Проклятые ключи

Глава 7. Две непохожие истории

Выдохнув спустя мгновение, поняла, что я жива и здорова. Михай при этом ругался на обычный манер, как впрочем, и замкнутый и неразговорчивый Дарк.

Магический круг и пентаграмма на полу сияли, наполненные силой. Мужчины не придумали ничего лучше, как выпустить пар, напитав волшебные знаки силой.

Лис плюнул себе под ноги, как обычный мужик, и направился в сторону выхода. Служитель, который посмел запереть нас, дрожал, забившись в темный закуток. Маг не обратил на него внимания, а вот Дарк сказал пару слов.

— Извести все храмы, что Даркирий Зеленский сын служителя главного дома бога смерти и великий уравнитель снова возлагает на себя обязанности проверяющего храмов.

Мужчина вздрогнул, посмотрел на Дарка и стал умолять, припав на колени. От былой гордости и надменности ничего не осталось. Страх и ужас наполнили душу простого человека.

Стоя на ступенях, не сдержала любопытства и спросила Даркирия, что же так напугало монаха. Но ответил Михай.

— Наш друг считается сыном бога и носит высший чин среди служителей. Такие, как он, могут напрямую обращаться к Вершителю и вести разговор. Они, как правило, следят за храмами.

Я подивилась, а Лис дальше последовал. Но стоило мужчине отойти на пару метров, как в душе кольнуло предчувствие нехорошее. А мысли Дарк подтвердил.

— Значит, священный огонь память вернул.

Задохнулась от испытанного ужаса. Надежды, которые питала до сего момента, покрылись слоем пепла. Не простит, теперь точно погубит.

— Михай, — крикнула в надежде остановить мужчину, но когда тот оглянулся, увидела глаза Ростислава.

— Называй меня настоящим именем…

Замерла на месте, не в силах шага ступить. Страх охватил все нутро, черным дегтем измазал тело, к земле приковал.

— Что смотришь со слезами? Неужели больше не нравлюсь? — манера говорить и насмешка, с которой была произнесена фраза, принадлежали Ростиславу. Играючи и озорно светились его глаза, но на самом донышке боль плескалась великая и обещание расплаты скорой. А может, то показалось мне?!

Сколько лет представляла, что колдуну скажу, когда свидимся. А вот стоит он передо мной, глаза прищуривает, ждет, какую глупость я совершить собралась. Но ни слов, ни действий опрометчивых сделать не удалось. Дарк между нами встал и разбавил напряжение словами:

— Спешить нужно, некогда в игры играть.

А потом взял за руку и показал, что видел, когда призраком обернувшись, по свету бродил. Сначала увидела леса бесконечные и луга заливные, солнцем освещенные. Летела птицей по небу ясному, дышала ароматом цветов прекрасных. Зайцем обернувшись, вдыхала воздух, пропитанный смоляным запахом сосен. Встречала рассвет с тишиной горных хребтов, где снега вечные. Чувствовала тревогу служителя, которая душу к телу привязывала. А когда призрак отыскал причину своих волнений, поняла, что за чувство между Владленой и Дарком пролегло.

Она сидела, понурив голову, а Роин метался по клетке под ликом волка. На шеи ошейник из серебра, кожей обернутый. Часть металла выглядывает и жжет кожу оборотню, но тот, словно боли не замечает, курсирует вокруг мальчишки, хвостом по железным прутьям постукивает. Искал слабое место, но заговоренная решетка искры выдала, когда волк усилий больше прилагал.

Телега с племянниками пересекла ворота деревянные и въехала на территорию Верховной ведьме подвластную. Только встречала обоз не Марьяна, а Матрена. Гордая, надменная, от былой раболепной и скромной помощницы не осталось и следа. Притворство слетело вместе с настроением добрым. Колючий едкий взгляд и рот, искривленный в негодовании, женщину настоящей ведьмой делали. Не рада была ткачиха, что пленников не всех доставили. А когда ключей в карманах не отыскалось, Матрена пуще прежнего разозлилась.

Кулон Марты женщина повертела в руках, бросила на землю, как ненужную безделушку, и велела в избу оборотня с сестрой отвести. Да не кормить, пока не расскажут, куда их друзья делись.

Вынырнула из чужих видений, словно из грязной липкой бочки с дегтем. Отдышаться не сразу получилось, спазмом грудь свело. Согнулась пополам, воздух жадно хватая.

— Зря, девчонку с собой потащил. На словах рассказал и достаточно, — заворчал Ростислав, меня за талию обнимая и к себе прижимая.

— На меня смотри, глупая! Глаз не отводи!

Я послушалась приказа, и затянула белая пелена сознание, погрузилось тело в тишину и спокойствие. Возвращаться не хотелось.

Очнулась, когда солнце за горизонтом скрылось. Рядом костер горел. Ростислава поблизости не наблюдалось. А Дарк подушечки пальцев ощупывал, удивляясь вернувшейся магии.

Потом, не взглянул в мою сторону, разговор начал, словно исповедь:

— Я ведь не простым служитель являлся, насколько ты понять успела. Продолжал семейное дело, отец — почитаемым человеком был. Мудрым и рассудительным. Моей неопытности умилялся, а скорости ругался. Сила в роду нашем великая, оттого ответственность большая. Но у молодости свои законы.

Даркирий вздохнул уныло и продолжил:

— Когда услышал зов умирающего и увидел, что произошло, решил перед отцом умением блеснуть. Помощь двум душам сразу попытался. Сам выгорел, Демида чуть не загубил. Но Марте уже не помочь было. Это я только сейчас понимать начал.

Гораздо позднее, когда в храм вернулся и силой напитался, но не смог ее использовать, покаялся отцу о прегрешениях. Он головой покачал и мне предложил самому выбор делать. Но я снова ошибся. И покуда мне было знать, что Горский привязал ко мне нить волшебную и магией моей питался. А то думал, что Вершитель карает непослушное дитя.

У Дарка настроение совсем испортилось от грустных воспоминаний. Между бровей залегла морщинка, в уголки губ вниз опустились. Он не выглядел ныне угрюмым и необщительным, скорее усталым и опустошенным. Человек, который потерял веру в дружбу. Но даже не это пугало мужчину, его крест, который он нес долгие годы, оказался бессмысленным. Богу неинтересны мелкие проступки своих детей.

Все время, до сегодняшнего дня, видела в нем избегающего окружающих людей черного колдуна. А оказалось, Дарк заблудшая душа.

Насмешка судьбы — настоящего черного колдуна я полюбила. Если раньше считала, что Ростислав личину изменил, когда первый раз встретился израненный, то теперь поняла, как ошибалась. Это настоящий облик мага, другие лишь оболочки для отвода глаз.

