Против часовой

Глава 14. ПОЛЕТЕЛИ

Наташа хотела было лететь по студенчески: с одной дорожной сумкой через плечо, как летала когда-то на свердловские каникулы. Только самое необходимое: косметика, белье, немнущийся сарафанчик, кожаные черные босоножки (Италия), а пляжные тапочки в последний момент выкинула, такая вот обуяла ее бесшабашность. Но в дубленой курточке: была предупреждена о перепаде дневной и ночной температур в стране назначения. Но сложила в последний момент все-таки несколько нарядов в чемодан, — и приличные туфли. И прихватила тот самый номер Cosmo, что купила по выходе из храма, целофан был еще не тронут.

В Шереметьево-2 в Duty Free хотела было приобрести пузырек Kenzo, но, примерившись к ценам, поняла, что даже в Митино в их большом универмаге цена ниже: везде обман. Да и зачем ей Kenzo, когда это вовсе не ее: она уже поменяла свои привычные Climat на Femmel, — на духи денег не жалела, если богатые подружки не догадывались во-время подарить на день рождения. Она, конечно, как все девушки ее возраста, миновав «Милого друга», вышла из Шанели № 5 — давняя острота Валерки, перефразировавшая Достоевского, что ли: Наташа не помнила, кто там из них, русских классиков, вышел из Гоголевской «Шинели»… Нет-нет, духи — в Мексике, быть может, она найдет там что-нибудь экзотическое. И никаких цацок, конечно, там она будет ходить, украсив себя перьями: почему Наташа в этот момент сочла, что мексиканцы украшают себя перьями, она и сама не сказала бы. Просто кураж пошел.

Вместо духов неожиданно для себя Наташа купила пластиковую фляжечку виски Jonni Walker — Red Lable и блок Malboro Light, хотя пила мало, а курила и вовсе лишь когда выпьет. И то, не вдыхая, так — набирала ароматного сладкого дыма в рот и с удовольствием выпускала струйкой — за всю жизнь так курить и не научилась. Зачем ей было покупать виски, она и сама толком не знала: говорили, помогает при взлете и посадке, чтоб не подступила тошнота.

Найдя свое место, запихнув куртку и сумку в пластмассовый багажный ящик над головой, Наташа сразу пристегнулась, чтоб к ней потом не приставали, и распаковала журнал. Не могла понять, куда девать пустой целофан, сунула в карман чехла впереди стоящего кресла. На обложке на этот раз ничего не значилось о мужском оргазме, но кое-что на схожую тему было: сорок пять мужских секс-грез. Наташа пролистала без интереса, удивилась инфантильности пожеланий. Что-то вроде: жена олигарха для него лишь красивая статуэтка, а для меня иное, и вот мы уже исступленно занимаемся любовью в кулуарах. Эти кулуары особенно Наташу развеселили, но, возможно, это у них, у молодежи, юмор такой. Или вот еще, под рубрикой историческое, почти по Наташиной части: прекрасная дама со словами я знаю, король был к вам несправедлив поднимает свою пышную юбку. Быть может, дочка была права, это журнал — для инфантилов, которые десятый раз перечитывают Трех мушкетеров.

Все пассажиры уже заняли свои места, но рядом с Наташей оставалось пустое кресло. Едва Наташа открыла статью Странные желания и прочитала подзаголовок он хочет, что ты на него пописала, как ей стало не по себе: неужели ее дочь тоже читает такое, ведь она сама в ее возрасте… Что ж, вот и вырастила дочерей. Да что там в ее возрасте, Наташа и в своем-то ни в чем подобном не созналась бы даже лечащему врачу. Однажды Валерка попросил посмотреть, как она писает и неожиданно сунул руку под ее струйку — тогда Наташа завижжала от испуга и неожиданности.

На соседнее кресло с каким-то костяным стуком бухнулась объемистая дама лет пятидесяти с лишним — скорее, даже ближе к шестидесяти, возраста было не понять, — с огромной колышашейся грудью, горбоносая, с вывороченными, в ярко-фиолетовой помаде, губами, одетая по-цыгански попугаисто: пестрая кофта, на ней другая — тоже пестрая, и в довершении дальтоническая шаль, устроенная, как перевязь шпаги — перекинута через правое плечо, а завязата узлом под левой подмышкой. В довершении пышные смоляные волосы были перехвачены надо лбом красной с зеленым банданой. И Наташа подумала так вот они какие, мексиканки.

