Просто вдвоем

Эпилог

Жаклин приняли в три из пяти университетов, куда она обратилась, но когда пришло письмо с положительным ответом из Оберлинской консерватории, прочие варианты отпали сами собой. Открыв свой почтовый ящик, Жаклин вскочила с дивана и завизжала, загнав бедного Фрэнсиса под кровать. Поняв, что это визг от радости, а не при виде паука с человеческую ладонь, я раскрыл объятия, и она бросилась мне на грудь.

– Поздравляю, милая, – пробормотал я, целуя ее и наслаждаясь ее восторгом.

Она отправила эсэмэску Эрин. Позвонила родителям. Послала письмо своей школьной учительнице.

А потом сообразила, как далеко мы окажемся друг от друга, если она уедет, а я останусь здесь. Две местные фирмы настойчиво предлагали мне работу, и я всерьез подумывал о том, чтобы выбрать одну из них. Я прошел второе собеседование насчет классной работы, связанной с полупроводниковой робототехникой. Четыре года назад я даже мечтать о подобном не мог: все мои усилия были нацелены на то, чтобы просто попасть в колледж.

Я повел Жаклин праздновать ее успех, отказавшись обсуждать километры и часы, которые будут нас разделять.

– Потом, – отвечал я, пока она не перестала спрашивать.

Если бы нам пришлось разъехаться на ближайшие два года, то мы бы, наверное, как-то с этим смирились. Но пока я не хотел сдаваться: поступление Жаклин в Оберлин поставило передо мной новую цель.

В декабре я ужинал с Джозефом, Эллиоттом и его младшей сестрой Рени, которая училась в Кливленде на третьем курсе медицинского колледжа Западного университета Кейза. Откровенная попытка моего друга и его парня выступить в роли свах с треском провалилась, зато мы с Рени наладили контакт иного рода: ее очень заинтересовал проект, над которым мне предстояло работать в следующем семестре, и она рассказала мне об одном из своих преподавателей – специалисте в области биоинженерии.

Потом я написал ей письмо: спросил, не найдется ли в Кливленде для меня места. Она передала мое резюме тому самому профессору. Он оказался одним из трех соучредителей маленькой биоинженерной фирмы. Его коллега знала доктора Азиза и обратила внимание, что я на него сослался. Через неделю мне позвонили и предложили приехать на собеседование.

Случай провернул колесо. Остальное было моим делом.

– Скажи мне хотя бы, в какой город едешь! – Мы с Жаклин смотрели фильм про зомби, и вот уже сорок пять минут, едва начиналась реклама, она пыталась вытянуть из меня информацию. – Разве мы не должны говорить друг другу все?

Ее медовый голос и широко раскрытые голубые глаза, смотревшие мне в лицо так серьезно, будто она распутывала настоящую тайну, чуть не заставили меня сдаться. Противостоять ей было трудно.

– Неплохая попытка, – усмехнулся я.

Она нахмурилась.

– Ладно. Я просто спрошу Синди.

– Я предвидел такой поворот событий и ничего ей не сказал.

Жаклин топнула ногой. Я рассмеялся. Тогда она вжала меня в угол дивана:

– Ты такой симпатичный, когда смеешься…

Она обвила меня руками за шею и, запустив пальцы мне в волосы, потянула к себе для поцелуя. Я встряхнул головой и провел языком по ее губам, собравшись их разомкнуть. Прежде чем зацеловать ее до беспамятства, я прошептал:

– Лестью ты ничего не добьешься. Но пожалуйста, продолжай. Мне нравится.

По случаю моего выпуска из университета Хеллеры устроили во дворе вечеринку. После восьми с лишним лет безвылазного сидения на побережье мой отец взял три выходных и приехал, чтобы поприсутствовать на вручении дипломов. А также воздать должное своим друзьям. Видя их втроем, я надеялся, что начиная с этого уик-энда его жизнь станет не такой однообразной и уединенной, как раньше.

О своих планах на будущее я никому не говорил, хотя Чарльз, Синди и папа знали о предложениях, которые я получал, и многозначительно переглянулись, когда за завтраком я сообщил, что принял окончательное решение. Прежде чем объявить его всем, я должен был сообщить о нем другому человеку. Этот человек сейчас возился у меня на кухне, пытаясь запихнуть в холодильник остатки праздничного ужина.

– В пятницу я устроился на работу, – сказал я.

Жаклин что-то пробормотала. Мне оставалось только догадываться, какие мысли мелькали у нее в голове, когда все судки были разложены и ей все-таки пришлось посмотреть на меня. Моя отважная девушка с трудом сдерживала слезы. Я усадил ее на диван и обнял:

– Это маленькая фирма, пока в ней работает меньше десяти сотрудников. Ее основали ученые-кардиологи. Они разрабатывают методы неинвазивной электрокардиографии, которая поможет диагностировать и лечить болезни сердца. Еще они собираются усовершенствовать хирургические инструменты, и им нужен сотрудник, владеющий основами тканевой инженерии. – По складке, залегшей между бровей Жаклин, я понял, что она не слушала. Я рассказал ей про зарплату, которая будет дополнена опционом на акции: – Если дела фирмы пойдут хорошо (а они обязательно пойдут хорошо), сотрудники будут не внакладе. Начинаю после Четвертого июля[31]. – Жаклин подняла глаза и попыталась улыбнуться, но обмануть меня ей не удалось. Я знал, о чем она думала: «Между нами будет расстояние в тысячу двести миль». – Я пока только одного не решил, – продолжил я вздохнув. – Что лучше: жить в Оберлине и ездить в Кливленд или жить под Кливлендом и ездить к тебе?