Стоило подумать о мужчине, как он представ перед глазами. Сначала в воздухе закружился маленький смерч, который разрастался, поглощая траву, ближайшие ветки от деревьев, что неосторожно склонились в сторону опасности. Трава плясала вместе с крутящимся по кругу ветром, а полумрак, освещаемый слабым светом костра, пугал.

Когда я подскочила, судорожно отыскивая уголок, где бы укрыться, из воронки вышел Ростислав, посмеиваясь. Мужчина пребывал в отличном расположении духа. С вернувшейся памятью, сила стабилизировалась. В руках неумелого Лиса магия плескалась через край, доставляя неудобства и заставляя быть в постоянном напряжении. Но смену заботливому и серьезному мужчине явился Ростислав себе на уме. Глядя на колдуна, я дрожала. Он передо мной представление устраивал, а вместо смеха в душе отчаяние плескалось.

— Хватит бояться! — Хмурясь, проговорил мужчина. Дарк приподнялся с насиженного места, готовый в любой момент щитом мое тело закрыть. Руки в боевой позе сложил, чем насмешил колдуна. Долго Ростислав не унимался. Только казалось, что не смеется он, а плачет слезами горькими, настолько смех фальшью пропитался.

Потом щелкнул пальцами и волосы от корней потянули вниз рыжий оттенок, до длины, что у Михая была. Самые кончики черными остались.

— Может так милее буду? — с издевкой прошептал, приблизившись вплотную мужчина. В глазах пламя костра плясало, словно демоны хоровод водили. Каждый звук из уст, как удар розгами по спине, хлестал с силой и злобой. Не простил колдун смерти скорой, проклятие навсегда со мной и Влади останется. Голову опустила и опечалилась.

— Проклятие говоришь? — Удивляясь, спросил маг. Отстранился. — А разве оно не исчезло вскоре после страшных событий?! — Маг передернулся, словно вспоминая былое, а потом добавил:

— Срок в два месяца давал.

От одной мысли, что колдун видит все мои рассуждения стало нехорошо, озноб тело пробил. А в душе будто вьюга снега насыпала, да морозец узоры выткал.

Ростислав расплылся в грустной улыбке.

— Науку мою плохо усвоила. Личина Михая слишком мягкая, расслабила твою чуткую и ранимую душу. А ну, Катерина, вспоминай, как учил тебя.

Резко шагнув и сократив расстояние между нами, Указательным пальцем поднял опущенный подбородок и коснулся губ. Дернулась, как от пламени обжигающего, но воля мага сильнее оказалась. Перехватил поперек талии одной рукой, другой за голову придерживал, чтобы взгляда отвести не смела.

— Помниться, говорил тебе о ярким воспоминаниях: они либо болезненные и печальные либо сладко-приторные.

Глаза округлила, пытаясь сообразить на что Ростислав намекает. Растерзает сейчас или … Но додумать не успела, утонула в нежном поцелуи. Маг прикусил и тут же облизал мою нижнюю губу, заставляя появляться мурашкам на коже. Повторял ласку и упивался эффектом — отсутствия какого-либо сопротивления.

Позади слышалось фырканье Дарка, но страсть мага насколько поглотила, что я позабыла про стыд и стеснение.

Ростислав резко отстранился, я покачнулась в его сторону. Казалось, он паук, что соткал паутину между нами. Магия, которую использовал мужчина, проклятая и опасная. Но меня такие мелочи мало волновали, в отличии от служителя храма мертвых. Он потянул за плечо, впиваясь в него, словно клешнями. Я вскрикнула. Боль, причиненная сейчас легла поверх нежности, что дарил Ростислав.

— Думаю, ты переборщил с воздействием. Девчонка опьянела от магии. — Голос Даркирия звенел. Дай ему в руки музыкальный инструмент, и служитель сыграл бы страшную балладу о смерти.

У черного колдуна терпение лопнуло. Видимо, давно служитель жизни его учил. А не стоило, не тот народ темные маги, чтобы с ними споры вести.

Схватил меня за руку Ростислав и не себя потянул. Даркирий обратно. Руки оторвать решили или пополам разорвать, не поняла, боль помешала. Маг топнул ногой, шаг навстречу сделал, мое тело измученное обнимая. А вокруг темнеть стало. Ох, помню, как тьма клубилась и собиралась, колдуна силой наполняя. Уткнулась в грудь, но покоя не нашла. За шиворот потянул Дарк, за стан перехватил. Наверняка, и улыбался ехидно, потому что игрушку любимую у колдуна отобрал.

Смотрела на растерянного Ростислава и не понимала какой прок Даркирию м

ага злить, ведь добра от того никому не будет. Как бы тьма с собой не утащила. Заклубилась темнота вокруг колдуна, словно волны морские у ног вспенилась. В сторону потянулась, жертву отыскивая. Но на ухо служитель только ухмыльнулся, а вслух произнес:

— Это все на что ты способен, колдун? И нареченную невестой защитить не сможешь с такой слабой силой.

Невестой?! В голове закрутились воспоминания, когда мы с магом обед давали и помолвку устроили?!. Но как ни старалась, не вспомнила.

А служитель продолжал говорить, злобу в душе Ростислава взращивая. Я глаза закрыла поначалу, а потом любопытство одолело. Но увиденное удивило немерено. Черным-черно вокруг, а передо мной, как свеча, тело колдуна горит над землею висит в воздухе. Письма, словно выжженные на коже ярким желтым светом переливаются.

Зашептал Дарк, письмена вслух озвучивая и тьму успокаивая, да Ростислава в нормальное состояние возвращая. Отступила, испугалась слов древних и сильных, уползла гадюкою, в самую узкую щели в лесу забилась и до следующей ночи не показывалась. А на небе луна засияла, освещая испуганное лицо мага. В чертах больше внешнего от Михая нежели от Ростислава осталось. Неужели Дарк истинную сущность обличил?!

Я моргнула, но наваждение не исчезло. Лис перед глазами стоит и растерянно смотрит, а волосы черные, концы рыжие.

— А теперь рассказывай, как Вершителя в своем теле заточить умудрился?

Мужчина в лице переменился. Отвернулся от нас с Дарком и рассказ долгий начал. Начала, впрочем, которого упустил. Не хотел вспоминать страшные события, которые сестру Марту за грань отправили.

Полное имя Ростислава звучало, как насмешка, Ростислав Михайлис. Коли бы знала раньше, то не приняла оборотня за мага. Вырос на берегу Соленого моря. По утрам близ дул со стороны воды, принося прохладу, а к вечеру направление менял, забирая дневной зной.

