Проверка на любовь

Глава 33

Я не собиралась ничего ему рассказывать. По какой-то непонятной причине мне захотелось, чтобы он увидел все своими глазами. Так же, как пришлось об этом узнать мне. Все в полном цвете. Он должен был все увидеть, услышать, обонять и прочувствовать, как это вынесла я всего час назад.

Но как только мы выходим из квартиры, я начинаю сомневаться в своем решении. Не исключено, что увидев такую картину, он окончательно потеряет рассудок. Конечно, мне приятно представить, что он сломает Люку нос, но это только в мыслях. А как будет на самом деле? Наверное, меня это не слишком обрадует.

Поэтому, когда Алекс второй раз интересуется, куда же мы все-таки направляемся, я сразу признаюсь.

Тогда он спрашивает:

— А зачем?

Вот здесь мне приходится замедлить шаг и сказать ему:

— Ты оказался прав.

Этот ответ озадачивает его так, словно я общаюсь с ним на латыни.

— Насчет Дездемоны, — поясняю я. — Ты оказался прав.

— Что ты имеешь в виду? В чем я был прав? — Его перепуганные мальчишечьи глаза подсказывают мне, что он сам, может быть, и не желает слышать всего того, что я собираюсь ему рассказать.

— Дездемона кое с кем встречается, — говорю я, стараясь быть объективной и непредвзятой. Алекс шумно вдыхает воздух, словно пытается проглотить мои слова.

— Что ты имеешь в виду? — И хотя эта информация его полностью сражает, он все же понимает, что по улице, кроме него, еще ходят другие люди, а потому старается сохранить присутствие духа.

— Ну, ты говорил мне, будто подозреваешь Дездемону в измене. И теперь я подтверждаю, что ты оказался прав. Так оно и есть.

— Но тебе-то откуда об этом знать?

— Я ее видела.

— С другим мужчиной?

— С другим мужчиной.

— Что ты имеешь в виду?..

— Алекс, выслушай меня. Я видела, как Дездемона, твоя Дездемона, делала то, что делали недавно мы с тобой на диванчике, с другим мужчиной.

— К-каким еще другим мужчиной?

Наверное, мне не надо было всего этого затевать, в конце концов. Может быть, надо было так и оставить его в неведении, но зато с чувством вины. Хотя нет. Вопреки общему мнению, неведение как раз и не является никаким блаженством. Неведение — это несчастье, которое вот-вот произойдет. Эдакая бомба замедленного действия.

— С моим бывшим.

Я наблюдаю за тем, как эта новость начинает свое путешествие по его лицу. Сначала она достигает бровей, и они сдвигаются и морщинят кожу на переносице. Затем она попадает в глаза, распахивает веки и расширяет зрачки. Последним реагирует рот — нижняя челюсть чуть ли не отваливается.

— Неужели ты… хочешь… сказать…

— Боюсь, что так.

— Это Люк?

Я чуть заметно киваю.

— Нет, нет, нет, нет. — Алекс перешел на шепот.

— Я только что видела их.

— Где?

— У Люка.

Он замолкает и погружается в раздумья:

— Но ведь мы… скоро… поженимся. — Эти слова обращены не ко мне. Сейчас Алекс только лишь произносит вслух свои мысли.

— Алекс, послушай меня. Если ты просто хотел на ней жениться, зачем тогда вызывал меня на встречу и рассказывал мне о своих сомнениях и подозрениях? Почему нам захотелось сделать то, что мы с тобой сделали? Ты ведь знал давным-давно, что у нас с тобой ничего не получилось. А насчет Дездемоны у тебя были сомнения уже с самого начала. Правда?

Пожалуйста, скажи, что так оно и есть. Пожалуйста, я не хочу, чтобы получилось так, будто это я все вам испортила и расстроила вашу свадьбу.

