Просто любовь

ГЛАВА 11

Сиднем стоял, уставившись в окно. Вечер еще не наступил. Вероятно, прошло не более получаса с тех пор, как они сюда поднялись. Сид не знал, спала ли Энн Джуэлл на кровати позади него. Он не решался посмотреть. Но сомневался в этом.

Он чувствовал себя сексуально удовлетворенным, и это должно было быть чудесным после столь долгого воздержания. Вместо этого Сиднему испытывал чувство ужасного поражения. Не то, чтобы его сексуальные навыки никуда не годились, предположил он, да еще для практически невинной женщины. Нет, что-то другое заставило ее отпрянуть именно тогда, когда они достигли полной близости.

Ожидал ли он, что Энн Джуэлл посчитает его красивым, что она найдет это красивым?

Разве он не понимал, что после того, как она поцеловала его в беседке, увитой розами, Энн набиралась решимости проявить к нему сострадание, пытаясь убедить, что в ее глазах он был нормальным мужчиной? Разве он не осознавал, что она предложила себя по причине своего ужасного одиночества? Много лет тому назад она должна была выйти замуж за мужчину по своему собственному выбору, но не зависящие от нее обстоятельства сделали ее практически непригодной для брака.

Вероятно, подумал Сид, они оба получили то, что заслуживали от этого опрометчивого завершения их совместно проведенного дня, да и всего их знакомства. Одиночество не было достаточно веской причиной для того, что они сделали вместе. Ни у одного из них не имелось постоянных отношений или каких-либо обязательств. И все же их попытка потерпела крах.

Только что это стало крайне очевидным.

Как бы он хотел, чтобы данный предмет не подвергался проверке.

Слишком поздно Сиднем понял, что секс не избавляет от одиночества. Вероятнее, он даже усугубляет его. Сид подозревал, что последующие несколько дней в полной мере подтвердят эту истину.

Ему не хотелось поворачивать голову, чтобы взглянуть на Энн. Он боялся обнаружить, что Энн Джуэлл, его подруга и наперсница, женщина, в которую, как он полагал, он позволил себе влюбиться за прошедшие несколько недель, исчезла. А на ее месте появилась незнакомка, рядом с которой он почувствовал бы себя неловко, потому что у них была близость, хотя на самом деле никакой настоящей близости между ними не было.

А завтра она и в самом деле исчезнет – она уедет. И когда он снова вернется сюда, то зайдет в эту комнату и просто постоит у окна, стараясь представить, что стоит ему только обернуться, и он обнаружит Энн, спящую на кровати.

А может, и нет. Возможно, он будет стоять здесь, желая только одного: забыть, что когда-то она была с ним в Ти Гвин.

Сид оглянулся. Энн лежала под простынями, которые открывали ее руки и плечи. Ее великолепные волосы цвета меда раскинулись в сияющем беспорядке по подушке, окружая голову и прикрывая плечи. Ее главное украшение, подумал Сид, но не произнес этого вслух. Это было бы слишком банально. И в любом случае, время для таких слов прошло.

Энн пристально смотрела на него с непроницаемым выражением лица. Вероятно, она надеялась, что Сиднем не заметил, что их близость не принесла ей удовлетворения.

Он улыбнулся и произнес то, что не собирался говорить, но, то, что непременно следовало сказать если не сейчас, то позже.

– Если хотите, Энн, мы поженимся.

Это не очень-то походило на предложение руки и сердца. Сид понял это, как только произнес эти слова. Но как он мог спросить ее по-другому? Разве мог обременить ее своим признанием, рассказав о своих чувствах, которые, без сомнения, смутят и испугают ее? Меньше всего ему нужна была ее жалость.

Я в состоянии содержать вас, – добавил Сиднем, – и вашего сына. Полагаю, что это хорошая идея. Не так ли?

И тут до него с ужасающей ясностью дошло, что, это возможно, наихудшая идея на свете.

Энн долго смотрела на него, прежде чем ответить.

