителя Челси. Флер стояла к нему спиной, но чувствовала, как взгляд Мэтта буквально прожигает ее. Чарли вел себя как человек, имеющий на нее права, а она уверяла Мэтта, что они всего лишь друзья.
Разбившийся горшок дал Флер замечательный повод высвободиться из объятий Чарли и заняться уборкой, в то время как Мэтт и Чарли продолжали сверлить друг друга взглядами, стоя в разных концах теплицы.
— Мэтт, ты в порядке? Не порезался? — Флер попыталась хоть как-то разрядить обстановку.
Он покачал головой:
— Да, растение пострадало гораздо больше.
— Оно сыграло в ящик, — мрачно провозгласил Чарли.
— Нет, фуксии так просто не сдаются, — проговорила Флер дрожащим голосом. — Чарли, ты помнишь Мэтта Хановера?
Тот кивнул:
— Да, я слышал, что ты вернулся, Мэтт.
— Новости тут разносятся быстро, — ответил Мэтт. — Послушай, Флетчер, заходи или выходи, в любом случае нужно закрыть дверь теплицы. Из-за тебя тут сквозняк.
Флер поместила пострадавшее растение в новый горшок и посмотрела сначала на одного, потом на другого:
— Надеюсь, вы меня извините, мне нужно одеться.
Она устремилась в открытую дверь теплицы и буквально побежала к дому.
— Флер, подожди! Мне надо поговорить с тобой! — закричал ей вслед Чарли. — Постой! Он, что же, был здесь с тобой, пока твой отец в больнице?
Флер остановилась. Ее первым порывом было все отрицать, продолжать делать то, что она делала всю свою жизнь, и таким образом поддерживать нелепую распрю, отравившую существование и ей, и Мэтту. Если бы у нее достало отваги выступить против родителей, защитить свою любовь, бороться за свою мечту, сейчас она бы не оказалась в таком жалком положении! И она, и Мэтт сделали свой выбор — и проиграли. Но Том… У него вся жизнь впереди, и он имеет право знать, кто он. Знать свою историю. Пора выступить из тени. Ее отец знает правду, и все должны узнать ее тоже.
Она повернулась к Чарли, заставила себя посмотреть ему прямо в глаза:
— Извини, но я думаю, что тебя это не касается.
— Конечно, касается. — Чарли казался явно озадаченным ее реакцией. — Ты знаешь, я всегда готов прийти тебе на помощь. Тебе стоило только…
— Чарли… — Флер дрожала, собирая в кулак всю свою волю. — Прости, но ты должен понять, что Мэтт и я…
— Мэтт и ты? Как это? Он же Хановер!
— Флер тоже Хановер, — вмешался Мэтт, подходя к ним. — Она носит мою фамилию. Мы поженились шесть лет назад. Флер моя жена. Том мой сын. — Чарли окаменел от изумления, пытаясь понять то, что сказал Мэтт, и он продолжил: — Ты в порядке, Флер?
— Как это она может быть в порядке, черт возьми!
Флер закричала от ужаса, увидев, как кулак Чарли Флетчера обрушивается прямо в лицо Мэтту. Тот не сделал попытки ни защититься, ни уклониться от удара, только поднял руку, чтобы утереть кровь с разбитой губы, и пристально смотрел в спину Флетчера, размашисто зашагавшего к выходу.
— Господи, Мэтт! — Флер попыталась вытереть ему кровь рукавом своей пижамы. — Ты это заслужил, честное слово! Вы оба вели себя как неандертальцы. Что на тебя нашло? Ты же видел, как он расстроен!
— Ему надо было выместить гнев на ком-нибудь, и пусть уж лучше это буду я.
— Чарли не способен причинить мне вред.
— Такие спокойные люди, исполненные самообладания, и есть самые опасные.
— Ты совсем с ума сошел. Он никогда не пытался… не отваживался на что-нибудь большее, чем поцелуй в щеку.
— Он считал себя вне конкуренции. Не сомневался, что ты выйдешь за него — по крайней мере он так сказал тому человеку, которому я поручил все разузнать о тебе и Томе.
— Вот как! Значит, ты нанял человека, чтобы он все разнюхал! Порасспрашивал обо мне!
— Я должен был знать, что меня тут ожидает, Флер! Прошло так много времени, и у тебя были все основания, чтобы…
— Ты мог бы просто поднять трубку и набрать мой номер, Мэтт! — Флер не знала, плакать ей или смеяться. В конце концов она проговорила: — Пойдем, приложим лед к твоей губе.
На кухне, приложив пакет замороженной фасоли к разбитому лицу Мэтта, она вздохнула:
— Я не хотела обидеть Чарли. Я не подозревала, что он…
— Да, такое случается. Ничего, он как-нибудь залижет свою рану.
— Ты сказал ему… сказал о нас.
— Не думаю, чтобы он тут же помчался по деревне с этой сенсационной новостью.
— Да, но к концу недели все будут знать, что мы женаты.
— Ты против?
Флер покачала головой:
— Я подумала о твоей маме. Лучше, чтобы ты сам ей все рассказал прежде, чем до нее дойдут сплетни.
— Займусь этим, как только закончу с растениями. Пойди прими горячий душ, ты вся застыла.
