Проклятие десятой могилы (ЛП)

Глава 20

Мысли о деньгах не давали покоя. Я уже начала составлять в уме список всех ботинок, которые хотела купить, но пришлось притормозить. Тот факт, что у мужа денег куры не клюют, не означает, что надо спустить все на ботинки. На это можно потратить разве что малюсенький процент. Каждую неделю.

Несмотря на приятные размышления, реальность, тем не менее, упорно прогрызала себе путь на первый план. Рейес прав. А вдруг с ним, не дай бог, что-нибудь случится, и мне с Пип придется пуститься в бега? Мне позарез надо научиться контролировать свои силы. Кстати о птичках…

— Есть еще кое-что, что мне нужно знать. Для меня самой и для Пип.

— Выкладывай.

— Мне надо знать, как дематериализоваться.

— Ты уже знаешь, — усмехнулся Рейес.

— Да, но у меня это получается не намеренно, а только когда я слетаю с катушек или мне грозит опасность. А ты дематериализуешься по собственной воле. Как?

Он взял меня за руку и переплел наши пальцы.

— Если у тебя не получается, значит, что-то мешает.

— Например?

— Что мешает нам практически во всем?

Я пожала плечами.

— Чем мотивирован почти каждый человеческий поступок?

— Ну конечно! — осенило меня. — Страхом.

— Вот именно. Так чего же ты боишься?

— Не знаю. Ничего.

— Тогда сделай это. — Рейес посмотрел на наши руки. — Испарись.

— Если бы я могла, Оби-Ван, то не просила бы тебя о помощи.

— Значит, ты все-таки боишься. — Он взял меня за подбородок и повернул лицом к себе. — Что тебя пугает?

— Не знаю. Может быть… — Я покачала головой. — Нет, это глупо.

— Рассказывай.

— Может быть, я боюсь целиком переместиться в другое измерение. Так само собой вышло, когда я убегала от вас с Михаилом в Лощине. Помнишь?

Рейес кивнул и внезапно посерьезнел.

— У меня горела кожа. Там так жарко, словно меня окунули в кислоту. За считанные секунды я оказалась в нескольких километрах от кафе. Я боюсь… боюсь, что по-настоящему расплавлюсь.

Рейес сочувственно улыбнулся:

— Ты не могла сгореть в сверхъестественном измерении.

— Еще как могла, — возразила я, во всех подробностях вспоминая тот случай. — У меня кожа с костей оплывала.

— А у тебя остались ожоги, когда ты снова материализовалась?

— Нет, и это было очень странно.

— Повторяю: ты не могла там сгореть. Но там действительно жарко. И холодно тоже. Правила этого мира там не работают, как бывает в открытом космосе с человеком, который подвергается воздействию солнечного ветра. Только в другом измерении мы уже не люди, и тот мир такой же наш, как и этот. Значит, мы можем перемещаться там как нам угодно.

— Тогда в чем, блин, дело? Кожа у меня точно горела, как будто кто-то паяльником приласкал.

— Твое тело не реагировало ни на жар, ни на холод другого измерения. Ты сделала это сама. Это была физиологическая реакция на то, как твой разум воспринимал окружающую действительность. В таком состоянии мало что может причинить тебе вред.

— Ладно, давай-ка вернемся к космосу. А вдруг я случайно материализуюсь там? Придется плавать в вакууме. Тело раздуется, кровь закипит, кожа непривлекательно посинеет и заморозится. А потом, зная меня, я взорвусь. Даже если я каким-то чудом доберусь до поверхности Земли, то уже подвергнусь воздействию всяких субатомных частиц. После такого уже не оправиться.

— Датч, — начал Рейес, не давая мне поддаться панике, — ты и только ты контролируешь, куда тебе идти и с какой скоростью. В некоторой степени ты даже можешь управлять там временем. Учитывая, что ты, черт возьми, бог, то скорее всего можешь полностью подчинить время своей воле. — Мысли Рейеса явно понеслись вскачь. — Нет способа узнать, на что ты способна, пока ты не попробуешь что-то сделать.

— Ладненько, но, может, начнем с малого?

