Просто судьба

Глава 4

В молчании они проехали около трех миль, пока не очутились около дома, окруженного деревьями. Линдой свернул на подъездную аллею. Она оказалась не очень длинной, и вскоре они были у цели. Мена удивленно воскликнула:

— Да это же настоящий «елизаветинец»! Такой же, как и мой дом!

Последние слова она произнесла машинально. Потом задумалась, мог ли Линдон, всегда восхищавшийся ее отцом, знать о том, что дом Мэнсфордов был знаменит своим возрастом.

Он подъехал к парадней двери и помог Мене спешиться.

К ним подошел пожилой человек. Он пригладил волосы и, взяв поводья, повел лошадей: в том направлении, где, видимо, была конюшня. К дому была пристроена галерея, а оконные стекла с алмазными гранями напоминали окна ее родного дома.

Здание было, однако, намного меньше, чем дом ее отца.

А когда Линдон провел ее внутрь, она увидела, что почти все пространство холла занимал большой камин.

Линдон взял из ее рук платок и положил на стул.

Потом открыл дверь, ведущую, как она и предполагала, в гостиную. Это была небольшая, но очень красивая комната.

Она сразу отметила про себя, что все убранство комнаты было старинным и удивительно соответствовало ей.

В арочное окно можно было разглядеть парк, и она с первого взгляда определила, что он разбит в елизаветинском стиле.

— Как все красиво, просто… прекрасно! — промолвила она. — Мне всегда казалось, что здания, построенные в эпоху королевы Елизаветы, полны романтики!

— Согласен с вами. И разве могло что-нибудь более соответствовать настроению сегодняшнего вечера?

Он смотрел на нее с таким восхищением, что Мена покраснела и отошла к окну.

— М-м… госпожа Мэнсфорд, — начала она, как всегда запинаясь на имени матери, — рассказала мне, что в замке есть сад лекарственных трав, а здесь нет такого?

— Конечно, есть, — ответил Линдон. — Но он совсем не такой ухоженный, как мне бы этого хотелось.

Мена повернулась, чтобы взглянуть на него.

— Вам бы хотелось? — переспросила она. — Так этот дом принадлежит вам?

— Это так, хотя какое-то время я провел за границей, а дом в это время терпеливо ожидал моего возвращения, чтобы я смог наконец позаботиться о нем.

— Что ж, вам очень и очень повезло, что вы владеете таким бесподобным домом,

— Полностью с вами согласен, — ответил он. — Ну а теперь пойдемте обедать, а остальную часть моих владений я покажу вам позже.

Они пересекли миниатюрный холл и вошли в столовую. И эта комната была небольшая, но и в ней все было выдержано в стиле эпохи.

В центре комнаты стоял круглый стол со свечами. Линдон зажег их.

— Нам придется самим обслуживать себя, — сказал он, — поскольку слуг у нас нет. Но надеюсь, вы получите удовольствие от выбора блюд.

— Как можно не получить удовольствие в таком красивом окружении, — удивилась Мена. — Тем более с…

Она чуть было не произнесла «с вами», но вовремя сообразила, что это прозвучало бы слишком откровенно. И она закончила фразу:

—.. человеком, чьи вкусы так совпадают с моими.

Линдон молча направился к буфету.

Все на столе было разложено на блюдах и специальных подносах, так что они действительно могли обходиться без слуг.

— Я поухаживаю за вами, — сказал Линдон, не поворачиваясь.

У стола стояли два резных стула. Почему-то девушка решила, что сильнее декорированный предназначался для хозяина.

С первого взгляда Мена определила, что выполнены стулья были мастерами времен Карла II, а не Елизаветы.

Решив, что место для нее определено, она присела к столу.

Линдон принес ей бокал шампанского, затем наполнил свой.

— Сегодня особенный случай.

Мена посмотрела на него вопросительно, и он пояснил:

— Вы сказали мне, что вас впервые пригласил на обед мужчина.

