Продайся мне

19

Лицо пылает от возмущения, руки сами собой поднимаются вверх и отталкивают Дамира. Он отходит от меня, усмехается. Я еле сдерживаюсь, чтобы не обматерить его, а он, видите ли, усмехается! Да как так можно?

— Вы сумасшедший! Я не хочу вас целовать, — голос звенит от напряжения, злостью наполнено каждое слово, но Гордееву плевать. Усмешка не сползает с его красивых губ.

— Не спеши, подумай как следует. Неужели ты хочешь работать на меня ещё три месяца и всё это время выслушивать стенания Назара по поводу того, что я никак не подпишу с ним договор? Разве тебе нравится каждый день вставать ни свет ни заря, выполнять сотни моих поручений, разбираться с аутсорсингом, бизнес-почтой, англоязычными недовольными клиентами? За две недели ты похудела, осунулась, ты мало спишь и, я уверен, почти не ешь. Готова ли ты девяносто дней жить в таком бешеном ритме?

Его слова бьют по болевым точкам. Не те, которые касаются сна, еды и общения с клиентами. Я готова работать в том же темпе, мне понравилось общаться с разными людьми и тем самым прокачивать навыки английского. Да, я совершаю много мелких ошибок, но при этом чувствую свою нужность. Если бы не работа, я бы никогда не побывала в Берлине! И это ведь только начало. Нет-нет, я хочу и дальше работать с Дамиром. Я даже с девчонками толком не познакомилась, хотя Вероника продолжает звать меня на обед.

Но есть одно большое «но» — Назар. Он не согласится ждать три месяца. Да, я подозреваю его в измене, скорее всего, совершенно необоснованно, однако это не значит, что я хочу подставить Назара. Он горит своим делом и жаждет доказать отцу своё превосходство. Разве я могу на девяносто дней отдалить момент его триумфа?

Незнакомое, мстительное чувство сдавливает сердце когтистыми лапами. Да, я бы смогла. Назар думает, что из меня ужасная помощница, и за три месяца я бы доказала ему обратное. Он считает меня глупой девчонкой, которая должна заниматься лишь уборкой, готовкой да фитнесом. Но я ведь не такая, я тоже чего-то стою! Разве он не станет уважать меня ещё больше, когда увидит, на что я способна?

Правда, мама никогда не поймёт моего желания работать и совершенствоваться. Но я найду нужные слова, чтобы убедить её в своей правоте.

Так как же мне поступить? Выбрать старую уютную жизнь или ступить на неизведанную территорию? В который раз я задаюсь этим вопросом, и он всегда ставит меня в тупик.

— Один поцелуй? — специально задаю глупый вопрос, чтобы урвать себе больше времени для принятия решения. Слишком многое на кону.

— Да.

Его губы трогает кривая улыбка, и я не могу понять, то ли он доволен, то ли огорчён. Странно.

— И как долго он будет длиться?

— Я должен сказать тебе точную продолжительность поцелуя? Серьёзно? — он удивлённо приподнимает брови.

— Нет, не должны.

Если Назар мне изменяет, то и я могу совершить предательство. Тогда мы будем квиты, разве не так?

— Ты приняла решение? — в голосе Дамира я слышу нетерпение.

Он внимательно наблюдает за мной, словно охотник за своей жертвой. Губы начинает покалывать, как будто я съела что-то невероятно острое. Сомнения, страхи, надежды, мечты — всё смешивается в огромный неповоротливый шар, который давит на лёгкие, мешает трезво оценивать реальность.

Что такое один поцелуй? Всего пару минут — и я свободна. Но нужна ли мне эта хвалёная свобода? Я вообще когда-нибудь чувствовала себя свободной? Наверное, только в студенческие времена, которые давным-давно закончились.

— Я думаю, — вырывается из меня полушёпотом.

Дамир делает два шага вперёд. Если подниму руку — то могу до него дотронуться. Провести пальцами по лёгкой щетине на его подбородке, коснуться упругих губ. Интересно, он хорошо целуется? У меня слишком маленький опыт в этом деле, до Назара у меня был только один парень, в старших классах. Мы целовались от силы четыре раза, да и то без языка.

И вообще — разве я должна принимать решение именно сейчас? Всегда ведь можно схитрить. Как там говорил Назар: используй свои женские штучки? Пора воспользоваться его советом.

— Хорошо, я согласна.

Назад дороги нет. Одной несчастной фразой я делю свою жизнь на «до» и «после». С разбегу падаю в чёрную пропасть, не зная, что ожидает меня внизу — гибель или возрождение.

Дамир усмехается, но почему-то я не вижу радости в его взгляде. Он ведь получит то, чего хотел, так пусть ликует.

Я неотрывно смотрю на чувственные губы. Делаю последний шаг, разделяющий нас. О последствиях буду думать позже, сейчас моё тело восторженно поёт, потому что вот-вот получит желаемое. Моя тяга к Дамиру необъяснима, но отрицать её бесполезно. Ещё тогда, в машине, я безумно хотела его трогать, щупать, изучать, но испугалась. Отступила. Сейчас же всё по-другому. Я подозреваю Назара в измене, я немного пьяна и я не знаю, что делать со своей жизнью.