От рассказа на слезах слезы образовались. Про дом колдун повествование начал, но не только ему берег вблизи моря родным был. Но фамилии такой запоминающейся Михайлис в голове не всплывало, но дальнейшие слова Лиса на место все расставили. На другом берегу семья обитала, торговлей занималась. Шелка тонкие на монеты звонкие меняла.

Хотя мала была, но матери лицо в обрамлении черно-красного платка перед глазами стоит. Любила она народ потешить нарядами яркими и головой покрытой. В храмы не ходила да богов местных не почитала. Может, за это они и покарали семью нашу?!

Ростислава готовили с ранней юности в монахи — молящиеся, сопротив служителей храма мертвых. Они живых почитали и за здоровье хвальбы всем богам, кроме Вершителя, отдавали.

Где Марта с Демидом познакомилась Ростиславу не известно, но портрет у нее всегда при себе хранился, словно драгоценность. Совсем помешалась девчонка на Горском. В каждом рассказе к мысли о мужчине возвращалась. А когда колдун на учебу собрался попросилась с ним. Момент уловила в дороге и исчезла. Но маг не искал сильно, обузой сестру считал. Да и куда Марта денется — вернется в отчий дом, как проголодается. А коли случиться что мужчина почувствует. А о местонахождении кровь родная укажет. Не думал Ростислав, что его невнимательности к печальному концу приведет.

Тут маг замолчал и долго с мыслями собирался, а потом сразу к воспоминаниям о сделке с богом преступил. Винил себя за смерть сестры, не уберег безрассудную девушку.

Я голову опустила, о Владлене вспомнив. Сижу рассказы колдуна слушаю, а сестра в клетке голодная с волком, который из-за магического ошейника, обернуться человеком не может. Долго ли людское нутро сдерживать зверя будет, и думать страшно. Но выбора не было. Даркирий сказал, что покуда черный маг с силой своей не совладает, двигаться дальше бессмысленно. Погубит всех, тьмою окутает, как одеялом пуховым, и к Вершителю отправимся на скорый суд.

На небе месяц новорожденный засиял, а руки мага дрожали, медлил мужчина, над книгой страшной нависая. Она по наследству ему от прабабушке досталась. Та говорили Верховной ведьмой по ту сторону Соленого моря правила, а на этом берегу люди благочестивой госпожой звали да поклоны отвешивали.

Книга содержала два раздела о смерти и жизни, о живой воде и мертвом песке, о птице фениксе, что возрождался из огня и черном смерче, что губило цветущие деревья. Колдун не понимал тогда, что не всегда свет — это благодать. Всему живому тьма нужна, чтобы отдохнуть и сил набраться. Юный, полный жажды мести, мальчишка стал заклинания задом наперед читать. Много он до того литературы изучил, время не зря потратил. Знал, что явиться на зов кто-нибудь сильный. Ростислав демона желал увидеть, а заинтересовал своей наглостью самого Вершителя.

— Да, как ты смеешь, человечишка, слова древние грязным ртом коверкать. Беду не только на себя навлечешь, но и на весь белый свет. Переменится день и ночь местами станешь горькие слезы лить!

Но мага слова бога не напугали, а только позабавили. В глазах ведьмовской огонь горел, мстительный и опасный, который пожирает все на своем пути, о других не думая.

Вершитель сделку предложил колдуну, обещал найти того, кто в смерти Марты повинен, но срок, богом назначенный, долгим Ростиславу показался. Спорить стал, словами дерзкими бросаться. Вершитель осерчал и наказать решил бессовестное создание, в порыве позабыл про письмена светлые, которые молящихся от гнева Вершителя закрывают. Злоба, которая в душе мага скопилась в тело легко бога впустила, а письма запечатали божество на долгие годы.

Ростислав, как новую силу почувствовал, так меняться стал. О мести мысли со временем на второй план отошли. Забавами злые да унижением слабых колдун занялся. Смеялся все, покуда в избушку судьба не привела.

В памятную ночь, во время сна напал на колдуна белый праведник и как выследил только. Следы Ростислав хорошо замел, после пирушки веселой, когда половина деревни проказой страшной заразилась. И поделом, нельзя черного мага камнями встречать.

Из под тишка Дарен ударил, пока спал колдун. Слова о чести, которые в молитвах читал, с делом расходились. А вот Ростислав никогда напрасно на ветер звуков не бросал, все, что обещал сделать, выполнил с лихвой, до сих пор люди его имя с опаской произносят.

Белый праведник сонным порошком вокруг мага насыпал, сам платком рот повязал, чтоб не надышаться и ударил в правый бок ножом, который для обрядов язычники использовали, жертвы кровавые богам приносили.

Ростислав закричал, птиц с насиженных мест прогоняя да лесное зверье пугая. Попытался закрыться от следующего удара, чуть представая, Дарен в предплечье попал, разорвал хрупкую плоть, алыми каплями землю окрасил. Слабость на колдуна напала, сонный порошок на тело воздействовал. Рухнул на землю мужчина, с жизнью прощаясь. И стоило глаза закрыть, как возник перед глазами Вершитель.

На этих словах Ростислав обернулся. За голову схватился, прогоняя нахлынувший страх, вздохнул пару раз и продолжил.

— Хватку ослабь! Дай мне волю! Я помогу тебе! — Бог помощь предложил. И сдался Ростислав на милость божества.

Сам не помнил, как ноги к дому Агафьи привели. Давно он с ведьмой знаком был. Ни раз к ней захаживал, но до сегодняшнего дня ни разу девицу на пороге не видел. Закрывала от черного колдуна племянницу лесная ведьма и правильно делала. Много таких загубил Ростислав, голову любовью заморочил. Получил тело, а душу в страданиях оставил.

Перед глазами, словно пелена тумана стояла, а боль, от кровоточащих ран, не позволяла сосредоточиться на внешности незнакомки.

Но я-девчонка совсем маленькой оказалась, на вид лет десять, двенадцать. Смотрела с вызовом и помалкивала. Воспитана хорошо оказалась, помогла путнику, не смотря на статус гостя и опасность, которую он нес.

Тело лечебными отварами омывала да слова нашептывала. Магией Агафьи все стены пропитались, пару фраз и потянулись тонкие струйки к измученному телу. Руки больше всего Ростислава пугали, потому что через них тонкая связь с внешним миром велась. Боялся, что не затянуться грубые рваные раны, никогда больше тепло чужого колдун не почувствует ладонями.

Взгляд нежный маг кожей почувствовал, сон, как рукою сняло, но стоило глаза открыть, туман перед очами рассеялся, а незнакомка сладко посапывала, прижавшись спиной к печке.

