Против правил

12

Конечно, ни в какую Индию они не поехали. Учитывая желание Нила Джонсона получить готовый ролик уже через неделю, на сборы такого масштаба просто не было времени. Хорошо еще Ричард проявил чудеса изобретательности и предприимчивости, договорившись с нынешним владельцем знаменитого поместья полковника Брайтона, которое располагалось в двух часах езды от Гастингса.

Достойный полковник, герой Британии времен расцвета Империи, в свое время служил в Индии и, подобно многим таким же бравым воякам, за долгие годы службы успел по-настоящему привязаться к этой стране. Кроме того, он разделял национальную страсть англичан к садоводству, а потому, выйдя в отставку, посвятил досуг выращиванию индийских растений в английском климате.

На счастье, имение его располагалось в укромной долине, куда не задували холодные ветра, и благодаря умелому уходу и выбору экземпляров большинство его питомцев прижилось, хотя многие из них приходилось на зиму пересаживать в оранжерею. Парк полковника стал известен по всей округе. Последующие поколения Брайтонов продолжали культивировать увлечение своего прославившегося предка, так что теперь имение превратилось в настоящий уголок Востока, перенесенный на английскую почву.

Ричарду удалось получить разрешение провести там съемки. Он выбрал премилый уголок на берегу озера, где на фоне пышной растительности стояла беседка в самом что ни на есть индийском стиле, а рядом съемочная группа уже установила те самые качели, на которых Флоренс провела столько времени в студии.

Сейчас на съемочной площадке их было только двое — Ричард и Флоренс. Из ветвей доносилось веселое щебетание птиц, монотонно жужжал толстый шмель над цветком олеандра, но, за исключением этих негромких летних звуков, кругом царило молчание. Молчала и Флоренс.

Ричард с легкой досадой отмстил, что именно здесь, на природе, когда вся задача состояла в максимальной естественности, Флоренс вдруг сделалась на себя непохожей — зажатой, скованной, неловкой. Да что это с ней?

— Флоренс, раскачайся повыше. На счет «три» начали. Только постарайся петь громче и выразительней. На фоне естественных природных звуков надо пускать в ход все силы, не то не выдержишь сравнения.

Флоренс выслушала наставления с предельно сосредоточенным, озабоченным видом и кивнула. Она сегодня вообще предпочитала отмалчиваться, а если и обменялась с Ричардом парой фраз, то лишь по работе. Неужели так и не простила ему вчерашней выходки после совещания?

Но разве мог он не разволноваться, когда узнал, что ему предстоит провести еще несколько дней практически с ней наедине? С женщиной, которая подарила ему самые упоительные минуты страсти, какие только выпадали на его долю. Которая заставила его, правда на время, забыть о работе. И которая после всего этого решила уйти из его жизни, как будто ничего особого и не произошло.

Он посмотрел на молодую женщину в окуляр кинокамеры. До чего же хороша! В наряде, таком экзотическом и таком откровенном, Флоренс не могла не породить волнения в сердцах зрителей-мужчин. Но чувствовалось в ней и нечто затаенное, некое скрытое бунтарство, непокорный своевольный дух — и это наверняка понравится женской части аудитории.

— Приготовились. Один, два…

Очередной загубленный дубль. Флоренс начала петь уже на счет «два», но через пару тактов, поняв ошибку, резко оборвала пение и, спрыгнув с качелей, закрыла лицо руками.

— Флоренс, да что с тобой?

Весь день он считал, что она просто злится за вчерашнее, но теперь понял: дело серьезнее. Молодую женщину явно что-то гнетет.

В просвете между пальцами показался серый глаз.

— По-моему, я потеряла голос.

Отняв руки от лица, Флоренс вытянулась в струнку, напряженно ожидая ответа. Ричарду пришлось сделать усилие, чтобы думать не о ее фигуре, едва прикрытой легкой тканью, а о сути сказанного.

— Потеряла голос? — с некоторым запозданием удивился он. — Вот уж нет, по-моему. Ты просто не можешь собраться.