— Да, для меня сегодняшний вечер — исключительный случай, — согласилась Мена, — но я и представить себе не могла такой красоты!

— Дом был оставлен мне отцом, — объяснил Линдон, — и где бы я ни путешествовал и что бы ни делал, мне приятно было сознавать, что есть одно место, которое является только моим.

Линдон предложил Мене отведать первое блюдо, и она нашла его приготовленным отменно.

Но потом Мена почти не разбирала вкуса предлагаемых ей блюд.

У нее так долго не было такого собеседника, с которым можно было бы поделиться своими размышлениями!

Ответы Линдона были остроумными и забавными.

Они много смеялись, и беседа то и дело перескакивала с одной темы на другую, еще более интересную для обоих собеседников, чем предыдущая.

Когда обед был закончен, они все еще продолжали сидеть за столом.

Наконец Мена скрепя сердце сказала:

— Мне… полагаю… пора подумать о возвращении.

— Не стоит торопиться. Вы ведь знаете, что сегодня вечером в замке большой прием и они допоздна будут играть в карты и танцевать.

— Танцевать? — воскликнула Мена.

— Я слышал, что в бальной зале будет играть небольшой оркестр герцога.

Мена с трудом удержалась от высказывания, что Алоиз будет в полном восторге от танцев.

Линдон, должно быть, читал ее мысли, потому что он сказал:

— Боюсь, что я не смогу предложить вам танцы!

Мена рассмеялась:

— Как будто я могла бы желать чего-нибудь… еще… более, находясь здесь в вашем восхитительном и таком совершенном, уютном маленьком доме… словно из ожившей сказки или явившемся из сновидений.

Воцарилась тишина. Наконец Линдон произнес:

— Интересно, сколько женщин, если перед ними встанет вопрос, где жить — в огромном замке или в таком скромном по размерам доме, как этот, — будут сомневаться в своем выборе?

— Думаю, что на самом деле их ответ будет зависеть от того, с кем они собираются жить, — сказала Мена. — Если с тем, кого они любят, то не имеет значения, будет дом большим или маленьким.

— Интересно, вы действительно полагаете, что все обстоит именно так? — живо отреагировал Линдон, и в голосе его прозвучали нотки цинизма.

— Конечно, именно так! — ответила Мена. — И я знаю, что скорее предпочла бы жить в маленьком доме, чем потерять человека, которого я люблю!

Ей показалось, что Линдон посмотрел на нее слегка озадаченно, и тогда она пояснила:

— Помню, как-то мой отец рассказывал мне, что всякий раз, когда они с матерью оказывались на званых вечерах, где она пользовалась успехом, он спешил уйти домой пораньше, потому что боялся ее потерять.

— Так ваша мать была красива! — отметил Линдон. — И конечно, вы похожи на нее.

— М-м… госпожа Мэнсфорд в таких случаях обычно говорит, что, по верованиям древних греков, красивые дети появляются на свет не у тех родителей, которые отличаются физической красотой, а у тех, чьи мысли и чувства прекрасны.

Она задумалась, интересно ли все это Линдону, но продолжила:

— Древние греки украшали помещения, где женщины рожали и ожидали родов, прекрасными статуями, и лорд Мэнсфорд объяснял, что жительницы Древней Греции верили, будто с самого начала беременности чувства и мысли женщин влияли не только на внешность детей, но и на их характер.

— Мне нравится эта идея, — сказал Линдон, — и я уверен, что ваши дети, когда они у вас будут, унаследуют ваше очарование.

Голос его звучал настолько проникновенно, что Мена вспыхнула от смущения.

Она встала из-за стола со словами:

— Пожалуйста, покажите мне остальную часть дома, прежде чем я уйду, иначе меня потом все время будет мучить любопытство.

— Вы так уверены, что никогда не попадете сюда снова? — спросил Линдон, поднимаясь из-за стола вслед за ней.

