Просто любовь

ГЛАВА 7

Прошло больше недели, прежде чем Энн вновь увиделась с Сиднемом Батлером. Правда, однажды днем их взгляды встретились. Она с Дэвидом возвращалась домой после прогулки. Сиднем стоял на террасе недалеко от главного входа и беседовал с герцогом Бьюкаслом. Его светлость наклонил голову в приветствии, и мистер Батлер, который не видел их приближения, обернулся, слегка кивнул, и вернулся к разговору.

Она также слышала, что лорд Аллин, лорд Рэнналф и леди Холлмер, совершив как-то днем вместе с ним верховую прогулку, были приятно удивлены, обнаружив, что Сиднем неплохо держится в седле. Но она призналась себе, что не была этим удивлена. Сид Батлер был человеком, пользующимся любой возможностью для борьбы со всеми последствиями своего увечья. Кроме одного – он смирился с тем, что никогда больше не сможет рисовать. Энн гадала: если бы он решился и на это сражение, смог бы победить? Вероятно, нет. Есть вещи, которые просто невозможны.

Неделя была вполне удачной, если не считать того, что ей не позволили быть чем-то вроде гувернантки и оставаться в детских комнатах. Вместе со всеми: и взрослыми и детьми, Энн была вовлечена в самую гущу разнообразных занятий. Они провели очень много времени на свежем воздухе – гуляли, играли в крикет и другие игры с мячом, купались, катались на лодках, строили замки из песка, лазали по деревьям, играли среди них в прятки, взбирались на невысокие утесы, устраивали пикники.

Граф Росторн как-то объяснил Энн, что многие из них большую часть года заняты своими обязанностями. Например, он, Джошуа и герцог, будучи членами Палаты Лордов, проводят помногу часов вдали от своих детей и даже от супруг. Поэтому, когда у них выдается свободное время, как, например, этим летом, они проводят его с семьей и посвящают развлечениям.

Дэвид был таким счастливым, каким Энн его еще не видела. И она удивилась, обнаружив, что он может быть таким же вредным и требовательным сорванцом, как и другие дети. Более того, если в трио Дэйви, Александр и Дэвид появлялся лидер, то обычно это был Дэвид. Бекки, сестра Дэйви, обожала его. Как и все младшие дети, с которыми у него всегда хватало терпения играть. Он обожал Джошуа и лорда Рэнналфа, и лорда Аллина, и всех остальных господ, хотя и в меньшей степени. Перед герцогом Бьюкаслом он испытывал трепет. Но однажды Энн подсмотрела, как Дэвид упражнялся, с надменной миной поднося к глазу воображаемый монокль и изучая свое отражение в зеркале. И было совершенно очевидно, кого он передразнивал.

Ради него она мечтала, чтобы этот отпуск никогда не кончался.

Сама же Энн позволила времени идти своим чередом. Леди Эйдан и ее тетя миссис Причард стали ей особенно близки, также как и герцогиня, которая, будучи в прошлом учительницей, любила поболтать с Энн о школе. А мисс Томпсон, старшая сестра герцогини, любительница книг, часто вовлекала Энн в продолжительные беседы о книгах и теориях воспитания. Она оказалась и интеллектуалкой, и интересной, с чувством юмора, собеседницей. Несомненно, не было никого, кто бы относился к Энн с недоброжелательностью. Однажды вечером даже сам герцог вовлек ее в получасовую беседу, услышав, что она уже читала книгу, которую он только что прочел.

И все же, здесь, в Глэнвир, она более остро ощущала свое одиночество, чем даже в школе Клодии в Бате. С одной стороны, Энн чувствовала себя самозванкой, несмотря на то, что все здесь точно знали, кто она такая. С другой стороны, все остальные люди ее возраста, имели супругов, за исключением мисс Томпсон, которая казалась вполне довольной своим положением старой девы. Однажды ночью Энн стояла перед окном в своей спальне, тщательно расчесывая волосы и пристально глядя на море и залитый лунным светом сад. И вдруг вдали она увидела пару, идущую через лужайку к утесам. Рука мужчины лежала на плече женщины, а ее рука обнимала его за талию. Энн была потрясена, поняв, что это были герцог и герцогиня.

