Проверяя Сенатора

саба и я перешли от состояния жесткого траха к занятиям любовью.

***

Я опаздываю, когда еду забрать Ксавию. Уличное движение раздражает, но это лучше, чем

застрять на заднем сиденьи автомобиля с водителем. Я сворачиваю на ее улицу и

паркуюсь напротив ее дома. Я не собираюсь звонить ей, чтобы она спускалась вниз,

сегодня вечером я собираюсь подняться к ней сам. Я даю чаевые швейцару и мне

становится лучше, пока я поднимаюсь на лифте с букетом цветов, это совсем на меня не

похоже, но я не могу не улыбаться.

Подойдя к ее двери, я звоню в звонок, взглядом обвожу коридор. Это элитное место,

достаточно современное. Все вокруг, начиная с освещения и оборудования на подъездах

до лепнины – все кричит о неприличном богатстве.

Дверь Кса открывается и я ожидаю встретить кристально голубые глаза, готовый как

обычно к приступу резкой боли от ее присутствия, которая, словно нож вонзается в мою

грудь, но вместо этого я сталкиваюсь со злобным взглядом ее соседки.

– Привет, – произношу я.

– Ну, добрый вечер, Сенатор, – отвечает мне молодая девушка, поднимая брови и

приглашает меня войти. – Заходите.

– Вы – Брук. – Говорю я утвердительно, хотя мне это и не нужно.

– Да, это я. Выпьете что–нибудь?

– Спасибо. – Я следую за ней в гостиную, которую я имел удовольствие наблюдать из

бинокля снизу. Странно видеть интерьер квартиры Кса с этой стороны и она выглядит

совершенно по–другому. Квартира больше, чем я себе представлял. В мое поле зрения

попадают двери, ведущие на балкон и я прищуриваюсь, вспоминая, сколько времени я

провел, глядя в них, ожидая, чтобы увидеть хоть чуточку... и вдруг все вокруг меркнет.

– О чем ты думаешь? – такое чувство, будто Кса заплывает в комнату, одетая в платье

цвета слоновой кости, которое идеально обтягивает ее тело. Две тоненькие бретельки

удерживают его, демонстрируя ее невероятную грудь. Ее волосы собраны вверх, искусно

уложены и она выглядит совсем иначе, нежели она выглядела три часа назад.

Внезапно смокинг становится тесным, в то время как я смотрю на нее и мне интересно,

есть ли какой–нибудь шанс, что она разрешит мне трахнуть ее, заставить кричать мое имя

– похоже я спятил.

– Думаю, что ты хочешь свести меня с ума, – шепчу я, подходя к ней и опустив голову к ее

уху. Я прохожу губами вдоль ее щеки, слегка целуя ее. Если бы ее соседка не стреляла в

меня испепеляющим взглядом, то я бы набросился на Кса и поцеловал бы ее так, как

положено целовать свою сабу, которой я полностью обладаю. Но что поделать?

– Тебе нравится?

Я не могу ничего произнести и вместо ответа киваю.

– Вот. Это тебе.

– Розы великолепны. Спасибо. – Она берет цветы и теперь, когда у меня ничего нет в

руках, я осознаю насколько я жажду прикоснуться к ней. Провожу рукой вдоль ее плеча,

снимая бретельки платья, обнажая ее, скидывая их, из украшений на ней только ее

ошейник сабы, который она носит как символ того, кем она является по отношению ко

мне.

Моя.

Вся, бл...ь, моя.

Ошейник из блестящей платины прекрасно контрастирует с ее светящейся атласной кожей.

Твердое в сочетании с мягким – прямо как у нас.

После того, как я увидел ее в своем офисе немногим раньше, я решил, что она будет

сопровождать меня в моей предстоящей поездке, я жаждал побыть с ней наедине.

– Что будете пить, Сенатор? – спрашивает Брук, отодвинув дверцу бара, открыв его,

вытаскивая меня из моих фантазий. Фантазия номер восемьсот одиннадцать по счету.

– Зови меня Беннетт, – отвечаю я. – Виски. Чистый. Если у вас есть.

Она поднимает стакан.

– У нас он есть. Кса? Будешь что–нибудь?

– Бокал вина, – говорит она и наклоняет голову. – Я лучше поставлю их в воду.

Когда она уходит на кухню, я иду к выходу на балкон, мне интересно посмотреть на

интерьер квартиры с моего обычного места наблюдения. Когда я поворачиваюсь, все

выглядит гораздо более знакомым с этого ракурса. И намного лучше, когда я вижу Кса,

возвращающуюся с вазой цветов и размещающей их на столике при входе. Мой взгляд

падает на журнальный столик, на котором стоит еще один букет цветов. Красивый букет из

красных роз, слегка увядшие и у меня возникает вопрос, не Брук ли они были подарены.

Конечно же ей, тогда почему я до сих пор сомневаюсь. Когда я поднимаю глаза, я

понимаю, что Кса и Брук обе смотрят на меня и я двигаюсь к бару, где меня уже ждет мой

напиток.

– За прекрасный вечер, – говорю я, поднимая свой бокал.

Кса поднимает свой бокал, а Брук – бутылку с чем–то похожим на сок с какими–то

плавающими в нем частичками, я даже не имею понятия что это. Очень необычно для

коктейля, но опять же, что я хочу от молодой девушки, чей отец известен как один из

самых богатых людей на планете?

– Итак, правительственный обед? – спрашивает ее соседка, чокнувшись своей бутылкой с

моим бокалом.

– Да. – Я делаю глоток, смакуя то, как виски медленно обжигает все внутри, очищая мою

голову и уменьшая хватку вокруг моего горла, когда я протягиваю руку и привлекаю

Ксавию к себе.

Кса мурлычет:

– Да, ужин и танцы в округе Коламбия. Мои первые.

Бровь Брук изгибается, но по этому поводу она больше ничего не произносит. Я стараюсь

удерживать свои руки, напоминая себе, что мы не одни. Я затаил дыхание, наблюдая за

каждым движением Кса, за каждой тенью мысли, возникающей у нее на лице, начиная с

того, как она потягивает вино до того, как она встречается с моим безжалостным взглядом,

за тем, как она смотрит на свою соседку, обходящую L–образный диван. Я должен что–то

сказать, что–то совершенно противоположное той ерунде, которая проносится в моей

голове, но на этот раз я не могу отбросить это свое мрачное ощущение того, что я хочу

всю Кса только для себя одного.

Она слегка наклоняет свой бокал, оставив немного недопитого вина и ставит его на

барную стойку.

– Думаю, нам пора идти. Что там с движением на дороге?

– Ужааасно, – сухо отвечаю.

– Очень необычно, – комментирует Брук с дивана, куда она уселась вместе со своим

ноутбуком и стопкой учебников рядом.

– Ты студентка? – Я стараюсь произнести это непринужденно, чтобы скрыть удивление. –

Какой курс?

– Конституционное право. Споры, если быть точным.

– Ах. Дискриминация?

– Права, касающиеся первой поправки Конституции. – Едва слышно произносит она,

искриви губы. Она указывает подбородком на Кса. – Что–то, о чем она и ее дружок

никогда не устают говорить.

– Это приходит с опытом. Если у тебя возникнут вопросы, просто позвони мне. Не так уж

и давно я занимался своей рутинной адвокатской практикой.

– Спасибо, – говорит она уже не так презрительно. – Если у меня будут проблемы, я

позвоню.

Я машу ей.

– Приятно познакомиться.

– А, Сен...то есть Беннетт, – мягко переводит разговор она и, когда бросает взгляд на Кса,

ее лицо смягчается. – Хорошо вам провести время. Передавай своим бабушке с дедом

«привет» от меня. Если они начнут приставать к тебе со своими выходками, просто

поставь их на место.

– Хорошо, – говорит Кса. На долю секунды черты лица моей сабы становятся жесткими.

Затем она встречает мой взгляд и улыбается, взяв в руки накидку.

– Позволь мне, – говорю я, беру шелковистый материал из ее пальцев, позволяя этим двум

словам повиснуть в воздухе, пока мы собираемся, мы все еще должно держаться на

расстоянии друг от друга.

Это не значит, что я не хочу наброситься на нее – ну я хочу, но это чувство надо

попридержать. Я хочу быть с ней. Все время, а не только когда мы жестко трахаемся.

Делать такие вещи, как совершать пробежки, говорить с ней, смеяться. В этот момент, я

желаю обхватить Кса своими руками и сказать ей «Все будет хорошо сегодня ночью». Я

разворачиваю ее, глядя на ее прекрасное лицо, и подаю ей свою руку.

Мы встречаем пару, идущую по коридору. Я планирую поцеловать Кса. Но мой язык будто

присох к небу. Я стискиваю зубы, пока мы идем к лифту. Когда двери начинают

открываться, мой выдох похож на стон, так как внутри лифта не просто никого нет, там

целых четыре человека. Это семья из четырех человек и они очень шумные. Тараторят без

остановки. Когда мы приезжаем на первый этаж и выходим из лифта, у меня чувство,

будто только что выстрелили из стартового пистолета. Я помогаю ей выйти через

вестибюль, пересекая тротуар.

– Мы куда–то спешим? – спрашивает она, затаив дыхание. – Мы что опаздываем?