Но, как мне кажется, ответа мне не получить. Похоже, он вообще не слышал моего вопроса. Он сражен. Тогда я снова заговариваю с ним, на этот раз более строго:

— Алекс, вы собирались пожениться. Да. И это была бы Самая Большая Ошибка, совершенная в твоей жизни. Разве не так? То есть, Алекс, приди в себя и подумай об этом хоть одну минутку. Уж если ты так сильно любишь Дездемону, как хочешь показать, то какого черта ты только что занимался сексом со мной, учитывая, что ты меня практически не знаешь? То есть почти не знаешь? Я видела тебя только один раз без Дездемоны. Подумай об этом. Это могла быть и не я, а кто угодно другой. Это уже не так важно. Вот в чем дело.

На этот раз мои слова возымели на действие. И хотя он сознает, что находится на шумной городской улице, он не может сдерживать себя, еще немного — и он расплачется.

— Нет, тут все важно. И я правда любил Дездемону.

Я не могу не заметить, как он напрягся.

— А теперь?

Он смотрит на меня так, будто перед глазами у него все плывет, как в тумане:

— Не знаю.

Мы ускоряем шаг.

— Прости, что я тебе все это рассказала. Так было надо.

— Не извиняйся. — Он снова останавливается и задает мне вопрос, на который мне бы очень не хотелось сейчас отвечать:

— Ну а если бы ты их сегодня не видела вместе, тогда то, что произошло между нами, случилось бы вообще когда-нибудь?

Я быстро перебираю в уме возможные варианты ответов:

Да, конечно. Это произошло бы в любом случае. Нет, слишком откровенная ложь.

Нет, конечно, нет. Ни за что бы я ничего подобного не совершила. Нет, а вот здесь слишком много правды.

Возможно. Кто знает? Если, конечно, ты бы тоже этого захотел. Слабо, невыразительно. Ни то ни се. И тогда я выпаливаю:

— Честно говоря, я не знаю. Но мне бы этого хотелось.

Вот в чем заключается успех. В умении ничего не испортить и не усложнять и без того нелегкую ситуацию.

— Но, Алекс, ты уверен, что нам все-таки следует туда пойти?

Я зачем-то задаю ему этот вопрос, хотя заявиться к Люку первоначально было исключительно моей идеей.

— Конечно.

И что же мы видим, когда заходим в квартиру? Выражение «все получилось не так, как я предполагала» как можно точнее подходит к данной ситуации.

Поначалу мне показалось, что Алекс вообще никак не реагирует на происходящее. То есть совершенно никак. Он просто стоит и воспринимает то, что видит, словно отделен от этого какой-то невидимой преградой. Ну, как будто он наблюдает данную сцену через одностороннее зеркало. Затем он как-то неестественно и странно начинает кивать. Похоже, мысль у него примерно такая: «Понятно, значит, вот оно как».

— Марта! (Это выкрикивает Люк.)

— Алекс! (А это уже исходит от Дездемоны.)

— Но как же так? Как вы попали сюда? — Люк тяжело дышит, и как мне кажется, это не только от того, что он в шоке.

Я вынимаю руку из кармана и покачиваю связкой ключей у него перед носом:

— Можешь забрать их, — говорю я и кидаю ключи прямо в него.

Алекс, до сих пор не произнесший ни слова, разворачивается и идет к выходу.

— Алекс, подожди! — Лицо Дездемоны являет собой настоящее произведение искусства, картину «Крик», если быть точной. Это водоворот паники, выраженной в ее раскрытой пасти. Кстати, весь солнечный блеск ее кожи и румянец на щеках тоже куда-то исчезли, как будто смытые водой. Она лихорадочно напяливает на себя одежду, и Люк старается от нее не отставать.

Я следую за Алексом к двери, мы спускаемся по лестнице и выходим на улицу. Очутившись на свежем воздухе, он резко разворачивается, так, что мы с ним оказываемся нос к носу.

— И что ты обо всем этом думаешь? — спрашиваю я, изо всех сил пытаясь определить его настроение. Мне кажется, что он пребывает в полном замешательстве, его разрывают противоречивые чувства: праведный гнев и что-то еще…

— Я… я не знаю. — И чтобы пояснить свой ответ, добавляет. — Много чего думаю.

В этот момент я сознаю, что чувствую себя просто омерзительно.