Чувство зависти, резанувшее ее, было весьма сильным и неожиданным. И в этот момент Энн стало ясно, что пряталось за ее одиночеством – это была острая тоска по мужчине, которого не было в ее жизни.

Она на мгновение вспомнила о мистере Батлере, но тут же отмела все мысли о нем. Он нравился ей, и Энн полагала, что и она нравится ему. И все же, там, на скалах между пляжами, она дотронулась до него, вовсе не собираясь делать это. Тогда Энн отчетливо почувствовала, как напряглось его тело, и увидела потрясенное выражение его лица. И сама испытала шок и смятение, когда осознала, что, коснувшись кончиками пальцев его щеки, ощутила теплую, согретую солнцем кожу.

На один краткий миг Энн испытала сильную боль, пронзившую все ее тело. У нее сдавило горло, мучительно заломило в груди, низ живота запульсировал, а внутренняя поверхность бедер стала сверхчувствительной и затрепетала. Она призналась себе, что все эти ощущения вызваны, несомненно, вожделением.

Лишь спустя несколько мгновений Энн начала приходить в себя. Другая часть его лица, совсем рядом с тем местом, которого касались ее пальцы, была багровой и нечувствительной. У него не было одного глаза и руки. Бог знает, какие еще увечья скрывала его одежда?

Энн намеренно старалась не думать о нем, но все равно, временами она не могла не размышлять о том, каким образом он был так искалечен. Эти мысли приходили ночью, иногда не давая уснуть, а иногда переплетаясь с ее снами.

И, наконец, они все-таки встретились еще раз. Однажды вечером герцог и герцогиня пригласили на обед своих соседей. И когда Энн спустилась в гостиную, одетая в свое лучшее платье из зеленого шелка, с волосами, уложенными Гленис в изысканную прическу, одним из первых, кого она увидела, был мистер Батлер. Он беседовал с лордом и леди Эйдан в дальнем конце комнаты.

Ее сердце радостно подскочило, что, в свете их последнего расставания, казалось удивительным. В тот раз она настолько поспешно распрощалась с Сидом Батлером, что это походило на бегство. Впрочем, так и было на самом деле.

Миссис Причард пригласила Энн сесть рядом с ней, что та с радостью и сделала, так как не была знакома ни с одним из соседей герцога и ее чрезвычайно нервировала необходимость быть представленной им. Она уклонилась бы от присутствия на этом обеде, если бы не настоятельное приглашение герцогини.

Конечно, когда начали прибывать гости, стало невозможным избежать знакомств. Здесь было несколько английских землевладельцев с женами и старшими детьми, несколько арендаторов герцога со своими супругами, викарий с женой, сыном и дочерью, а также валлийский священник и деревенский учитель. Двое последних говорили по-английски с таким явно выраженным валлийским акцентом, что Энн приходилось хорошенько прислушиваться, чтобы понять их. Хотя у нее уже была некоторая практика – акцент миссис Причард был почти таким же сильным.

Когда настало время обеда, оказалось, что именно мистер Батлер должен был сопровождать Энн в столовую, где и усадил ее слева от себя.

Она неуверенно улыбнулась, когда он предложил ей руку, и Сид Батлер улыбнулся в ответ. Неожиданно для себя она испытала странное чувство – ей хотелось одновременно и плакать, и смеяться. Энн тосковала по нему. Она поведала Сиду Батлеру о своих личных переживаниях и судьбе даже больше, нежели Клодии, Сюзанне или Фрэнсис. И он доверил ей некоторые из своих самых сокровенных тайн. А затем целую неделю даже не попытался снова встретиться с ней. А чего она собственно ожидала?

Что он будет искать ее расположения, ухаживать за ней?

Во время их прогулки он сказал, что люди могут быть поразительно переменчивыми существами. Энн убедилась в правдивости этого утверждения, наблюдая за тем, как он пользовался левой рукой, в которой держал в ней вилку, отделяя ею кусочки пищи. Он подносил вилку ко рту ловкими, почти элегантными движениями. И то, как он без малейшей неловкости поворачивал голову, чтобы посмотреть на леди Холлмер, сидевшую с его слепой стороны, когда разговаривал с нею.