Она покачала головой.

— Ты не понимаешь, не можешь понять. Я очень хотела сегодня петь как можно лучше, чтобы поскорее покончить со съемками. Но, как ни пытаюсь, не могу, и все тут. Как будто у меня не хватает энергии петь в полную силу, как будто я разучилась. Боюсь, я каким-то образом разом лишилась и голоса, и уверенности в себе.

В одном она была совершенно права. Ричард никак не мог понять. Ему вообще было чертовски трудно сосредоточиться на деле, когда полуодетая Флоренс подходила к нему на расстояние вытянутой руки. Что тоже удивляло молодого человека — в свое время ему приходилось снимать уйму красавиц, на которых надето было и того меньше, но ни одна ни разу не лишила его присутствия духа.

Ричард накинул на плечи Флоренс рубашку, висевшую на ветке дерева с другой стороны от камеры. В этой самой рубашке молодая женщина была в воскресенье, когда им помешал внезапный приход четы Саузи.

— Минутку. Что-то я действительно не улавливаю. Не можешь повторить еще раз? У тебя проблемы с голосом?

Флоренс скорчила недовольную гримасу.

— Нет. Это у него со мной проблемы. Точнее, я плохо обошлась с ним, и теперь он, кажется, решил отомстить.

Час от часу не легче. О чем она говорит? Ричард потянул Флоренс к беседке. Похоже, предстоит долгий разговор, пусть бедняжка немного посидит. Наверное, она устала.

— Еще раз прошу прощения, но, пожалуйста, объясни все по порядку. И каким же это образом ты плохо обошлась со своим голосом?

Пожалуй, все-таки разговор лучше не затягивать. Не то он за себя не ручается. О да, Ричарду хотелось иметь возможность снова поработать с Флоренс, чтобы доказать ей, как сильно она ошиблась. Но вот это уже чересчур! Наверняка Флоренс испытывает к нему столь же сильное влечение, но Ричард не хотел убеждать ее, играя на ее слабостях.

Во всяком случае, пока. Сначала надо было использовать другие методы убеждения.

Он выжидательно смотрел на молодую женщину. Но она молчала.

Еще бы ей не молчать! Ну как ему сказать, как объяснить, что именно ее тревожит? Однако и увильнуть от ответа Флоренс уже не могла. Она не привыкла лгать, а проблема — реальная или воображаемая — слишком сильно ее волновала.

— Понимаешь… — осторожно начала Флоренс, не зная, как бы получше приступить к делу, — я тут экспериментировала со своим голосом и, кажется, зря. — То-то, наверное, сейчас Ричард будет смеяться. Самой Флоренс, правда, было не до смеха. — Ты когда-нибудь слышал о таком музыкантском поверье, что, мол, просто невозможно нормально творить, петь, например, пока не лишишься девственности?

Ричард аж поперхнулся. А Флоренс смутилась еще сильнее.

— Звучит невероятно глупо. Но так уж у нас принято считать. Говорят, пока ты не…

Ричард вскинул руку.

— Да-да, я уже понял.

— Отлично.

Молодая женщина кивнула, радуясь, что сумела преодолеть первую, подготовительную часть мучительного для нее разговора, поскольку объяснять все это приходилось именно Ричарду. Однако Флоренс чувствовала, что просто обязана объясниться, пока злодейка-совесть окончательно ее не замучила, раз и навсегда лишив возможности петь.

— Наверное, подсознательно я имела это поверье в виду, еще когда мы только впервые встретились с тобой. И мне, точнее какой-то частице меня, вдруг до ужаса захотелось это проверить. Так что получается, я использовала наши отношения для того, чтобы…

Ричард снова вскинул руку.

— Постой-постой. Давай разберемся. Я правильно понял, что ты начала размышлять обо мне в этом ключе с самой первой нашей встречи? С мальчишника Билла?

Флоренс не нашла в себе сил отрицать очевидное.