– Я считаю, – сказала она, – что дружба, физическая потребность и некоторое взаимное влечение достаточно оправдывают то, что мы только что сделали. Но все это не является достаточным основанием для брака.

– Неужели? – он почувствовал глубокую печаль и громадное чувство облегчения. – Даже дружба? Разве не считается желательным, чтобы муж и жена нравились друг другу и могли свободно беседовать между собой? И смеяться вместе?

– Да, согласилась Энн. – Но должно быть что-то еще, помимо этого.

Любовь? Данным словом слишком злоупотребляли, и значение его было слишком неопределенным. Что же оно значило? Но он не думал, что Энн имела в виду любовь. Между мужем и женой должно присутствовать физическое притяжение, – именно это она подразумевала. Или, по крайней мере, не должно быть явного отвращения.

Для нее было невозможным выйти замуж и делить с ним постель всю оставшуюся жизнь. Но он всегда знал, что это будет невозможным для любой женщины.

Скажи Энн «да» на его осторожное предложение, он бы поспешил со свадебными планами. Если бы только она выглядела так, словно хотела сказать «да», Сид рассказал бы ей о своих чувствах, заверив, что не просто сделал ей предложение из соображений чести, из-за того, что они переспали. Тогда бы он сделал предложение, как следовало.

Но она не сказала «да», отказала, не сомневаясь.

И в какой-то мере он почувствовал облегчение. После приезда в Глэнвир, Сиднем практически отказался от личной жизни, и в целом такое положение вещей его устраивало.

Сиднем снова улыбнулся.

– Тогда я не буду больше говорить об этом. Но, пожалуйста, обещайте мне, Энн, что немедленно сообщите, если по возвращении в Бат обнаружите, что ждете ребенка. И вы должны дать слово, что в этом случае позволите мне жениться на вас.

Энн молча смотрела на него.

– Обещаете? – повторил он.

Она кивнула.

Возможно, ему следовало спросить по-другому, запоздало подумал Сид, наклонившись, чтобы подобрать сюртук и, сунув его подмышку, поднять свои сапоги. Возможно, ему следовало вложить больше души в свое предложение и верить, что Энн примет его не из жалости. Но сейчас было слишком поздно. Он спросил, и она отказалась.

Да, секс действительно делал одиночество еще более горьким. Он уже ощущал свое как острую боль.

– Я оставлю вас, чтобы вы могли одеться, – произнес Сид, прихватив свою одежду и направляясь к двери. Ему, естественно, пришлось положить свои сапоги на пол, чтобы открыть дверь. – Увидимся внизу.

– Спасибо, – сказала Энн.

Они возвращались назад той же дорогой. Небо все так же было безоблачным, жарко припекало послеполуденное солнце.

Энн, как ни странно, испытывала приятные ощущения после занятий любовью: легкую слабость, чувствительность грудей и внутренней поверхности бедер и почти болезненную пульсацию внутри. Она попыталась сконцентрироваться только на красоте того, что произошло. Это было прекрасно, бесспорно прекрасно.

Это должно было стать идеальным завершением идеального дня и всего идеального месяца.

Изгиб дороги заставил Энн качнуться в сторону, и она прижалась рукой к Сиднему. Восстановив между ними некоторое расстояние, Энн посмотрела на сидевшего рядом мужчину. Она разглядывала левую сторону его лица, которая была невероятно красивой, хотя, по правде говоря, Энн больше не считала его правую сторону уродливой. Как она сказала ему ранее, это было просто его особенностью.

– Надеюсь, что погода останется такой же хорошей и во время вашего возвращения домой, – заметил он.

– Да.

Неужели они снова вернулись к разговорам о погоде?

Завтра в это же самое время она будет уже далеко от Глэнвир.

От паники у нее сжалось все внутри.

Энн не отводила от него глаз. Она знала, что в последующие дни, пока воспоминания не поблекнут, что неотвратимо случится, она будет отчаянно пытаться вспомнить то, как он выглядел в этот момент, и столь же отчаянно будет стараться уверить себя, что все произошедшее между ними было таким же прекрасным, как ей запомнилось.

