Глава 5

Моя любовь как свеча.

Бери меня везде с собой, и я буду освещать твой путь.

Забудь про меня, и я спалю к чертям твой дом.

Надпись на футболке

С той стороны моего кабинета, где был балкон над баром Рейеса, послышались шаги. Половицы скрипели, пока шаги не остановились за дверью. Я подошла ближе и стала ждать, прекрасно зная, кто стоит за порогом. Его эмоции казались мне ощутимыми, как центральные спирали торнадо. А еще я чувствовала запах красного чили. Господи, кто бы знал, как я люблю этого мужчину!

— Ты меня впустишь, или как? — спросил Рейес с той стороны. Не с «той самой стороны», которая по ту сторону, но все-таки.

— Зависит от того, знаешь ли ты тайный пароль.

— Чили.

Я распахнула дверь.

— Священный зеленый чили, Бэтмен. Но ты молодец.

— Мне нравится так думать, — отозвался Рейес, глядя на меня мерцающими глазами. Он принес две тарелки, но, когда я посторонилась, чтобы дать ему войти, остался стоять в коридоре. — Ты должна меня пригласить.

— Твое среднее имя, часом, не Дракула?

— Почти.

И все-таки он не сдвинулся с места.

Я изобразила величавый жест:

— Ты официально приглашен в мою скромную обитель.

Со скромностью я, конечно, погорячилась. Пока нас не было, Рейес отремонтировал и весь этаж, где находился мой офис, но бар оставил таким же, каким он достался ему от папы. Словно хотел сохранить воспоминания для меня и моей сестры. Зато мой офис теперь может дать фору любой фешенебельной квартире на Манхэттене. Сплошные мягкие цвета и плавные линии. Разве что обеденного стола нет.

Рейес по-прежнему не заходил. Занервничав, я оглянулась по сторонам. Может быть, у меня тут что-то неприятное завалялось? Однако ничего такого я не заметила. Правда, мои вкусы, мягко говоря, слегка не вписываются в понятие нормы.

Я снова повернулась к Рейесу, чье выражение лица кардинально изменилось за считанные секунды. Он стал предельно серьезным.

— Уверена, что хочешь этого?

— Чего конкретно?

— Пригласить меня.

Или я чего-то не понимаю, или понятия не имею, о чем речь.

— Само собой. Здание ведь принадлежит тебе.

— Нам, — резким тоном поправил меня Рейес. — Здание принадлежит нам. И я не об этом спрашивал.

Ничего больше не сказав, он зашел в кабинет, все еще держа по тарелке в каждой руке, наклонился и прижался ко мне губами. Мои наполовину сжатые в кулаки руки тут же легли ему на грудь, а я вся растворилась, растаяла в Рейесе. Точнее почти вся. Частично я растаяла прямо в штаны.

По-настоящему он меня не целовал целую неделю. Горячие, как огонь, губы мгновенно превратили нежный поцелуй в требовательный. Язык прошел по моим зубам, настойчиво скользнул в рот, и мне пришлось цепляться за рубашку Рейеса, чтобы не начать расстегивать на нем джинсы. Жар, который всегда его окружает, опалял мне губы, впитывался в волосы, ложился лентами на кожу и давил между ног.

Но даже сейчас зудящая на задворках сознания тревога прогрызала себе путь. Я не могла забыть о своих переживаниях. Не могла не думать о том, продиктованы ли действия моего мужа Рейзером. Станет ли он угрозой для нашей дочери? Победит ли когда-нибудь бог разрушения окончательно и бесповоротно? Или бог такая же часть Рейеса, как и бог во мне? Часть самого естества, прописанная в ДНК?

Я — вэл-итх, бог Эль-Рин-Алитхиа. Но в той же мере я и Чарли Дэвидсон. Нас нельзя разделить, мы — не две разные личности, а одна. А вдруг с Рейесом так же? Вдруг последний и самый молодой из трех богов Узана такая же часть его самого? Может ли тот, кто создан из абсолютного зла, измениться, если добавить в него хоть каплю чего-то хорошего? Я искренне надеюсь, что может.

Внезапно я вспомнила об алиментах и мигом превратилась в десятиклассницу, зациклившуюся на мыслях о том, скольких девочек раньше целовал ее бойфренд, скольких успел завалить на заднем сиденье отцовского «бьюика» и скольких успел облапать, пока его не продинамили.

