Просто одна ночь

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Я бегунья.

Не та, которая бегает 5 километров для удовольствия.

Я бегу от ситуаций, с которыми не хочу сталкиваться.

Я выключаю телефон, когда он звонит, кажется, в сотый раз, и убираю его в сумку. Я не готова к этому — к реальности того, что скоро станет моей жизнью. Я не хочу вступать в разговоры о родах, эпидуралке и акушерках. И уж точно ничего о переезде.

Считайте меня эгоисткой, но я отказываюсь переезжать за тысячи миль ради мужчины, влюбленного в другую женщину. Мужчины, который всегда будет влюблен в эту женщину. Мужчина, который, несмотря на то, что он раздражает меня до предела, заставил меня почувствовать себя красивой и желанной одной ночью.

Он подарил мне близость, которой у меня никогда не было. В прошлом у меня был только парень, который лгал и обманывал, как будто это была его работа. Чем больше времени я провожу с Далласом, тем чаще всплывают воспоминания о том, как он заставил меня чувствовать себя в ту ночь.

Я проверяю время на часах и расслабляюсь в кресле, опустив плечи. Никогда не бывает так, что я не выбираю худшего из всех мужчин. В этом мире миллионы мужчин, а я каким-то образом умудряюсь всегда выбирать самых испорченных, которые видят во мне лишь одноразовую игрушку.

— Ты думала, это будет так легко?

Я напрягаюсь при звуке его резкого голоса. Словно нож вонзился мне в горло. Я в ужасе смотрю ему в лицо. Я чувствую, как его глаза впиваются мне в спину, ощущая боль, словно они разрывают плоть.

Мне следовало взять «Грейхаунд» или путешествовать автостопом. Наверное, мне не следовало направляться в самое очевидное место — в гребаный аэропорт.

— У тебя хватило смелости убежать. Не будь трусихой сейчас. Повернись и посмотри мне в глаза, — требует он. — Скажи мне, что ты не только эгоистка, но и лгунья.

Его властные и жестокие слова поджигают мое и без того поганое настроение.

Как он смеет осуждать меня? Как он смеет вести себя так, будто понимает, через что я прохожу.

— Уиллоу. — Мое имя звучит как угроза, заверяя меня, что он не уйдет, пока я не сдамся.

Я поднимаюсь со стула с драматическим стоном и перекидываю сумочку через плечо. Аэропорт — это не LAX, но вокруг полно людей с любопытными взглядами.

Лицо Далласа вызывающее, как будто он готов заключить деловую сделку. Он поступил мило, и я воспользовалась этим. Теперь он дает мне кое-что еще.

Я дала обещание и нарушила его. Он имеет полное право злиться.

Мне стыдно, что мне требуется минута, чтобы расправить плечи, показать ему, что я не та, кого можно ругать, как ребенка.

— Мы не будем делать это здесь, — это все, что я говорю.

Он протягивает руку.

— После вас, Ваше Высочество.

Поскольку я не так хорошо знакома с аэропортом, я направляюсь в женский туалет, не зная, последует ли он за мной.

Он следует.

— Это лучшее место для этого? — спрашивает он, закрывая за нами дверь и прислоняясь к ней, когда я киваю. — Как хочешь.

Я с досадой опускаю руки по бокам.

— Что ты хочешь от меня, Даллас?

— Что я хочу от тебя? — Он издевательски смеется. — Я хочу, чтобы ты вела себя как ответственный взрослый человек. Возможно, тебе трудно это осознать, но дело не только в тебе.

— Я знаю.

— Так почему ты убегаешь?

— Мне страшно!

— И я уверяю тебя, что для этого нет причин. — Он подходит ближе, когда длинный вздох вырывается из его широкой груди. — Я знаю, что твое доверие ко мне — дрянь. — Он показывает между нами двумя. — Я не прошу тебя выйти за меня замуж, быть со мной или, черт возьми, даже нравиться мне. Я уверен, что мы оба можем согласиться, что об отношениях не может быть и речи. Ты можешь думать, что я дерьмовый человек, сколько хочешь, но я не дерьмовый отец, и ты, блять, это знаешь.