Сиднем беседовал с леди Холлмер большую часть обеда, но, возможно, он делал это потому, что сама Энн уделяла все свое внимание мистеру Джонсу, деревенскому учителю, почти с того момента, как он занял место подле нее. Ему было интересно узнать, что она тоже учительница. Он объяснил Энн, что большинство учителей в Уэльсе были мужчинами.

Общаясь с мистером Батлером, она чувствовала себя удивительно застенчивой, возможно потому, что их беседы носили особый, почти интимный характер. Много ли незнакомых людей признавались друг другу в том, что они одиноки или что год за годом их жизнь проходила без близости с противоположным полом?

Наконец, следуя правилам хорошего тона, леди Холлмер повернулась к одному из английских землевладельцев, сидевшему по другую сторону от нее, а мистер Джонс завел разговор с миссис Лофтер.

– Мисс Джуэлл, – тихо спросил Сид Батлер, – вы и ваш сын приятно проводите здесь время?

– Чрезвычайно, – ответила она. – Благодарю вас.

– А он еще рисовал что-нибудь?

– Да, дважды. И оба раза с леди Росторн.

– Я счастлив это слышать. Вам известно, что на этот вечер планируются развлечения?

– Да. Леди Рэнналф собирается разыграть сцену. Несомненно, это у нее отлично получится. А Джошуа и леди Холлмер хотят спеть дуэтом, хотя леди Холлмер была весьма раздражена, когда все пытались ее уговорить. Только когда Джошуа заявил, что никому не позволено измываться над его женой, когда он рядом и защищает ее, она возмутилась, рассердилась на него и согласилась это сделать. Она не видела, как Джошуа и ее брат подмигнули друг другу.

Мистер Батлер рассмеялся, и Энн присоединилась к нему.

– Меня всегда поражало, – понизив голос, сказал он, – что Холлмер точно знает, как обращаться с Фреей. Она всегда была непослушной и вспыльчивой. Этим вечером должен состояться еще один дуэт. Хью Ллуид собирается спеть, а его жена будет аккомпанировать ему на арфе.

Молодая пара – мистер и миссис Ллуид были арендаторами герцога.

– А они хорошо это делают? – тихо спросила Энн.

Сиднем оставил ложку в пустой тарелке и приложил два пальца к сердцу.

– Их музыка проникает в наши уши и поселяется здесь. Вы поймете, что я имею в виду, когда услышите их исполнение.

– В таком случае буду ждать этого с нетерпением.

– Что вы должны послушать, – сказал он, – так это паству валлийской церкви, поющую гимны. Их исполняют утром в воскресенье. Голоса взмывают высоко вверх, к самой крыше и, тем не менее, не искажаются. Прихожане исполняют их в четырехголосной гармонии, даже не встречаясь в течение недели, чтобы порепетировать. Это весьма необычно.

– Несомненно, это должно быть так, – с чувством ответила Энн.

– Я бы хотел отвести вас туда в следующее воскресенье. Если вы сможете вынести перспективу высидеть службу, не понимая при этом ни слова. Она будет проходить на валлийском языке. Но музыка!

Энн была в церкви в прошлое воскресенье, как поступала и раньше почти каждую неделю. Но она была в англиканской церкви вместе с семьей Бедвинов. Энн сидела на особых, обшитых тканью скамьях, отведенных для них в первом ряду. Большинство других мест, как она заметила, не были заняты.

– Я бы хотела пойти.

– Вы действительно этого хотите? – Сид Батлер отвел глаза от тарелки с фруктами и сыром, которую лакей поставил перед ним, и пристально взглянул на нее. – Тогда приходите в воскресенье утром к моему коттеджу, и отправимся вместе?

– Да. Спасибо.

Внезапно у Энн перехватило дыхание, как если бы они назначили своего рода тайное, любовное свидание. А ведь она просто согласилась пойти с ним в церковь, только и всего. Но что подумают люди? А почему должно иметь значение, что кто-то о чем-то подумает? Она хотела пойти.

И Сид Батлер смотрел на нее так, как будто на самом деле тоже хотел этого.