— Мы уезжаем в понедельник.

Девушка направилась к выходу, и он растворил дверь, пропуская ее вперед.

Небольшая резная дубовая лестница напоминала лестницу в их доме, только была значительно уже.

Он подал ей руку. Поднявшись, она увидела, что на втором этаже находились три спальни.

В самой большой, той, что принадлежала хозяину, стояла деревянная кровать времен королевы Елизаветы, с четырех сторон украшенная гербами и вся покрытая искусной резьбой.

У Мены вырвался крик восхищения:

— Как жаль, что… лорд Мэнсфорд не может увидеть такое великолепие. У него в доме есть похожая кровать, но здесь такая бесподобная резьба!

И в этой спальне на втором этаже было окно в форме арки, со стеклами в алмазных гранях, выходившее в сад.

В двух других комнатах окна были самые обыкновенные — с узкими створками; в меблировке комнат тоже не было ничего необычного. В каждой стоял комод или трюмо, если и не доподлинно елизаветинских времен, то выполненные в стиле того времени, так что они в точности соответствовали дому, словно были сделаны специально для него.

Когда они спускались обратно в гостиную, Мена сказала:

— Большое спасибо, что показали мне ваш… небольшой, но полный очарования дом. Он совершенен, как может быть совершенна только миниатюра, и так же изящен, как она.

— Я надеялся, что именно так вы и скажете, — обрадовался хозяин. — А теперь мне бы хотелось показать вам вот этот гобелен, после чего я провожу вас.

Старинный гобелен покрывал всю стену в гостиной. На нем была изображена сцена средневековой свадьбы.

— Где вы смогли найти такое чудо? — поразилась Мена.

— В Египте — самом неожиданном месте из всех возможных! — ответил Линдон. — Мне сказали, что гобелен попал туда во время египетского похода Наполеона. Думаю, если, конечно, меня не обманули, его тогда же или в другое время украли у французов, всегда интересовавшихся раскопками пирамид.

— Мне так хочется услышать ваш рассказ о Египте и пирамидах, — сказала Мена, — но… сейчас я должна… мне пора возвращаться.

— Тогда сопровождающие вас дуэньи отвезут нас в замок, — Линдон улыбнулся, — и вы сможете поведать им, что я вел себя предельно корректно по отношению к своей даме!

Мена рассмеялась и взглянула на него. Выражение его глаз заставило ее замереть. Она догадалась, о чем он подумал; она поняла, чего он хотел.

Смутившись от своих догадок, она быстро повернулась и направилась к двери.

Дверь была открыта, и она вышла в холл.

— Подождите одну минуту, я выведу лошадей, — сказал Линдон.

Он вышел из дома, оставив Мену одну. Солнце садилось, и в доме становилось темно и неуютно.

Тем не менее она ощущала, будто дом все еще притягивает ее, не желая выпускать из своих объятий.

«Вместе с духом старины, — подумала она, — этот дом хранит в себе любовь».

Она была уверена, что те, кто жил в этом маленьком доме раньше, были очень счастливы.

Это было то же чувство, думала она, что возникало у нее дома.

Бывало, она слышала беседы отца с матерью, их голоса, наполненные любовью, которую они испытывали друг к другу.

Еще в детстве она осознала, что любовь отца и матери заполняет весь их дом.

Но только когда ее отец умер, она поняла, как много это значило.

И вот, как ни странно, она почувствовала снова ту атмосферу любви, согревающую этот чужой ей дом.

Как будто он не только приветствовал ее, но и хотел поведать ей что-то сокровенное.

Понимая, что это, должно быть, только игра ее воображения, она пошла к открытой двери.

И увидела Линдона, выводящего из конюшни обеих лошадей.

Не было никаких признаков присутствия того старика, который принимал лошадей, когда они только прибыли сюда.

— Наверное, Линдон слишком беден, чтобы позволить себе иметь слуг, — сказала она себе. — Он, возможно, потратил большую часть своего недельного заработка на обед и шампанское.