Поднялся с узкой лавки, в четыре шага расстояние преодолел, присел на корточки. Руки израненные протянул и хотел волосы погладить в благодарность, хорошими снами да удачей отблагодарить. Но я дернулась, по ладоням дрожащим ударила. Вспышка гнева за дерзость пришла неожиданно. А тьма, как почувствовала слабину, сразу наружу ринулась, комнату заполнять стала.

Спасли письмена на теле, чтобы получить которые надо через сильную боль пройти. Отступила черное ненасытное зло, а вместе с тем часть моей воли на ту сторону утащило. С того дня стал контроль над телом терять. Вершитель того и гляди власть захватил бы и жить вместо мага начал бы.

О подарках и том, как изводил меня своими насмешками да поцелуями, промолчал колдун. Сразу про костер разговор завел.

Когда снова выследил белый праведник и, как собака охотничья, след взял, маг в дом Агафьи вернулся, защитить нас хотел. Часто визиты наносил Ростислав, потому привлек излишнее внимание к захудалой деревушке.

Агафья, как услышала, что делать следует, разозлилась. Проклинать стала да за мое разбитое сердце беспокоиться. По словам мага, любила нас, как дочерей родных.

Я отвернулась, не желая о ведьме и ее любви слушать. Но Ростислав обошел по кругу и с непониманием взглянул, в глазах осуждение и укор немой.

— Ты тетушку, зря, не вини. Я один всему причину! Но не о том речь сейчас. Послушай, как помогла мне лесная ведьма и от набравшего силу Вершителя избавила.

Речь полилась из уст, словно река из берегов по весне вышла. И чем больше говорил Ростислав, тем больше голова моя опускалась, а на глазах слезы наливались.

— Опасное дело ты, Ростик, задумал! — сказала лесная ведьма, трубку закуривая. — А если не получиться праведника обмануть? И огонь плоть твою загубит, а душа вечно по миру неприкаянной бродит станет? Ох, разозлил ты Вершителя. Столько лет силой его безнаказанно питался.

Агафья замолчала, думая о том, как с Марьяной лучше разговор вести. Много лет они не общались. С того самого дня, когда спасла старшая сестра племянниц от зла великого и смерти страшной, хоть сама ее и накликала злобой и завистью к чужому счастью.

— Не родные мы, — вдруг заговорила ведьма. — Всех нас батюшка под своих крылом собрал, потому что силу почувствовал мощную. А управляться с ней учил, как и общаться друг с другом, с любовью и нежностью. Но Марьяна бунтаркой была, оттого обжигалась часто. Особенно, когда отец по свету бродил, да новые таланты отыскивал.

Влюбилась в простого деревенского парня, честь свои подарила, а когда он высмеял ее перед друзьями, силу сдержать не сумела. Черным огнем наградила, даже костей ни от него, ни от друзей не осталось. Помню долго горевала потом. Не разговаривала до тех, пор пока Михай порог не пересек. Сразу в душу ей запал мальчишка, словно сына оберегала его.

Когда погиб брат, обезумела сестра. Пол леса уничтожила. Рассказывала мне, что с Вершителем сделку заключила, кольцом хвасталась. Но не выполнила уговора. От того с каждым днем силу начала терять, а на границе трех земель сильная хранительница нужна. Среди ведьмовского сброда самая могущественная ведьма она, но не для тех, кто по дорожкам темным и светлым бродит.

Агафья замолчала, выдохнула круг дыма, который от нее удалился и растворился в воздухе. А потом с печалью в голосе добавила:

— Нашел Вершитель другую израненную душу, чтобы свои планы осуществить, да прогадал. Хитро поступил, Ростислав, заточил бога в теле своем, как в сосуде, но расплата страшной будет. Не боишься? Посмотри на Марьяну, что она имеет, благодаря зависти и злобе?

Расплата с костром алым и болью настигла. Вершитель смеялся над потугами, а потом почувствовав, что связь между мной и Ростиславом ослабевает, взбеленился, стал тьму по углам собирать, из людей вынимал, награждая проказой или смертью. Проклятия сыпал, словно поле засеивал.

Старался погасить ведьмовской костер, в обычный его превратив. А иначе погиб бы Ростислав. Ведьмовской костер на заговоренном масле разжигается. Всю магию съедает, оттого ни трава не растет на этом месте, ни земля не обновляется. Пустота одна.

— Я посмотрел на вас с Владленой, в облике мальчика, испугался. Зашептал заговор, а он, видимо со злостью освобожденного бога смешался, да в проклятие вылился странное. Не пойду, как снять.

Слова эти, как удар плетью по телу оголенному.

— Существует ли единый бог? Теперь сомневаюсь. Это вершитель вел к тебе, чтоб от оков освободиться. Внешний источник своей силы искал, чтоб зацепиться, как за маяк. И чем чаще я с тобой и Владленой время проводил, тем больше силы и воли бог получал.

Дарк мое настроение, заметив, утешать начал:

— Ключи Вершителю нужны! Тогда снимет он проклятие свое. Я раньше думал, что у любой магии срок имеет, но если божество вмешалось, тут время не поможет.

— Зачем они богу? — взволновано спросила служителя.

— Чтобы между мирами живых и мертвых, людей и богов спокойно перемещаться. Чтобы в любой момент в человека превращаться либо животное, — Даркирий, поведав это, замолчал.

Раньше думала, что боги способны на такие вещи без усилий, но оказалось, что у мироздания свои законы. Не могут они меняться по чьей-нибудь воле.

Сон не шел, сколько не пыталась заснуть, мыслями к Владлене и снятию проклятия возвращалась. Сердце болело, душа металась в отчаянии, но самое страшное что выхода я не видела. Помочь божеству, которое не пожалело ради достижения призрачной цели собственных потомков, страшно. И что будет, когда он человеком станет, какие дела совершит. На благо ли они будут? Агафья учила, что Вершитель и его служители нейтралитет держат, как и молящиеся, но на деле оказалось все по-другому. Одни вели негласную войну против других.

Перевернулась на спину и стала звезды рассматривать. Вспомнился тихий летний вечер, когда Ростислав у Агафье засиделся. Выпили они тогда не мало, пьяница леший позавидовал бы. Язык у колдуна развязался, а слова, которые из уст сладким медом полились, душу радостью наполнили.

— Нравятся мне золотые волосы Катерины, которые с солнечными лучами в красоте соревноваться могут, и глаза голубые, как небо весеннее. Фигура взору приятная, губы алые…

— Полно, окаянный маг! Ишь прозрел он! Язык прикуси! И не смущай девчонку! — Агафья рассердилась, за шиворот мага схватила и из избы выставила, сплюнув под ноги напоследок, чтобы дорогу к ее порогу в ближайшие пару дней позабыл.