И, кроме того, они были друзьями, подумала Энн, а дружба была очень ценной вещью.

Ей не стоило предлагать себя Сиднему сегодня днем. Это было ужасной ошибкой. Одиночества, сострадания и даже сексуальной потребности – всего этого недостаточно. И она все еще не могла заставить себя попытаться объясниться с ним. Энн полагала, что это только все ухудшит. Кроме того, ни один из них не сказал, что это не было превосходно. Может быть, для него это было так.

Она отказалась выйти за него замуж, напомнила себе Энн. Отказала мужчине, который ей нравился, к которому испытывала чувства уважения и восхищения. Более того – мужчине, который был в состоянии обеспечить ей комфорт. Ей, полагавшей, что ни один мужчина никогда не предложит ей замужества. Почему же она сказала «нет»?

«Если хотите, Энн, мы поженимся».

Учтивые слова, произнесенные с добротой и почтительностью, потому что они переспали.

Но он не хотел жениться на ней.

И Энн не могла выйти за него, даже если бы он и хотел жениться, как, впрочем, и ни за кого другого. Энн все еще была слишком ранена прошлым. Любой намек на близость заставлял ее замыкаться в себе, там, где она была в безопасности от своих эмоций.

Она не могла навязать Сиднему ледяной айсберг, которым было ее тело. Он заслуживал большего.

Одной дружбы было недостаточно. Только любовь могла бы… но Энн не знала, что такое любовь, не сексуальная, а хотя бы супружеская. На мгновение прикрыв глаза, Энн вспомнила, что однажды сказала леди Росторн на скалах.

«Настоящая суть вещей находится глубоко внутри, и она всегда прекрасна, поскольку это – просто любовь».

Но Энн не верила в любовь. Любовь постоянно разочаровывала ее. Генри Арнольд, ее мать, отец, сестра… Любовь Энн к своей ученице Пру Мор стала причиной трагедии. Любовь причиняла только боль. Энн боялась полюбить Сиднема или быть им любимой. Так что хорошо, что вопрос о любви даже не возник между ними.

– Энн, – мягко произнес он, возвращая ее блуждающее сознание к реальности, – возможно, завтра утром вы передумаете. Могу ли я еще раз спросить вас прежде, чем уедете?

– Нет, – ответила она. И посмотрев вперед, увидела приближающуюся деревню. – Это был прекрасный день, не так ли, Сиднем? Давайте просто помнить его и быть благодарными за то, что он был.

Закрыть его в бутылке, поместить в клетку, спрятав подальше со всеми его недостатками и утерянными возможностями.

– День был приятным, – согласился Сид. – Но, пожалуйста, обещайте мне, Энн, что немедленно сообщите, если по возвращении в Бат обнаружите, что ждете ребенка. И вы должны дать слово, что в этом случае позволите мне жениться на вас.

Энн улыбнулась, когда они въехали в деревню, и Сиднем поздоровался с пожилым селянином, который сидел с трубкой на старом стуле возле двери своего коттеджа.

– Вы говорите по-валлийски, – заметила Энн, когда они поехали дальше.

– Да. – Усмехнувшись, Сид взглянул на нее. – Я пожелал ему доброго дня – prynhawn da и спросил, как поживают он, его дочь и зять. Вы удивлены?

– Весьма, – ответила Энн.

Они рассмеялись.

И Энн вдруг ясно осознала, что будет скучать не только по Сиду. Она будет скучать по этим местам. По Уэльсу. Ее совсем не удивляло, что Уэльс стал Сиду домом, и что он намеревался провести остаток жизни именно здесь.

Энн завидовала ему.

Возможно, если бы…

Нет, нет, она не будет даже думать об этом.

Но, ох, как же она будет скучать по нему! И внезапно ей захотелось, чтобы они вернулись назад в Ти Гвин и исправили то, что пошло не так. Но ее ожидало только то будущее, в котором не было ничего, что они могли бы разделить. И это было мучительно. Энн хотелось иметь возможность, щелкнув пальцами, перенестись на две недели вперед, чтобы боль от завтрашнего отъезда осталась далеко позади.