В этот момент леди Холлмер вновь отвлекла Сида Батлера. А вскоре и мистер Джонс повернулся к Энн, и они продолжили свой разговор, пока герцогиня не встала и не пригласила дам последовать за ней в гостиную, в то время как мужчины остались, чтобы насладиться портвейном.

Прошло более получаса, прежде чем мужчины вновь присоединились к дамам. Энн ощутила недовольство собой, когда поняла, что ее глаза стали немедленно отыскивать среди джентльменов мистера Батлера. Ведь не было ничего особенного в его предложении посетить с ним в воскресенье валлийскую церковь с целью послушать песнопения на валлийском языке.

За исключением того, что это имело большое значение.

Она снова почувствовала себя глупой девчонкой, которую одарил своим вниманием джентльмен. Это было нелепо. Ей двадцать девять лет, и все это даже отдаленно не напоминало ухаживание. Но до той прогулки, менее двух недель назад, она не общалась с мужчиной, даже чисто по-дружески, со времен Генри Арнольда. А это было целую вечность назад.

Энн предложила помочь разливать чай, и герцогиня с благодарностью согласилась. Но Энн не была занята настолько, чтобы не заметить, как люди собираются в небольшие группки для беседы: более богатые английские землевладельцы – с Бедвинами, миссис Ллуид – с миссис Причард и миссис Томпсон, священник и его жена с бароном Уэстоном и мисс Томпсон; мистер Ллуид, мистер Джонс и мистер Рис – валлийский викарий – с мистером Батлером и герцогом Бьюкаслом. Герцогиня переходила от группы к группе, вызывая улыбки на лицах людей.

Мистер Батлер был глубоко погружен в беседу и ни разу не взглянул на Энн – она находилась с его слепой стороны. Но позже, когда поднялась суета с уборкой посуды, и Энн встала, отряхивая юбку, то обнаружила, что он стоит рядом с ней.

– Сядем рядом, мисс Джуэлл? – предложил он. – Или у вас другие планы?

– Нет. – Она улыбнулась. – Спасибо.

Итак, она имела удовольствие смотреть и слушать начавшиеся выступления в компании с джентльменом, который не был ничьим мужем. Странно, но это воодушевляло ее.

Сначала Джошуа и леди Холлмер спели несколько английских народных песен, сам Джошуа аккомпанировал им на фортепиано. Они пели удивительно хорошо, хотя леди Холлмер и начала с разъяснения:

– Я очень настаивала, чтобы мы выступали первыми, – объяснила она аудитории. – У меня сильное подозрение, что другие намного превосходят нас. А уж Джудит – точно, и у меня нет никакого желания соперничать с ними. Сидевший за фортепиано Джошуа усмехнулся, а остальная публика рассмеялась.

Энн подумала, что нельзя не симпатизировать леди Холлмер, несмотря на ее колючий характер.

– Начинай петь, Фри, и избавь нас от страданий, – воскликнул лорд Аллин.

Миссис Ллуид, маленькая, темноволосая, с явно кельтскими чертами лица, была следующей. Она играла на большой, изящно изогнутой арфе. Вскоре Энн начала часто моргать, пытаясь сдержать непролитые слезы. Ей показалось, словно она очутилась в другом мире, – так прекрасна была музыка, вызвавшая у нее эти чувства.

– Мне всегда казалось, – мягко сказал мистер Батлер, склоняясь к Энн во время небольшой паузы между пьесами, – что арфа каким-то образом выражает самую душу Уэльса.

– Да, – сказала она. – О, да, должно быть, вы правы.

А потом пел мистер Ллуид, которому аккомпанировала его жена. У него был мягкий, приятный тенор, и хотя он пел на валлийском языке, и Энн не понимала ни единого слова, тем не менее, ей казалось, что она могла бы слушать его всю ночь.

Энн почувствовала сожаление, что выступление леди Рэнналф было заключительным. Леди Холлмер поступила мудро, настояв на том, чтобы быть первой.

Леди Рэнналф была чрезвычайно красива, с округлой, чувственной фигурой и великолепными рыжими волосами. Но мысль о том, что ей придется выступать одной, без партнеров, несколько смутила Энн, хотя ей сказали, что леди – хорошая актриса.