Наверное, Рейес почувствовал мои сомнения. А может быть, именно поэтому он от меня отдаляется?

Он напрягся, и я поняла, что он и правда все почувствовал. Я вздохнула. Холодный воздух на зубах показался мне чистым льдом. Успев удивиться, я прервала поцелуй, задумавшись, откуда взялся холод.

От печальной улыбки приподнялся уголок красивого рта. Словно наслаждаясь послевкусием, Рейес медленно облизал губы, а потом сказал:

— Так я и думал.

Я недоуменно моргнула. Он говорил, что больше не чувствует моих эмоций. Не чувствует с тех пор, как я узнала свое неземное имя, дематериализовала собственное человеческое тело и обрела больше сил. Значит, он никак не мог почувствовать мои нынешние тревоги.

— Не понимаю.

Рейес опустил голову.

— Тогда я ничем не могу помочь.

— Рейес…

— Ешь. — Он отдал мне тарелки, которые оказались такими горячими, будто их только что вынули из духовки. Интересно, он готовил или кто-то еще? — Я пришлю Валери забрать тарелки.

С этими словами он развернулся и пошел к двери, но я успела спросить:

— Какую еще Валери?

Однако Рейес и не думал отвечать, а продолжал идти по три ступеньки за раз. Каждое его движение было беззвучным, гибким и просто сочилось силой. Постояв еще секунды две, я побежала к Куки, чтобы отдать ей тарелку. Рейес, конечно, вырос в аду, но у меня, в отличие от него, точно нет способности выдерживать без ожогов кошмарно горячие штуки на ладонях.

— Горячо! — выдохнула я, практически бросив обе тарелки на стол подруги.

— Едой меня не отвлечь, — заявила Куки, не отрываясь от монитора.

— Готовил Рейес.

— Это же совсем другое дело! — Подскочив, она побежала за вилками и салфетками, а заодно метнулась к Бунну за добавкой.

Я села за стол напротив ее кресла. В приемной мы едим частенько, чтобы дать знать потенциальным клиентам, что мы тоже люди, которым нужно есть, пить и избавляться от лишней жидкости в туалете. То, что мы по их указке должны в безбожные часы гоняться за их же блудными супругами, не значит, что нам тоже хоть изредка не нужны передышки. В конце концов, существуют законы. А у нас есть права!

Ладно-ладно, шучу. Мы едим в приемной только потому, что оттуда лучше видно кампус Университета Нью-Мексико. Наблюдать за людьми увлекательное и одновременно познавательное занятие.

— У нас новое дело, — сказала я, когда Куки вернулась с полной чашкой.

— Ты уже говорила, ага. А со старым что?

— Прошлой ночью все выяснила. Осталось только собраться с духом и встретиться с миссис Абельсон.

Куки помрачнела:

— Ее муж все-таки изменяет?

— Хуже. Тусуется со студентами, играет в видеоигры и экспериментирует с марихуаной.

— И почему это хуже?

— Ты миссис Абельсон видела?

— А-а-а! — понимающе протянула Куки. — Поняла. Хочешь, чтобы я прямо сейчас назначила встречу?

— Нет.

— Супер, тогда сейчас и позвоню.

— Сомневаюсь, что смогу ее сейчас вытерпеть.

— Видишь ли, кто-то должен ее терпеть, и это точно не я.

— Нет.

Куки взяла трубку и, наплевав на мои протесты, стала набирать номер миссис Абельсон.

— А может, все-таки не надо?

— Сорви уже этот чертов пластырь, — отозвалась подруга, нажимая на кнопки ручкой.

— Не хочу.

— Еще как хочешь!

— Мне нравится пластырь там, где он сейчас есть.

— Тебе сразу полегчает.

— С бинтами и лейкопластырями я выгляжу благороднее.

— Оторви его, и все.

— Больно же будет.

— Как и от иска, который подаст миссис Абельсон, если узнает, что по твоей милости страдала от сомнений дольше, чем было нужно.

— Да не посмеет она подать на меня в суд! — ахнула я.

— Ты миссис Абельсон видела?

Я удрученно поникла и, так и не выпрямившись, протянула руку за трубкой. Назначив встречу на сегодня, я решила поприставать к помощнице. Точнее поприставать больше, чем обычно.

— Что почитываешь?