— Извини, — рассмеялся Рейес, — ты права. А теперь сосредоточься. — Он опять поднял наши ладони. — Переместись в другое измерение так далеко, как только сможешь.

Я уронила руку.

— Тебе ведь не нравится, когда я перемещаюсь.

Он не согласился, но и спорить не стал.

— Такое впечатление, что ты в этот момент не можешь на меня смотреть. Будто я какое-то чудовище.

— Чего? — обалдел Рейес. — Датч, даже когда ты перемещаешься, ты остаешься самой собой.

— Тогда почему я в процессе внушаю тебе такое отвращение?

Он уставился в потолок.

— Дело не в тебе, а во мне.

— Опять начинаешь?

Он ущипнул себя за переносицу.

— Рейес, в чем дело? Почему тебе не нравится, когда я перемещаюсь в другое измерение даже на самую капельку?

Он отвернулся от меня и следующие слова практически прошептал:

— В такие моменты ты видишь настоящего меня. Мою темную сторону. Одна мысль о том, что ты можешь это увидеть, тревожит.

— Но ведь это удивительно, Рейес! — Я повернула его лицом к себе. — Каждый раз завораживает. Ты словно закутан в черный туман. Он струится с твоих плеч, стекает по спине к ногам… Хотела бы я себе пальтишко из черного тумана. Это же обалдеть как круто!

Вместо ответа он уставился на меня с каменным лицом.

— Минуточку! Если при перемещении я остаюсь самой собой и не превращаюсь в какое-то неведомое чудище, то откуда ты знаешь, когда я заглядываю в другое измерение? Ты же всегда сразу понимаешь, что я переместилась.

— Все из-за твоих глаз. Когда ты перемещаешься, твои золотые глаза начинают сиять. Мерцают и блестят, стоит тебе только заглянуть в другой мир. Вот что действительно завораживает.

— То есть это хорошо?

— Блеск с сиянием — да.

— Видишь ли, ты так реагируешь… Уверен, что я не выгляжу в такие моменты, как монстр? Как кукла Чаки, например?

— Кукла Чаки? — озадаченно переспросил Рейес.

— Ага. В детстве я боялась, что похожа на Чаки. Есть у нас что-то общее в форме лица, что ли… Кстати, ты тоже относишься к категории «хорошо». Итак, я готова.

Рейес повторил, что мне нужно переместиться так далеко, как только смогу. Я и переместилась. Мягкие, нейтральные цвета нашей квартиры сменились неистовыми оттенками другого мира. Вокруг ревели бури. Рядом ударила молния, и от неожиданности я подскочила.

Однако Рейес не обращал внимания на нематериальный мир. Он смотрел на меня, долго-долго. Прямо в глаза. А я будто заново впитывала его образ. Гладкая кожа, темные ресницы… В этом измерении все черты Рейеса становились ярче и отчетливее.

— А теперь представь, что ты рассеиваешься. Молекула за молекулой.

С трудом оторвав от него взгляд, я уставилась на свои пальцы.

— Начни с самых кончиков. — Он провел пальцем по моей ладони, и глубоко в животе что-то сдвинулось, словно рука и живот были связаны невидимой нитью. — Отпусти молекулы.

Рейес раскрыл мою ладонь, наклонился и подул мне на пальцы. Под кожу шепотом проникло теплое дыхание.

— Отпусти молекулы, — повторил он, и очень-очень медленно, атом за атомом, мое тело стало дематериализоваться.

Началось все с кончиков пальцев. Он снова подул, и пальцы разлетелись золотистым паром. Рука Рейеса прошла сквозь мою.

Ошеломленная и перепуганная (в основном, конечно, перепуганная), я вернулась в осязаемый мир.

— Это было потрясающе! — выдохнула я и глянула на мужа, чьи брови сошлись в суровую линию. — Что случилось?

Он моргнул.

— Ничего. Извини.

— Ну уж нет, не смей. Мы же договорились больше не хранить секреты. Что не так? Я что-то натворила?

— Ты права. Все дело в… в твоем цвете.

— Ты в расисты решил податься? — пошутила я.

— Нет. Просто…

— Что-то не так с моей кожей?! — взвилась я.