Я полюбовался тем, как менялось выражение лица Жаклин, пока смысл моих слов доходил до ее сознания. На глазах выступили слезы. Губы приоткрылись, и она пробормотала:

– Что?

– Ах, неужели я забыл сказать? Компания находится в Кливленде.

В получасе езды от Оберлина.

Между моим и ее отъездом в Огайо должно было пройти шесть недель, но, как только она меня обняла, я отогнал от себя эту мысль. Сегодня мы праздновали мой успех, и я отнес Жаклин в спальню, чтобы показать ей, что такое для меня настоящий праздник.

Полтора месяца разлуки оказались невыносимыми.

Когда мой самолет приземлился, я готов был выбить окно, выскочить в иллюминатор и через здание аэропорта прямиком рвануть к грузовичку Жаклин.

После обеда у ее родителей я снова летел в Огайо, но уже с ней. На ночь мы решили остаться в Кентукки, потом большую часть дня ехать, а вечером встретить фургон с мебелью у нового общежития Жаклин.

Как водится, стоило мне ее увидеть, все вокруг испарилось. Она выпрыгнула из грузовичка мне навстречу в белом сарафане, поверх которого была наброшена полупрозрачная кофточка с короткими рукавами. Я обнял ее, бросив сумку на пол.

– Скучала?

Наши губы разделяли считаные дюймы. Крепко прижав ее к себе, я скользнул рукой от поясницы вверх, под кофточку. У сарафана была открытая спина. Боже мой! Я не знал, хватил ли у меня терпения, чтобы дождаться окончания длинного дня, когда мы наконец-то сможем запереть дверь гостиничного номера.

– Поцелуй меня, и увидишь.

Жаклин поднялась на цыпочки. Скользнув пальцами по ее лопаткам, я увидел в голубых глазах проказливый огонек. Когда я подвел ее к грузовичку и прижал к пассажирской дверце, мне захотелось расстегнуть крючочки у нее на шее, и она это знала.

Но я припас для нее и кое-что такое, о чем она пока не догадывалась.

Преодолев последний дюйм расстояния, мы поцеловались. Я облизнул пухлые губы Жаклин и только капельку разомкнул их кончиком языка.

– Мм… – протянула она, щекотнув мне рот.

Я начал углублять поцелуй, наши языки переплелись, и вдруг Жаклин резко остановилась. Ее пяточки опустились на асфальт, пальцы сжали мои бицепсы под рукавами футболки, глаза широко открылись и посмотрели на меня:

– Лукас!

– А?

Она не отводила взгляда от моего рта.

– Что это сейчас было?

– Понравилось? – (Она задрожала всем телом.) – Я знаю, как ты любила лабрет, и решил, что вместо него тебе нужна какая-нибудь другая игрушка.

– Дай поглядеть, – сказала Жаклин, кивнув. Я послушно открыл рот. Она заглянула и увидела маленький шарик точнехонько посередине языка. – Ух ты! – Лизнув сочную нижнюю губу, она подняла взгляд и спросила: – А правда… Ну, то, что об этом говорят?

Я улыбнулся краем рта и приподнял бровь:

– Как насчет того, чтобы сегодня же проверить?

Я снова поцеловал ее, глубоко проникнув языком ей в рот. Она выдохнула, издав стон, прозвучавший как нетерпеливая просьба. Я прервал поцелуй и, обняв ее за шею, шепнул на ухо:

– Скажи-ка мне, сколько еще продолжится операция «Фаза плохих парней»? Если что, я сделаю все возможное, чтобы ее продлить.

Жаклин глотнула воздух и уткнулась мне в плечо:

– О боже мой! Неужели ты об этом знал?

Я приподнял ее порозовевшее лицо за подбородок:

– Что скажешь, Жаклин? Хорошо я справляюсь? Я выполнил все, чего ты хотела, или у тебя остались еще какие-нибудь пожелания? – Она прижалась ко мне, и я ее поцеловал. – Теперь у меня есть солидная работа и девушка, в которую я по уши влюблен. Но имей в виду: все это не мешает мне оставаться плохим парнем с очень буйной фантазией.

Однажды в моей жизни произошло событие, разломившее ось времени на «до» и «после». Все доброе и прекрасное вдруг стало мечтой, до которой уже не дотянешься. Там коренились все воспоминания о маме. Я гнал их от себя, потому что они не приносили мне ничего, кроме боли утраты и угрызений совести. Реальность сегодняшнего дня была суровой, и, чтобы выжить, я постоянно боролся и терпел.

Потом пришла Жаклин. А вместе с ней любовь, которая меня исцелила. Глубокая трещина, разделявшая мою жизнь надвое, постепенно затянулась. Теперь каждую секунду я чувствовал связь с прошлым и надежду на будущее. Каждая секунда объединяла в себе «до» и «после», а в месте их слияния рождалось то, чем я жил, – мое «сейчас». Каждая секунда начиная с нынешней стала для меня драгоценной благодаря девушке, которую я обнимал.