— Ничего.

Куки тут же отвернула от меня монитор, поэтому я, естественно, развернула его обратно.

— Я работала, клянусь, — пробормотала она с набитым ртом, где уже обосновались яйца, тортилья, картошка и красный чили. — А потом пара щелчков мышкой — и я заблудилась в логове дьявола.

— Опять заблудилась у нас дома? — Я набила собственный рот, дала себе пару секунд осознать, что только что съела крошечный кусочек рая, а потом наклонилась, чтобы рассмотреть фотографию на экране. — Фотка липовая.

Куки просматривала так называемые необъяснимые снимки из прошлого. Все черно-белые и все до единого, надо признать, одинаково жуткие. Ей-богу, я и сама пару раз падала в эту кроличью нору. Понять Куки можно. Наши последние рабочие дни проходили в основном за просмотрами видео с прикольными котами и роликов Эллен Дедженерес на «Ютьюбе».

— А почему тебя так расстроило то видео, которое мы сегодня смотрели? — спросила я.

— Потому что… минуточку! С чего ты взяла, что фотка липовая? Эти фотки нельзя объяснить, потому их и называют необъяснимыми. В этом весь смысл.

На снимке, на который сейчас смотрела Куки, была изображена маленькая девочка с крылатой феей на плече.

— Ты серьезно?

— Ну ладно, — сдалась подруга, — а как насчет этой?

На фотке мужчина в смирительной рубашке левитировал над кроватью.

— Фальшивка.

— То есть левитирующих психов не бывает, а ангелов смерти пруд пруди?

Она права.

— Типа того.

Я прожевала очередной кусок.

— Фиг с тобой. Но следующую фотку точно ничем не об…

— Липа, — выпалила я, как только Куки вывела на экран следующий снимок. — Скажи честно, чего ты ждешь?

— Не знаю. А как тебе эта фотография?

— Чушь. — На фотке мальчик со скрещенными по-турецки ногами висел над старой детской четырехколесной повозкой фирмы «Радио-Флаер». — И я думаю, ты все прекрасно знаешь.

— Тебя могут разоблачить, — наконец призналась подруга.

— Я и раньше себя с потрохами выдавала, но тебя это никогда особенно не заботило.

— Я не о тех потрохах, которые ты выдаешь под мухой. И откуда тебе знать?

— Ну, ты никогда не говорила, что тебя подобное волнует.

— Да нет же, я про снимок.

Я указала на экран вилкой:

— Ты видишь парящего мальчика?

— Ясное дело. Именно поэтому фотка попала в категорию странных и необъяснимых.

— Люди не парят. По крайней мере живые. Если бы мальчик действительно парил, он был бы в нематериальном виде. Или его бы поднимало какое-нибудь нематериальное существо. Если ты мальчика видишь, то он точно вполне себе при теле. А вот я не вижу никого бестелесного, кто бы его поднимал. И что с того, если меня разоблачат? Немножко разоблачения никому еще не вредило. И вряд ли за мной пришлют ангелосмертскую полицию.

Куки снова щелкнула мышкой.

— Наверное, ты права. Но ты не знаешь, чье внимание может привлечь то видео. Как думаешь, это из-за него на тебя в Ватикане завели дело?

— В смысле, из-за видео? — Я отправила в рот очередной кусок. — Если верить их цепному псу, у них на меня досье с того самого дня, как я на свет появилась. Так что вряд ли. — На следующей фотке был изображен мальчик, покрытый чешуей. — Фальшивка.

Без лишних вопросов Куки клацнула на новый снимок.

— А если это видео попадет в руки каких-нибудь неправильных сил?

— Каких, например? Если ты о вооруженных силах, то это будет даже весело. А все остальные силы прекрасно знают, кто я такая. Я же чертов маяк. Так что им даже известно, где я нахожусь. Понятия не имею, кто бы мог привлечь еще больше внимания, чем я. По крайней мере в сверхъестественном мире. Липа… липа… липа… обычная жуть… липа…

— А если видео попадется на глаза кому-то из этого мира? Кому-то такому, кто ничего не знает, но сильно заинтересуется? Очень, очень, очень сильно заинтересуется?

Я чувствовала, как в подруге поднимается тревога.

— Да кому какая разница, Кук? Разве это что-нибудь изменит?