Она повернула голову, чтобы вновь созерцать его профиль, дабы лучше запечатлеть его в своей памяти.

Сиднем направил двуколку прямо к конюшням. Остальные еще не вернулись со своей экскурсии, сообщил им грум.

И вместо того, чтобы пройти пешком короткое расстояние до дома и расстаться друг с другом, они направились прочь от дома и бессознательно вышли к холму, на который взбирались в ночь деревенских танцев. Теперь они снова вскарабкались туда и встали на вершине, глядя на глубокую синеву моря, в то время как земля купалась в золотом сиянии солнца, уже начавшего склоняться к западу.

Они стояли в паре футов друг от друга, двое дружелюбных незнакомцев, которые занимались любовью около часа тому назад.

Это было ошибкой, но у них не оставалось времени, чтобы вместе сожалеть об этом.

Сид услышал, как она сглотнула. Слышал, как что-то булькнуло в ее горле. И он знал, что хотя Энн и испытала разочарование от их близости, тем не менее, он ей нравился, и ей будет нелегко расстаться с ним. Энн была его другом, что само по себе было весьма ценным даром.

– Я буду скучать по вам, – сказал Сид.

– Да, – ее голос звучал ровно, но более резко, чем обычно. – Вы знаете, что я не хотела приезжать. Мне казалось ужасно вызывающим приехать по приглашению одной лишь леди Холлмер. Когда наш экипаж приближался к Глэнвир, я была готова сделать все что угодно, лишь бы вернуться обратно в Бат. Но сейчас мне очень тяжело уезжать отсюда.

Ей не обязательно было уезжать. Энн могла остаться здесь с ним на всю оставшуюся жизнь. Но он не стал произносить этого вслух. Сид знал, что это невозможно. Энн уже сделала свой выбор в Ти Гвин. Она сказала «нет».

– Возможно, – сказал Сиднем, – вы вернетесь на следующий год.

– Возможно, – согласилась Энн.

Но оба знали, что она не вернется. Знали, что если завтра Энн уедет, то они никогда не увидятся вновь.

И если они действительно были просто друзьями, если только одиночество свело их вместе, то тогда расставание не будет иметь никакого значения. Совсем никакого. Они быстро все забудут и вернут свои жизни в привычную колею.

Но Сид знал, что он не забудет.

Потеря Энн Джуэлл будет одним из самых мучительных переживаний в его жизни.

Сид потянулся к ее руке, их пальцы переплелись и крепко сжались.

– Я рад, что познакомился с вами, Энн Джуэлл, – сказал он.

– Я тоже рада нашему знакомству, Сиднем Батлер.

Сид повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и они улыбнулись друг другу.

Вероятно, еще можно было… Если бы у нее было время…

Но тут, как раз в то мгновение, когда Сиднем открыл было рот, чтобы что-то сказать, Энн резко вырвала свою руку и указала в сторону подъездной дорожки к дому.

– Они возвращаются, – крикнула Энн. – Я должна быть там, когда приедет Дэвид. Меня весь день не было с ним. Ох, надеюсь, что с ним все в порядке.

Вереница экипажей показалась на подъездной дорожке.

– Идите, – сказал Сиднем. – Вы успеете добраться до террасы, прежде, чем они подъедут.

Энн оглянулась на него.

– Идите, – повторил Сид. – Я вернусь в коттедж короткой дорогой.

Мгновение Энн колебалась, ее лицо выражало нерешительность, а затем развернулась и побежала вниз по склону, как когда-то ночью, когда он бежал рядом, чтобы достичь подножия раньше нее.

И вот теперь Сиднем наблюдал за нею, размышляя, опечален ли он или рад, что обстоятельства помешали ему заговорить, умоляя ее передумать.

Все-таки он рад, решил Сиднем.

Или будет рад к началу следующей недели.

Или в следующем году.