– Я надеюсь, – сказал мистер Батлер, – что она сыграет леди Макбет. Я уже видел ее в этой роли, и она просто превосходна.

Сначала леди Рэнналф играла Дездемону. Ее волосы были распущены, а изящное зеленое вечернее платье каким-то образом стало похоже на длинную ночную рубашку. Это произошло только благодаря силе воображения. Дездемона, смущенная и нелепо доверчивая ждала, когда Отелло придет к ней в спальню, а потом говорила о своей любви к нему и умоляла сохранить ей жизнь.

Энн согласилась, что это было действительно потрясающе. Леди Рэнналф создала впечатление, будто ее горничная, а позже и Отелло были с нею в ее спальне, хотя сыграла всю сцену одна. Было совершенно невероятно, что леди Рэнналф, которую Энн знала в течение почти двух недель, исчезла, а вместо нее появилась невинная, любящая, преданная, добродетельная жена Отелло.

На миг все запуталось, когда сцена закончилась, и настало время вернуться к действительности.

А потом, по настоятельной просьбе герцога Бьюкасла, леди Рэнналф действительно сыграла роль леди Макбет. С распущенными волосами и в платье, опять ставшем ночной рубашкой. Снова действие происходило ночью. Но на этом и заканчивалось сходство между этими сценами и характерами героинь. Перед зрителями предстала сильная, безжалостная, безумная, измученная леди Макбет, которая в полубессознательном состоянии отчаянно пыталась смыть кровь своей вины. Энн обнаружила, что сидит на самом краешке стула, не отрывая взгляда от рук леди, как будто она действительно ожидала увидеть кровь короля Дункана, капающую с них.

И когда Энн вместе с остальными горячо аплодировала леди Рэнналф, она поняла, что присутствовала на замечательном представлении.

Мистер Батлер в ожидании смотрел на нее.

– Ну как?

– Давно я так не наслаждалась.

Он рассмеялся.

– Я думал, что, возможно, вы признаете, что еще никогда так не наслаждались.

– У меня есть подруга, – объяснила Энн, – по которой сходит с ума вся Европа. У нее самое великолепное сопрано, которое я когда-либо слышала. Она преподавала в школе мисс Мартин около двух лет назад.

– А сейчас?

– Стала графиней Эджком. Ее звали Фрэнсис Аллард до того, как она вышла замуж за виконта Синклера, теперь уже графа.

– Ах, да, вы уже упоминали об этом, и мне кажется, что я слышал о ней еще раньше. Но никогда не имел удовольствия слышать ее пение.

– Если вам когда-нибудь представится шанс, вы не должны упустить его.

– Не упущу. – Сид Батлер снова улыбнулся.

Члены семьи и гости, сидевшие вокруг них, уже встали со своих мест. Все разговаривали и смеялись. Официальные развлечения закончились.

– Сейчас начнутся танцы, – сказал Сиднем. – Это значит, что мне пора возвращаться домой.

– О, нет, – возразила Энн прежде, чем смогла остановиться. – Пожалуйста, не уходите так скоро.

В гостиной свернули ковер и распахнули французское окно с одной стороны, так как в комнате становилось душно. Миссис Лофтер, согласившаяся аккомпанировать, заняла место у фортепиано. Это была идея герцогини, что непринужденные народные танцы будут более приятным способом закончить вечер, чем игра в карты, хотя для старшего поколения установили несколько столов.

Энн почувствовала себя немного смущенной. Что, если он ждал какого-нибудь повода, чтобы отделаться от общества – и от нее?

– Должен ли я сидеть и наблюдать, как вы танцуете? – улыбаясь, спросил Сиднем. – Я буду испытывать чувство зависти к вашим партнерам, мисс Джуэлл.

Впервые он сказал что-то, хоть отдаленно напоминавшее флирт.

– Но у меня нет никакого желания танцевать, – не совсем искренне ответила Энн. – Если хотите, мы будем сидеть и беседовать. Пока вам сердце не прикажет вернуться домой.