— Ничего подобного. Просто я никогда такого не видел. Так или иначе, у тебя получилось. И ты способна на большее, что доказывает недавнее путешествие.

— Рейес, а почему ты постоянно не летаешь вот так по миру?

Он прислонился затылком к изголовью кровати и рассмеялся:

— Иногда летаю, но вся моя жизнь находится в этом измерении. — Глядя на меня пристальным взглядом, он снова погладил пальцами мою ладонь. — Я люблю в тебе каждый сантиметр.

Сердце мое растаяло. Оставалось лишь надеяться, что оно не дематериализовалось и не материализуется потом где-нибудь в другом месте. Это точно к добру не приведет.

— Я тоже люблю все твои сантиметры, — проговорила я в ответ.

Рейес наклонился меня поцеловать, но на полпути остановился.

— Чуть не забыл.

Спросить, о чем он забыл, я не успела. Рейес встал с кровати и вышел из комнаты, продемонстрировав мне умопомрачительную задницу. Я с трудом подавила вздох. И желание сделать пару-тройку фоток.

Уговорив себя лечь, я слушала, как Рейес идет в кухню. Если он опять притащит ложки-поварешки… Но вернулся он с бутылкой шампанского, а вид в этот раз был еще более захватывающим.

— Чуть не забыл. У нас сегодня годовщина.

— Быть того не может! — Я резко села. — Мы женаты уже год?

— Не эта годовщина.

— Ага, ясно… Значит, в этот день сколько-то там лет назад мы… впервые поцеловались?

— Нет, — ухмыльнулся Рейес и с громким хлопком открыл бутылку.

— Тогда… мы празднуем первый рассеченный тобой ради меня позвоночник?

— Не-а.

Кровать под его весом прогнулась, когда он сел, перевернул меня на живот и плеснул шампанского на поясницу. От ледяной жидкости перехватило дыхание. Я зарылась лицом в подушку и пискнула:

— Оно же холодное!

Но секунду спустя меня уже согрел теплый язык, потому что Рейес решил слизать игристые капли. Шампанское пролилось мне между лопатками, стекло по спине и опять собралось на пояснице. Я вздрогнула и сразу же вздохнула, когда Рейес выпил очередную порцию.

— Первый раз, когда мы вместе пили шампанское? — предположила я.

— Нет, — сосредоточенно отозвался Рейес.

— Первое наше приземление на луну?

— Не-а.

В процессе он умудрялся меня покусывать, вызывая спазмы чистого удовольствия.

— Погоди-ка! У меня сегодня день рождения, что ли?

— Нет.

— Значит, у тебя?

— Тоже нет, — тихо усмехнулся Рейес.

— Слава богу! А можно и мне бокальчик?

— По-моему, ты сегодня достаточно выпила.

Я перевернулась на спину, но он и не думал прекращать пытки. На меня снова лилось шампанское, меня снова целовали, лизали и покусывали. Рейес устроился у меня между ног, и я схватила его за волосы.

— Первый наш оральный секс?

Он покачал головой, и теплый язык легко прикоснулся к клитору. Я резко втянула сквозь зубы воздух. Несколько мгновений спустя Рейес практически довел меня до оргазма и внезапно остановился. В знак протеста я всхлипнула, но он не обратил на это ни малейшего внимания. Зато набрал в рот шампанского и не глотнул.

Начал он со рта, передав мне крошечный глоток пузыристой жидкости, пролил пару капель на губы и на шею. Снова набрал в рот шампанского и взялся за сосок, который от холодного игристого вина мигом затвердел. Несколько секунд спустя такая же участь ждала и второй.

Я заерзала. По сравнению с холодным шампанским, губы Рейеса казались обжигающе горячими, и контраст был почти болезненный. Я задыхалась с каждым поцелуем. Сжималась в комок с каждым посасыванием.

Рейес «искупал» меня всю. Живот, бедра, ноги, щиколотки, ступни… Я даже не представляла, что может быть так приятно. Потом он двинулся обратно вверх и застыл над самым важным. Темные волосы упали на лоб и спутались с длинными ресницами. Скульптурные скулы двигались при каждом поцелуе. Чувственные губы были твердыми, но гладкими. Этой красотой я могла бы любоваться целую вечность. Опасной, темной красотой, о которой Рейес даже не догадывается, отчего становится еще сексуальнее.