Или в следующей жизни.

К тому времени, как Энн достигла террасы, а первый из экипажей остановился перед дверями, она уже была весьма близка к слезам. Ей отчаянно хотелось увидеть сына, услышать его голос, сжать его в своих объятиях. И все же она сознавала, что только что покинула Сиднема, даже не попрощавшись с ним, и существует вероятность, что больше она его никогда не увидит.

Но она ненавидела прощания. Она их ненавидела. Так было лучше.

Как только Дэвид заметил мать, он выпрыгнул из второго экипажа и помчался к ней со всех ног. Его глаза сверкали, рот не закрывался, а голос звучал втрое громче обычного, почти оглушая. Смеясь, Энн крепко обняла сына и поцеловала в макушку.

– Тебе следовало быть там, мама… кузен Джошуа…ты бы видела, как я…Дэйви…а потом мы…лорд Эйдан…было так весело…кузен Джошуа…Бекки и Марианна испугались винтовых лестниц, и я помог им подняться наверх, и леди Эйдан сказала, что я просто идеальный джентльмен…и Александр…кузен Джошуа и Дэниел…малыши…я бы так хотел, мама, чтобы ты была там и увидела…

Энн снова рассмеялась, когда они поднимались в детскую. Она пропустила большую часть событий, произошедших с Дэвидом за день, но сейчас это не имело никакого значения.

– Похоже на то, – заметила она, – что ты очень хорошо провел время.

– Это был великолепный день, – ответил Дэвид. – Но мне бы очень хотелось, чтобы ты посмотрела на замок, мама. Он бы тебе понравился.

– Я абсолютно уверена, что так бы и было.

– А тебе понравилось там, куда отвез тебя мистер Батлер?

– В Ти Гвин? Да, очень.

– Но лучше бы ты поехала с нами. Ты бы так хорошо провела время…Кузен Джошуа… – и мальчик снова принялся безостановочно болтать.

Было радостно видеть его таким счастливым и оживленным, с бронзовым от солнца лицом.

Но день на природе утомил его. Когда Энн зашла к сыну, после того, как вернувшись к себе, умылась и переоделась для вечера, Дэвид был в комнате один. Он сидел на кровати в ночной рубашке, обняв руками колени. Он выглядел вялым, но счастливым.

– Устал? – поинтересовалась Энн, склоняясь над сыном. Отведя назад прядь его волос, она поцеловала Дэвида в лоб.

– Мы завтра возвращаемся домой, – сказал мальчик.

В ногах кровати стоял его сундук, уже почти уложенный.

При этой мысли Энн почувствовала слабость в коленях и присела на краешек кровати.

– Да, – ответила она. – Нам пора. Мы провели здесь целый месяц.

– Я не понимаю, – обиженно заметил Дэвид. – Почему все должны возвращаться по домам, когда мы так весело проводим здесь время.

– Ну, проблема с веселым времяпрепровождением и состоит в том, – заметила Энн, – что если оно продолжается слишком долго, то перестает быть веселым и становится скучным.

– Нет, такого просто не может быть, – возразил Дэвид.

И, вероятно, он был прав. Кто первый произнес эту сомнительную мудрость?

– Все были там, кроме тебя, мама, – отрывисто сказал мальчик.

Такое дерзкое поведение не было характерным для Дэвида. Энн охватило чувство тревоги и вины.

– Я тебя спрашивала, не против ли ты, если я не поеду, – заметила она, – и ты сказал, что не против. Я бы поехала, если бы…

– И папы остальных тоже были там, – продолжил Дэвид, – кроме отца Дэйви, который умер. Но с ним был его дядя Эйдан, который совсем как папа для него, потому что живет с ним. И они вместе проводят время. Катаются на лошадях, ходят на рыбалку, плавают и много еще чего.

– Ох, Дэвид, – сказала Энн.

– И Дэниел живет вместе с кузеном Джошуа, – продолжил мальчик. – Кузен Джошуа – его папа. Он возит Дэниела в деревню, где мы раньше жили, и катает на рыбацкой лодке. И позволяет Дэниелу кататься на своих плечах и тянуть себя за волосы, и все такое.