— Но…

— Во-первых, — нагло перебила я, — никто этому видео не поверит. Все подумают, что там были веревки или кто-то хорошо разбирается в компьютерной графике.

Едва заметно пожав плечами, Куки уставилась на очередную фотку.

— А во-вторых, даже если кто-то и обратит на запись внимание, то повторяю свой вопрос: что этот кто-то может сделать? — Я глянула на снимок. — Фальшивка, и это ясно, как божий день.

— Ты вроде как лишаешь всю задумку волшебства.

— Знаю, солнце. Изви… — Доизвиняться мне так и не удалось, потому что следующая фотография лишила меня дара речь. Я подалась поближе. Прищурилась. И застыла. — Это еще что такое?!

Не донеся вилку до рта, Куки тоже замерла.

— Только не говори, что девочка и правда могла так запросто снять с шеи собственную голову.

— Нет-нет, это полная фигня. А вот на заднем плане… — Я практически ткнула в экран пальцем. — Видишь мальчика? Что он делает?

На заднем плане смехотворной фотографии, где девочка держала за светлые волосы что-то очень похожее на ее же голову, стоял мальчик и показывал пальцем на витрину какого-то магазина.

— Ты про вот этого? — уточнила Куки, потому что на снимке их было несколько.

Тот, про которого я говорила, был одет по старинке. Короткие штанишки. Носки по колено. Подтяжки. На голове — фуражка разносчика газет. Он смотрел прямо в камеру и указывал на витрину.

— Да. — Я отложила вилку, отодвинула тарелку и практически улеглась на стол, демонстрируя всю глубину декольте, но Куки не купилась. А зря. Она вполне могла бы кое с кем посоперничать за место в моей постели. — Распечатай.

— Ла-а-адненько, — настороженно протянула она. — Мне начинать паниковать?

— Не знаю. — Я побежала к принтеру и стала вытаскивать лист бумаги еще до того, как закончилась печать. То бишь мы поиграли с принтером в войнушку, пока он позорно не сдался. Вернувшись за стол, я ткнула пальцем в изображение. — Посмотри на витрину. Что ты видишь?

— Грязь. Все заляпано.

— А на узоры не похоже? Или на какой-нибудь странный шрифт? Или даже на пиктограммы?

— Да нет. Просто пятна грязи. Смахивают на тест Роршаха. А в чем дело? — Я продолжала молча пялиться на снимок, и Куки добавила: — Чарли, блин, что ты видишь?

— У мальчика в винтажных шмотках грязные руки. Как будто он писал на витрине. Но дело не в нем, а в том, что на этой витрине написано.

— И что там написано? — спросила Куки, чьи любопытство и тревога росли с каждой секундой.

— Это ангельское письмо.

— В смысле ангельский язык? То есть мальчик ангел?

Я чуть не рассмеялась:

— Это вряд ли. По крайней мере очень сомневаюсь.

— Ты можешь прочитать надпись?

— Еще как могу, — ответила я, чувствуя, как по спине ледяной змеей ползет страх.

— Ну и?

Казалось, этого не может быть. То, что я видела, просто-напросто не укладывалось в голове.

Чтобы вернуть меня в реальность, Куки коснулась моей руки:

— Так что там написано?

— Это послание, но как такое возможно?

— Послание от кого?

— Если не ошибаюсь, то этот мальчик — Рокет.

— Рокет? Наш Рокет? Который из дурдома?

— Да.

Я всмотрелась в круглое лицо, в мальчишеские черты. В то время Рокет был как раз примерно такого возраста.

— И что там написано? — Куки подалась ближе и сощурилась, изо всех сил пытаясь увидеть то, что вижу я. — Кстати, я не понимаю. Откуда ты знаешь, что это он?

— Во-первых, мальчик очень на него похож, а во-вторых, на витрине написано «Мисс Шарлотта, что больше хлебницы?».

Куки глянула на меня, до сих пор ничего не понимая.

— Рокет единственный, кто называет меня мисс Шарлотта. Но я понятия не имею, что значат эти слова, и как, бога ради, он додумался передать мне послание. Он умер лет через двадцать после того, как сделали эту фотографию. А со мной познакомился вообще лет через пятьдесят с лишним.

— Магазинчик, кстати, не какой-нибудь, а булочная. Причем покрашен так, чтобы было похоже на хлебницу.