Долго потом ведьма разговоры вела о том, что у колдуна язык без костей. Что маг одну ложь говорит, словно сухие листья по дороге метет, и веры нет проклятому.

Время шло, а Ростислав в доме ведьмы не появлялся. Забеспокоилась старуха. Стала приговариваться часто и мужчину поминать.

— Не уж что переборщила?! — Сетовала на свои слова, которые мага по лесам и степям пустили побродить.

А когда явился с растрепанными волосами и порванной одеждой черный маг, взвилась пуще прежнего. Кричала да вон выставляла, а я ненароком замечала, что беспокойство Агафьи улетучилось, так, для порядка шумит тетушка.

Шорох со стороны, где лежал Даркирий, вырвал из пелена веселых воспоминаний. Мужчина поправил одежду, не взглянув в мою сторону, и отправился в лес. Забеспокоилась, следом подорвалась. Но на ровном месте споткнулась и упала, ногу слегка подвернув. Пока растирала болящее место, служитель из виду исчез. Подумав, лечь обратно хотела, нога гудела неприятно. Но любопытство сон, как рукой, сняло.

Осторожно пробираясь через терновые кусты, услышала голоса. Разговор доносился со стороны, куда Дарк дежурить Ростислава отправил. Спор велся на повышенных тонах, оттого интерес вызвал жгучий. Мужчины под осиной расположились. Начало я не слышала, но беседа обо мне велась.

— Зачем целовал?

— Тьма повелела. А когда понял, что оторваться не могу, испугался. Словно привязался к ней, мог птицей обернуться и смотреть часами над тем, как она набивным куклам косы плетет или с Влади в прятки играет. Бывало в углу спрячусь в облике сестры ее, а когда найдет, обниму, приласкаю. Но со временем начал понимать, что чем дальше от Катерины, тем слабее притяжение. И понял главное, что чувствами к простой деревенской девочке не зря воспылал. На то причина имелась, которая имя носит Вершитель. Он эмоции подогревал, чтобы поскорее от оков освободиться.

— Тьма говоришь? Вершитель? А может, ради забавы колдовской приходил в дом Агафьи? — Даркирий не унимался, моему сердцу боль причиняя. А Ростислав отрицать очевидного не стал.

— Да. Когда первый поцелуй на Катерину не подействовал, не поддалась она влиянию колдуна, во мне гордость взыграла. Я второй раз попробовал, заодно и общению с черными магами научил малышку. Но снова оплошал, вместо глаз завороженных, страх и обиду увидел. Ох, злость сердце мое обуяла. Стал время от времени наведываться к ведьме лесной. Агафья гостю сперва не обрадовалась, а потом примечать стала. Скучно жилось женщине, помнила дни развеселые, когда людей одним взглядом губила, молода была и сил полна ведьма. Но речь не о том.

Со временем понимал начал, как меняется девочка, девушкой становится. Коса, словно пшеничный колос, ниже колен золотом отливается. Глаза, как полевые васильки, манят и завораживают. Окунулся во взгляд, ко мне прикованный, потерялся в глубине драгоценных очей. Головой тряхнул, прогоняя чувство странное, которое к Катерине влекло.

Подарками девушку осыпал, а она нос воротила. Не по душе дары черного мага оказались. Избы спалил, да пепел к ногам бросил. Плакала. Деревенских подружек злых уму разуму научил. Плакала.

Заметил интерес к себе после разговора с Агафьей, которая утверждала, что голову я вскружил невинной дитятке. Угрожала расправой, коли обижу. Смех один. Что простая ведьма черному колдуну, который бога в теле собственном заточил, сделать может?! Но недооценил старуху, как и Вершителя. Не на шутку он разыгрался, перед памятным костром.

Ростислав замолчал, но я знала, о чем маг вспоминает. В ту ночь, словно я, ни я была, сама к колдуну потянулась. Волю страсти дала, распустила косу. Покраснела за поступки совершенные в прошлом.

Рядом сова аукнула, вздрогнула. Сильнее за дерево спряталась, боясь внимание лишнее привлечь. Одну руку в кулак сжала, другой выступивший пот со лба стерла. А между тем колдун рассказ свой продолжил:

— Тетушка не простая у девчонок была, как и сами племянницы. Поведала Агафья мне тайну одну, чтобы попытки привлечь девушку оставил. Заключенная в девушках сила черным пламенем отливалась, колдовское начало носила, оттого не поддалась Катерина на очарование магическое. — Ростислав вздохнул, голову запрокинул, на небо засмотревшись. — Не знаю, правду ли ведьма открыла, что девушки — дети тьмы, их души пропитаны темнотой и несут в себе бездну. А Марьяна предсказала задолго до встречи с Кати, смерть в костре ведьмовском от рук предвестника темного.

Дарк задумчиво посмотрел на звезды, повторяя движение мага, словно хотел отыскать ту самую звезду, что Ростислава привлекла, и сказал:

— Помнишь, у черных колдунов поверье есть: если первый поцелуй и ночь украдешь, то дева твоей станет. А если не поддастся, то учесть к магу перейдет. Сгниет душа черная от неразделенного чувства.

Ростислав глаза на служителя перевел, а в слух прошептал, как молитву:

— Кто с тьмою поцелуется и тело в ее черный омут окунет — век под венцом тьмы ходить будет.

Лес зашумел, ветер разгулявшийся крону деревьев к земле клонить начал, словно шаман из древних легенд, бурю призывая.

— Но то слова, которые мало что значат теперь, — не унимался колдун. — После того, как почувствовал горький привкус лжи на губах Катерины, с лесной ведьмой разговор непростой затеял. Было накануне утра, когда взвилось пламя и мое тело поглотило.

Служитель догадался, что колдун смирился со своей участью и принял судьбу, что богами дарована.

— Не смирился и не принял, наперекор пошел, душу не кон свою положив! — С горящими глазами начал быстрый рассказ маг. Мне показалось, что он в некий транс погрузился, чтобы чувство ненависти и жажду мести приглушить.

— Решил от бога, который силу набирал, пожирая мою магию, избавиться, а с Катериной и позднее разобраться можно, — колдун вздохнул. Десять лет ждать пришлось. Вершитель память забрал, оттого бродил под личиной Михая с рыжей головой долгие годы, пока судьба не свела снова со мной. А может, Марьяна постаралась, чтоб от своей сделки избавиться.