Он опустил голову, и я чуть не подскочила до потолка. Шампанское потекло с его губ прямо на чувствительные складки, и Рейес стал пить его в каком-то гипнотическом ритме, разжигая пламя восторга и наслаждения. Между ног завихрились маленькие колючие вспышки удовольствия и разлились теплом в животе.

Пальцы на ногах сжались. Я сгребла простыню в кулаки. Рейес куда-то выбросил бутылку и одним гладким, чистым движением оказался внутри.

Он обнял меня и поднял, чтобы мы оба оказались в вертикальном положении. Я запустила пальцы в густые волосы и начала двигаться. Мне хотелось снова ощутить то жалящее сладкое желание, но Рейес удивил меня второй раз за ночь. Прижав к себе, он заглянул мне в глаза, и вокруг него заклубилась тьма.

Он переместился, и я последовала за ним.

Мы занимались любовью посреди мозаики ярких цветов, бушующих бурь и неумолимых молний. Мои волосы растрепались на горячем иномирном ветру, который огнем обжигал спину. Потом я поняла, что это не ветер, а Рейес. Его жар преумножился. Руки опаляли, жгли, вызывая внутри восхитительные спазмы.

Он обнял меня за плечи и опустил до самого основания члена. Я вскрикнула, но сама себя не услышала в ревущем урагане. И все равно мне хотелось большего. Я поднялась на цыпочках, и Рейес подхватил меня под задницу. Поднял, почти выйдя из меня, и снова опустил.

Где-то вдалеке вспыхнули и помчались ко мне первые искры экстаза. Горячее, густое, полное жажды желание распалялось все ярче и ярче с каждым движением. Внушительный член растягивал изнутри, давил, и с каждым ударом копилось сладкое напряжение, пока не достигло ядерной концентрации.

Я схватилась за плечи Рейеса и уткнулась носом ему в шею, а он крепко сжал меня в объятиях, ни на секунду не прекращая двигаться.

— Рейазиэль… — прошептала я, и он зарычал, усиливая напор.

В моем теле не осталось ни капли сопротивления. Наслаждение, какого не знает ни один из миров, прорвалось на поверхность, вспыхнуло и затопило во мне каждую молекулу. Рейес напрягся, вместе со мной переживая свой собственный оргазм. Из широкой груди снова вырвалось рычание, и Рейеса затрясло. Он так крепко вцепился в меня, словно от этого зависела его жизнь, словно хотел выдавить наружу остатки жестокого желания.

Мгновение спустя мы снова оказались в постели и тяжело рухнули на матрас, пытаясь отдышаться.

Несколько долгих минут я собирала себя по кускам, а потом посмотрела на мужа:

— Так что за годовщина?

Но он словно ушел в себя. Прикрыл глаза рукой и еле слышно ответил:

— Годовщина той ночи, когда ты меня спасла.

Я застыла. Посмотрела на его профиль. Погрелась в неземной красоте.

— Я и не подозревала, что успела тебя спасти.

Красивых губ коснулась печальная улыбка.

— Зато теперь знаешь.

— И о какой ночи речь?

Мускул на челюсти Рейеса дрогнул.

— Неужели нужно уточнять?

Нет. Ответ я и так знала. Только одна ночь вызывала в нем печаль и сожаления. Та самая ночь, когда я разбила кирпичом окно и не дала одному ублюдку забить до смерти подростка.

— Что ж, это даже хорошо, — проговорила я, прекрасно зная, что Рейес не захочет говорить на эту тему. Удивительно, что он вообще ее поднял. — Я-то переживала, что мы празднуем годовщину потери моей девственности.

— Двадцать седьмое января. Тебе было пятнадцать.

Я тут же подскочила.

— Чего?! Откуда тебе знать, когда я лишилась девственности?

Я ущипнула Рейеса, и он рассмеялся, притворившись, будто ему больно, но мы-то оба знали, что это неправда.

— Почувствовал, — сказал он наконец. — Понял, что что-то не так, и пошел к тебе. Тогда я только-только начал понимать, что ты настоящая. Подумал, что у тебя неприятности.