— Ясно. — Тут мне придется поверить подруге на слово.

— У моей бабушки была похожая. Смотри, вот тут как будто ручка есть.

Я и правда разглядела нечто похожее на хлебницу с ручкой наверху, а над ручкой виднелась вывеска «Хлебобулочные и кондитерские изделия мисс Мэй».

— Ну и что тогда может быть больше, чем это здание? — спросила я. — Ничего не понимаю.

— Я тоже. И как такое вообще возможно?

— Ну, на самом деле есть куча вещей, которые могут быть больше, чем эта булочная.

— Да нет…

— Ну, например, здания, которые побольше и повыше.

— Я не о том…

— Небоскреб!

— Чарли. — Куки пыталась разобраться во всей этой белиберде так же усердно, как и я. — Эту фотографию сделали не позднее, чем в сороковые.

— Если точнее, то в тридцатые. — Присматриваясь повнимательнее к мальчику, я все больше и больше убеждалась, что Рокет передал мне послание из прошлого. — Найди все, что сможешь, об этом снимке.

— Заметано, босс. Ей-богу, уровень жуткости в приемной только что увеличился в десять раз.

— Это потому, что вот-вот нарисуется твой муж.

Куки оглянулась и восхищенно уставилась на меня:

— Ты действительно ясновидящая.

— А то!

Мне не хватило духу сказать ей, что я видела тень, а потом и размытый силуэт дяди Боба на стекле картины прямо за столом Куки. Момент был бы испорчен. Хотя понять не могу, почему хоть что-то, связанное со мной, до сих пор ее удивляет.

Я подскочила и пошла за курткой.

— Значит, так. Первым делом, найди все, что сумеешь, на жертву убийства, Эмери Адамс.

— Лады.

— И не забудь разузнать, кому мой муж выплачивает алименты.

— Как раз этим и занимаюсь.

— А потом…

— Иди уже, — сказала Куки, опять пристально изучая фотографию с Рокетом, а когда открылась дверь, подняла голову, чтобы взглянуть на моего дряхлого дядюшку.

Я быстренько его обняла, отчего он почувствовал себя крайне неловко. Не зря, значит, старалась. Дядя Боб похлопал меня спине и почти (почти!) обнял в ответ. Высокий и слегка страдающий от лишнего веса, он просто олицетворял собой нормы мужского поведения. Мужики же не обнимаются. Это противоречит кодексу мужественности. Разве что у них развеселая и чисто братская вечеринка. Ну или какое-нибудь еще более мужественное событие. Как, например, тачбол. Или барбекю на заднем дворе. Для американских парней обниматься — это нормально, только если у одного или обоих сразу в руках щипцы для гриля.

А еще они не мчатся со всех ног к женам, чтобы подарить им страстный слюнявый поцелуй, чем в эту самую секунду и решил заняться Диби.

Честное слово, я бы подождала, пока они не задохнутся, но в сутках всего двадцать четыре часа, поэтому пришлось рискнуть:

— Забыла спросить, Кук. Кто такая Валери?

В ответ подруга показала мне средний палец. В буквальном смысле. Видимо, в ее планы не входило прекращать разврат с моим собственным дядей. Меня распирало от гордости. Причем сильнее, чем распирало от гордости саму Куки, когда она отравилась чем-то несвежим и за два дня похудела на три килограмма. Однако я все-таки приняла это за сигнал испариться как можно скорее. Я вообще с трудом выношу публичную демонстрацию чувств, тем более когда в демонстрации замешан мой родственник. А особенно тот, который в свободное время без зазрения совести лапает мою лучшую подругу.

Я вышла на улицу, где уже царил тоскливый туманный день. Как раз такой, как я люблю. С северо-востока тянулись тучи, собираясь над Сандией и пряча вершину, отчего вся гора казалась похожей на котел ведьмы. Кто-то мог бы решить, что такая картина сама по себе поднимет мне настроение. Или тот факт, что гора была покрыта искрящимся снегом, вызовет у меня хотя бы улыбку. Но не тут-то было. Я боялась. Ужасно боялась. Страх заключил меня в кокон и просочился в легкие, лишая способности дышать.

На полпути к Развалюхе, своему вишневому джипу, я остановилась. Почему мне страшно? Я и раньше иногда боялась, но не так сильно. А сейчас мне было до смерти страшно.