Он бьет меня всеми правдами и неправдами. Можно подумать, что кто-то может полностью сломаться, когда любовь всей его жизни умерла. Смерть Люси разбила Далласа, но она оставила разрозненные кусочки, чтобы он смог позаботиться о Мейвен. Она знала, что их дочь станет спасителем Далласа, когда ее не станет.

Он идет, чтобы взять мою сумку.

— Пойдем. У Лорен двенадцатичасовая смена. Мы поговорим, а потом ты сможешь остаться на ночь в ее квартире.

Я протягиваю руку, чтобы остановить его.

— Я сажусь на самолет.

Его губы сжимаются в белую полоску, и он устало потирает лицо.

— Скуби ждет меня.

Он моргает.

— Прости, кто тебя ждет?

— Скуби.

Он складывает руки на груди и раздвигает ноги.

— Вы двое тусуетесь в Тайной Машине с Велмой?

— Скуби — мой кот, умник, — огрызаюсь я, выпячивая подбородок.

— Почему ты назвала своего кота Скуби — это разговор для другого раза, но у нас будет несколько серьезных разговоров об имени нашего ребенка. Я не хочу, чтобы по дому бегал Шэгги Барнс.

Моя рука падает на грудь, когда раздается стук в дверь. Даллас прижимает палец ко рту. Стук прекращается, и я открываю рот, чтобы сказать ему, что увидимся позже, когда стук возобновляется. Видимо, человеку по ту сторону действительно нужно зайти, потому что стук становится все громче и быстрее.

— Не работает! — наконец кричит Даллас. — Идите в другое место.

Стук стихает, и я сужаю глаза в его сторону.

— Ты знаешь, что это женский туалет? Они, наверное, собираются вызвать охрану.

Я пожимаю плечами. Он не может приставать ко мне, если он в тюрьме.

— Тогда давай сделаем это быстро.

— Моя мама присмотрит за Скуби за меня. Я сказала ей, что вернусь завтра. Мне также нужно рассказать ей о том, что она станет бабушкой.

Семья — слабость Далласа.

Я понимаю, что выбрала правильные слова, когда на его лице появляется извиняющееся выражение.

— Почему ты не сказала мне об этом?

Я морщу нос.

— Если ты еще не догадался, я не самый открытый человек.

— Значит, нас двое. Какая пара. — Он мягко улыбается мне. — Возвращайся домой, Уиллоу. Расскажи маме, но поддерживай контакт.

Мои плечи опускаются.

— Обязательно.

— Обещай мне. — Я открываю рот, чтобы сделать то, что он просил, но он останавливает меня, хмурясь. — Вообще-то, не стоит беспокоиться. Обещания для тебя ни черта не значат. — Он отпирает дверь. — Если ты не будешь отвечать на мои звонки, то в следующий раз ты увидишь меня, когда я буду стоять на пороге твоей мамы и представляться.

***

— Я не знаю, почему ты не разрешаешь мне взять его себе, — скулит мама, проводя пальцами по густой белой шерсти Скуби.

Несколько волосинок прилипают к ее руке, потому что он линяет, как никто другой. Мы проводим весь этот разговор о разрешении оставить Скуби у себя каждый раз, когда она присматривает за котом.

Я прилетела в Лос-Анджелес, забрала машину из дома, а потом поехала к маме. Она живет в том же доме, в котором я выросла, в небольшом пригороде в трех часах езды от Лос-Анджелеса. Поездка дала мне время подумать, как я собираюсь сообщить ей эту новость.

— Мама, ты купила его мне в подарок.

После переезда Стеллы он был подарком на день рождения, чтобы составить мне компанию, но я думаю, что она использовала меня как предлог, чтобы купить себе животное.

— Тебя так часто не бывает в городе, и ты не уделяешь ему внимания, которого он заслуживает, — продолжает она.