— Конечно, это было преждевременно…

— Так ты с первого дня думала обо мне именно так?

Молодая женщина неуютно заерзала на скамейке. И почему это от его вопросов она начинает чувствовать себя самой распутной женщиной на земле?

— Боюсь, что да.

Внезапно Ричард широко улыбнулся.

— Слушай, неужели ты и впрямь думала, что я буду против того, что ты захотела залучить меня в постель, едва увидев? Черт возьми, впервые выступаю в роли объекта сексуальных домогательств. И знаешь, мне эта роль очень даже по вкусу.

Флоренс нахмурилась.

— Честное слово, с тобой просто невозможно говорить серьезно!

— А что ты сделала такого страшного? Я как-то не уловил.

— Получается, я отчасти использовала наши отношения для того, чтобы проверить суеверие. Но теперь не могу даже насладиться плодами своего поступка, потому что с тех пор, как мы… как мы… ну, сам знаешь что… не могла даже испытать голос.

Флоренс умирала от чудовищной неловкости всей ситуации. Никогда еще ни перед кем она не открывала душу так полно и безоглядно, как сейчас перед Ричардом. Обычно она предпочитала скрывать самые сокровенные свои мысли и чувства.

Ричард рассеянно следил за полетом быстрокрылой стрекозы над гладью пруда.

— И ты думаешь, что, признавшись мне, заставишь голос вернуться?

— Не знаю. Но больше ничего придумать не могу. Я уже пробовала и горячий душ, и травяные чаи, и…

— Ты подошла к делу не с той стороны, — авторитетно заявил Ричард, снова устремляя взгляд на пылающее румянцем лицо Флоренс. — А мне вот совершенно ясно, что по каким-то непонятным причинам тот первый раз не сработал. Голос у тебя стал не лучше, а хуже. И какой же отсюда вывод? Очень простой: надо попробовать еще раз.

Флоренс ахнула.

— Ты считаешь, что, если мы снова станем близки, это решит проблему?

Ричард кивнул со всей важностью, на какую только был способен, но в глубине его синих глаз плясали чертики.

— Видишь ли, Флоренс, для работы очень важно, чтобы ты находилась в хорошей форме. Так что, если таким образом можно вернуть тебе голос, я готов предложить свои услуги. Исключительно из самых что ни на есть бескорыстных соображений.

— Какое благородство! — Губы Флоренс тронула легкая улыбка. Ну до чего же мило со стороны Ричарда так сгладить неловкий момент! Шарм этого человека в который раз преодолевал все выставленные ею вокруг себя защитные барьеры. — Готова поспорить, ты еще в школе отличался умением уговорить даже самую неприступную девчонку?

Ричард отвесил игривый полупоклон.

— А где, по-твоему, я научился так мастерски вести переговоры?

Он придвинулся к ней ближе, погладил шелковистые волосы. И по коже молодой женщины пробежала сладкая дрожь.

— Так вот как становятся директорами рекламных агентств? — нашла в себе силы пошутить она. — Соблазняя девчонок в школе?

— Я же, можно сказать, дитя улицы. Такие, как я, берут уроки везде, где только могут.

Флоренс прекрасно понимала: он просто дразнит ее. Однако помимо насмешливых ноток в голосе Ричарда слышалась и некоторая гордость. Так гордится собой человек, на пути которого оказалось много препятствий, но который их преодолел и добился успеха.

И Флоренс вдруг нашла ответ на мучивший ее вопрос, почему Ричард пожертвовал творчеством ради престижа, вдохновением ради стабильности. Должно быть, нищий мальчишка, каким он был когда-то, все еще жил внутри него.

Ей вдруг отчаянно захотелось стать той женщиной, которая сумеет что-то дать ему, ничего не прося взамен. Пусть он поймет: в жизни есть место и для таких подарков, в ней бывают приятные сюрпризы и неожиданности.

— А как насчет суеверных певиц с большими мечтами и с еще большими провалами? — поинтересовалась она, позволяя себе дотронуться кончиками пальцев до губ Ричарда. — Их ты тоже берешь везде, где только можешь? Даже в беседках?