— Ведьму пепел собрать попросил, после того, как огонь плоть сожрет. Потом промочить три раза, чередуя в живой и мертвой воде, чтобы воздействие магии белого праведника снять, и дать возможность воскреснуть фениксу. Он дар мой природный.

Даркирий про птицу сказочную, как услышал, так дышать перестал. А я больше слушать не в силах оказалась. Тихонько в глубь леса отступая, вернулась на место ночлега и сделала вид, что сплю сном праведным.

Болью и обидой душа наполнилась. Ростислав чувства ко мне не испытывал, только играл да забавлялся, задела самолюбие колдуна. А в то, что тьмою мы повенчаны, верить не хотелось. Как только Владлену от проклятия избавлю, которое, по словам Ростислава, сам Вершитель наложил, сразу покину названного мужа. Одни огорчения от проведенного вместе времени.

Послышались шаги, я смахнула накатившие на глаза слезы, губы поджала, чтоб не разреветься и провалилась в цветной сон. Кто из мужчин подарил мне сказку, не ведаю.

Ростислав смотрел вслед убегающей Катерины. С каждым шагом груз на душе становился тяжелее, а сердце предательски рвалось из груди. Одно слово, движение и маг сможет все изменить. Объяснить. Не посмел, испугался.

— Зачем обидела ее? Ведь с самого начала разговора заметил, что наблюдает Катерина за нами. Неужели ни капли чувства не имеешь? Даже сострадания? — Даркирий не понимал поведения нового друга. Так странно, одно спасение жизни и он — служитель храма мертвых в союзниках с молящимся, пусть последний и очернил душу колдовством.

— Ни слова не соврал. Любопытство, уязвленное самолюбие и чувства, которые мне Вершитель навязал — вот, что испытывал к девушке. А любовью к ней Михай воспылал. Стоило увидеть Катерину по пояс в воде, глаза загорелись, тело дрожью покрылось, а душа загорелась, как в юности.

— А разве ты и Михай ни один человек? Или думаешь, если память вернул о деяниях темных, то изменил своим чувствам и желаниям? — Служитель не унимался. Развернувшиеся события наполнили нутро грустью. Мужчину охватила злость и негодование, жалость и тоска, которую он испытывал к обиженной девушке, словно сам находился на ее месте. Хотелось окликнуть Катерину, успокоить, а Ростислава потрясти за грудки, чтобы не вел себя, как трус.

— Когда ты письмена заставил на теле вспыхнуть, прогнал тьму в самые узкие щели, я понял, о чем Марьяна говорила. Почему счастья не видать ни в одной из воплощений. — Маг говорил спокойно, совершенно смирившись со своей судьбой. — Грех черным пятном на душе, словно восковая печать.

Дарк нахмурился. Головой покачал, но спорить с колдуном не стал. По себе знал, что сам себе человек препятствия и запреты придумывает. Но следующие слова Ростислава заставили вздрогнуть.

— Вершитель понять дал, что расплата за заточение бога ждет страшная. А род, которому жизнь дам, будет нести бремя проклятия. Не желаю обрекать потомков на страдания. Пусть лучше в одиночестве старость встречу.

Игры молодости, забавы, которыми потешал собственное самолюбие, горькими слезами вылились.

С этой точки зрения служитель не рассуждал. Прав колдун, весь род будущий на страшное существование обречен. Не прощают обид боги. Много примеров Дарку известно, много книг запрещенных прочитал, пока информацию о ключах искал. Но то чужие слезы и боль, а тут…

Мужчина вздохнул и пошел к лагерю, не о чем больше говорить. Ростислав с опущенной головой последовал за ним. Молчание иногда страшнее самых грубых слов.

Катерина рукой слезы вытерла, да спящей притворилась. Служитель пальцами перебрал, даря девушке сладкий сон и надеясь, что завтра все изменится, потому что должен же быть выход из непростой ситуации.

Сон виделся странный.

Холод пробирал до костей, забирая последнее тепло тела и вызывая скрежет зубов. Туман стелился к ногам, как ласкающаяся кошка. Я шла по знакомой дороге, которая вела в дом Агафьи. Вокруг царил полумрак и пугающая тишина.

Родная изба встретила покосившейся крышей. Три ступеньки, открытая дверь и чужая обстановка. Удивилась, покрутила головой. Большая палата, наполненная запахом жженых свечей, в отличие от крошечной комнаты Агафьи, где всегда пахло травами. Прямо окно, занавешенное дорогими тяжелыми тканями. Справа закрытая дверь, чуть дальше пару комодов и длинный стол с письменными принадлежностями и два стула. Слева высокая кровать на резных железных ножках в виде ствола дерева. Оно устремлялось вверх и ветвями держало тонкий светлый тюль. На постели, укрытой красным пледом лежала Владлена и беспокойно металась во сне. Волнение, охватившее душу, заставило быстро преодолеть разделяющее нас расстояние.

— Влади! — Позвала младшую сестру. Она вскочила, потерла глаза, пытаясь прогнать наваждение. Но убедившись, что я рядом, расплакалась. Бросилась ко мне, раскинув руки, но прошла сквозь призрачное тело. Упала.

— Кати, — захлебываясь слезами, прошептала девушка в обличии мальчишки, — ты умерла?!

Губы сестры дрожали, из носа потянулась струйка, которую Влади вытерла рукавом, пытаясь успокоиться.

— Нет! Все в порядке! Не бойся! Я с Ростиславом и Даркирием.

— Значит, поняла, кто Михай такой, — спокойно сказала сестра, а в моей душе буря разыгралась. Владлена знала о том, что колдун рядом, но промолчала. Обида и злость, как иголками, стали душу колоть. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не накричать на Влади. Но она поняла все без слов.

— Когда рассказать тебе пыталась, язык повиноваться отказывался или случалось что-то. Будто заклятие какое-то на маге лежало и препятствовало правду открыть.

Она перевела взгляд на окно. Потом поднялась на ноги, дверь подергала да к зеркалу проследовала.

— Отсюда пришла? — Влади рукой поверхности гладкой коснулась. — Это то самое зеркало из дома Агафьи, которое Кассандре принадлежало. Много земляная ведьма дел натворила, но о нас с тобой всегда заботилась. Не помню, чтобы болели мы или взрослели раньше сверстников. Все своим чередом шло, не брала она ни капли нашей жизни и молодости. Любила.

Земляная или лесная, как простой люд называл, значение не имеет, суть одна — ведьмовская. И к чему сестра вдруг о тетке вспомнила, о Дарке позабыв спросить? Неужели кто магию наводит и сестрой притворяется? Меня к нужному поступку толкает.

