Я снимаю неудобную обувь, растираю ладонями продрогшие плечи и, пока Назар отвечает кому-то по телефону, забегаю в ванную, чтобы принять горячий душ. Хочу смыть все радости и печали сегодняшнего вечера. Я впервые за долгое время почувствовала себя живой, безбашенной, счастливой. Бегала по газону, ловила руками холодные капли воды, смеялась и наблюдала за яркими звёздочками. А ещё выпила два бокала вина вопреки запретам Назара. Откуда только смелость взялась? Наверное, мне нужно почаще выходить в люди. Фитнес-клуб, магазины и мама — этого катастрофически мало для полноценной жизни.
Жаль, что Дамир Гордеев испортил этот вечер своим вопиющим предложением. За кого он вообще меня принимает? Неужели за содержанку, встречающуюся с Назаром только ради его денег? Смешно. И обидно.
Я выхожу из душа, накидываю на тело атласный халат и вытираю ладонью запотевшее зеркало. Смотреть на себя не хочется. Чего я там не видела? Упираюсь руками в край раковины, подавляю тихий всхлип, застрявший в горле. А ведь Гордеев в чём-то прав. Со стороны я кажусь содержанкой, заглядывающей в рот своему хозяину. И плевать, что на деле всё совсем иначе, никто не будет разбираться в тонкостях чужих отношений. На мне пожизненной клеймо провинциалки, нашедшей богатого мужика. Точка.
Почему я позволила этому случиться? В какой момент перестала бороться? Раньше ведь и училась, и официанткой работала, но болезнь мамы всё изменила. Я до сих пор живу в страхе того, что операция не поможет, и она медленно угаснет. Порой мне снятся кошмары, а любой телефонный звонок от врача или мамы сразу же вгоняет в панику.
Я захожу в спальню. Назар лежит на кровати, смотрит в телефон и нарочно меня игнорирует. Это показное безразличие ранит сильнее любых слов. В горле першит, я откашливаюсь и делаю первую попытку:
— Хорошо, что Дамир Александрович захотел обсудить с тобой сделку.
— Ага, — кивает Назар.
— Ты ведь так этого хотел. Неужели не рад?
— Рад.
— Вечер прошёл даже лучше, чем я ожидала, — произношу угасающим голосом. Назар холоден и безразличен, даже говорить со мной не хочет. Какая муха меня укусила, когда я вздумала пить это чёртово вино?
— Да.
— Ты злишься?
Он закатывает глаза и выключает телефон.
— С чего бы мне злиться? — отвечает, скривившись.
— Просто все пили, и мне тоже захотелось, — бормочу я, рассматривая незамысловатый узор на постельном белье.
— А если все с крыши прыгать начнут, ты тоже этого захочешь? — в голосе Назара прорезается гнев.
— Нет, я о другом говорю…
— Разве? Ты слишком ведомая, Илана, и люди это видят. Ты же не собиралась пить алкоголь, но позволила другим себя уговорить. Зачем?
Я мотаю головой. Нет, всё было совсем не так! Я сама захотела вина, никто меня не упрашивал.
— Но ничего же страшного не произошло, — не хочу спорить с Назаром. Возможно, он в чём-то прав. Со стороны виднее.
— Почти не произошло, — он делает акцент на первом слове, усмехается так, что по спине ползут трусливые мурашки. Я знаю этот взгляд, эту кривую насмешку. Сейчас он скажет что-то плохое. — Ты понимаешь, что моё будущее висело на волоске? Именно из-за твоего легкомыслия Дамир сомневался, стоит ли заключать со мной сделку.
— Но при чём тут я? — спрашиваю пересохшими губами.
— Разве ты забыла, чему я тебя учил? Ты — моя спутница, и ты должна вести себя идеально. Не бухать, не бегать по мокрой траве, не ржать на весь ресторан, не привлекать к себе лишнее внимание. Кем ты меня выставила перед Гордеевым?
— Кем?
Не понимаю, к чему он ведёт, но чувство вины начинает сжирать меня, оно вгрызается в оголённые нервы и мешает здраво мыслить.
— Человеком, не разбирающимся в людях. Вот, кем ты меня выставила. Если моя спутница не совсем адекватная, то какой же я тогда бизнесмен? Правильно — хреновый.
Слёзы беззвучно льются по щекам, я давлюсь всхлипами и закрываю лицо ладонями, чтобы Назар не видел, какая я сейчас зарёванная и страшная.
— Больше такого не повторится, — еле-еле выговариваю я.
Назар привлекает меня к себе, нежно обнимает, его руки гладят спину, плечи, волосы. Я до крови закусываю губу, понимая, что нужно успокоиться, прекратить истерику. Никому не нравятся рыдающие девушки.
— Малыш, я погорячился. Ну, не плачь, пожалуйста, — мягко просит Назар, целуя меня в мокрую щёку. — Так перенервничал сегодня, пиздец какой-то. Понимаю, ты у меня ещё совсем молоденькая, сдерживаться не умеешь. С возрастом это пройдёт. Ты всему научишься.
Спустя десять минут мы уже сидим на кухне. Назар снова занят телефоном, переписывается с кем-то, а я завариваю крепкий кофе. Слёзы очистили душу, тревоги на короткое время отступили, так что я чувствую себя нормально. Боялась, что будет намного хуже.
— Какие у тебя планы на завтра? — спрашивает Назар, не отводя глаз от смартфона.
— Да как обычно: сначала в фитнес-клуб пойду, потом к маме поеду. Чем ближе операция, тем сильнее она нервничает.
— Ну, это вполне естественно, — бросает Назар, делая глоток кофе. Себе я напиток не наливаю: без сахара он слишком горький.
Открываю окно и смотрю на тёмное небо. Отсюда звёзд почти не видно, они кажутся тусклыми и бледными. Непонятная тоска сжимает сердце, и неожиданно я говорю:
— Альвина оставила мне свой номер телефона. Она хочет, чтобы мы как-нибудь встретились, поболтали.
Назар перестаёт печатать и кладёт телефон на стол.
— Закрой окно, дует.
— Хорошо, — я выполняю его требование, в последний раз бросая взгляд на далёкое небо.
— Ты можешь позвонить Альвине, но я не вижу в этом смысла.
— Почему?
— Вы слишком разные. Ей важны пьянки и гулянки, а тебе — отношения, семья, саморазвитие. Малыш, друзья должны тащить тебя вверх, понимаешь? От таких, как Альвина, нужно держаться подальше. Она распущенная и недалёкая.
В солнечном сплетении холодно и неуютно. Почти такими же словами Назар говорил про Лику, мою университетскую подругу. Наверное, это совпадение.
— Ты прав. Я всё равно не собиралась ей звонить.
— Ты ж моя умница, — Назар хватает меня за талию и заставляет сесть к себе на колени. — У тебя ещё будут друзья. Позже.
Я трусь носом об его гладковыбритый подбородок и, окончательно расхрабрившись, озвучиваю свои желания:
— Я хочу восстановиться в универе и получить высшее образование.
Ладони Назара, скользящие по моим бёдрам, замирают на секунду, а затем продолжают свой путь.
— До сентября ещё полгода, малыш. Рано об этом думать.
Назар впивается в мои губы жадным поцелуем, и я понимаю, что разговоры подошли к концу. Что ж, по крайней мере, он не сказал «нет». Это хороший знак, верно?