— Нет. Множественное число тут совершенно не подходит. Только одну суеверную певицу. Вот эту. И да, ее я беру везде, где мне только выпадет это счастье… Но только когда она и сама не против.

О, Флоренс была не против. Еще как не против. Больше всего на свете ей хотелось сейчас закрыть глаза и отдаться на волю Ричарда Кембелла. Снова изведать волшебство его ласк. Снова…

Но вдруг все это сплошная ошибка? О да, им будет хорошо, очень хорошо. Но чем все кончится? Стоит ли даже самый потрясающий секс разбитого сердца?

Рука Ричарда скользнула чуть ниже, пробралась под край крохотного топа. Пальцы уже взбирались на один из холмиков ее груди. И Флоренс отбросила прочь колебания.

Несколько минут пролетело единой секундой в самых упоительных ласках. Но вдруг Ричард приподнял подбородок молодой женщины и заглянул ей в глаза.

— Флоренс, ты как, не передумала?

Джентльмен до мозга костей! Он давал ей возможность отступить. Потрясающий мужчина! Тот, кто завернет в скатерть в нелегкую минуту. Тот, кто сумеет вывести из комнаты, битком набитой подгулявшими весельчаками из хороших семей. Тот, кто силой одного лишь обаяния сможет поладить даже с неприступными супругами Саузи. Но сейчас его джентльменство сулило молодой женщине только лишние мгновения проволочки.

— По-моему, ты мог бы и сам понять, что нет, не передумала. И вообще, давай договоримся: на сегодня никаких игр в благородство. Ты не спрашиваешь меня, уверена ли я, что хочу этого, а я не испытываю мук совести из-за того, что использую тебя, когда расстегиваю на тебе рубашку… целую в губы… в шею… в плечо…

Паузы между словами становились все длиннее по мере того, как Флоренс исполняла то, о чем говорила, и наконец голос ее затих совсем. В беседке слышались только слабые стоны наслаждения. Через некоторое время изрядно растрепанный и уже полуодетый Ричард выскочил из беседки, добежал до машины и, вернувшись с парой пледов, расстелил их на полу.

Флоренс, уже и вовсе без единого лоскутка одежды на теле, еле успела перевести дыхание. Глядя на то, как старательно готовит Ричард плацдарм для любовных утех, она не сдержала смешка.

— Сцена в восточном духе. Повелитель гарема, застигнутый врасплох порывом страсти.

— Ну да, — подтвердил Ричард. — Только учти, ждать он уже не может. — И с этими словами опрокинул молодую женщину на импровизированное ложе.

То, что было прекрасно в первый раз, во мраке тесной студии, оказалось не менее прекрасным днем, при свете яркого солнца, на лоне природы. Отдаваясь пылким ласкам возлюбленного, крича и извиваясь от страсти, не ограничиваемой более никакими запретами и внутренними барьерами, Флоренс щедро дарила ему всю себя без остатка. Свое тело и свою душу. И — как поняла она с легкой тревогой — свое сердце.

Лежа в объятиях возлюбленной на смятых пледах, Ричард слушал райскую музыку: тихое, ровное дыхание молодой женщины, мерный стук ее сердца у своей груди. Все кругом еще тонуло в сладостном тумане. Казалось, во всем мире не существует никого, кроме них двоих, — его и Флоренс.

Но даже сейчас он не до конца понимал, что же именно так притягивает его в этой непредсказуемой женщине. Однако его еще никогда и ни к кому не влекло с такой силой. Ни одна женщина еще не уносила с собой частицу его сердца. Ни одна не обладала даром заставить забыть о том, что составляет смысл его жизни. Когда Ричард находился с Флоренс, работа и карьера отступали на задний план, а необходимость самоутвердиться казалась уже не столь важной.