Оглянулась, переливается зеркало радужным светом, словно говорит: “Скорее возвращайся! Время твое истекает!”

Словно прочитав мои мысли, Владлена устало сказала:

— Проклятие не снять с моих плеч. Срок в двадцать лет, отведенный Марьяне, истек. Теперь на кону наши жизни, потому как договор с Вершителем заключенный не выполнен. А уж внешность роли не играет. Торопись!

Голос сестры дрогнул, а руки указали на зеркало, которое черной паутиной затягиваться стало.

— Передай Ростиславу, чтоб письмена на теле берег, это последняя ниточка, которая его с миром живых связывает. Оборвется и, как Марта, призраком по свету бродить станет. А у Даркирия прощения попроси. Скажи не приду в предрассветный час. Поздно!

Потянуло черное полотно, боль причиняя, кости ломая и меня в тугой комок связывая. Очнулась, с ужасом взглянула на сидящего рядом на траве служителя. У него из носа кровь струйкой бежала, пачкая одежду. Руками он пытался ее вытирать, но бес толку, только размазывал, красные усы на лице рисуя.

А я вздохнуть не могла, грудь спазмом свело. Тело, словно деревянное, не поддавалось моим приказам. Даже заплакать не получилось. Страх наполнил нутро, казалось, умираю. Единственное желание, которое возникло в голове, последний раз взглянуть на Ростислава.

Спящий маг мирно лежал в четырех шагах от меня. Вот он настоящий! Черные волосы с красным отливом, которые под утро блестеть начали, переливаться, словно реальный огонь в них затерялся. Лицо слегка вытянулось с полными щеками и прямой удлиненный нос. Ресницы длинные да губы розовые, как рассвет в предгорье.

Открыл колдун глаза, которые при одном взгляде на меня ужасом наполнились. Значит, нужна магу для дел черных, а может, ради забавы.

Вскочил Ростислав, одним движением руки Даркирия в сторону отшвырнул. Небо тучами стало затягиваться, тьма сгущаться. Служитель зашептал слова волшебные, чтобы успокоить разбушевавшуюся темноту, но только зря силы потратил. Как спичка при сильном ветре, гасли его усилия. Вокруг черным черно становилось.

— Не отдам! — Закричал колдун и кулаком о землю ударил. Круги на поверхности земли, как на воде, в которую камень кинули, пошли, тьму разгоняя. А потом ко мне приблизился, присел рядом. Перевернул обездвиженное тело с боку на спину и на руки взял. Ноги на земле покоиться остались.

Смотрел с тоской, прощения простил. Гладил по волосам да щеки целовал. Губ слегка коснулся. А как оторвался, я вздохнуть смогла. В объятиях мага обмякла, понимая, что жизнь ко мне вернулась.

Ростислав сидел напротив Даркирия и смотрел с ненавистью. Скажи служитель неверное слово, и бросился бы на него колдун, загрыз, словно обезумевший зверь зайца серого. Я начинать разговор не спешила. В обиде на мужчин была. Один притворялся, что любит, голову ради забавы морочил, сердце разбил на осколки. Другой чуть заботой на тот свет не отправил, перестарался с вновь приобретенной магией.

— А теперь правду говори! — Не попросил, а приказал колдун. Не намерен он больше слушать отговорки да лепет об отце почитаемом.

— Ты Катерину обмануть можешь и зубы заговорить, но я знаю, что в служители юношей не берут. Есть только одно условие, по которому запрет обойти можно, гибель всех родственников. Оттого среди служителей столько сирот. Если про отца заговорил, значит грешен. Не отпустил с миром на тот свет во время родителя любимого, потому Марте и Демиду помочь спешил. Хотел перед богом оправдаться. Но не получилось…

Даркирий голову повесил и покаялся. А я поняла, что в Забугорье никому нельзя верить! Потому ни слова о встрече во сне с Владленой не сказала.

Служитель рот раскрывать не спешил, сидел, молча, обдумывал, как правду нам преподнести, но когда заговорил, мне плакать захотелось. Ох, и страшный народ в храмах молится.

— В день моего восьмилетия отец последний вздох сделал. — Воспоминания давались с трудом, толи не помнил Дарк, что в детские годы происходило, толи раны старые бередил осторожно.

— Одному из служителей захотелось меня из храма выкинуть. Завистью душа была наполнена. Ведь отец старшим среди простых монахов считался. Лакомый кусок многим покоя не давал. Потому что отец с самим Вершителем разговоры водил. Любил его и почитал, не то что я.

Когда совсем плохо стало, меня приютил в келье своей старый друг батюшки Сиван. Рассказал, что видел того во сне, а теперь последнюю волю исполняет. Я за слова ухватился, а по утру свою историю рассказал.

Ростислав ухмыльнулся, словно заранее зная, о чем сейчас будет служитель рассказывать. Дарк от искривленного рта съежился, губу нижнюю закусил, вздохнул и продолжил:

— Соврал, что с отцом виделся, и повелел тот почетную должность сыну передать. Монахи загудели, но поверили…

— Не подумал, про возраст, а стоило бы! — Некрасиво перебил Даркирия Ростислав. Слова, как плетью удары, больно ранили служителя.

О порядках храма мертвых и молящихся я, практически, ничего не знала, потому на колдуна шикнула и кулак показала, чем обстановку угнетающую разрядила. Михай прыснул и расхохотался, грозить черному магу — не самая удачная идея. Хорошо, что он позитивно действие мое воспринял.

— Прав, колдун! — Неожиданно встав на сторону Ростислава, заговорил Дарк. — Не положено детям с мертвыми общаться, даже если те к ним приходят, а уж чужое горе пить и волю почивших до людей доносить, тем более не пристало. Монахи не знали, как из положения выйти, оттого опекуна надо мной поставили, друга отца. А мне в глаза Сивану смотреть было стыдно.

Учил монах без эмоций и упреков, но взгляд всегда тоской наполнен оставался. Не исполнил отцовскую волю, позарился на место наставника, чтобы статус свой полнять. Пару лет я, как сорняк рос. Заговаривать монахи со мной боялись, потому как считали проклятым. Где видано, чтобы дитя малое чужую волю передавало. Из стен храма к деревенским также не выпускали, вдруг я встречу душу неприкаянную, а храмовникам потом разбирайся, народ успокаивай.

Судьбу лгуна решил Вершитель. Заинтересовал скучающее божество мальчишка, который в лоно храма без спроса заходит. А ведь меток особых, как на отце были, на теле детском не имелось. Бог в образе батюшки приходить начал, учил знаниям тайным. Я радовался, рассказывая о своих печалях Вершителю и не понимая, что монахов на жестокое наказание обрекаю.