– Что мне приказывает сердце, так это впустить немного прохладного вечернего воздуха в мои легкие. Не хотели бы вы выйти из дома, мисс Джуэлл, чтобы увидеть, как ярко сияет луна сегодня вечером?

Какими они были глупцами, поднимаясь, подумала Энн, что потратили впустую больше недели. Ведь они могли хоть иногда встречаться, гулять и разговаривать. Но, по крайней мере, у них был этот вечер – и будет воскресное утро, которого она с нетерпением будет ждать.

– Да, я хотела бы, – сказала она. – Могу я сбегать за шалью?

Несколько минут спустя они вышли через французское окно[5], в то время как часть присутствующих гостей погрузилась в карточную игру, а желающие танцевать выстраивались в две линии, шумя и веселясь.

Никто не заметит их отсутствия, подумала Энн.

– Ах, – сказал мистер Батлер, останавливаясь и глядя вверх. – Я так и думал, что будет яркая ночь. В небе ни облачка, и, видите, луна – почти полная.

– С миллионами звезд, чтобы добавить света к ее сиянию, – сказала Энн. – Почему мы не испытываем страха перед величием и размерами вселенной?

– Привычка, – сказал он. – Мы приучены к этому. Я полагаю, что если бы мы были слепыми от рождения – на оба глаза – и вдруг внезапно прозрели, то были бы столь поражены видом ночи, подобной этой, что стали бы до самого рассвета глядеть вверх на все это великолепие, или, наоборот, припали бы к земле, опасаясь упасть. Или, возможно, просто предположили бы, что являемся центром всего этого, что мы – владыки Вселенной.

После жаркого дня сейчас на улице было весьма прохладно. Энн плотнее закуталась в платок и глубоко вдохнула воздух, пропитанный солью.

– Ваша идея выйти сюда была отличной.

– Если хотите увидеть настоящую красоту ночи, которая действительно поразит вас, – сказал Сиднем, – нам следует подняться на вершину вон того холма. Вы были там днем?

Холм, на который он указал, был частью парка, но он также являлся частью самого большого утеса в близлежащих окрестностях – возвышенность, покрытая кустами утёсника, полевыми цветами и травой. Во время прогулок и игр Энн ни разу не бывала там, хотя часто восхищалась этим местом издали и думала, что обязательно должна сходить туда одна или с Дэвидом прежде, чем они уедут.

– Нет, – ответила она, – но могу себе представить, что оттуда открывается потрясающий вид.

Сиднем посмотрел вниз на ее вечерние туфли.

– Если отправиться туда сейчас, это не будет слишком далеко для вас?

Внезапно Энн осознала, что, возможно, это было слишком далеко для ночной прогулки одинокой леди с одиноким джентльменом. Но Энн отбросила эту мысль. Ей было двадцать девять лет, и она была независимой женщиной. Она не была неопытной, невинной молодой девушкой, чтобы беспокоиться о благопристойности и необходимости иметь компаньонку.

– Нет, – сказала Энн.

Они неторопливо шли и разговаривали. Им не пришло в голову взять фонарь, да он и не требовался. Это была одна из тех ярких ночей, когда светло, как днем. Холм оказался выше и более крутым, чем представлялся издали. К тому времени, когда они добрались до вершины, Энн дышала с трудом, а подошвы ног, слабо защищенные ее тонкими вечерними туфельками, пострадали от нескольких острых камней, на которые она наступила. Но она тут же поняла, что подъем стоил предпринятых усилий и боли.

– О, смотрите! – воскликнула она, оглядевшись вокруг.

Но мистер Батлер смотрел на нее. Бриз, который здесь был более сильным, трепал его волосы.

– Я знал, что вы будете приятно поражены, – сказал Сиднем.

Даже в это темное время суток Энн могла видеть, как на многие мили вокруг лежала земля, мирно дремлющая под летним небом. Но только море привлекло ее внимание. Оно простиралось под ними, подобно огромной дуге, и свет, льющийся сверху, заставлял его слабо серебриться. Одна широкая полоса лунного света протянулась вдоль моря от горизонта до берега. Справа длинный выступ земли в центре лунной дорожки казался особенно черным и более чем когда-либо, походил на ревущего дракона. С высоты утеса была видна и морская гладь за этим выступом.