– Дэвид.

– У меня же когда-то был папа, не так ли? – спросил Дэвид. – Ты сказала, что «нет», но Дэйви утверждает, что у каждого должен быть папа, даже если он уже умер. А мой папа умер?

Энн прикрыла глаза. Почему все жизненные проблемы должны возникать именно тогда, когда ты меньше всего готов их решать? Она все еще не оправилась от молчаливого прощания с Сиднемом.

Но это было важнее. Энн попыталась сосредоточиться.

Действительно, раньше, всякий раз, когда Дэвид спрашивал ее, почему у него нет отца, она отвечала ему, что он особенный ребенок, у которого есть только мама. И эта мама любит его вдвое больше, чем любая другая мама любит своего ребенка. Это был глупый ответ даже для маленького ребенка, и она всегда знала, что, в конце концов, ей придется придумать что-то более убедительное.

Ей бы только хотелось, чтобы этот вопрос был задан не сегодня вечером.

– Да, Дэвид, – ответила Энн. – Твой папа умер. Он утонул. Плавал ночью и утонул. Я так сожалею.

Она приготовилась к вопросу: «Кем он был?». Но оказалось, что существовала еще одна проблема, интересовавшая мальчика гораздо сильнее.

– Он меня любил? – спросил Дэвид. Его глаза были похожи на большие темные пятна на бледном лице. – Он проводил со мной время?

– Ох, мой дорогой, – сказала Энн, прикоснувшись кончиками пальцев к щеке сына. – Он бы любил тебя больше всех на свете. Но он умер до того, как ты родился.

– Как же тогда он мог быть моим папой? – нахмурившись, спросил мальчик.

– Он… подарил мне тебя, прежде чем умер, – ответила Энн. – И я заботилась о твоей безопасности, пока ты не родился. Я тебе все объясню, когда подрастешь. Но прямо сейчас у тебя слипаются глазки, а завтра будет тяжелый день. Забирайся под одеяло, я расскажу тебе сказку, подоткну одеяло и поцелую на ночь.

Десять минут спустя, Дэвид посмотрел на мать сонными глазами и, вдруг, хитро улыбнулся.

– На самом деле, я рад, что ты не поехала в замок. Теперь я сам обо всем расскажу мистеру Киблу и экономке, и мисс Мартин.

Энн тихо рассмеялась.

– И про крикет, и катание на лодках, и игры в пиратов, и рисование. Я обещаю, что ты обо всем расскажешь сам. Будет замечательно снова всех увидеть, не так ли?

– Гм, – промычал он в ответ.

И тут же, как все дети, провалился в сон.

Энн сидела возле него, когда, некоторое время спустя, в комнату на цыпочках вошли Дэйви и Александр. Однажды Дэвид задаст те вопросы, которые не задал сегодня, и ей придется отвечать на них. Ей придется рассказать ему про Альберта Мора. Его отца.

Энн задрожала.

Гленис, хлюпая носом, словно они уже долгие годы были госпожой и горничной, настояла, что упакует ее вещи. Поэтому Энн нечем было заняться, кроме как спуститься в гостиную и провести час или два в обществе других гостей. И она будет общительной. Никто не должен заподозрить, что посещение Ти Гвин было для нее чем-то большим, нежели просто приятной дневной прогулкой.

Но всего лишь несколько часов назад, сколько именно – она посчитала на пальцах, она занималась любовью с Сиднемом Батлером, и это было прекрасно. Она знала, что это было прекрасно. Вероятно, если бы это произошло снова, ее тело согласилось бы с разумом по этому вопросу.

Энн почувствовала боль от внезапного желания испытать это снова.

Была ли она совершенно безумной, отказавшись от его предложения?

Но как же она могла согласиться? Что могла ему предложить?

И что он мог предложить ей, кроме готовности исправить последствия того, что они сделали?

«Если хотите, Энн, мы поженимся».