Похолодало, и на обратном пути Мена набросила на плечи платок, скрестив его концы на груди и завязав их в узел позади на поясе.

Ей показалось, что Линдон, который наблюдал, как она утепляется, улыбнулся ее благоразумию и рассудительности.

Они двигались в направлении замка.

Он не спешил. Но и не придерживал лошадей.

Мене же показалось, что они очень быстро добрались до загона с барьерами для прыжков, расположенного у конюшен.

Они остановились у ворот, ведущих во фруктовый сад, и Линдон сказал:

— Я должен увидеть вас завтра. Когда вы будете свободны?

Когда он заговорил, Мена внезапно осознала, как же она боялась, что он больше не предложит встретиться. А ведь именно этого она так отчаянно хотела.

— Больше всего мне хотелось бы… увидеть тех, других лошадей… в конюшне герцога. Я уже видела четырех, и я в полном восторге!

— Тогда я предлагаю следующее, — сказал Линдон, — я покажу их вам во время второго завтрака в замке. Гости обычно посещают конюшни по дороге из церкви или перед вторым завтраком. После этого вряд ли там можно встретить кого бы то ни было, ну если не считать одного или двух конюхов.

— И вы покажете мне лошадей?

— Столько, сколько вы пожелаете!

— Спасибо, — сказала Мена, — и хотя я вряд ли сумею выразить свою благодарность словами, но спасибо вам… за… прекрасный и более того… просто… замечательный вечер.

— Вы не были разочарованы?

Она засмеялась:

— Неужели я могла бы? И ваш «Дом из Мечты» оказался до того похож на видения из моих грез… и он полон… счастья.

Она готова была произнести «любви», но быстро заменила последнее слово.

— Мне очень хотелось бы, чтобы он был именно таким, — сказал Линдон.

Он соскочил с лошади и помог спешиться Мене. Однако не убрал рук с ее талии и тогда, когда она была уже на земле.

— Я сдержал свое обещание, — произнес он глубоким проникновенным голосом, — и вел себя так, как вы этого хотели, и я надеюсь, что, вспоминая сегодняшний вечер, вы воздадите должное моему самообладанию, не позволившему мне поцеловать вас на прощание.

Она замерла.

И прежде чем она смогла что-то произнести или пошевелиться, Линдон подошел к лошадям, подобрал поводья и повел их в глубину конюшен.

Она стояла в воротах, провожая его взглядом, но молодой человек так и не обернулся.

С легким вздохом она отвернулась.

Проходя через сад, она не могла избавиться от мысли, что было бы просто чудесно, если бы Линдон ее поцеловал.

Но она резко и решительно оборвала эти мысли, сказав себе, что как раз об этом ей и думать нельзя — слишком это было неправильно.

Несомненно, Линдон был джентльмен.

Хорошо, что ему посчастливилось иметь такой красивый дом, как ни мал он был.

Но Линдон явно вынужден был зарабатывать на жизнь тяжелым трудом.

Девушка знала, что было бы непозволительно целоваться с человеком, если она не намеревалась выходить за него замуж.

«Линдон не может завести семью, — убеждала она себя, — даже если он и желал бы… жениться на мне, такой, как я есть… ну конечно, он не может… себе этого позволить… нет!»

Кроме того, она знала, что и мать, и отец пришли бы в ужас от одной мысли о ее бракосочетании с человеком, который, хотя и получил хорошее воспитание, всего лишь служит у герцога.

«Мне надо забыть его, — сказала себе Мена, — и, наверное, было бы ошибкой видеться с ним… завтра… даже если это… будет только осмотр конюшен».

Она подошла к калитке, ведущей в парк.

Войдя в нее, она оказалась среди высокого кустарника, позволявшего ей незаметно добраться до дверей замка.

Ночной сумрак сгущался и уже трудно было разглядеть дорожку.