– Вовсе нет. – Мы стоим около моей машины. Я обхожу ее и открываю перед ней дверь,

прижимаясь своей грудью к ее руке. Боже, как же невероятно она пахнет! Мы стоим на

обочине одетые в смокинг и платье комбинацию и да, на нас все смотрят. Я тихо

произношу, слегка притягивая ее к себе. – Слушай, меня не волнует во сколько мы туда

приедем и приедем ли вообще.

Когда я открываю пошире дверь, мы прижимаемся крепче друг к другу и я удивляюсь,

почему я борюсь с тем, чтобы удержать стены вокруг себя, когда все, что я хочу, находится

прямо передо мной.

– У вас есть способности как по команде заставить замолчать кого угодно?

Она имеет в виду наше первое с ней знакомство в клубе.

– Это случилось всего лишь раз, потому что ты была невероятно горяча. – Ох*ь. Я отвожу

взгляд от ее проницательного взгляда. Я должен собрать все свое дерьмо и перестать

глазеть на невероятно притягательные сиськи Кса. Это все, что я должен сделать на

данный момент.

– Да. Ты что–то сказал? – Она скрещивает руки на груди.

Я быстро смотрю на ее лицо, ее брови изгибаются в вопросе.

– Мы собираемся встретиться с твоими дедом и бабушкой и я просто хочу, чтобы ты

поняла, что Брук не единственный человек, кого все это волнует. Я не мальчик на

побегушках у Вице–президента. Моя карьера на Холме не закончится и не исчезнет. Я

ставлю все на свое переизбрание и быть Сенатором – просто здорово. Я

председательствую в комитете, достаточно тесно работаю по вопросам внешней политики,

занимаюсь всем этим дерьмом, связанным с разведкой и твоей любимой темой –

вооруженными силами, чтобы еще переживать, что мое предназначение здесь выполнено.

– Я также не упоминаю о том, что Норт может поцеловать меня в задницу со своим

безумным предложением. Он президент, который заканчивает сидеть второй срок на

своем посту и через год он уйдет, и то, что он делает в своем подземелье меня меньше

всего еб*т

Ее глаза расширяются.

– Я никогда не говорила...

Прижимая палец к ее губам, чувствую ее мягкое дыхание.

– Одно слово...один взгляд, и мы уйдем. Хорошо?

– Да. Ты его получишь. – Она смеется, медленно опускаясь на пассажирское сиденье и

предоставляет вид на свои стройные ножки, когда ее платье слегка задирается, пока она

садится в машину.

И вот опять мы с ней смотрим друг другу в глаза. Что хочет она, что хочу я... хотим ли мы

быть вместе?

***

Мы прибываем на Южную лужайку, на которой установлены шатры, показывая свои

удостоверения личности службе безопасности Белого дома, и мысленно я готовлю себя к

предстоящей ночи. Наши отпечатков пальцев сканируют и когда подтверждаются наши

имена, мы проходим в огромный оборудованный зал для проведения торжеств. Играет

музыка и я приветствую тех, с кем знаком, украдкой наблюдая за Джексом, который стоит

рядом с Нортом, беседующим с Раулем Кастро и его женой. Вирджиния и Министр

обороны стоят справой стороны и разговаривают с послом Кубы в США, а несколько

человек из посольства скорее всего говорят о том, каково состоянии в американской

тюрьме Гуантанамо. Если бы я был один, я бы прямиком направился к компании,

обсуждающей Гуантанамо, они стоят прямо напротив вдоль стены. Но у нас еще будет

время, когда мы вместе с Кса приедем к ним.

– О–о–о. Наш выход. – Кса сжимает мою руку. – Внимание! Мои бабушка и дед. Справа от

нас.

Я поворачиваю голову направо и действительно передо мной предстают образы Стэна и

Грейс Стиллманов, глядящих на меня так, как будто я собираюсь сообщить им

невероятную новость. Они ждут, когда мы подойдем к ним, оставаясь на месте и

разговаривая с небольшой группой влиятельных соратников. Ее бабушка такого же

телосложения, что и Ксавия, с таким же изящными и идеальными чертами лица и глазами.

Не такими излучающими свет и кристально чистыми, как у Кса, но форма глаз такая же. В

свое время, вероятнее всего люди считали ее красоткой. Стэн Стиллман лишь ненамного

ниже меня, но довольной сухой. Его темные глаза на румяном лице сильно контрастируют

с белоснежными волосами и большими вычурными усами. Он непринужденно улыбается

и периодически смеется, в то время как миссис Стилман стоически осматривает

помещение, оформленное с легким намеком на классику.

– Бабушка и дедушка, – говорит Кса, – Позвольте представить вам всеми уважаемого

Беннетта Стоуна. Сенатора США от штата Джорджия.

– Сенатор Стоун. Какой приятный сюрприз. – Миссис Стилман протягивает мне руку и я

слегка касаюсь ее губами.

– Мистер и миссис Стилман, – произношу я, отпуская ее руку, а затем пожимаю руку деда

Кса, чувствуя ее крепкое рукопожатие. – Большая честь встретиться с вами обоими.

– Спасибо. Мы слышали только блестящие отзывы о Вас, сенатор Стоун. И тем более

сейчас, поскольку Вы приняли к себе в команду стажера века, – отвечает мистер

Стиллман, обращаясь с улыбкой к Кса.

– В последнее время мы внимательно следим за Вами, – вмешивается в разговор миссис

Стиллман.

Дед Ксавии кладет свою руку ей на плечо и легонько похлопывает.

– Ты и сенатор. Завтракаете, обедаете, ужинаете. Вы двое такая прекрасная пара.

Напоминаете мне Патрика и твою мать.

Она улыбается ему.

– Я очень хорошо понимаю, что ты постоянно контактируешь с Вирджинией Райан.

Надеюсь, ты не прожужжал ей все уши.

– Ксавия, дорогая. – Миссис Стилман выгибает бровь. – Мы просто хотим сказать, как

сильно мы восхищаемся Сенатором Стоуном. Вы во всех новостях. Молодой сенатор

приступает к исполнению своих обязанностей. Столько информации на Google. Начиная с

журнальных обложек до ведения переговоров с министром Кастро...в такие рекордные

сроки. А в следующем месяце Вы полетите на Кубу. Могло бы быть хуже, не так ли,

Сенатор?

Бабушка Кса зря время не теряет, ведя праздные разговоры. Она напоминает мне акулу со

своей напасть–и–укусить манерой. В любую секунду я жду от нее, что она «набросится»

на меня, обнажив свои зубы. Она ожидает, что я сообщу ей, что Кса едет со мной на Кубу.

Я коротко киваю и натягиваю улыбку.

Мы стоим и разговариваем и мне кажется, что ее бабушка и дед невероятно зацикленные

на их новом статусе. Для такой явной и потенциально порочной Грейс, ее муж – это

настоящая сила, которая деликатно справляется с тем, что происходит вокруг. Его четко

обозначенные замечания в сфере экономики, вопросы о смягчении нашей торговой

политики в Карибском бассейне и то, как я отвечаю ему, позволяют мне незаметно уйти от

обсуждения финансового будущего Кубы, о чем я не имею права рассказывать. Стэн

крепко цепляется за этот вопрос, в то время как я пытаюсь увести его в сторону от его

сути, внимательно замечая к чему тот клонит. Мне интересно, имеет ли он какое–либо

отношение к Норту. Услышав, что скоро будет подан ужин, Стилманы решают пойти и

найти бар, интересуясь, не желаем ли мы присоединится к ним. Я наконец–то выдыхаю,

все это напоминает мне подобие спаринга одновременно с ездой на скейте. Из всего того,

что я могу сказать так то, что Стиллмана очень сильно интересует будущее Кубы,

невероятно сильно.

– Не в этот раз. Мы все еще должны проверить, где мы сидим. – Ксавия поглядывает на

меня и я киваю в знак согласия.

– Зачем беспокоиться? Здесь вам вовсе не надо надевать браслетик, – замечает бабушка.

– Бабушка, здесь существует протокол, к тому же это еще и место нашей работы. – Взгляд

Кса мечется между ней и дедом.

– Принцесса, мы все понимаем. – Смеется мистер Стиллман. – Мы будем ждать тебя за

столом через несколько минут.

Ее бабушка ошеломленно смотрит на своего мужа, пока он уводит ее. В свою очередь, я

веду Кса по периметру зала, направляясь к главному распорядителю, который помогает

гостям найти их стол и вижу двух моих партнеров из Дома, стоящих там. Трой и Уэсли

стоят в очереди. Они оба являются Домами и не имеют понятия, что Ксавия моя саба.

Как только мы приближаемся, они замолкают. Их глаза округляются на их идиотских

лицах при виде девушки, сопровождающей меня и я чувствую, как характерный рык

зарождается у меня в груди. Я сжимаю пальцами ее локоть и осознаю, что уже слишком

поздно отступать.

– Вы только посмотрите, кто это, – тихонько смеется Уэсли.

Я прослеживаю его взгляд, который направлен не на меня или Ксавию, а чуть ниже вдоль

ее тела. Черт, даже если я буду уверять себя, что ошейник, который она носит у себя на

шее, может выглядеть как простой кусок ювелирного изделия – это вовсе не так. Уверен,

если бы он был сделан из черной кожи с кольцом в форме буквы D, тогда не было бы

никакой тайны, что она была для меня больше, чем просто моя девушка. Их не было на

церемонии посвящения в сабы и поэтому эти два уеб*а не знают ни ху. .. Я разрываюсь

между желанием сообщить им, что Кса моя саба и необходимостью утаить этот маленький

грязный секрет. Так и не приняв решения, я ощущаю, как внутри меня закручивается

неимоверное и отчаянное чувство собственничества.