Зажглись табло, включили магнитофоннную пленку, на котором стюардесса гнусавым голосом зачитала информацию по-русски и по-английски, а ее партнер — по-испански. Моторы уж гудели, лайнер дернулся и покатил по полю. Наташа отвинтила крышечку фляжки, глотнула виски, хотела предложить соседке, но постеснялась: та лежала в кресле, откинувшись и закрыв глаза, как мертвая. Наташа стала читать статью про ушедшего мужа… Суть статьи сводилась к тому, как повезло той несчастной, которую бросили, и от скольких напастей она разом избавилась: далее шло перечисленеие всех неудобств, исходящих от мужей. Наташу неприятно резанула неприязнь авторши к мужчинам, почти ненависть, и ей мужчин стало жалко. И еще она подумала, что, не дай Бог, есть на свете и такие же мужчины, которые могут так же мелочно и злорадно пересчитать все неудобства и неприятности, что может внести в мужскую жизнь постоянная спутница. Только, разве что, закоренелые холостяки и женоненависткини-неудачники. Наверное, авторшу бросил муж, подумала Наташа. И, пролистнув несколько страниц рекламы, наткнулась на некий материал под названием Свадьба бывшего мужа. Текст пестрел выражениями типа бессонница подарила мне вояж в прошлое, или звонкие обломки смеха, или из темных уголков прошлого выглядывают, как монстры, пугливые ошибки. Да уж, с пугливыми ошибками у нас все в порядке, усмехнулась Наташа про себя. И прочитала всю эту галиматью до конца, ради которого все и было сочинено: героиня опять выходит замуж за своего бывшего мужа… Больше ничего читабельного, как выражается ее старшая дочь, Наташа в журнале не нашла, одна только реклама, причем преимущественно мобильной связи. Наверное потому, что считается: женщины разговаривают по телефону много больше мужчин. Интересно бы посчитать. Наташа сунула журнал туда же, где лежал целофан, в который журнал был первоначально обернут — сунула небрежно, глянцевая обложка скомкалась, — и тоже опустила спинку кресла, откинулась, прикрыла глаза. Бывший муж, который женится на бывшей жене. Да, наверняка Валерка женат. На здоровье. В конце концов, она просто летит в Мексику. С дружественным визитом, если угодно. По индивидуальному туру. Коммунисты Сикейрос и Ривера, его хромая подружка: как ее звали, кажется Фрида. Да, Фрида Калло. Красивое имя. А потом она отдалась Троцкому — перед тем, как того шваркнули дедорубом по голове. И вообще, сейчас лучше об этом не думать… И, едва Наташа отдала себе такую команду, неожиданно ее охватило волнение, которое сама бы она назвала жутким. Скорее, это был необъяснимый страх, как если бы самолет сейчас начал падать. Страх этот носил характер именно что необъяснимый: ведь ничего, кажется, не произошло, ничего не случилось. Росла тревога, будто где-то что-то загорелось, обрушилось, где-то умер близкий человек, она потеряла дом и работу, можно было перебирать что угодно. Природа этого страха была животная, до спазм внутри, и тем хуже, что непонятно — откуда шла угроза. Это был истинный ужас, и Наташа судорожно принялась глотать виски. Как будто алкоголь мог ей сейчас помочь. Потом один раз и другой посмотрела на часы. Нет, время ее не интересовало, ей отчего-то показалось, что часы могли остановиться.

Тревожным взглядом Наташа стала оглядывать салон. Он был на треть пуст. Еще при посадке, в томительном ожидании в накопителе — изуверское словцо, как все в нашем сервисе, из концлагеря — после регистрации, она рассмотрела спутников. Летели преимущественно женщины — безошибочно российской наружности. Хорошенькие не попадались. Казалось бы — что всем этим женщинам разных лет, среди которых было мало даже просто приятных, в таком количестве делать в Мексике? И на что они надеются? Разве что на благополучную посадку. Нет, об этом в полете думают мужчины. А женщина в самолете думает о том, кто ее встретит! Меня не встретит никто. Куда я лечу?

— Что ж, давайте знакомиться, — услышала она низкий и хриплый голос. Ее соседка-мексиканка говорила на чистейшем русской языке. — Десять часов лететь рядом, будь они неладны эти перелеты. Я — Солвейг. Солвейг О’ Хара.

— Наташа, — скромно сказала Наташа.

— Вы не удивлены моим именем? Все удивляются — почему Солвейг. Что О’Хара, так это никого не волнует. Действительно, в этом мало интересного: мой муж мексиканец ирландского происхождения. Но Солвейг? А все очень просто: мама играла на рояле и обожала Грига, папа любил Ибсена и Блока… Тогда было модно давать детям… экзотические имена. — И соседка для убедительности, видно, постучала себе по колену. Раздался костяной звук — нога, видимо, была не настоящая.

Наташа чуть испугалась, и вдруг вспомнила — уж совсем ни к селу ни к городу, — что Валерка, тот да, писал на нее. А самой ей это и в голову не приходило.