Мена медленно двигалась по ней, когда неожиданно услышала голоса.

Она остановилась и замерла.

Девушка сообразила, что кто-то приближается к ней, идя от лужайки по ту сторону рододендронов.

Она почувствовала запах сигары и услышала мужской голос:

— Вы совершенно уверены, что выполнены все мои указания?

— Ваши распоряжения были выполнены в точности, милорд! — ответил другой человек.

— А как насчет дежурного грума? — поинтересовался первый.

— Я все устроил. В его пиво этим вечером добавят снотворное.

— Разумно, Роберт. Как только мы доставим Завоевателя во Францию и я получу за него огромную сумму, вы не останетесь без вознаграждения.

— Спасибо, милорд, премного вам благодарен! — откликнулся тот, кого назвали Робертом.

— Французы потеряли столько лошадей за время войны с Германией, особенно во время осады Парижа, — продолжал первый, — что те, кто занимается разведением только первоклассных лошадей, заплатят любую цену за хорошую породу!

— А ирландские лошади исключительны, милорд!

— Именно так я и подумал, как только увидел этого жеребца. Что ж, ради Бога, не мешкайте и увезите его как можно дальше отсюда! Чем скорее вы достигнете Фолькстоуна, где ждет моя яхта, тем лучше!

— Я не подведу вас, милорд.

— Искренне надеюсь, что нет! — сказал первый. — Ну а теперь я пойду в дом. Удачи!

— Доброй ночи, милорд.

Мена поняла, что двое говоривших разошлись, но сама не двигалась.

Она с трудом могла поверить тому, что только что невольно услышала.

Неужели кто-то из гостей герцога задумал украсть Завоевателя?

Человек с сигарой, несомненно, был прав, говоря, что французы с удовольствием приобрели бы хороших лошадей и готовы были платить за них очень большие деньги.

Потом Мена сообразила, что Линдон непременно должен предотвратить похищение Завоевателя.

Двигаясь на цыпочках из боязни быть обнаруженной, Мена пошла обратно.

Она прошла ворота во фруктовый сад, пересекла его и достигла того места, где Линдон простился с ней.

И вот она уже бежала к конюшням, так быстро, как могла.

Вбежав во двор конюшни, она огляделась. Ей показалось, что все уже разошлись.

Лошади были закрыты на ночь в своих стойлах.

Неожиданно в дальнем конце длинного ряда стойл она рассмотрела дверь, еще остававшуюся открытой.

Она решила, что именно туда Линдон должен был завести одну из лошадей, на которых они ездили к нему домой.

Она пробежала по выложенному булыжником двору, на ходу отчаянно молясь, чтобы ее не увидел кто-нибудь из тех двоих, чей разговор она только что подслушала.

Когда она добежала до конюшни, она заметила движение в одном из стойл.

Там стояла та лошадь, на которой она только что ехала верхом.

В следующем стойле она нашла Линдона, расседлывающего свою лошадь.

Она скользнула в стойло.

Услышав звук ее шагов по подстилке из соломы, он с удивлением повернулся к ней как раз в тот момент, когда она приблизилась к нему.

— Мена! — воскликнул он.

— Слушайте! — прошептала она. — Завоеватель… будет украден сегодня вечером и отправлен во Францию.

Она сообразила, что он в немом удивлении пытается рассмотреть ее в свете фонаря, висевшего на стене в проходе.

— Это правда, — сказала она, — я только что слышала разговор двух людей в саду.

Линдон снял седло с лошади и вынес его из стойла. Он положил его в проходе:

— Расскажите все еще раз. Здесь безопасно. В конюшне сейчас никого нет.

Переведя дыхание. Мена повторила:

— Я… Я только что шла… возвращалась в замок той дорогой, где растут рододендроны… когда услышала их голоса.

Она запиналась, потому что была очень напугана, и ей не хватало дыхания после быстрого бега. Линдон сжал ее руку в своих ладонях.