Солнце потихоньку начало клониться к горизонту, хотя палило по-прежнему сильно. Золотые лучи, проникающие в беседку через резную деревянную решетку, отбрасывали причудливый узор на сплетенные тела любовников. На матовой коже Флоренс выступили крохотные капельки испарины. Вся природа вокруг словно бы пребывала в той же сладкой истоме, что и молодые люди.

Однако Ричард не мог до конца расслабиться. Не мог, потому что оказался не в силах осознать всю значимость произошедшего между ним и Флоренс за последний час. Как, где найти слова, чтобы описать это слияние тел и душ?

Просто сексом такое не назовешь. Просто сексом Ричард занимался множество раз, но ни разу еще после того, как пароксизмы страсти утихнут, ему не хотелось забрать партнершу по удовольствию с собой, к себе домой. Навсегда.

Пока он, смятенный, искал разгадку этой тайны, Флоренс открыла глаза, села, тряхнула головой, отбрасывая с лица растрепавшиеся волосы, и начала одеваться. И, глядя на ее изящные движения, исполненные какой-то новой, более женственной грации, Ричард вдруг все понял.

Он влюбился! Влюбился в необычную и звонкоголосую «живую открытку». В невероятно сексуальную красавицу, принцессу Грёзу рекламного ролика. Но, самое главное, он влюбился в непредсказуемую Флоренс Саузи, талантливую певицу, которая пишет музыку и обладает особым талантом нарушать размеренный распорядок жизни везде, где бы ни появилась.

И это было прекрасно!.. Точнее, было бы, если бы Флоренс не выглядела так, точно вот-вот сбежит. Не успел он опомниться, как молодая женщина, уже полностью одетая, снова направлялась к качелям.

— Эй, давай-ка попробуем еще раз, пока солнце не село! — бросила она через плечо.

Ричард поднялся и, завернувшись в плед, выглянул из беседки.

— Минутку. — Пока что он был не в том виде, чтобы делиться с ней своим ошеломляющим открытием. Рыцарю, который собирается броситься к ногам прекрасной дамы, полагается иметь на себе хотя бы штаны. — Нам надо поговорить.

Флоренс нахмурилась.

— А нельзя подождать? Поговорить можно и по дороге домой. А то весь свет упустим.

— К черту свет! — В два счета натянув брюки, он всунул голые ноги в ботинки и, не удосужившись даже набросить рубашку, одним прыжком догнал Флоренс у качелей. — Я должен сказать тебе кое-что очень важное.

Ричард не привык откладывать насущнейшие дела в долгий ящик. Остановившись напротив Флоренс, он положил руки ей на плечи, заглянул в лицо.

— Но…

Молодой человек заглушил любую возможность возражений, прижав палец к розовым губам возлюбленной.

— Я люблю тебя, Флоренс.

Ему вдруг почудилось, будто даже птицы в кустах перестали чирикать, в пчелы в цветах жужжать. Флоренс растерянно уставилась на него широко распахнутыми серыми глазами, в которых сейчас читался скорее испуг, нежели неземная радость.

Ричард не в силах был ждать, что она скажет.

— Я понимаю, — торопливо произнес он, — на первый взгляд это кажется чистой воды сумасшествием. Ведь мы даже не знаем друг друга как следует.

Флоренс отстранилась и обхватила себя руками за плечи, словно ей вдруг стало зябко.

— Нет, не кажется. Это и есть сумасшествие. — Голос ее звучал чуть хрипло, но какие именно чувства были тому причиной, Ричард сказать не мог.

Он покачал головой. В жизни еще он не был ни в чем так свято и безоговорочно уверен, как в том, что любит ее.

— Флоренс, это чистая правда. Поверь! Я все понял, когда сейчас занялся с тобой любовью вместо работы, прямо на месте съемок. Никогда прежде я и помыслить не мог о таком риске, а тут даже не задумался.

Из уголка глаза Флоренс выкатилась одинокая слезинка. Но явно не от счастья. У Ричарда неприятно засосало под ложечкой. Кажется, этот раунд переговоров он тоже проиграл.