Она права. Я не очень люблю кошек, но я не могла попросить ее вернуть его в приют для животных. Скуби пришел из хорошего места. Я только хотела бы, чтобы она выбрала что-то, что требует меньше ухода — скажем, золотую рыбку.

— Похоже, тебе нравится проводить время со своим котиком, — отвечаю я. — Я оказываю тебе услугу, путешествуя так часто.

Она поднимает подбородок.

— Когда ты собираешься переехать домой, найти хорошего мужчину и остепениться? Стелла это делает. Может, тебе стоит последовать ее примеру?

Ну вот, опять.

Вот почему большинство моих встреч с ней происходят, когда она сидит со Скуби.

— Мы с мужчинами сейчас не на одной волне. — У меня такое чувство, что мы никогда не будем.

— Если бы ты перестала искать не там, где надо, они бы нашлись. Пойдем завтра со мной в церковь, дорогая. Они расширились, и движение процветает! Любящие Бога молодые люди ищут здесь хорошую жену, чтобы создать семью.

Я не могу остановить себя от того, чтобы нахмуриться.

— Мужчины ищут жену? Не в моем вкусе, мама. Это звучит не только отчаянно, но и пугающе. — Я уверена, что эти мужчины не одобрят, если я буду носить чужого внебрачного ребенка.

Я достаю телефон из кармана, когда он пикает. Я включила его, когда мой самолет приземлился, но до сих пор не ответила на семьдесят восемь текстовых сообщений от каждого жителя Блу Бич.

Даллас: Ты добралась до мамы?

Я откладываю телефон в сторону, игнорируя его, а затем снова беру его в руки. Его угроза не была пустой, и последнее, что мне нужно, это чтобы он появился здесь.

Я: Только что приехала. Разговариваю с ней.

Даллас: Ты уже сообщила новости?

Я: Сначала мне нужно расслабить ее бокалом вина.

Даллас: Удачи.

Я: Это я должна пожелать тебе удачи. Она, наверное, воспримет это лучше, чем твои родители.

Даллас: Я еще не сказал им. Я жду, когда ты приедешь. Считай, что ты тренируешься с мамой.

Я: Не получится.

Он ест соль для ванн, если думает, что я буду присутствовать на этом дерьмовом шоу. Семья Далласа настолько традиционна, насколько это возможно. Они хорошие люди, не поймите меня неправильно, но очень старой закалки.

Даллас: Мы поговорим об этом.

Мы поговорим об этом?

Что это за ответ, черт возьми?

Я бросаю телефон на подушку рядом со мной на диване.

— Как насчет того, чтобы поужинать сегодня в «Ла Виста»?

***

Мой план напоить маму спиртным, чтобы я могла выложить все начистоту, оказался не таким ярким, как я думала час назад.

Она откидывает свои волосы, такого же цвета, как у меня, с глаз, чтобы лучше видеть меня. Она смотрит на меня с тех пор, как пять минут назад мы заказали напитки. Я изо всех сил стараюсь избегать прямого зрительного контакта с ней, боясь, что она прочтет мои мысли.

Ресторан переполнен. Он всегда заполнен в субботу вечером, учитывая, что это самое приятное место в нашем пригороде. Несколько друзей моей мамы остановились поговорить с нами, пока мы ждали свой столик, их глаза внимательно изучали и осуждали меня за то, что мой бывший парень сделал с молодым парнем, который был звездой бейсбольной команды в младшей лиге.

— Я так понимаю, тебе есть что мне сказать, — говорит она.

У меня в животе завязывается узел.

— А?

— Ты нервничаешь с тех пор, как сегодня вернулась домой. Ты привела меня в «Ла Висту» и заказала для меня бокал вина еще до того, как официант успел представиться. Ты приводишь меня сюда всякий раз, когда у тебя есть новости, которые ты не хочешь мне сообщать.