Мэтту не хотелось положить конец их внезапно возникшей близости, но пора было возвращаться к неотложной работе. Ему придется заботиться о фуксиях старого Сета до самой выставки в Челси.
— Мама дома? — спросил Мэтт у секретарши Люси, едва возвратившись из теплицы Гилбертов.
— Нет, она отменила все встречи, сказала, что у нее неотложное дело.
— Не знаешь, что бы это могло быть?
— Не имею ни малейшего представления. По правде, она казалась такой обеспокоенной последнее время… Мне кажется, это как-то связано с тем, что ты подстриг изгородь Гилбертов. Она даже стала разговаривать сама с собой! Однажды я видела, что она плачет.
— Плачет?
Мэтт никогда не видел слез матери. Она не плакала, когда умерла их собака, когда однажды сломала себе запястье и даже когда умер отец.
Флер разбирала почту, надеясь отыскать там письмо от компании «Мартин и Лорд», предлагавшей ей выгодного покупателя амбара, когда зазвонил телефон. Подумав, что ей могут звонить из больницы, она решила ответить на звонок, не надеясь на автоответчик.
— Флер!
Что-то в голосе Мэтта встревожило ее.
— Что-нибудь случилось?
— У тебя все в порядке?
— Ты имеешь в виду Чарли? Он пока не появлялся.
— Нет, я о своей матери. Она не приходила?
— Нет, а что произошло? Она бурно отреагировала на твою новость?
— Я еще не поговорил с мамой, но, боюсь, был немного груб с ней сегодня утром. Она меня беспокоит… Дождись меня, я сейчас приду.
— Но…
Однако Мэтт уже положил трубку и, видимо, тотчас же бросился к ней, потому что буквально через пару минут он стоял на пороге.
— Что случилось, Мэтт?
— Не знаю, но Люси слышала ее слова о том, что Сету придется за все заплатить. И она даже плакала… Едем в больницу!
— Ты думаешь, она там? Но что ей там делать? Сейчас даже не приемные часы, она не сможет войти в палату.
— Не знаю, но думаю, нам лучше поехать туда.
Пока Мэтт гнал свою машину на пределе разрешенной скорости, Флер пыталась дозвониться медсестре, чтобы узнать, не появлялась ли там Кэтрин Хановер, но напрасно — номер был безнадежно занят. Высадив Флер у входа в больницу, Мэтт уехал на паркинг, но когда он через десять минут подошел к палате Сета Гилберта, то обнаружил, что она безуспешно пытается доказать медсестре необходимость и срочность своего визита.
— Приходите в два часа, мисс Гилберт, — повторяла медсестра. — Тогда вы сможете побыть с отцом сколько захотите. Уверяю вас, он провел спокойную ночь, а после всех утренних обследований очень устал и сейчас спит.
Едва громкий сигнал монитора и голос доктора отвлекли медсестру, Флер бросилась в открытые двери палаты, но остановилась как вкопанная, не дойдя до постели отца. Следовавший за ней Мэтт тоже замер.
Его мать действительно была здесь. Она ничего не говорила, просто сидела у постели Сета Гилберта и смотрела на него.
— Мама! — (Она с трудом повернула к нему голову и посмотрела, казалось не узнавая.) — Мама, что ты здесь делаешь?
— Тихо. Он спит.
— Что вы с ним сделали? — воскликнула Флер, но тотчас успокоилась, видя, как мерно и спокойно вздымается грудь отца. — Как вы сюда попали?
— Просто вошла в палату. Все были заняты своими делами. Мы с Сетом поговорили. Мы так давно не разговаривали друг с другом.
— Мама!
— Ты должен был мне сказать, что он в больнице, Мэтт.
— Зачем? — воскликнула Флер. — Чтобы вы могли прийти сюда и торжествовать?
— Флер, прошу тебя…
— Нет, дай ей сказать, Мэтт.
— В тот страшный день она просто вошла в палату, Мэтт. Наверное, только что опознала тело твоего отца, поэтому мой отец, когда увидел ее, просто упал замертво. Понимаешь? И все равно, он позже просил меня ни в чем ее не винить… — Флер повернулась к Кэтрин Хановер: — Я не знаю, что вы сделали с моим отцом, но он никогда не говорил о вас плохо. Никогда ни в чем не обвинял.
— Флер!
— Не прерывай ее, Мэтт.
— Пока они смогли достать ее из машины, моя мама ужасно обгорела, Мэтт. Ее поместили в палату интенсивной терапии, и мы с отцом могли видеть ее через стеклянное окно. Когда твоя мать вошла, мы думали, она как-то поддержит нас, но знаешь, что она сказала? Она сказала: «Надеюсь, она выживет. Я хочу, чтобы она жила, чтобы чувствовала ту же боль, какую пришлось почувствовать мне. Чтобы мучилась, как я все эти годы».
Кэтрин Хановер поднесла руку к губам, пытаясь приглушить стон.
— Скажите ему, что это правда.
— Да, правда, прости меня господи.
— Флер, прошу тебя, давай выйдем.
— И оставим его с ней? — Флер повернулась к Мэтту. — Если бы ты ее видел тогда! Как я могла уехать с тобой и бросить папу после такого?
— Я знаю, любимая, — проговорил он, принимая ее в свои объятия. — Я понимаю тебя.