– Сенатор Уэсли Андерсон и конгрессмен Трой Шепард, разрешите представить Вам

Ксавию Кеннеди. Мою... – я останавливаюсь. В очередной раз мы с ней попадаем на

неизведанную нам территорию и, ебт*ть! Опять же мы с Кса даже не обсудили, как я

должен представлять ее. Я снова попадаю впросак в вопросе того, как обозначить кто и

что мы друг для друга... нет, я не собираюсь делать это снова.

– Подруга. Я подруга Сенатора Стоуна, – произносит она сладко.

– Мисс Кеннеди, – Трой протягивает ей руку. – Большая честь.

Пока они обмениваются рукопожатиями, Уэс начинает смеяться.

– Жаль, что у меня нет подруги, – говорит он и обращается к Трою. – Кроме этого дебила.

– Что я могу поделать? – Трой кивает головой в сторону танцпола, наполненного парами. –

Я не позволю ему вести во время вальса.

– Удачи в поиске другого партнера, но она уже занята. – Я притягиваю Кса ближе к себе,

ощущая ревность. Очевидно, они сбросили свой манерный облик перед ней и стали сами

собой.

– Времена изменились. – Кивает Уэс сторону Кса в знак одобрения. – Невероятно приятно

встретить вас, мисс Кеннеди.

– Господа, не преувеличивайте, – издеваюсь я.

– Как мы можем. – Фыркает Уэс. – Мы же политики, если вы забыли. И кроме того, мисс

Кеннеди обаятельна и популярна. Как и все остальные, мы тоже читаем газеты.

– Ты ступаешь по тонкому льду, – предупреждаю я его, сузив глаза.

Хотя Уэс и Трой не присутствовали в Доме в ту первую ночь, они, ясен хер, слышали

новость о том, что я вернулся и заклеймил себе сабу довольном не обычным способом.

Какого черта мои друзья Домы вообще думают? Что я «кручу» с Мисс Кеннеди именно

таким способом, как показывают наши отношения пресса или они подозревают, что она

саба?

– Приятно познакомиться с вами обоими, Сенатор, Конгрессмен, – отвечает Кса. –

Хорошая работа на форуме, посвященному эпидемии.

– Ооо, прекрасное сочетание внешности и ума, – продолжает заигрывать с Кса Уэс. – Я

могу украсть вас на танец, Мисс Кеннеди? Я был бы счастлив побеседовать на тему

инфекционных заболеваний и социальной ответственности.

– Не стесняйтесь сказать ему, чтобы он отвалил, – встревает Троя. – Я так делаю.

Постоянно. То, чем мы занимались, было скучным.

– На самом деле, конгрессмен Шепард, ваша помощница – единственная, кто сообщила

мне, насколько глобальным был этот форум.

– Я надеюсь, Алисия не напугала вас. Она может быть властной, отстаивая в свое мнение.

– Трой фыркает.

– Только по отношению к тебе, – парирует Уэсли.

– Я была впечатлена, джентльмены. Она рассказала мне о новом медицинском алгоритме

действий и показала мне на YouTube, как вы оба работали. Это видео взорвало Интернет.

Я «твитнула» его.

– Спасибо. Мы ценим Вашу поддержку. Не стесняйтесь и приходите к нам. Мы находимся

всего лишь на два этажа ниже вас, и, возможно, ваша доброжелательность благоприятно

отразится на моих сотрудниках, – отвечает Трой.

– Мне очень нравится ваш персонал.

– Тогда приходите к нам в гости. Мы не кусаемся. – подмигивает Уэс Кса.

Тихо смеясь, она улыбается мне, и мое чертово чувство собственничества начинает

разгораться во мне. Строгие правила на Холме и правила этикета не позволяют мне

отвечать за нее. Но что происходит сейчас, это намного больше, чем просто обычные

разговоры за употреблением коктейлей на Капитолийском Холме. Мой долг как Дома –

это задать тон, с каким другие мужчины должны к ней обращаться, и если это будет

значить, что я должен заставить своих коллег засранцев притормозить, то так я и сделаю.

Я как ребенок на детской площадке, который не хочет делиться, я очень счастлив так

реагировать, словно агрессивный придурок, особенно по отношению к двум упертым

Домам, которые нацелились на мою сабу…

Прежде чем я сделаю какую–нибудь глупость, я напоминаю себе, что они всего лишь

дразнят меня.

– Господа, есть лишь один простой и ясный факт – эта девушка уже занята, – отвечаю я,

глядя на них, слегка подняв брови. – Во всех смыслах этого слова. Вам понятно?

На лицах Уэса и Троя вместо бестолковой улыбки появляется серьезное выражение. Их

взгляды застывают и затем они одновременно смотрят на украшение вокруг шеи Кса. Трой

переводит взгляд от ее шеи на меня и кивает мне.

– Все понятно.

Уэс слегка наклоняет голову, стараясь не выглядеть как осел, в то время как отпускает

руку Кса. Раздражение разрастается во мне подобно ледяному шару, скручивая мои

внутренности, тогда как он улыбается как самодовольный идиот. Ублюдок наслаждается

этим моментом.

– Я знаю Сенатора Стоуна на протяжении многих лет, и все, что я могу сказать, так это то,

что Вы должны быть очень... очень особенная.

– Сенатор Стоун и Мисс Кеннеди, – живо произносит наши имена сотрудница Белого

дома, – Сюда, пожалуйста. Вы сидите за столом Президента.

– Пойди разберись. – Трой хлопает меня по спине. – Наслаждайся вниманием. Слышал,

что ты наладил связи с Министерством иностранных дел Кубы.

– Немного, – бормочу я, кладя руку на спину Кса. Я думал, что мы будем сидеть с

кубинскими дипломатами, подальше, на х*й, от Норта. Я просто надеюсь, что это, скорее

всего, Райан дергает за ниточки, чтобы сделать общеизвестным наше заявление, а не

бессмысленная одержимость Норта с его нелепым предложением, которое я никогда не

приму. – Я бы предпочел сесть где–нибудь подальше от этого места. Нельзя иметь все и

сразу, конгрессмены.

– Не знаю, соглашусь ли я на это, – отвечает Уэс. – Мисс Кеннеди, с нетерпением жду

встречи с вами. Как можно скорее. Если нет, то я найду вас сам.

Сукин сын. У меня закончилось терпение и я останавливаясь прямо напротив него. –

Много хочешь, – рычу себе под нос. Если бы я мог прижать задницу Уэсли к стене и хоть

немного образумить его, я бы сделал это.

Трой протягивает руку и хватает Уэса за плечо.

– Бен прав. – говорит он, понизив голос и оглядываясь вокруг на окружающих нас людей.

Какое–то мгновение мы с Уэсом смотрим друг на друга, его губы вытягиваются в жесткую

линию. С насмешкой он салютует мне и бурчит в ответ:

– Так, для сведения, ты теряешь свое чувство юмора.

– Позволь мне самому беспокоиться об этом, – парирую я.

– Вполне резонно, – соглашается Трой, глядя на своего друга. – Уэс?

– Если я перегнул палку, – констатирует он, нахмурившись. – Это было не специально.

Я встречаюсь с его упрямым взглядом. В чем его проблема?

– Давайте потом, господа, – я отвечаю натянуто прежде, чем увести Кса.

– Что это было? – спрашивает она тихо, пока мы следуем за сотрудницей Белого дома. –

Не считая перебранки конгрессменов.

Я киваю нескольким сенаторам и их женам.

– Даже с коллегами, границы должны быть четко очерчены. Я всегда следую поговорке

держать своих врагов рядом, а друзей еще ближе. Это самые близкие друзья, которые

представляют наибольшую опасность.

– Я тоже вхожу в их число? Должна ли я быть начеку или оскорбиться? – шепчет она.

– Давай не будем об этом. Не сейчас.

– Сенатор Стоун, Мисс Кеннеди. – Сотрудница останавливается и указывает жестом на два

места с красиво оформленными рассадочными карточками, лежащими на тарелках. – Если

вам что–нибудь понадобится, ваш официант Энрике.

Пожилой мужчина ненавязчиво шагает вперед.

– Добрый вечер, сенатор Стоун и Мисс Кеннеди, что я могу предложить вам выпить? – Он

держит бутылку вина.

– Вино? – спрашиваю Кса.

– Да. Пожалуйста.

Я придерживаю ее палантин, пока она садится, расстегиваю пуговицы на своем смокинге

и сажусь на стул. Первая леди вместе со Стилманами подходит к столу и тут же краем

глаза я вижу Анджелу, которая огибает стол, идя под руку с государственным секретарем

Фэллоном, приветствуя всех сидящих. Черт меня побери! Все слишком идеально. Что же

дальше? Мы все встретимся в доме в горах, принадлежащему Норту на выходных, для

разгадывания шарад?

Я наклоняюсь и шепчу на ухо Ксавии:

– Будет интересно.

– Даже больше. Я надеюсь, что нет.