— Неприятности? — задумчиво переспросила я. Фредди ни к чему меня не принуждал. Откровенно говоря, вся затея была моя. Но если уж говорить всю правду… — Если подумать, то Фредди, наверное, позабавился в тот день гораздо больше, чем я.

Рейес ухмыльнулся:

— Гарантирую, так оно и есть.

— Поверить не могу, что ты… ты… подглядывал!

— Попрошу! — проговорил он, выбираясь из трясины меланхолии. — Ты практически призвала меня к себе. И вообще, я всего лишь наблюдал. На случай, если я тебе понадоблюсь. Ну или если ты захочешь позвать третьего.

Я улеглась рядом.

— Я понятия не имела, что ты и есть Злодей. А в ту ночь я в тебя влюбилась. С первого взгляда.

— И я, — сказал он. Его лицо было невозможно красивым, а голос — невозможно искренним.

— Я серьезно, Рейес. Я тогда влюбилась.

— Я тоже.

— А по виду я бы не сказала, — усмехнулась я.

Та ночь, когда я разбила кирпичом окно кухни Эрла Уокера, была ужасна. Я боялась, что он убьет Рейеса. Красивого юношу с мерцающими карими глазами и густыми темными волосами. До сих пор воспоминания о том дне разбивают мне сердце.

Рейес напрягся, как натянутая струна.

— Ты же не собираешься меня жалеть?

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить такой кошмар.

— Что было, то прошло.

— Рейес, — я коснулась его щеки, — что бы ни случилось, я люблю тебя.

На мгновение он нахмурился, а потом сказал:

— Я люблю тебя сильнее.

— Не-а. Хочешь побороться?

— За что?

— За выигрыш. Кто кого больше любит.

Притворяясь, будто задумался, Рейес глянул вверх, а потом проговорил так тихо, что я едва расслышала:

— Готовься с треском проиграть.

И опять я оказалась пришпиленной к постели. Кажется, уже в десятый раз за один день.

— Ты жульничаешь! — обвиняюще пискнула я.

— Я же сын Сатаны, — отозвался Рейес, словно это все объясняло.

Что ж, тут он прав.

Даже на следующее утро мы продолжали разговаривать и смеяться, когда вдруг услышали, как к нам врывается Куки. Слава богу, я успела сварить кофе. Подруга машинально остановилась налить себе чашечку, а я метнулась в ванную за халатом.

— Я в душ, — сказал Рейес, когда я вышла. Он стоял прямо передо мной. Стройное мощное тело поблескивало в тусклом утреннем свете. — Надеюсь, твоя бабушка нагрянет с визитом. Наверняка одна Дэвидсон ничем не хуже другой.

Я ахнула якобы от обиды и обняла его за талию. Погладила по заднице. Подивилась, что это все мое.

— Тебя не напрягает, что я все еще Дэвидсон? После свадьбы у нас практически не было времени. Пришлось на всех парах мчаться в монастырь, на освященную землю. А там мы застряли на восемь месяцев. Честно говоря, я о фамилии даже толком не думала. Потом появилась Пип, а за ней — амнезия…

— У тебя было дел по горло, — отозвался Рейес, и от игривой улыбки приподнялись уголки красивых губ. — И нет, меня это не напрягает. В данный момент так даже лучше.

— Почему?

— Все записано на твое имя, так что, если со мной что-нибудь случится, не возникнет лишних проблем.

Я шагнула назад.

— Ты твердишь об этом снова и снова, Рейес. Какого, блин, черта? Мне нужно что-то знать?

— Нет. — Он потянул меня за воротник халата и прижал к себе. — Ты — бог, Датч. Значит, ты меня переживешь. Мое физическое тело — уж точно.

Я ошеломленно застыла, потому что только что получила ответ, на который так надеялась. Рейес и правда не знал, что он бог.

Что с ним станет, когда он узнает, что создан из энергии бога Узана? Что он почувствует, узнав, что принес смерть миллионам существ из сотен миров? От одной только мысли сердце в груди сжалось, и я в тысячный раз задумалась, изменится ли с этими знаниями мой муж. Вернется ли, как сорвавшийся наркоман, к старым привычкам.