Чего я пытаюсь добиться, зачем я привела его сюда? То есть ради кого и ради чего я все это сделала? Для Алекса? Не надо себя обманывать, Марта. Ну, хорошо, может быть, он пребывал в каком-то непонятном состоянии тогда, на диване, но все же… Кому все это было нужно в первую очередь?

Прежде чем он успевает ответить мне что-либо вразумительное, Люк и Дездемона выскакиваются на тротуар, продолжая одеваться прямо на ходу. На другой стороне улицы прогуливается мужчина с ребенком, пристегнутым к животу, и делает вид, что совершенно не обращает на нас никакого внимания, хотя пялится исключительно в нашу сторону.

Алекс поворачивается к Дездемоне. В какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он очнется и, как Отелло, придушит ее прямо здесь.

Но ничего подобного не происходит.

И уж тем более он не собирается ломать нос Люку. Вместо этого он искусно переводит свои эмоции «на медленный огонь» и начинает говорить, используя в своей речи фразы, напоминающие названия песен:

— Как долго все это длится? Не желаете поделиться информацией?

Дездемона и Люк отвечают одновременно:

— Неделю (это говорит Дездемона).

— Три месяца (Люк).

Три месяца. Попробуем мысленно вернуться назад.

— Мой день рождения, — вслух вспоминаю я. Танцзал «Фабрик». Там-то они вдвоем неожиданно и потерялись.

— Послушайте, давайте обойдемся без сцен, — предлагает Дездемона. Это заявление странно слышать от женщины в одной туфле, с торчащим из-под мышки лиловым бюстгальтером. — Алекс, прошу тебя, дорогой. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Прошу, Алекс, пойми, прошу.

Алекс смотрит на нее и не может поверить:

— Да, очень похоже на правду, Дез, не так ли? — И тут его, наконец, прорвало: — Вот что я думал, познакомившись с тобой. Господи, как же безграничны запасы любви и преданности у этой девушки! Она, конечно же, очень любит меня. Так я решил. И как же мне повезло, что я женюсь именно на ней, на той самой, что только что держала во рту член какого-то придурка.

— Эй-эй, полегче, — жалобно бормочет вышеупомянутый Придурок.

— Но, Алекс, насрать мне сто раз на этого гребаного Люка. Я люблю тебя.

Глаза Люка вылезают из орбит:

— Что ты сказала?!

— Да брось ты, Люк, ты самый несчастный ублюдок на этой земле.

— Но ты мне говорила…

Вот это уже лучше.

— Что? И ты мне поверил? Неужели ты решил, что я брошу Алекса ради тебя? Спустись с небес на землю. — Слова Дездемоны звучат, словно звонкие пощечины, и лицо Люка искажается от боли. — Ты искренне поверил, что я предпочту тебя ему? — Невольно я обращаю внимание на ее голос, вернее, на интонацию. Она изменилась или, скорее, стала прежней, такой, какой была у Дез еще в школьные годы.

— Нет. Скорее всего тебе хотелось нас обоих. — Голос Алекса приобретает относительное спокойствие.

Дездемона делает неловкий, спотыкающийся шаг, едва не вляпываясь в собачье дерьмо. При этом ее светлые волосы, подхваченные порывом ветра, поднимаются почти вертикально.

— Неужели ты не видишь, неужели ты не понимаешь, что дело вовсе не в Люке. И дело не в тебе. А дело в… а дело в… — Так и не сообщив нам, в чем же действительно дело, Дездемона поворачивается ко мне, и ее ледяные голубые глаза замерзают окончательно.

— А тебе, твою мать, небось нравится все это, да? Увидеть все это. Хотя бы, твою мать, разок в твоей гребаной жизни такое было, твою мать?

Как ни странно, я в жизни не слышала, чтобы Дездемона сквернословила, даже в школе. А тут в течение пяти секунд она трижды вспомнила мать и еще кое-что. Неплохо, мать твою!

Дездемона выдохлась и заткнулась. Зато Люк, отвернувшись от нас, приступил к самобичеванию («О глупец, глупец, какой же я глупец!» — почти нараспев повторяет он, словно трагик в любительском спектакле.)