Государственный секретарь выдвигает стул и я не собираюсь тратить свое время

наблюдая, как Уорнер продолжает говорить. Она занимает место в пяти стульях от Кса, не

так уж и далеко, но по крайней мере ни она, ни Норт не смогут сильно навредить, сидя на

другом конце стола. Я говорю с заместителем министра по борьбе с терроризмом,

сидящим слева от меня, когда он начинает рассказывать о недавно объявленных

демократических выборах, которые пройдут на Кубе. Вопросы, которые беспокоят меня

это уберут ли Диаза с его поста и причина, по которой я хочу поехать на Кубу рано или

поздно, чтобы завершить наше торговое соглашение. Стэн Стиллман быстро

комментирует это и продолжает допрашивать заместителя министра. Не желая принимать

участие в массовом обсуждении, я поворачиваюсь к Ксавии с надеждой втянуть ее в

разговор, но она разговаривает с журналистом из Белого дома, который сидит рядом с ней.

Я улавливаю отрывок их разговора – Кса спросила о Джоне Рихтере и статье, которую он

пишет в Пост о Джексоне Картере.

Когда я отвлекаюсь от беседы замминистра и Стилмана и присоединяюсь к беседе Кса, она

упоминает, что Джон – тот самый Джон, который был нашим водителем в Бостоне,

написал не слишком много. Журналист рассказывает, что Рихтер затрагивает в своей

статье не только Джекса, но также пишет довольно обширную статью про несколько

других членов Конгресса. Почему я не знаю, что он работает в Пост?

Я поднимаю свой бокал, кивая, как будто я заинтересован делами кубинского МИД, но

когда Кса соглашается с тем, что в последние несколько недель, он делал все в последний

момент, я чувствую, что мне не хватает воздуха. Глоток вина попадает не в то горло, и я

начинаю кашлять в свою салфетку, будто пытаясь выплюнуть свои легкие. Б...я! В

последний момент? Что за дерьмо может выплыть? Это может быть просто ничем больше,

чем небольшая политическая возня вокруг Белого дома, тем не менее мой желудок

начинает скручивать..

Осматривая комнату, я замечаю Джекса и оцениваю, должен ли я противостоять ему.

Сначала надо узнать, что происходит... но тогда он сможет провести параллели между

Рихтером и Кса. Откуда мне знать, вдруг он может выдать все Норту – национальные

секреты продаются. Этот козырь может дать президенту огромные возможности.

После того, как не так давно Джекс показал свою привязанность Президенту, я должен

всегда держать его в поле своего зрения. Я буду использовать свои связи, чтобы защитить

ее от того, чтобы ее не позиционировали как подругу Рихтера. Не важно, что она Кеннеди

– ФБР не сжалится и втянет ее в скандал.

В последнее время Арчер молчит, но его последнее сообщение взрывает мой мозг, когда я

задаюсь вопросом, связано ли это как–то между собой.

Во время сегодняшней речи, где Норт положительно отзывается о возобновленных связях

с Кубой Кастро и его кабинету министров, я поглядываю на Ксавию. Моя маленькая саба с

ее невероятно опасными секретами. Я должен был знать, что Рихтер был другом этой

женщины, а непросто кем–то со стороны. Бл*я! Знает ли Джекс, что пресса

заинтересована им? Столько вопросов и когда мы останемся вдвоем сегодня вечером, я

собираюсь провести беседу по душам с ней.

На протяжении всего вечера, я наблюдаю за горячими спорами, возникающими за нашим

столом каждый раз, когда один из президентов формулирует свою точку зрения. Норт и

Кастро принимают самое активное участие в беседе и все внимание приковано к ним. Я

погружен в свои мысли, продолжая прислушиваться к разговору между Стилманом и

Нортом. Их разговор не говорит мне ни о чем, кроме как об их общих благотворительных

мероприятиях. Но я также ловлю каждое движение женщины, сидящей рядом со мной. То

как Кса ест свой суп, я чувствую как она вытирает салфеткой рот или облизывает капельки

с краешков губ.

– Ты не голоден? – спрашивает она меня, когда убирают суповые тарелки и подают

основное блюдо.

– Не очень, – шучу я, наблюдая за тем, как она решает, что съесть первым, отмечаю, как

она улыбается тем, кто ее окружает, уходя от комментариев по поводу ее отчима и задавая

достойные вопросы, которые могут остаться незамеченными, но помогут обойти тему ее

семьи.

Меня зовут и я узнаю голос деда Кса. Я начинаю очередную беседу с ним по вопросам

внешней торговли, позволяя ему выбрать тему. Я отвечаю на вопросы Стэна, преследуя

единственную цель, чтобы он выдвигал свои встречные доводы. Парочка замечаний, и

вуаля, Кастро заинтересован нашим разговором. Я замолкаю, слушая и анализируя их

беседу, понимая, что эта беседа нравится Кастро, а он в свою очередь развлекает их

очередными историями, параллельно задавая вопросы о Ситибанке, словно паук,

плетущий финансовую паутину.

Кроме этого, концентрируясь на Кса, ее бабушке и деде, я постоянно обращаю свое

внимание на Гавриила Норта, его лицо совершенно ничего не выражает. Всего лишь пару

раз он взглянул на Кса и то это был мимолетный взгляд, когда он осматривал сидящих за

столом. Он не игнорирует Уорнер, но также и не заходит слишком далеко в его отношении

к ней. Будучи посвященным в его садистские наклонности в его подземелье и зная о его

желании наблюдать за тем как я трахаю и учу покорности женщину, сидящую справа от

меня, делает ужин в десять раз совсем–не–лезущим–в–горло и я жду с нетерпением, когда

же он подойдет к концу.

– Ты не важно выглядишь, – говорит Ксавия, глядя на мое лицо.

– Это все из–за нехватки воздуха. – Я притворяюсь, зацепив пальцем свой воротник, как

будто мне душно. Больше всего я озабочен теми несколькими основными игроками,

сидящими рядом с нами, пытаясь раскрыть характер их отношений, у меня нет ничего на

них... кроме несварения желудка.

Наконец, мучительный ужин заканчивается, и я беру руку Ксавии, пока все мы идем в

танцевальный зал, где играет оркестр морской пехоты. Пакито Д'Ривера выходит на сцену

и звуки альтового саксофона музыканта, безусловно, завораживают.

Ксавия слегка покачивается и при тусклом освещении, я вижу изгибы ее бедер,

прижимающиеся близко ко мне, тихий стон удовлетворения вырывается из меня, когда она

«случайно» задевает мой полу–эрегированный член. Мое плохое настроение сходит на нет

и я тяну ее к себе.

– Извините, Мисс Кеннеди? – зовет ее мужской голос позади нас.

Повернув голову, я смотрю на мужчину и горькая ярость начинает душить меня, в то

время, когда Норт кланяется моей сабе, протягивая ей руку.

– Не окажете ли Вы мне честь потанцевать со мной?

Фотографы окружают нас потоком вспышек в то время, как я осознаю всю невозможность

этой ситуации. Под натиском прессы, она не может отказать ему и этот засранец знает это.

Мы с ней обмениваемся долгими взглядами и чтоб меня. Во мне зарождается

предупреждение о повышенной боеготовности 5 уровня. В ярости я сжимаю челюсти,

чувствуя, будто мои зубы могут раскрошиться в любую секунду.

Джекс стоит рядом со мной. Хлопая меня по спине, он шепчет:

– Улыбнись. Это всего лишь танец.

Глава 19

ПРЕЗИДЕНТ ДОЛБО*Б.

Танцуя с президентом Нортом, я вежливо улыбаюсь в то же время, видя вокруг себя

ослепительно яркие вспышки камер несметного количества репортеров. Я пытаюсь

слушать его, его безобидные замечания и просто отвечать на вопросы. Деревянным

голосом, я отвечаю ему либо «да» либо «нет», вальсируя вдоль танцпола, постоянно

напоминая себе, не глазеть на Беннетта.

Это была чудовищно адская ночка. Во время ужина, сенатор Уорнер таращилась на меня,

гоняя свою еду по тарелке, и жевала ее, словно это было стекло. Несколько раз с ее губ

слетели язвительные замечания, произнесенные себе под нос, но явно направленные в мой

адрес. Она сидит в пяти человеках от меня, и я не понимаю, почему она вышла на тропу

войны против меня. Кроме того единственного случая, когда я нарвалась на нее, в

буквальном смысле, в свой первый день на работе, я не знаю, что ее гложет. Несколько раз

я сталкивалась с ней в коридоре на работе и сразу уходила в дамскую комнату. Но сегодня

какая–то муха укусила ее за задницу, она даже не пытается это скрывать.

– Я пытался встретиться с Вами в течение довольно длительного времени. Знаете ли Вы

об этом? – Норт произносит это и я чувствую, как внутри меня всю передергивает.

– О, пожалуйста, простите мою бабушку, – говорю я автоматически, взглянув на него.

– Грейс тут не при чем, – отвечает он и его пальцы прикасаются к моей нижней части

спины. – Я заинтересован в Вас. Я могу помочь Вашей карьере, если Вы позволите мне.

Он не намного выше меня, когда на мне эти экстремально высокие каблуки и первый раз я

заметила, когда он смотрел на меня через стол взглядом, выводящим меня из равновесия.