Через пару недель мор по деревням прокатился. Много работы у служителей образовалось, обо мне позабыли совсем. Сиван ходил хмурый и меня не замечал, в своих мыслях пребывая. Я о том богу рассказал, а он разозлился.

Утром следующего дня землетрясение уничтожило храм, поглотив несколько монахов, что не расторопны оказались и покинуть разрушающееся здание не успели. Среди них друг отца оказался, но не погиб, а покалечился сильно.

— Значит, Сиван незаслуженно наказан был, — выдохнула вслух слова. Даркирий головой покачал и поведал о том, что мужчина нарушил волю умершего.

— Отец желал для сына простой жизни. И велел Сивану отправить меня в деревню к родственникам матери. Но служитель не послушал, а тут и я историю сочинил. Но том я позднее узнал, когда за книгам в храм ходил, по велению Демида.

А в детстве не понимал, что ни батюшка слова мои слушает, да наказывает за непослушание монахов, а сила могущественная. Служители новый храм отстроили и меня старшим назначили, несмотря на юный возраст. С тех самых дней начал Вершителю в образе отца умения свои показывать. А монахов за нарушение заветов наказывать. Но речь не о том, как служители людей обманывают, ради своей хорошей жизни. Кто-то ведь велит в храм и имущество почившего отдать, а порой и жену приласкает.

Я ахнула, не верилось, что вокруг столько зла.

— Когда сила моя иссякла, подумал, что Вершитель покарать решил за ложь в детские годы сказанную. Оттого безоговорочно принял наказание. Ушел из храма и о Демиде заботиться стал…

Служитель рот раскрывать не спешил, сидел, молча, обдумывал, как правду нам преподнести, но когда заговорил, мне плакать захотелось. Ох, и страшный народ в храмах молится.

— В день моего восьмилетия отец последний вздох сделал. — Воспоминания давались с трудом, толи не помнил Дарк, что в детские годы происходило, толи раны старые бередил осторожно.

— Одному из служителей захотелось меня из храма выкинуть. Завистью душа была наполнена. Ведь отец старшим среди простых монахов считался. Лакомый кусок многим покоя не давал. Потому что отец с самим Вершителем разговоры водил. Любил его и почитал, не то что я.

Когда совсем плохо стало, меня приютил в келье своей старый друг батюшки Сиван. Рассказал, что видел того во сне, а теперь последнюю волю исполняет. Я за слова ухватился, а по утру свою историю рассказал.

Ростислав ухмыльнулся, словно заранее зная, о чем сейчас будет служитель рассказывать. Дарк от искривленного рта съежился, губу нижнюю закусил, вздохнул и продолжил:

— Соврал, что с отцом виделся, и повелел тот почетную должность сыну передать. Монахи загудели, но поверили…

— Не подумал, про возраст, а стоило бы! — Некрасиво перебил Даркирия Ростислав. Слова, как плетью удары, больно ранили служителя.

О порядках храма мертвых и молящихся я, практически, ничего не знала, потому на колдуна шикнула и кулак показала, чем обстановку угнетающую разрядила. Михай прыснул и расхохотался, грозить черному магу — не самая удачная идея. Хорошо, что он позитивно действие мое воспринял.

— Прав, колдун! — Неожиданно встав на сторону Ростислава, заговорил Дарк. — Не положено детям с мертвыми общаться, даже если те к ним приходят, а уж чужое горе пить и волю почивших до людей доносить, тем более не пристало. Монахи не знали, как из положения выйти, оттого опекуна надо мной поставили, друга отца. А мне в глаза Сивану смотреть было стыдно.

Учил монах без эмоций и упреков, но взгляд всегда тоской наполнен оставался. Не исполнил отцовскую волю, позарился на место наставника, чтобы статус свой полнять. Пару лет я, как сорняк рос. Заговаривать монахи со мной боялись, потому как считали проклятым. Где видано, чтобы дитя малое чужую волю передавало. Из стен храма к деревенским также не выпускали, вдруг я встречу душу неприкаянную, а храмовникам потом разбирайся, народ успокаивай.

Судьбу лгуна решил Вершитель. Заинтересовал скучающее божество мальчишка, который в лоно храма без спроса заходит. А ведь меток особых, как на отце были, на теле детском не имелось. Бог в образе батюшки приходить начал, учил знаниям тайным. Я радовался, рассказывая о своих печалях Вершителю и не понимая, что монахов на жестокое наказание обрекаю.

Через пару недель мор по деревням прокатился. Много работы у служителей образовалось, обо мне позабыли совсем. Сиван ходил хмурый и меня не замечал, в своих мыслях пребывая. Я о том богу рассказал, а он разозлился.

Утром следующего дня землетрясение уничтожило храм, поглотив несколько монахов, что не расторопны оказались и покинуть разрушающееся здание не успели. Среди них друг отца оказался, но не погиб, а покалечился сильно.

— Значит, Сиван незаслуженно наказан был, — выдохнула вслух слова. Даркирий головой покачал и поведал о том, что мужчина нарушил волю умершего.

— Отец желал для сына простой жизни. И велел Сивану отправить меня в деревню к родственникам матери. Но служитель не послушал, а тут и я историю сочинил. Но том я позднее узнал, когда за книгам в храм ходил, по велению Демида.

А в детстве не понимал, что ни батюшка слова мои слушает, да наказывает за непослушание монахов, а сила могущественная. Служители новый храм отстроили и меня старшим назначили, несмотря на юный возраст. С тех самых дней начал Вершителю в образе отца умения свои показывать. А монахов за нарушение заветов наказывать. Но речь не о том, как служители людей обманывают, ради своей хорошей жизни. Кто-то ведь велит в храм и имущество почившего отдать, а порой и жену приласкает.

Я ахнула, не верилось, что вокруг столько зла.

— Когда сила моя иссякла, подумал, что Вершитель покарать решил за ложь в детские годы сказанную. Оттого безоговорочно принял наказание. Ушел из храма и о Демиде заботиться стал…

— Как узнал, кто под личиной отца прячется? — Ростислав не выбирал тона, не знал жалости. У него своя правда.

— Догадался. — С легкой грустью произнес служитель. — Нет, не так! Я знал об этом давно. Верить не хотел, что не родной человек со мной беседы ведет. Ведь не приветлив призрак был, не ласков, не беспокоился. А духов на земле выполненная воля держит.

Я хотела спросить, а как же настоящая душа отца Дарка, но тот раньше ответил.

— Думаю, Вершитель душу отца за грань отправил, чтобы его место занять, и с юным умом поиграть. Жестокий бог.