И тут до меня кое-что дошло.

— Что ты сейчас сказал?

— Ты меня переживешь.

— Нет. Что-то о том, что все…

— Записано на твое имя. Да. Разве я раньше не говорил?

— Ты имеешь в виду свои деньги?

— Наши деньги. Да.

— Рейес… — Я потащила его к кровати. Позарез надо было присесть. — Зачем, бога ради, ты все записал на меня?

Он склонил голову, как будто не совсем понял вопрос.

— А почему бы и нет?

— Потому что нельзя просто взять и переписать прорву денег на чье-то чужое имя. А вдруг что-нибудь случится и тебе понадобится доступ ко всему, что есть? Ты же говорил, что записал все на нас обоих.

— Нет. Я сказал, что все деньги и активы наши, а не мои. Я не говорил, на чье имя все записано.

— Но на кону ведь тридцать миллиардов!

— Маловато? — подколол Рейес. — Я могу заработать больше. И, честно говоря, зарабатываю. Ежедневно. Исключительно интереса ради.

Куки сидела у нас в кухне за стойкой и шуршала бумажками. У нее были новости. Более того, ее просто распирало. Но даже в таком состоянии она не стала заходить к нам в спальню. И слава богу, потому что я была на грани очередного взрыва.

— Нет. — Я встала и отошла от Рейеса. — Я запрещаю. Отказываюсь. Иди к своим семерым бухгалтерам и скажи им, чтобы убрали мое имя со всех документов.

— Если ты переживаешь из-за налогов…

— Да к черту налоги! — Я поверить не могла, что все это происходит на самом деле. — Ты обязан оставить себе все, что по праву принадлежит тебе. Ты все это заработал.

— Ну, у меня есть доступ ко всем счетам. Ты всего-навсего указана как их владелец.

Нет, я всего этого не допущу. Не могу.

— Рейес, я не возьму эти деньги. Ни копейки. Они твои. Я в состоянии сама заработать себе на хлеб.

— Ты самый странный и непостижимый человек из всех, кого я знаю.

Я глубоко вздохнула:

— Прошу тебя, Рейес, перепиши документы. Все это принадлежит тебе и только тебе.

— Датч, — сказал он, стоя передо мной во всей своей обнаженной красе, — я начал зарабатывать эти деньги еще в тюрьме.

— Знаю. Ты взламывал серверы и сколотил целое состояние на фондовых биржах и инвестициях. Ты, а не я.

— Ты не поняла. Все с самого начало было записано на тебя.

Я так офонарела, что могла бы грохнуться от легчайшего дуновения ветерка.

— В смысле?

— Как только я все это затеял, как только понял, как получать инсайдерскую информацию о рынках, сразу все записывал на твое имя. За исключением того, что передал Ким и Амадору с Бьянкой. Я всегда знал, что так или иначе буду о тебе заботиться.

Я стиснула зубы. У Рейеса никогда ничего не было. Над ним издевались, его использовали, готовили убивать еще до того, как он начал жить. Ради всего, что у него сейчас есть, он усердно трудился. И заработал и заслужил каждую копейку. Я никогда в жизни ничего у него не отберу.

— Датч, никаких изменений в документы я вносить не буду. Все принадлежит тебе. И это не обсуждается.

Рейес опять направился в ванную. Я остановила его, положив ладонь ему на грудь. Он тут же накрыл мою руку своей.

— Пожалуйста, Рейес. Умоляю, перепиши все на себя.

Он наклонился и в сантиметре от моих губ прошептал:

— Ни за что.

Зайдя в ванную, он закрыл за собой дверь, а я стояла и понимала, что нахожусь на грани гипервентиляции.

Только вернув себе способность дышать и не терять при этом сознание, я поковыляла в кухню.

— Ну и? — спросила Куки, когда я достала себе чистую чашку, потому что свою забыла в спальне.

Хотя сейчас осилила бы и дюжину чашек. Да хоть тысячу, черт возьми! Нет, я бы осилила тридцать миллиардов чашек кофе.

— Как ночка прошла?

Я поставила чашку, бросилась к подруге и проревела на ее груди добрых тридцать минут. По одной за каждый миллиард на моем банковском счете.