Норт не просто смотрит на меня, он пронзает меня своим немигающим цвета топаза

взглядом, который неотрывно направлен на меня, как будто он пытается проникнуть

глубоко в мои мысли. Какая–то промывка мозгов и я опускаю глаза, надеясь избежать его

пугающего внимания.

– Я–я не понимаю, – запинаюсь я, но, когда он прижимает свой эрегированный член к

моему бедру, я поднимаю глаза обратно, глядя на него, всматриваясь и пытаясь понять, что

это вовсе не то, о чем я подумала.

Глаза Норта подернуты поволокой еще сильнее, чем раньше.

– Неужели? – спрашивает он.

– Нет. Мне не нужна Ваша помощь в моей карьере, – отвечаю я, выгнув свои бедра

подальше, настолько далеко, насколько я могу.

Он сильнее обвивает руками меня за талию, все время улыбаясь мне.

– Я никого не хотел обидеть. Но у Вас есть амбиции и Вы не должны застрять в качестве

простого сотрудника в мрачном офисе. – Его голос словно шелк. Уверенный. И оказывает

противоположный эффект на меня.

Дерьмо! Меня коробит от этого и я дергаю рукой, пытаясь освободиться из его хватки. Он

быстро реагирует на мою попытку бегства, продолжая кружить меня пока мы танцуем.

Вместо того, чтобы освободить свою ладонь, я, наоборот, цепляюсь за его руку, чтобы не

упасть в грязь лицом.

Если бы он не кружил меня в танце на тот момент, то я бы смогла освободить свою руку из

его хватки. Музыка меняется и теперь мы танцуем сальсу в окружении других пар. Я

пытаюсь двигаться в соответственно музыке и заставляю свой мозг успокоиться, говоря

себе, что скорее всего у президента просто спрятано оружие под одеждой. Я быстро делаю

вывод, что это возможно должно быть так и есть. Я слишком остро реагирую, уже не

первый раз, но в этот раз, на мне сосредоточены взгляды людей со всего света. Люди

вокруг хлопают и Норт подхватывает меня в конце очередного па. Он все контролирует и

является исключительным танцором, а когда он смеется, его смех, теплый и

располагающий к общению.

Тщательно стараюсь убедить себя, что я действительно, действительно ошибаюсь. Этот

мужчина женат. Его жена хорошо образованная, остроумная и является необычайно

уважаемой первой леди. Его дети, две дочери, обожают его и совсем не чудачки. Они

близнецы: одна работает педиатром, а вторая является лейтенантом ВВС. Обе работающие

мамы и являются примером для нации.

У меня перехватывает дыхание. Не от танца, а от моего богатого воображения. Музыка

заканчивается и снова эти вспышки камер и аплодисменты людей, стоящих вокруг.

– Вы прекрасный танцор, господин Президент. – Я морщусь от чрезмерного мелькания

вспышек этих вездесущих фотографов вокруг.

– Немногим ранее моя жена заставила меня брать уроки. – Он направляет меня в сторону

комнаты. – Я удивлен, что Вы так восприимчивы к тому, когда Вас фотографируют.

– Мне никогда не нравилось быть под микроскопом, – отвечаю я сухо.

– Не сравнится с тускло освещенной комнатой и присутствием в ней правильного

человека. Конфиденциальность в правильном доме. Не так ли, Мисс Кеннеди? –

Президент Норт наклоняется ко мне, его руки плотно оборачиваются вокруг моей талии.

Пространство вокруг меня сжимается. Я анализирую его слова, эхом отдающимся у меня в

ушах, и резко перевожу взгляд обратно на Норта. – Что Вы только что сказали? – Я

вероятно не расслышала его.

– Моя сабмиссив не против. Это всего лишь способ, чтобы добраться до Вас. Вы всегда

были как приз. Я бы хотел получше познакомиться. И у меня есть идеальное место. Разве

сенатор Стоун не передавал Вам мое предложение?

– Какое предложение? – выдаю я. Мои мышцы внутри завязываются в узлы и я чувствую,

как холод скользит по моей коже, распространяясь внутри меня.

– Спросите его. – Он машет людям, стоящим вдоль стен.

Теперь я держусь за него.

– Почему бы Вам не ввести меня в курс дела?

Его брови взмывают вверх.

– Я чрезвычайно заинтересован, когда речь заходит о Вас и это совсем не повлияет на мои

отношения с Вашими бабушкой и дедушкой, если Вас это беспокоит. Я могу быть очень

щедрым и благосклонным к Вашей будущей карьере в Белом доме. В предстоящей

избирательной кампании Стоуна. Как говорится, рука руку моет. Я хочу провести одну

ночь с Вами.

Таким сраным образом это первое лицо государства пытаться выторговать мою

благосклонность лишь бы переспать со мной? Если бы я только могла пнуть ему по его

президентским яйцам и меня бы не стали судить за это, как за государственное

преступление.

– Этого никогда не будет, господин Президент.

– Разыгрываете из себя «недотрогу». Я люблю принимать достойный вызов. До новой

встречи, – шепчет он мне на ухо, нацепив на лицо очаровательно–лживо–противную

улыбку. – Спасибо за танец, Мисс Кеннеди.

– Господин Президент... – это все, что я могу выдавить из себя. Я проглатываю слова,

готовые сорваться с моего языка, в ответ на его, которые звучат как угроза или больное

обещание, исходящее от президента. В любом случае, это чистой воды дерьмо. У меня

есть, что сказать ему на это, но здравый смысл заставляет меня попридержать язык.

Помощник Норта подходит к нему и начинает что–то говорить, больше похоже на то, что у

Норта назначена встреча с некоторыми из гостей, с которыми ему надо побеседовать.

Господи! Я оступаюсь, в то время как одна из гостей наступает на подол моего платья.

– Простите меня, – извиняется женщина.

– Все в порядке. – Слегка поморщившись, я подбираю подол платья с одной стороны,

благодарна за эту небольшую передышку. Находиться на танцполе с этим надутым

эгоцентристом – это одно. Сейчас же я должна вернуться к Беннетту и вести себя как ни в

чем не бывало, притворяться и не обращать внимание на то, что президент зародил тень

сомнений во мне, до тех пор, пока не выясню о каком предложении Норта шла речь. Если

я хоть как–то поддамся этому безумию, то мой чересчур мнимый Дом устроит здесь

разнос. Быть здесь с Беном требует обдуманных действий совсем не так, как я привыкла

обычно метать молнии.

Не так давно мой ревнивый Дом был на волоске от того, чтобы не наподдавать своему

приятелю, сенатору Андерсону. Если он набросится с кулаками на Норта, то его карьере

придет конец. Ссоры во время правительственного обеда не забываются. Его арестует

Секретная служба и запрет в неизвестном Федеральном учреждении, поэтому я

напоминаю это себе, по крайней мере, раз десять, пока мы вместе с Президентом Нортом

покидаем танцпол.

Вот ведь дерьмо! Вряд ли может быть хуже, но тем не менее так и есть. Прямо передо

мной стоит сенатор Уорнер, преграждая мне путь, на этот раз, скрестив руки на груди и

даже не пытаясь скрыть яд, сочащийся из нее.

– Сначала Стоун, – шипит она. – Какого черта ты творишь, ты маленькая суч...

– Анжела, не устраивай сцен, – предупреждает Норт, а затем указывает подбородком в ее

сторону. Я так понимаю, это какой–то знак. В подтверждении этого нас, словно облако,

окружают темные костюмы, хотя нет, его окружают и сквозь стену из секретных агентов, я

вижу, как уводят Уорнер.

Вот проблема и решена. Слова Норта настигают меня и вся правда обрушивается на меня

со всей силой. Анжела Уорнер–это «она» о ком он упомянул. Его саба.

Президент больше не говорит ни слова мне, оглядывается и подмигивает мне, прежде чем

уйти. Меня окружает небольшое количество людей, гости и несколько агентов Секретной

службы. Капельки пота скользят по моей коже, и все, что я хочу сделать – это найти Бена и

убраться отсюда. Я окружена толпой, но как–то я умудряюсь выбраться, найдя небольшую

прореху во всей этой толпе.

– Наконец–то, – говорит Беннетт, и я понимаю, что он единственный, кому я рада на всей

этой вечеринке.

– Эй, – говорю я, подойдя к нему. Мое лицо горит, словно в огне и я надеюсь, что то, что

сейчас натянуто на мое лицо хоть как–то напоминает улыбку, которая удовлетворит его.

– Ты в порядке? – спрашивает он низким голосом, сплетая свои пальцы с моими.

– Абсолютно. Просто жарко.

– Похоже, что сенатор Уорнер сказала что–то. Что случилось?

Я пожимаю плечами.

– Я не знаю. Это случилось так быстро.

– Она что–нибудь говорила? Честно. – Его пальцы крепко сжимают мою руку и вдруг пазл

начинает складываться. Ее язвительный взгляд на меня сегодня, на работе, в коридоре. Все

стало еще хуже в то время, когда я танцевала с Нортом, и то, как она переводила взгляд с

Беннетта на меня во время ужина.

– Ты был любовником Уорнер? – Я отвечаю на его вопрос вопросом, даже не подумав, как

он не любит, когда я так делаю. Он не отвечает и я вижу, как он вздыхает. Его плечи

поднимаются, в то время как его широкая грудь расширяется.

– Да. Думаю, это один из тех разговоров в стиле «нам нужно поговорить», которые ты

хотела услышать. Не беспокойся.