Если подумать, она права. Я привела ее сюда, когда решила переехать в Лос-Анджелес, когда вернулась к Бретту, а потом, когда сказала ей, что официально порвала с ним.

Я стыдливо опускаю голову и признаюсь:

— Я беременна.

Она долго пьет вино, прежде чем ответить мне. Она нахмуривает брови, тщательно подбирая слова.

— Это ведь не первоапрельская шутка?

— Сейчас июнь.

Я пытаюсь читать ее, но не могу понять, что происходит в ее голове. Она не счастлива, но и не несчастна.

— Что ты чувствуешь по этому поводу?

Мое сердце колотится в груди, а подбородок дрожит.

— Чувствую себя идиоткой. — Идиоткой, потому что не предохранялась. Вот ведь как, мои яичники — это тот самый 0,01 процент, которые беременеют, принимая таблетки.

— Я знаю отца?

— Это не Бретт.

Прилив облегчения срывается с ее губ.

— Слава Иисусу.

— Это Даллас Барнс.

— Старый телохранитель Стеллы?

Я киваю.

— И старший брат Хадсона.

Ужас заливает ее лицо.

— Разве он не… — Она хватает бокал с красным вином и выпивает остатки, ее изумрудные глаза расширились. — Разве он не женат?

О, черт. Она боится, что я любовница.

— Его жена умерла почти год назад.

Она медленно кивает, переваривая мой ответ, и знакомое ощущение вспыхивает на ее лице, как ожог.

— Ты не сказала мне, что вы встречаетесь.

Я не могу понять, задает ли она вопрос или предупреждает. Моя мама знает, что такое кошмар, когда не можешь забыть свою первую любовь — воспоминания, которые грызут каждый сантиметр твоего тела до последнего вздоха.

— Мы не встречаемся, — отвечаю я. — Это было на один раз. Слишком много виски и недостаточно хороших мыслей.

Я делаю глоток воды, набираюсь храбрости и продолжаю рассказывать ей все, за исключением деталей фактического зачатия ребенка, и не могу остановить слезы, которые катятся из моих глаз… и ее.

Она протягивает руку через стол, чтобы взять мою руку в свою.

— Если Даллас хочет быть в теме, дай ему шанс. — Ее голос мягкий, ласкающий, как голосовое объятие. — Он отец, одинокий отец, который знает, что такое забота о ребенке.

— Я сильная, мама. — В горле пересохло, поэтому слова выходят хриплыми. — Я могу сделать это сама.

— Дорогая, я не отрицаю, что ты сможешь, но я знаю по собственному опыту, что это нелегко — делать это одной. Никакая мать не может заменить пустоту отца. Мы оба можем с этим согласиться.

Нож вонзается в мое сердце. Реальность того, что я сделала, ударяет меня по лицу, как будто я все это время была без сознания.

Я была тем ребенком, у которого не было отца. Первые пятнадцать лет это был выбор. Он решил, что готов стать отцом, только когда ему поставили диагноз «рак толстой кишки пятой стадии». Моя мать приняла его с распростертыми объятиями. А я — нет.

Он скончался в возрасте сорока одного года, когда мне было шестнадцать. Моя мать простила его на смертном одре. Я не простила. Я не смогла. Горечь все еще была в моем сердце. Я не могла забыть все те времена, когда я была ревнивым ребенком, наблюдая за тем, как у моих подруг появляются отцы.

У каждого человека есть выбор в жизни. Он решил уйти. Ты не можешь вернуть это дерьмо назад, когда узнаешь, что твое время ограничено, и у тебя нет никого, кто мог бы помочь тебе пережить это.

Она отпускает мою руку и садится обратно в кресло, вино теперь расслабляет ее.

— Твой отец всегда хотел внуков.

Я хочу сказать ей, что мне все равно, чего он хотел. Моя мама прошла через ад с тех пор, как он бросил ее… оба раза.

— Очень сомневаюсь, что в эту мечту входил ребенок не от любви, — бормочу я.

— Внук — это внук. Благословение. Независимо от ситуации.