— Все в порядке, — сказал он мягко. — Просто спокойно и медленно перескажите мне их разговор.

— Я… боялась, что я могу опоздать… будет слишком поздно, и вы, пытаясь предотвратить похищение Завоевателя, будете ранены.

Ей показалось, что Линдон улыбнулся, прежде чем сказал:

— Постарайтесь вспомнить каждое их слово.

Мена прикрыла глаза.

Она больше не дрожала теперь, когда Линдон держал ее руку.

Было что-то очень успокаивающее в прикосновении его сильных пальцев.

Отец всегда заставлял ее тренировать память и тщательно запоминать все, что он читал ей.

И после небольшого обсуждения прочитанного она в состоянии была вспомнить каждое слово.

Рассказывая о происшествии, девушка говорила шепотом.

Когда она закончила, Линдон проговорил:

— Спасибо, любимая, теперь я точно знаю, что мне делать.

При этих словах он обнял Мену, и, прежде чем она смогла открыть глаза, его губы уже целовали ее.

Он целовал ее властно и требовательно.

Ей чудилось, будто он забрал ее сердце из груди и полностью завладел им.

Но не успела она осознать чудо, происходящее с ней, как он уже выпустил ее из своих объятий и взял за руку.

Изумленная и в то же время взволнованная его поцелуями, она не могла вымолвить ни слова.

Она позволила ему провести себя через мощеный двор к узкой дорожке, обрамленной кустарником.

Там он остановился.

Она поняла, что неожиданно для себя оказалась не у боковой двери, а перед парадным входом в замок.

Прямо перед ними были те самые каменные ступени, по которым они с матерью поднимались в день приезда.

— Идите этой дорогой, — велел ей Линдон, — и скажите лакеям у входа, что вы прогуливались вдоль озера.

Он слегка подтолкнул девушку вперед и исчез.

Прежде чем Мена смогла что-нибудь сообразить, она осталась одна.

Теперь она все поняла.

Если бы она вошла через садовую калитку, ее мог заметить кто-то из тех, чей разговор она подслушала. Теперь же, даже если по несчастливой случайности кто-нибудь из них и встретит ее, он ничего не заподозрит.

Она заставила себя идти медленно и не спеша подошла к лестнице.

Поднявшись по ступеням, она увидела, что дверь открыта, а в холле дежурят два лакея.

На их удивленные взгляды она ответила словами:

— Такой прекрасный вечер, что мне захотелось прогуляться вдоль озера.

— О, хотели бы и мы сделать то же самое, мисс! — Один из лакеев улыбнулся ей.

— Доброй ночи! — сказала Мена как можно непринужденней, направляясь наверх.

— И вам, мисс! — ответили оба.

По пути она могла слышать музыку, доносившуюся из залы.

Видимо, бальная зала находилась несколько в стороне от основных покоев.

Слышны были также голоса и смех, долетавшие из гостиной.

«Должно быть, гостей сегодня в замке очень много», — подумала она.

Но Мена была уверена, что никто из них не провел тот вечер с таким удовольствием, как она.

«Как хорошо, что я поехала, — сказала она себе. — Если бы я осталась здесь, как положено по правилам, Завоеватель не был бы обнаружен до утра и никто бы никогда не узнал, где он».

Она была твердо уверена, что Линдон способен сорвать планы похитителей.

Возможно, он предупредит герцога о заговоре одного из его гостей.

Трудно было вообразить что-нибудь, что могло бы привести его светлость в большую ярость, чем кража его великолепного жеребца.

Но завтра все будут восхищаться им при осмотре конюшен.

«Это большая удача, что я случайно подслушала разговор тех двоих», — думала Мена.

При этом она отдавала себе отчет, что ни при каких обстоятельствах ей не стоит рассказывать кому бы то ни было о том, где она провела вечер.

«Уверена, что и Линдон так считает», — подумала она.