И этот страх кружился вокруг меня плотным туманом. Я решила провести инвентаризацию. Осмотрела себя так тщательно, как только могла. Похлопала по карманам, по куртке, по «девочкам». Нет, дело точно не во мне. Но если не мой страх едва не парализовал меня, то чей?

Я осмотрелась по сторонам. Людей было не так уж много. Большинство контор в этой части Сентрал могут похвастать черным ходом, плюс через дорогу имеется колледж, и все же движение в нашем переулке было очень и очень жиденьким. Я заметила только несколько студентов, которые явно шли в университетский городок.

Я пошла вперед, стараясь сосредоточиться на источнике страха и борясь с желанием принюхаться, словно ищу, откуда в кухне взялся странный запах. Что тут скажешь? И такое бывает.

Лишь обойдя мусорный контейнер, я заметила бездомную девочку, которая явно находилась в бегах. Меня приложило ее страхом, как стеной, и волосы на затылке встали дыбом.

Девочка сидела на земле, скрестив ноги. Черные кроссовки определенно видали и лучшие деньки, как и грязное одеяло на ее плечах, которое когда-то было розовым. Черные короткие волосы были взъерошены, но не от грязи, а так, словно она только что проснулась. Юное лицо казалось совсем бледным. Девочке было не больше четырнадцати лет. Пятнадцать максимум. Она пыталась открыть йогурт с мюсли. Рядом со стаканом сока лежала одноразовая ложка. Пальцы у девочки тряслись, а пленка из фольги на йогурте никак не поддавалась.

— Можно я тебе помогу? — спросила я так мягко, как только могла.

Темноволосая голова тут же поднялась. Полный удивления и страха взгляд на секунду остановился на мне и сразу двинулся по сторонам, проверяя, одна я или нет. Одному богу известно, через что прошла эта юная и красивая девочка. И одному богу известно почему, а точнее по чьей милости она оказалась на улице, и что привело ее к такому опрометчивому решению.

Удостоверившись, что мы одни, девочка смерила меня подозрительным взглядом, а я уже смотрела на то, что она собиралась съесть.

— Где ты это взяла? — спросила я, потому что внезапно меня больше заинтересовала еда, чем обстоятельства, в которых очутилась беглянка.

Если бы она попрошайничала, то на собранные деньги не стала бы покупать здоровую пищу. Большинство детей готовы жить только ради чипсов и пиццы, а эти йогурт и сок явно появились из магазинчика «У Бойда», который находится на углу напротив нашего бара и офиса.

Девочка точно не собиралась отвечать, но ее глаза сказали мне все, что нужно. Она быстро покосилась в сторону магазина, и мне пришлось усилием воли подавить вспышку гнева.

— Значит, это дал тебе мистер Бойд?

Она нахмурилась, а я чуть не фыркнула.

— Зуб даю, он тебе еще и на складе переночевать предложил, если тебе некуда пойти. Исключительно чтобы хоть немножко согреться, да?

Ответа я не услышала, но почувствовала, как мои слова нашли в девочке отклик. Значит, что-то подобное ей все-таки говорили. Более того, она тут же стыдливо покраснела.

— Этот чувак извращенец, солнце. До мозга костей.

Я шагнула ближе, и девочка застыла. Наверное, от того, как резко прозвучал мой голос.

— Держись от него подальше, — приказала я, потому что именно это, ясное дело, и нужно бездомному ребенку в бегах. Чтобы взрослые раздавали ей приказы направо и налево. Говорили, что делать. Пытались контролировать ее жизнь. А может быть, даже использовали в своих целях.

Она медленно поднялась на ноги, и я поняла, что перегнула палку. Девочка точно не собиралась со мной разговаривать.

В знак капитуляции я подняла руки:

— Погоди…

Но она сорвалась с места и помчалась по переулку, бросив и свои вещи, и завтрак.

Молодец, Дэвидсон, так держать.

На бегу девочка сбила мусорный бак, свернула за угол и помчалась на Сентрал. Я собрала ее вещи и спрятала за контейнером. Она вернется. Наша встреча не была полным фиаско. Я уловила ее… за неимением другого слова, запах. Эмоциональный отпечаток. Частоту, если хотите. А значит, смогу ее почувствовать. Если она не вернется, я сама ее найду. О да, я та еще ищейка. До мозга костей.

Загрузка...