И тогда, словно подстрекаемая ненавидящим взглядом Дездемоны, я начинаю выкладывать ей все факты.

Факт первый. Она утащила у меня моего бой-френда в мой же день рождения (нехилый подарочек, не так ли?)

Это плавно перетекает в Факт второй: к разрыву отношений между мной и каким-то Придурком.

Факт третий. Она решает выйти замуж за Алекса, продолжая трахаться за его спиной.

Факт четвертый. Она всякий раз демонстративно утирала мне нос, описывая свою фантастическую — мать ее! — жизнь, и даже пригласила стать у нее на свадьбе подружкой.

Затем следует Факт пятый. Она упорно продолжает свои игрища, хотя уже поломала жизнь троим.

Факт шестой, факт шестой…

Я уверена, что существует еще что-то, просто сейчас это не приходит мне в голову. Да это и неважно. Пяти фактов хватает по самые уши. Дездемона хранит молчание. На какой-то миг мне кажется, что лед в ее глазах вот-вот растает. Я ненавижу ее. Конечно же, ненавижу. И наверное, ненавидела всегда. Так же, как она ненавидела меня. И все это скрывалось за ширмой нашей «дружбы». Все это оказалось фальшивкой, так же, как и ее неестественно голубые глаза.

И теперь, когда я гляжу на ее растрепанные волосы, футболку, надетую второпях задом наперед и лиловый бюстгальтер, валяющийся у ее босой ноги — я начинаю понимать, что таковой Дездемона и является на самом деле. На животном уровне. И хотя чувство ненависти к ней я продолжаю испытывать, оно смешивается уже с чем-то более мягким. Не жалостью, конечно, но чем-то похожим.

— Все кончено, Дез. — Голос Алекса рассекает воздух, как невидимый меч, разрубая Дездемону на мелкие кусочки. — И не из-за тебя с Люком, а из-за меня с Мартой.

Что?

— Что? — одновременно вырывается у Люка и Дез.

Алекс с убедительным запинанием продолжает:

— Дело в том… что… Я и Марта… Марта и я… м-м-м… мы любим друг друга. — Затем он делает два шага по тротуару, останавливается передо мной на расстоянии для поцелуя и, подмигнув мне так, чтобы нашей онемевшей аудитории этого не было видно, запечатлевает закатно-солнечный поцелуй на моих губах.

Я отвечаю ему в том же духе и заключаю его в объятия. Мы являем собой классическое клише страсти и любви.

— Ах ты, сучка! — взвизгивает Дездемона. — Подлая блудница! (Это она вынесла еще с той поры, когда мы любили цитировать Шекспира.)

А-а-а! Я чувствую, как мою голову оттаскивают от лица Алекса. Та самая женщина, которая недавно просила обойтись без сцен, теперь схватила меня за волосы и трясет, как сошедший с ума кукловод — марионетку. Черт! А ведь это дьявольски больно!

Алексу каким-то образом удается освободить меня от ее по-школьному дикой хватки. Вырвавшись из ее цепких рук, я замечаю, что на другой стороне улицы собралась уже толпа зевак. Очевидно, публика решила, что присутствует на съемках «Джерри Спрингер Шоу».

— С тобой все в порядке? — заботливо интересуется Алекс.

— Да, — отвечаю я, потрясенная физически, но не сломленная морально.

Ну пожалуй, хватит, а то вас, наверное, уже тошнит. На лицах Дездемоны и Люка застыло такое выражение, будто их вот-вот вывернет наизнанку прямо на тротуар.

— Пошли отсюда, Марта, — заявляет Алекс, хватая меня за руку. Мы уже уходим, когда Алекс оглядывается и бросает через плечо: — Мы будем вас навещать.

Уже сворачивая за угол Монтано-стрит, я тоже оглядываюсь, и Люк ловит мой взгляд. Он молча смотрит мимо смешанной с грязью Дездемоны, и в глазах его читается вопрос, на который у меня не найдется ответа.

Их уже не видно, а мы продолжаем идти, держась за руки.