Войдя в спальню, она взглянула на свое отражение в зеркале.

Волосы растрепались, но, хотя Мена и не была склонна к самолюбованию, она решила, что выглядит прелестно.

Щеки были свежи, глаза сияли, а губы пылали.

— Я всегда знала… поцелуй будет… замечательным, — прошептала она.

Она знала, что это было тем более замечательно, поскольку она хотела, чтобы Линдон поцеловал ее.

И хотя она боялась признаться себе в этом, он ей очень нравился.

При этой мысли она невольно ужаснулась.

«Я не должна влюбляться в него! Это недопустимо! — убеждала она себя. — Это сделает меня несчастной, и, когда я уеду домой, я буду тосковать от желания увидеть его, хотя это, конечно же, будет совершенно невозможно!»

Мена как будто бы снова ощутила прикосновение его губ — сильных, требовательных и таких желанных.

Как только он коснулся ее, что-то теплое и волшебное проснулось в ее груди.

Как будто взошло солнце или нет, скорее — блеснула молния.

Ее переполнял немой восторг. Ничего более волнующего она не могла себе и представить.

Девушка подошла к окну и отдернула занавес.

Уже совсем стемнело, на небе высыпали звезды, а бледная луна только-только показалась над деревьями.

Открывшаяся взору картина была так прекрасна, что казалась почти нереальной и в то же время как бы являлась частью переполнявшего девушку чувства.

Того чувства, что пришло к ней сегодня в том, словно игрушечном, доме и возросло в миллион раз от прикосновения губ его молодого хозяина.

Все было бесполезно.

И сколько бы она ни боролась с собой, сколько бы ни молилась, все было неискренне — она знала, что уже полюбила его.

Прошло довольно много времени, прежде чем Мена смогла отойти от окна.

Она сказала себе, что пора идти в комнату матери помочь ей раздеться.

Хотя сейчас ей было нелегко думать обо всем, что не касалось Линдона. Ведь, может быть, как раз в этот самый момент он вступает в схватку с ворами.

Она волновалась, хватит ли у него благоразумия, чтобы позвать кого-нибудь из людей герцога на помощь.

К тому же и похитители могли ни перед чем не остановиться в своем намерении украсть Завоевателя.

Ей оставалось только молить Бога, чтобы с Линдоном ничего не случилось.

Было уже поздно, и она поспешила из своей комнаты к матери.

Как она и ожидала, мать еще не поднялась наверх.

Не успела Мена устроиться поудобнее в кресле в ожидании матери, как дверь отворилась.

Мена выжидательно подняла глаза, но в комнату вместо матери вошла Алоиз.

— О, это ты, Алоиз! — воскликнула Мена. — А мама еще не возвращалась.

— Я знаю, — ответила Алоиз, — и это просто невыносимо, как она полностью монополизировала герцога!

Мена удивленно смотрела на сестру. Та прошла к туалетному столику, села на пуфик и стала разглядывать свое отражение в зеркале.

Она поправила диадему, которую горделиво носила на голове.

— Мама поступает только так, как ты ей велела, — примирительно сказала Мена, когда сестра замолчала. — Она говорит, что находит герцога очень приятным и была бы рада такому зятю.

— Ну, конечно! — Алоиз говорила довольно резко. — Какая мать отказалась бы?

Мена не отвечала, и она продолжила:

— Однако я хочу сама общаться с герцогом, а мне все труднее и труднее оказываться в его обществе.

— Мы уезжаем домой в понедельник, — сказала Мена.

— Думаю, что как раз вовремя, — ответила Алоиз. — В Лондоне мне удавалось общаться с ним чаще, даже могу сказать тебе, значительно чаще, чем здесь.

— Может быть, нам стоит уехать завтра? — тихо спросила Мена.

Сказав это, она вдруг осознала, что если Алоиз согласится с этим, то она не сможет снова увидеть Линдона.