Я двигалась мимо него, когда его рука дергается и берет меня под руку.

– Ты хочешь уйти уже?

Не оглядываясь, я говорю через плечо, ощущая, как немеет все мое тело.

– Только захвачу свою накидку.

Шатер для проведения вечеринку оформлен не так, как для проведения обеда. Люди везде

и повсюду и дорожки усеяны гостями, СМИ и агентами спецслужбы. К Бену постоянно

обращаются люди, желая что–то сказать или просто спросить. В отличие от нас. Мы идем

обратно к столу в полной тишине, у меня такое чувство, будто я тащу за собой по полу

цементный блок или два.

Когда мы приходим, бабушка улыбается, но выражение ее лица меняется на

обеспокоенное, когда она смотрит на меня, пока я беру свою накидку со стула.

– Ты уезжаешь? – спрашивает она недоуменно.

– Да. – Это все, что я отвечаю.

– У нас не получилось достаточно пообщаться. Как насчет обеда или ужина на этой

неделе? Мы будем в городе до воскресенья.

Я до смерти устала, зла и не в настроении отпускать умные комментарии.

– Я позвоню тебе.

– Я пыталась позвонить тебе, прежде чем мы приехали... – начинает она.

– Пожалуйста, бабуля, у меня куча работы на Холме. Это вовсе не развлечения и

вечеринки. – Я жду, что она начнет как–то возражать или начнет объяснять, что у нее

очень плотный график и ей надо знать ответ прямо сейчас. Но этого не происходит.

– Ты ведь не продолжаешь зависать с мистером Рихтером? Не тогда, когда у тебя есть

другие интересы, которыми надо заниматься?

– О чем ты говоришь? – Меня словно ударили прямо в самую глубь.

– Просто... он не тот, с кем ты должна сейчас общаться.

Я готова сказать ей, что мы с ним сейчас не в лучших отношениях. Очень хочу. Хоть мы с

Джоном и не в ладах, я не хочу, чтобы она винила его. Сделала что–то, что может

непосредственно навредить ему.

– Это, наверное, моя вина. Я позволила тебе думать так, потому что мне так надо было.

Мы с Джоном никогда не встречались. Мы всего лишь друзья.

– С чего бы это мне думать, что ты встречаешься с геем? – отвечает бабушка в тот момент,

когда дед выскальзывает из–за стола, держа в руках бокал с его любимым бурбоном и

кока–колой.

– Принцесса, ты великолепно смотрелась, танцуя с президентом.

Собрав весь свой здравый смысл, каким я обладаю, я игнорирую деда, обращаясь к

бабушке.

– Ты все знаешь?

– Конечно, да. Я в курсе многих вещей. Все, что тебе нужно сделать, это попросить

рассказать тебе правду. Веришь или нет, но твой дед и я не сплетники. Мы хотим, чтобы

наша семья была счастлива. Мы не раздуваем скандалы. Распространять слухи не лучший

вариант. Будь осторожна на этом поприще, дорогая.

– Звучит как угроза, бабуль. – Я бросаю взгляд на Беннетта. Он разговаривает с мужчиной,

кем–то из кабинета Кастро.

– Глупость, не так ли. Я обещаю. Позвони мне, Ксавия. – Бабушка похлопывает деда по

плечу. – Стэн. Помогите мне, сэр.

Слово «сэр», произнесенное моей бабушкой словно нож, вонзающийся мне в голову. Нет.

Совершенно не то значение, в каком я использую его с Беннеттом. Я пытаюсь вспомнить,

сколько раз она произнесла его, но не могу мыслить здраво.

– Послушай свою бабушку хотя бы раз. – Резко прерывая мои мысли, дед берет меня за

руку и сжимает. Поддавшись его очарованию, он смотрит на меня холодным взглядом. –

Потребовалось достаточных усилий, чтобы ты оказалась здесь. Не ты одна поставила все

на карту. Мировая экономика нестабильна. Пора взрослеть, Ксавия. Не упускай эту

возможность. – Его слова, словно лед медленно проникают в меня.

Я не могу притворяться, что не потрясена, когда я ищу его лицо и пытаюсь понять, к кому

он говорит слово «усилия» и мое место здесь.

– Мистер и миссис Стилман, – говорит Беннетт, стоя рядом со мной. – Это был

замечательный вечер.

– Сенатор Стоун, – отвечает дед в то время, когда они с Беном жмут друг другу руки. –

Мы крайне впечатлены Вашими результатами и Вашим будущим. Мы поговорили с Вице–

президентом и скоро встретимся с Вами.

Это больше похоже на политическую любезность, то же банальное дерьмо, которое я

слышала сегодня и я ненавижу эту часть игры. Бабушка слегка обнимает меня, также как и

дед. Я чувствую их пристальный взгляд, молча одевая свою накидку. Когда мы прощаемся,

у меня нет слов, я растеряна и не могу уйти из Белого дома достаточно быстро.

***

– Это вовсе не мое воображение, – говорю я Беннетту, когда он въезжает в подземный

гараж отеля «Франклин». – Мои бабушка и дед участвуют в каком–то...заговоре.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, пока паркует машину на месте,

принадлежащему номеру, которым он владеет. Номером, куда он приводил своих саб и я

снова мои мысли возвращаются к вопросу, который я задала ему о сенаторе Уорнер и на

который он отказался ответить, были ли они любовниками?

– Я не знаю. Это внутреннее чувство.

Снаружи было темно, но внутри меня было еще темнее...тьма со всей ее грязной ложью и

грязными секретами, которая лезла из всех щелей быстрее, чем я могла с ней справиться.

Я подавляю дрожь при мысли о президенте, моих бабушке и дедушке, возможно, Вице–

президенте...сколько еще таких, как они плетут интриги в этой исковерканной

политической шахматной партии?

– Если ты не уверена, почему бы нам не поговорить о чем–то конкретном? – Он открывает

свою дверь, прежде чем я могу ответить. Что я могу сказать, не разжигая огня?

Открыв мою дверь, он берет мою руку и тянет меня вверх. – Ничего конкретного. В этом и

проблема, – отвечаю я.

– Но кое–что всплыло наружу. И ты все еще утаиваешь от меня что–то.

Я не отвечаю ему. Не только я одна утаиваю.

– Правительственные обеды никогда не бывают скучными, разве это не твои слова? – В

его голосе проскальзывает издевка. Я смотрю в его задумчивые глаза, в которых появился

намек на гнев, в этих его зеленых глубинах. Он медленно моргает и взмах его темных

ресниц настолько притягателен, как никогда прежде.

– Было очень сложно. Но пребывание рядом с моей семьей в течение пяти минут может

привести к этому. Трудно сказать. – Я напоминаю себе, что совсем не время выдать все

мои секреты.

– Но у тебя есть свое мнение, – отмечает он.

Мы подходим к частному лифту и, когда мы останавливаемся перед полированной

металлической дверью, я бросаю на него взгляд. По крайней мере, я настолько разгневана,

насколько я себя чувствую, гнев для меня как спасательный круг, который держит меня

вместе, а не дает распасться на части.

– Мы можем подождать, пока не поднимемся наверх, чтобы обсудить, что произошло?

– Никаких проблем, как ведь пожелаешь. – Двери плавно скользят, открываясь и Беннетт

жестом предлагает мне войти.

Обычно к этому времени он прижимал меня к стене лифта, врываясь своим языком мне в

рот, сжимая в кулак мои волосы и предоставляя самое лучшее в моей жизни. Но не

сегодня. Мы стоим рядом друг с другом, наши плечи не соприкасаются.

Он приглашает меня выйти из лифта и вот мы стоим перед дверями номера люкс. Внутри

меня целый кордебалет, который рвется наружу и жаждет получить ответы на вопросы. Он

с силой проводит своей магнитной карточкой, точно такой же, какую он давал мне.

Голосок в моей голове шепчет:

– Сколько таких как ты?

Остановись! Перестань думать о том, сколько раз он делал это. Он открывает дверь и

замирает, позволяя мне войти первой. Я обхватываю себя за талию, прохожу вперед, а он,

как тень, следует за мной.

Я слышу как стучат наши каблуки по полу. Их звук разрозненно отдается эхом от стен,

чем–то напоминая мое сердцебиение, отдающееся в моей груди. Сейчас не время убегать и

прятаться. Весь этот хаос – это самое то. Он уничтожает все. Есть только один выход. Все

что мне нужно – это смелость, чтобы действовать.

Проглотив комок сомнений, я напоминаю себе, что я не собираюсь быть игрушкой Норта.

Я твержу про себя: «Я могу сделать это». Я собираюсь устроить представление на пустом

месте. Я приехала в Вашингтон, желая узнать правду. Нужно знать правду! Это путь, мой

путь, и я объявлю войну любой ерунде, которая может возникнуть. Пока я иду, я пытаюсь

найти то, зачем я пришла или я... мы... все навсегда потеряем. Это настоящая граната, мой

шанс, появился наш шанс выложить все начистоту. Обратного пути нет и сейчас как раз

время, чтобы снять все преграды. Что есть у меня в качестве оружия? Мой ум, мой

инстинкт. Моя способность приспосабливаться.

Мы идем в гостиную и я останавливаюсь около дивана. Пришло время скинуть «бомбу»

номер один.