– Нельзя не восхищаться этим драконом, – сказала Энн. – Он словно ревет, посылая вызов целому океану, нисколько не страшась его размеров и власти.

– Мы могли бы извлечь из этого урок, – смеясь, сказал Сид. – Может ли быть что-нибудь восхитительнее этого?

– Сомневаюсь на сей счет, – пылко сказала Энн. – Я очень рада, что вы привели мне сюда.

– Я бы предложил немного посидеть здесь, – сказал Сид, – но на вас очень симпатичное платье. Возможно, вы предпочтете посидеть на моем сюртуке.

– Моя шаль подойдет, – сказала она, стянув с себя платок и развернув его. – Видите? Она достаточно велика для нас обоих. – Энн повернулась и, расстелив шаль на грубой траве у их ног, присела на нее.

Сиднем тут же присоединился к Энн.

– Я иногда прихожу сюда, – сказал он, – когда хочу посидеть и поразмышлять. Я бываю здесь даже зимой, когда холодно и ветрено. Это одно из мест с дикой, естественной красотой. Оно каждый раз выглядит по-другому, но всегда прекрасно и успокаивает душу.

Некоторое время они сидели в тишине. Затем Сид спросил Энн о школе, и она рассказала ему о своих друзьях и об остальных преподавателях, о девочках, их уроках и других занятиях. Энн долго рассказывала, ободренная его вопросами и очевидным интересом к ее ответам, и вновь осознала, как ей повезло, что нашла себе занятие, которое больше походило на счастливый образ жизни, нежели на работу.

– А как насчет вас? – спросила Энн. – Должность здешнего управляющего на самом деле ваше призвание?

Сиднем описал ей свои обязанности и рассказал о домашней ферме, о фермах арендаторов, о некоторых сельских жителях и о своих хороших друзьях среди них.

– Проблема для управляющего поместьем при отсутствующем хозяине, – сказал он, – состоит в том, что начинаешь думать, будто ты – хозяин. Я очень привязался к Глэнвир, этой местности и людям, живущим поблизости. Надеюсь, что мне никогда не придется покинуть эти края. Но я и прежде говорил вам это.

Они снова замолчали. И Энн, хотя все еще была поражена видом моря, вдруг поняла, что самая прекрасная картина находится над нею. У нее закружилась голова, однако она с этим справилась.

Энн откинулась назад на шали, скрестив руки и подложив их под голову.

– Ах, – сказала она, – так лучше. Интересно только, сколько звезд мы можем увидеть?

– Если желаете сосчитать их, – тихонько посмеиваясь, сказал Сиднем, глядя на нее сверху, – то прошу, не позволяйте мне останавливать вас.

– И должно быть существует еще немало звезд, которые мы не можем увидеть. Вы не скажете, как далеко простирается Вселенная?

– Она бесконечна.

– Мое сознание не способно охватить всю эту бесконечность. Безусловно, где-то же должен быть конец. Но вопрос в том – что скрывается за пределами этого конца?

Все еще посмеиваясь, Сиднем прилег рядом с нею.

– Полагаю, – сказал он, – что астрономы, философы и богословы будут бесконечно искать ответы, и, возможно, однажды они преуспеют в этом. Я разделяю ваше любопытство. Но иногда просто восхищаюсь тем, что вижу.

– Да. – Ее взгляд блуждал по небу. – Мы рождены, чтобы искать. Но мы также должны просто принимать то, что существует, и уметь просто наслаждаться этим. Вы правы. Я вижу Большую Медведицу. Увы, это – единственная созвездие, которое я могу соотнести с именем. Но это не имеет значения, не так ли?

– Именно так, – согласился он.

Они повернули головы, чтобы улыбнуться друг другу, а затем вновь стали пристально вглядываться в небо, радуясь увиденному чуду.

И все же…

И все же внезапно Энн почувствовала и поняла другое. Они находились достаточно близко друг от друга, чтобы Энн могла почувствовать жар его тела справа от себя. Они были мужчиной и женщиной, лежащими вместе на вершине пустынного утеса ночью, почти касаясь друг друга. Они разговаривали друг с другом. Вместе смеялись.