Ей показалось, что ее душа восстает против такой мысли.

— Естественно, вы не можете так поступить, — отрезала Алоиз. — Людям покажется странной такая поспешность. Я была уверена, что Вильям уделит мне немного внимания сегодня вечером, но он даже не пригласил меня танцевать!

— Как жаль, — посочувствовала сестре Мена.

— Да, между прочим, мне сегодня фактически сделали предложение, — продолжила Алоиз.

— Серьезно? — спросила Мена. — Кто-нибудь стоящий твоего внимания?

— Кажется, все считают, что он заслуживает уважения, — ответила Алоиз. — Граф Элдерфильд. И кстати, он чрезвычайно хорош собой.

— А сколько ему лет? — поинтересовалась Мена. Алоиз удивленно взглянула на сестру:

— Не понимаю, какое это имеет значение, но, думаю, ему приблизительно лет тридцать или двадцать девять… — и он очень богат!

Обе сестры помолчали.

— Ты не… думаешь, Алоиз… что ты была бы более счастлива… с… человеком, который ближе тебе по возрасту? И раз граф так богат, то ты могла бы иметь… все, что… пожелаешь, — сказала Мена.

— Я и сейчас могу позволить себе многое, но, как я уже говорила тебе, Мена, мне нужен герцог! — с решимостью заявила Алоиз.

Мена еще с давних пор знала, что это означало. Сестра твердо намеревалась идти к своей цели.

И тогда, полагая, что так будет правильно, Мена предприняла еще одну попытку убедить сестру.

— Послушай, Алоиз, — начала она, — мы — сестры, и я всегда восхищалась тобой, еще с тех пор, как была маленькой девочкой. Видимо, и ты видела, как счастливы были наши родители, и все, что бы ни происходило в их жизни, даже когда они испытывали нужду, было волшебно, потому что они любили друг друга и были счастливы вместе.

Она замолчала на мгновение и, надеясь, что Алоиз все же слушает ее, продолжила:

— Конечно, каждая девушка мечтает о такой любви! Титул, даже самый значительный, никогда не восполнит отсутствия если не любви, то хотя бы интереса к мужу.

Алоиз отреагировала на ее слова не сразу:

— Твоя беда, Мена, состоит в том, что ты все еще витаешь в облаках и у тебя совершенно отсутствует здравый смысл. Герцогиня всегда герцогиня, и я добьюсь того положения в обществе, которое заставит всех не только завидовать Мне, но и относиться ко мне с почтением.

— Но если, предположим, ты… не будешь счастлива с герцогом? — спросила Мена.

В комнате стало тихо, потом Алоиз рассмеялась, и смех ее был не очень приятным.

— Земляничные листья, украшающие корону и герб герцога, послужат мне утешением, — сказала она, — и потом, на свете существуют и другие мужчины, и, смею надеяться, я не буду страдать от недостатка их внимания.

Мена поняла, что убеждать сестру бесполезно, и потому отступила.

Ей было не по себе от мысли, что, еще не успев стать женой своего герцога, Алоиз уже задумывается о том, что внимание других мужчин будет ей утешением.

Алоиз отошла от туалетного столика.

— Я возвращаюсь в бальную залу, — сказала она, — и если мама все еще с герцогом, я уведу его, а ее отошлю спать. В любом случае уже слишком поздний час для таких пожилых людей!

Говоря это, она вышла из комнаты, вызывающе прекрасная в своем огненном платье.

Как только последнее перо шлейфа исчезло в дверном проеме, Мена снова опустилась в кресло.

Ей казалось, что приход сестры внес что-то гадкое в этот вечер.

До сих пор все было так красиво и полно несказанного очарования с того самого момента, как Линдон подсадил ее на лошадь.

— Я люблю его… я люблю… его! — повторяла она. И снова ее сердце забилось в упоительном восторге.

Мелодия любви, которую она почувствовала в его небольшом доме, снова переполняла все ее существо.