– Во–первых, ты задолжал мне ответ на вопрос. Простое «да» или «нет» без объяснений

меня устроит.

– Что произошло сегодня? – спрашивает Беннетт хриплым голосом, когда останавливается

позади меня. Его слова ласкают мои обнаженные плечи. До сегодняшнего вечера, было бы

так просто притвориться, откинуться назад, потеряться. Я качаю головой, скорее борясь с

желанием ответить ему, а не наоборот поддаться ему.

– Ты был или нет Домом сенатора Уорнер? – Обернувшись, я встречаюсь лицом к лицу с

ним. Странно, что мой голос не дрожит, хотя внутри меня все вибрирует и плавится.

Его взгляд ловит мой и его глаза расширяются, прежде чем все его лицо становится

мрачным. Тень огорчения, смешанная с разочарованием появляется на его лице и я не могу

позволить своему желанию смягчить боль от острых как бритвы ответов. Не важно, для

него или для меня.

– Ты спрашиваешь, потому что Норт сказал что–то, – резко отвечает он. – Но ты

отказываешься рассказать мне все, что произошло.

Я вздергиваю подбородок, делаю вдох, чтобы мои намерения стали непоколебимыми и

встречаюсь с его пламенным взглядом.

– Какое это имеет отношение к твоему ответу на вопрос?

– Да, – отвечает он, ничуть не скрывая.

Не ожидая этого, его простой и прямой ответ сражает меня наповал.

– Ты приводил ее сюда? Трахал ее в этой спальне! Связывал ее и обещал ей то же самое,

что обещал мне? Скажи мне правду! – Я наступаю на него, подняв кулаки вверх, но он не

поднимает руки, чтобы остановить меня. Я колочу ему в грудь, затем хватаю его за

лацканы, глядя на него.

– Она была моей сабой. И ты, мать твою, прекрасно знаешь, что это закрытая тема.

От того, как он говорит, весь мой сдерживаемый гнев увеличивается в геометрической

прогрессии.

– Вот что я думаю о вашей закрытой теме! – Я даю ему сильную пощечину. Отпечаток от

моей руки расцветает, как огненный цветок на его коже, пока он смотрит на меня с

взглядом хищника, в котором присутствует ярость, смешанная с голодом. Он не

прикасается к тому месту, где я его ударила. О нет.

Он наступает на меня.

– Ты закончила?

Мое тело наполнено адреналином я еще не закончила со всем этим, когда представляю его

с другой женщиной, той женщиной! Все это время, она сновала туда и обратно в его

кабинет. Норт говорил о предложении и, вспоминая это, я чувствуя как языки жидкого

пламени растекается по моим жилам.

– Ты обещал меня Норту? Это какой–то больной план, по которому сначала ты готовишь

меня, как ты сделал с ней, а потом отдаешь меня ему?

– Бл*ь, нет! – Бен бросается вперед, хватая меня за плечи и толкает меня назад, пока не

прижимает к стене в гостиной. – Я никогда не буду делить тебя.

– Может это тоже закрытая тема, что то, чего ты пытаешься избежать?

– Будь осторожна, девочка. Я сказал, что никогда не буду делить тебя и именно это я и

имею в виду. Где, бл*ь, твое доверие, которые ты мне обещала, которое должно быть у

тебя ко мне? – Он скользит взглядом вниз к моей груди, прежде чем его дымчатые глаза

снова поднимаются обратно к моим. – Может быть, ты единственная, кто сыта всем по

горло!

– Я? – Недоверчиво кричу я. – Тогда скажи, какого хера, и что за сделку вы заключили? Не

ври мне. Я хочу знать, что президент Норт планирует и почему это касается моей бабушки

и деда.

Мгновенье мы оба смотрим друг на друга и я вижу смятение в его глазах.

– О чем ты говоришь?

– Продолжаешь играть? – Я не могу поверить, что я положила все свое доверие к его

ногам. – Норт сказал мне. Ладно. Он может быть отвратительный и лживый сукин сын, но,

по крайней мере, он сказал, что вы оба планируете и замышляете кое–что вместе. Когда ты

решишь рассказать мне правду, тогда я выслушаю тебя. До тех пор держись от меня

подальше.

– Норт гребанный лжец! – взрывается он. – Ты не представляешь, насколько он развратен.

– Я думаю, что я знаю! – Я настолько зла, что отталкиваю Беннетта и проношусь к двери.

– Кса, подожди!

Я чувствую его тепло, когда двигаюсь мимо него, со столика при входе я хватаю

маленькую статуэтку. Она сделана из мрамора и я запускаю ее в него. Фигурка прилетает

ему в лодыжку и он запинается. Меня не еб*т. По крайней мере сейчас он не пытается

остановить меня... ему не удается. Я забыла, что мне надо вызывать лифт.

Беннетт приближается ко мне с выражением чистой ярости.

– Стой. Там. Где. Стоишь! – рычит он.

Сделав шаг назад, я качаю головой и отчеканиваю каждое слово:

– Поцелуй. Меня. В. Зад. – И затем я бегу мимо лифта к лестничному пролету.

Я пробегаю первый этаж. Моя грудь вздымается, а мысли находятся в беспорядке, я мчусь

через холл, остановившись только тогда, когда я уже далеко за пределами входа в отель.

Глава 20

ПОЛНОЕ ФИАСКО.

Несколько часов я ворочалась в своей постели, крутясь и мучая себя. Наконец–то

наступает утро, а я лежу и обнимаю свою подушку. Я поднимаюсь на локте, чтобы

взглянуть на часы. Боль от спазма в шее пронзает мою голову. Просто, бл*ь, здорово. Я не

сомкнула глаз и мое тело ощущается, словно я пробежала марафон через ад и обратно. Бен

звонил и писал мне всю ночь, но я не могу пересилить себя и поговорить с ним.

– Перестань мне звонить! – Я слышу, как кричит Брук, а потом что–то ударяется о стену в

ее комнате.

Боже, я так понимаю ее чувство. Думаю, что мы с Брук одинаково можем кидать вещи,

когда расстроены. Я слышу топот ног по деревянному полу, пересекающие комнату за

дверью рядом с моей.

Раздается ее смех с привкусом горечи, до жути пугающий в тишине раннего утра.

– Вот именно, ублюдок. У тебя нет права голоса. Ничегошеньки. Не тогда, когда ты женат

и являешься отцом двух детей. Все, что тебе нужно знать... я ненавижу тебя! Будь ты

проклят, Дерек!

До аборта Брук остается несколько часов и слышно, как она спорит с отцом ребенка.

Дерек? Она никогда не говорила о нем... так ведь? Я прокручиваю в голове цепочку из

образов мужчин, с которыми она встречалась, но я не могу ничего припомнить. Грохот.

Еще один удар раздается из ее комнаты, затем я слышу ее всхлипывания, которые

превращаются в вопли. Святое дерьмо!

Я бросаюсь к ее двери. Она закрыта... я дергаю за ручку. Она заперта.

– Брук. Ты в порядке? – обеспокоенно спрашиваю я.

– Отлично! Со мной все, бл*ь, прекрасно, – плачет она.

– Я могу помочь тебе? – Я прислоняю голову к дверному косяку.

– Я собираюсь принять душ. Ты можешь сделать нам чаю?

– Договорились! – Я отпускаю дверную ручку. Да, все, что мне нужно – это что–то

сделать. Затем я останавливаюсь, разворачиваюсь и возвращаюсь. – Держись. Ты не

можешь повлиять на все. Помнишь?

– Черт! Ты права, – говорит она и открывает дверь. – Эй! Ты вообще спала?

На мне надето платье, но оно все мятое.

– Да, пыталась. Я не могла заставить себя переодеться.

Она запускает обе руки в волосы, качая при этом головой.

– Мы отличная парочка. Да ведь?

– Два сапога пара, – отвечаю я и грустно улыбаюсь.

***

У меня звонит телефон.

– Привет, – говорю я, когда вижу, что это Джон. От Беннетта больше нет ни единого

сообщения. Он перестал звонить около пяти и я выжата как лимон.

– Прости за вчерашнее, – бормочет он. – Мне нет оправдания. У меня крыша поехала.

– Давай просто забудем об этом.

– Ну и как все прошло? – спрашивает он.

– Мы говорим о прошлой ночи? – Я приняла душ, переоделась и заполнила себя кофеином

... сейчас легче скрывать свои бушующие эмоции.

– Абсо–блять–лютно, да. Кстати, ты, случайно, не спрашивала Стоуна о возможности дать

мне интервью? Чувак реально горяч. Тем более, сейчас вы встречаетесь. Я рассказал про

это своему редактору и она только «за». Эксклюзив от вас двоих. Что–то вроде один день

из вашей жизни! Что ты на это скажешь?

Я ошеломлена и я не могу ему врать.

– Джон... мы не вместе. Уже нет.

– О чем ты говоришь? Фотографии вас двоих смонтированы? Мой редактор в

предвкушении и это смогло бы обеспечить мне место за собой в Пост. Больше никакого

фриланса. Я получу двойную выгоду.

Мое сердце сжимается еще сильнее, когда я слышу разочарование в его голосе.

– Все кончено. В понедельник я напишу заявление на увольнение. Все очень плохо.