Но сдаваться никак нельзя. Вдруг, если утроить напор, если открыть ей все, что накипело в душе, это поможет?

— Флоренс, пожалуйста, выслушай меня! Я хочу тебя, и я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Сегодня, завтра, послезавтра. — Он нежно погладил ее по лицу, стараясь передать ей свою уверенность: им нужно, непременно нужно быть вместе! — А чего хочешь ты?

По щеке молодой женщины скатилась вторая слезинка. В глазах промелькнул тоскливый огонек — как у ребенка, который глядит через стекло витрины на сладости, которые ему недоступны.

— Я бы хотела быть той, которая тебе нужна, Ричард. Но я не та. — В глазах ее сверкнула решимость.

— Почему? Разве не мне судить?

— Ты можешь судить ошибочно. Вдруг это просто-напросто реакция на удачный секс?

Ричард прекрасно знал, что это не так. Он был абсолютно уверен в себе. Но как объяснить это ей?

Флоренс шмыгнула носом и сердито вытерла слезы со щек.

— И вообще, — продолжила она, — ты только вспомни, что сказал. Ты хочешь быть со мной сегодня, завтра, послезавтра. Отлично! Но что будет потом? Вспомни, как ты злился на меня еще несколько дней назад.

— Да просто потому, — горячо возразил ей Ричард, — что тогда я еще пытался закрывать глаза на свои чувства, считал, что карьера для меня важнее всего. Но с этим покончено. Я уже достиг достаточно высокого положения в агентстве и могу позволить себе расслабиться, не следить каждую минуту за поддержанием имиджа. На что нужны деньги, если на них нельзя приобрести главного — свободы быть таким, каким хочешь?

Чем больше Ричард говорил, тем убедительнее казались ему его собственные слова. Но, кажется, купился на них только он один.

Флоренс снова покачала головой и шагнула назад, словно хотела установить дистанцию между ним и собой.

— Ричард, ну как ты не понимаешь? Допустим даже, ты не станешь и дальше двигаться вверх по служебной лестнице. Но ты и так достиг весьма завидного положения, вынужден постоянно находиться на глазах общественности. А я, как ты, наверное, успел заметить, не из тех девушек, которых принято брать с собой на светские рауты. Рано или поздно я умудрюсь нарушить протокол, и тогда между нами все будет кончено. Тебе это грозит горьким разочарованием, а мне разбитым сердцем. Прости, но это не для меня.

Она резко повернулась, но Ричард схватил ее за руку.

— Да говорю же, отныне работа в моей жизни не главное! Черт возьми, может человек пересмотреть свои приоритеты или нет? Теперь верхнюю позицию в моем списке занимаешь ты и только ты.

Флоренс на несколько мучительно долгих секунд прикрыла глаза. Ричард испугался даже, не собирается ли она заплакать, но вместо рыдания с губ молодой женщины сорвался горький смешок. Серые глаза вспыхнули злым огнем.

— Оно и видно! То-то ты изъясняешься терминами «пересмотреть приоритеты», «верхняя позиция в списке». Как будто мы на переговорах. А как насчет слияния капиталов? Прости, Ричард, все это только слова, к тому же слова из лексикона неисправимого бизнесмена. Ты не сможешь жить без своей работы, а такая женщина, как я, только все тебе испортит.

Ричард стоял точно пораженный громом. Говори Флоренс еще хоть два часа, она не могла бы высказаться яснее: спасибо, мистер Кембелл, но ваше сердце мне ни к чему, можете даже не предлагать.

И все же по зрелом размышлении молодой человек обнаружил в ее словах слабое, очень слабое основание надеяться на лучшее. Недаром же он столько лет учился «вытягивать» даже самые безнадежные на первый взгляд переговоры.

Итак, Флоренс считает, что он объяснился ей в любви только потому, что ему понравился секс с ней. Что карьера для него по-прежнему куда важнее ее.

Значит, надо представить ей наглядные доказательства обратного. Веские, убедительные доказательства. Возможно, не все еще потеряно.