Дамир не помогает мне, ни один мускул не вздрагивает на его лице, а взгляд остаётся всё таким же тёмным и непроницаемым. Я поднимаю руку и робко касаюсь его щеки. Меня словно током насквозь прошибает. Пальцы искрятся, изо рта вырывается жалкий всхлип. Мне нравится его трогать. Боже, ну почему мне это так нравится?

В последний раз смотрю в омут чёрных глаз, зажмуриваюсь и вслепую нахожу его губы. Воздух покидает лёгкие вместе с остатками здравомыслия. Я цепляюсь за плечи Дамира, чтобы удержаться на грешной земле, когда на меня обрушивается шквальный ураган новых эмоций. Наши рты соприкасаются, и в ту же секунду Дамир перехватывает инициативу. Резко толкает меня к стене, вжимает в неё своим горячим твёрдым телом, его дерзкий язык проникает внутрь, не давая мне возможности привыкнуть, осознать, смириться.

Я всхлипываю, покоряясь его неистовому напору. Тело бьёт крупной дрожью, пальцы сминают рубашку, изо рта вырываются бесстыдные звуки. Его язык хозяйничает внутри, жалит меня, изучает, ласкает. К своему стыду я начинаю отвечать. Перед глазами мелькают яркие вспышки, а внизу живота закручивается огненная спираль. Мне тяжело, невыносимо жарко, божественно хорошо. Я целую Дамира, сама дотрагиваюсь до его языка своим, сама зарываю пальцы в его волосы, сама вжимаюсь в его тело. Хочу, чтобы он был как можно ближе, чтобы трогал, чтобы целовал.

Его ладонь обхватывает мой затылок, пальцы касаются чувствительной шеи. Он очерчивает языком мои губы, и я, поддавшись дикому порыву, сама углубляю поцелуй, потому что мне мало, слишком мало. Кажется, я царапаю его плечи. Стону в его рот. Посасываю язык. И непроизвольно сжимаю бёдра, надеясь, что ноющее чувство внизу живота волшебным образом исчезнет.

Дамир отрывается от моих губ, покрывает влажными поцелуями подбородок и шею. В коридоре раздаются мужские приглушенные голоса, но меня ничего не останавливает. Я превращаюсь в совершенно незнакомую версию себя, развратную и бесстыжую, отчаянно жаждущую получить как можно больше наслаждения.

Наши рты снова сталкиваются, тогда как рука Дамира исследует моё тело. Мнёт платье на бедре, скользит по животу, добирается до груди. Сжимает её. Я вздрагиваю, из горла вылетает сиплый крик, туман, окутывающий сознание, моментально испаряется. Дамир возбуждён. Я чувствую это. Его ладонь по-прежнему обхватывает мою грудь, причиняя лёгкую боль.

Не хочу, не хочу, только не это!

Кажется, я говорю это вслух, потому что Дамир перестаёт меня трогать. Тело обретает желанную свободу, но только она имеет ощутимый привкус поражения. Поцелуй чуть не перешёл во что-то большее. И я всячески это поощряла. Какой стыд!

Я тяжело дышу, сердце мучительно сжимается в груди, тяжесть собственного падения давит на меня бетонной стеной. Я не подозревала, что бывает так. И не знала, что я такая… безнравственная.

— А говорила, что не продаёшься, — слышу холодный голос Дамира.

— О чём вы? — поднимаю голову и встречаюсь с его тёмным безэмоциональным взглядом. Меня словно с размаху бьют в солнечное сплетение: безжалостно, грубо, невыносимо. После всего, что было, Дамир напоминает глыбу льда.

— Ты уверяла, что не продаёшься. Но стоило мне сделать выгодное предложение, как ты сдалась за считанные минуты, — тихо говорит он. — Все продаются, Илана, и ты не исключение.

Язвительная усмешка искажает его красивое лицо.

Так это была всего лишь игра. Дамир не хотел меня поцеловать, он лишь проверял, действительно ли я не продаюсь. И то, что я собиралась отказаться, больше не имеет никакого значения. Важны наши поступки, а не намерения.

Я согласилась на поцелуй, потому что хотела прикоснуться к Дамиру, почувствовать его напор, узнать вкус его губ. А он решил, что я продалась. Выбрала ленивое спокойствие вместо трёхмесячной изматывающей работы.

К глазам подступают слёзы, губы и подбородок начинают дрожать. Нет, он не увидит, как сильно меня ранили его слова!

— Мне нет никакого дела до ваших философских рассуждений, — деланно пожимаю плечами, стараюсь, чтобы голос звучал безразлично, сухо. — Я получила то, что хотела. А теперь пора спать. Как вы помните, Дамир Александрович, завтра у нас тяжёлый день.

Разворачиваюсь и медленно иду к своему номеру. Слёзы беззвучно катятся по щекам, но моя походка при этом идеальная — спокойная, выверенная, грациозная. Знаю, что Дамир провожает меня взглядом, поэтому до конца играю свою роль. Открываю дверь, захожу в свой номер и, спрятавшись от жестокого мира, сползаю по стеночке, заходясь в долгих рыданиях.