Они были друзьями, полагала Энн.

Но это не была дружба, добавляющая определенную остроту к возросшему пониманию чувств друг друга, возникшему при разглядывании звезд. Это было кое-что намного более чувственное. Энн ощущала его мужественность и тайно упивалась этим, хотя и не хотела что-либо предпринимать. Или сделать так, чтобы он тоже это почувствовал.

Или хотела.

Только ужасно боялась: его, себя.

Энн не пыталась глубоко исследовать ни свои мысли, ни чувства. Она просто наслаждалась этим мгновением, зная, что когда вернется в школу и погрузится в рутину обычной жизни, то попытается возродить в памяти каждое мгновение этой ночи, каждое свое ощущение. Возможно, она даже прольет несколько тайных слезинок из-за того, что могло бы быть в ее жизни, если бы только…

Но как она могла желать изменить что-то в своем прошлом, пусть даже самые мерзкие моменты? Ведь без них у нее не было бы Дэвида.

– Мисс Джуэлл, – мягко сказал Сид Батлер, – я только что понял, что мы, должно быть, слишком задержались здесь. Возможно, танцы уже закончились, и соседи разъехались по домам. Деревенские жители обычно не задерживаются допоздна. Надеюсь, что ничем не скомпрометировал вас.

– Конечно, нет.

Энн поднялась и поправила прическу. Он тоже встал.

– Никто даже не заметил нашего ухода, так же, как никто не заметит и наше возвращение. А даже, если и заметил, то это не имеет значения, верно? Мы – просто двое друзей, которые вместе отправились подышать свежим воздухом.

– Друзья. – Сиднем с улыбкой смотрел на нее, пока Энн отряхивала шаль и накидывала ее на плечи. – Я рад, что мы – друзья. Я размышлял об этом после нашей последней прогулки.

Они стоят слишком близко друг к другу, поняла Энн. Она почувствовала почти непреодолимую потребность протянуть руку и снова коснуться его щеки. Но, в любом случае, он не предпринял ничего, чтобы коснуться ее. Энн задалась вопросом, а хочет ли Сид Батлер коснуться ее? Желает ли, чтобы она дотронулась до него?

Она не коснулась его. И была рада, что и он не дотронулся до нее. Поскольку, если бы Энн сделала это, или если бы он поступил так, то, на сей раз, это было бы, безусловно, чем-то большим, нежели просто прикосновением. Энн не смогла бы удержаться и не возжелать его поцелуя. Она хотела этого и, одновременно, испытывала отвращение от своего желания.

И мысль о том, что она могла испытывать отвращение, остановила ее. Отвращение из-за его внешности? Или потому, что последний мужчина, который касался ее, был…?

Энн отвернулась.

– Я быстрее вас спущусь с холма, – сказала она, и побежала, поскальзываясь, спотыкаясь и смеясь, пока не оказалась внизу всего лишь через минуту после него.

Сиднем усмехался своей кривой усмешкой, когда Энн остановилась в шаге от него, тяжело дыша и все еще смеясь.

Танец только заканчивался, когда они вошли в гостиную. Поднялась суматоха, когда гости начали искать друг друга и свои вещи, прощаться с герцогом и герцогиней, и с остальными присутствующими.

Они вернулись как раз вовремя, подумала Энн. Никто даже не заметил, что она и мистер Батлер уходили.

– Я тоже должен откланяться, мисс Джуэлл, – сказал мистер Батлер. – Вы еще не передумали присоединиться ко мне в воскресенье утром?

– О, да, – сказала Энн. – Буду с нетерпением этого ждать.

Она наблюдала за ним, пока Сид Батлер прощался с герцогиней, и поняла, что именно сейчас, в это мгновение, чувствует себя по-настоящему счастливой.

Энн признала, что ей самой, так же, как и ее сыну, необходимо дружеское общение, как с мужчинами, так и с женщинами. Этого ей так недоставало в жизни. Она будет скучать по нему, когда… Но нет, она сейчас не будет думать об этом.

Сегодня был четверг. Оставалось еще три дня до воскресенья, три дня.

Еще три дня и она снова увидит его.