– Ты с ума сошла? Ксавия, не глупи. Что случилось? Мир ведь не рухнул, да ведь? Если он

что–то сделал, бл*ь, насколько же плохо это может быть? Только взгляни на этого

мужчину! Он потрясающе красив и хочет, чтобы ты была рядом. Не будь дурой. Возьми

себя в руки. Черт, хоть раз ты можешь подумать о ком–то, кроме себя самой?

Его слова подобно удару в грудь со всего маху. Я сглатываю, чувствуя, как мои глаза

наполняются слезами.

– Мне жаль, что ты так считаешь.

– Нам надо поговорить, – выдает он и вся сила слов накрывает меня. Тех слов, которые

Беннетт повторял мне снова и снова.

– Я не могу.

– Почему? Ты боишься, что я могу вразумить тебя? Слушай, я сейчас приеду.

– Нет. Не надо!

– Что за черт в тебя вселился? – Он снова повышает голос, готовый сорваться.

Я не могу сказать ему, куда мы с Брук собираемся, поэтому я прикрываю ее.

– Я собираюсь к врачу. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Не очень хорошо себя чувствуешь. Сегодня же выходной. Какой врач сегодня работает? –

требует ответа он.

Я слышу шаги Брук в коридоре и кратко отвечаю Джону.

– Частная клиника. Ладно. Слушай, я должна идти. Позвоню тебе позже.

– Ксавия. Б...! Не смей «динамить» меня!

Я не могу поверить, что у нас ним возникла эта перепалка. Мне ничего не остается как

повесить трубку.

– Пока, Джон. Как я уже сказал ранее. Поговорим позже. – Я швыряю мобильник в сумку

и, закрыв глаза, начинаю считать.

– Я готова, – заявляет Брук, прежде чем я дохожу до пяти.

– Ты уверена? – Я спрашиваю ее, стараясь засунуть свои чувства подальше. – У тебя еще

есть время передумать.

Она подходит к журнальному столику. На ней надеты штаны для йоги и свободная

футболка, ее волосы забраны в высокий хвост. Она останавливается и прикасается к

одной из увядших роз.

– Как нельзя «да» за последнее время. Не волнуйся. Я в полном порядке.

– Просто хочу удостовериться. – Я делаю глубокий вдох, заставляя свои мысли перестать

роиться у меня в голове.

– А ты? – спрашивает она, поворачиваясь и встречая мой взгляд.

– Подумаешь, немного нервничаю.

Всю ночь, мои мысли были вокруг Беннетта. Мое последнее воспоминание о нем

преследует меня с того самого момента, когда мои ноги, запинаясь бессчетное количество

раз, уносили меня от него. Сейчас у меня в голове крутится огромное количество

вопросов, я же покинула гостиничный номер, не получив правды. Самый большой и

самый волнующий меня вопрос – смогу ли я жить дальше, без того, что было между нами?

Я не смогу объяснить этого никому. Кто в здравом уме сможет понять, что у меня

потребность в диком сексе? Мне необходим дикий публичный секс. Я молю о нем. Он не

просто нужен мне, я расцветаю, дрожу вокруг его члена. Наша грубая первобытная связь

слишком больная, слишком темная и взрывоопасная.

Я готова сделать все, что угодно, лишь бы остановить свои безудержные мысли. Я гляжу

на стену, желаю биться снова и снова об нее изо всей силы, но сомневаюсь, что это

поможет мне. Вцепившись в диван, я концентрируюсь и сосредоточиваюсь на том, что

будет со мной и моим гребанным будущим. За последний месяц с момента встречи с

Беннеттом, моя жизнь перевернулась с ног на голову и я и не представляла, что она пойдет

под откос. Но так оно и есть.

– Давай сделаем это. – Брук надевает свои очки, что означает, что она готова отправляться

в путь.

Я беру свою сумку с ноутбуком с подушки рядом со мной и задаюсь вопросом, зачем я

тащу работу с собой. Работа? Она под большим вопросом. Беннетт не нанимал меня, это

сделало федеральное правительство, но в конце каждого месяца по каждому отделу в

офисе сенатора подаются отчеты. Включая и мой отдел. Ничего сверхъестественного,

просто куча форм, которые дала мне Нора. Мое последнее официальное назначение. Я

беру книжку в мягкой обложке с журнального столика. Книга Брук. – Не возражаешь, если

я одолжу ее?

– Конечно, нет.

Всяко лучше, чем бесцельно размышлять. Я замираю. Дерьмо. Меня осеняет. Но если я не

пройду стажировку, то я не смогу определиться с темой диссертации, я очень сомневаюсь,

что смогу найти другую работу на Капитолийском холме, если случится этот облом. Даже

если бы я могла, я не хочу случайно натыкаться на Беннетта. Это не обычный разрыв

отношений – скорее всего это похоже на закулисную игру с несколькими плохими

актерами. Вице–президент и ее кампания. Больной президент с его безумным

предложением, которое Бен отказывается по–честному обсудить. Джон – неужели я

подрываю нашу дружбу? И, конечно же, мои бабушка и дедушка, которые успеют

запрыгнуть на подножку уходящего поезда в ад. Похоже на то, что я выдернула чеку у

гранаты и может пострадать все больше и больше народу, только в финале я буду в

официальном черном списке Вашингтона. Супер, Кса. Действительно, супер!

Кто играет за меня? Хотелось бы мне знать, кто мой отец. После этого признания факта,

глубокосидящая боль внутри меня, которую я подавляла, наполняет меня до предела.

Слезы подступают к глазам и нет смысла останавливать их, пытаясь сморгнуть.

– Эй, ты в порядке? – Брук останавливается и приближается ко мне, встав передо мной.

– Я просто устала и чувствую себя совершенно глупо.

– Ты мало чего сказала, когда я приехала за тобой. Хочешь поговорить сейчас? У нас будет

долгий путь. Это отвлечет меня от того, что скоро произойдет.

Секунду я стараюсь подавить боль, взмывающую вверх, выпуская воздух из легких с

легким шипением, но мой подбородок начинает дрожать. Почва уходит у меня из под ног.

Ох ты ж бл* Я не могу сама себе помочь. Боль последних недель и вся моя жизнь застают

меня врасплох. Не слезы льются из моих глаз, а поток горя прорывает плотину. Я падаю,

словно прыгнув без парашюта головой вниз. Боль разрывает меня пополам как рваная

молния и все, что я могу сделать, это быстро падать.

Эмоционально сломленная, я понимаю, почему это настолько больно. Я смотрю на Брук. –

О черт! Я в полном дерьме.

– Да. Вот это я и подумала. – Она крепко меня обнимает. – Так что сделал Стоун?

***

Я пообещала Беннетту, что я никогда и никому не расскажу о его драгоценном и частном

клубе, но какая, на хер, разница! Сжав руль руками, я рассказываю Брук о своем недавнем

путешествии в мир жесткого и дикого секса. И что это иногда все происходило в комнате,

где присутствовали и другие люди, не спрашивай меня, кто они, они смотрели, как мы с

Беном занимались этим часами. И тогда, когда я не могу остановиться, я выкладываю все

грязные подробности о том, как он шлепал меня, связывал, но опускаю подробности о том,

как я отсасывала ему, находясь на сцене.

– И вы двое работаете вместе? – Она задыхается, выражение ее лица – это смесь из

пораженного и испуганного. – Это само по себе необычно.

Я качаю головой.

– К сожалению, это не все. Я умоляла его трахнуть меня на работе. Я говорила, умоляя

его, чтобы он засунул в меня свой член. Кричала во все горло, выдавая разные

непристойности... самые грязные словечки, в то время как он тянул меня за волосы и

шлепал меня по заднице. Разве это не сумасшествие?

– Если бы я не знала хорошо тебя... – фыркает Брук. – Я бы сказала, что тебе промыли

мозги.

– Нет. Я хотела этого. Он предложил мне и я согласилась. Я не могу объяснить это, ни с

кем, кроме Беннетта я не чувствую свободы.

Ирония быть связанной, скованной наручниками и с кляпом во рту ощущается, как будто

впервые в своей жизни мной полностью владеют. Я настолько жива и наполнена

ощущениями. Брук не осуждает меня, она просто сидит на пассажирском сидении,

сохраняя выражение, которое отражает весь спектр ее чувств, начиная с шока от насилия

до желания дать мне пять.

– Матерь Божья! Я хочу посетить ваш клуб. Ты можешь провести меня? – спрашивает она.

– Знаешь, когда я выздоровею. Не в таком состоянии, как я сегодня.

– Это не мой клуб, – поправляю я ее, но я не верю ей. – Ты бы действительно пришла в

Дом, если бы у тебя был шанс?

– Если это хотя бы наполовину настолько безумно, как ты говоришь, скорее всего, да. Я

совсем не против того, чтобы меня отшлепали по заднице, если это заставит меня звучать

также, как ты. Живой, на пике возбуждения и без всяких наркотиков.

Спустя час, мы сидим на стоянке медицинского учреждения, которое больше напоминает

частный спа–салон. Мы приехали из Вашингтона в причудливый городок в штате

Вирджиния, и с каждой милей, я все больше и больше рассказывала ей.

Я беру свою сумку с заднего сиденья.

– Я не знаю, что я собираюсь сейчас делать. Меня внесут в черный список на Холме.

Брук хватает меня за руку и трясет.

– Никогда этого не будет! Поверь мне. Твои бабушка и дед могут потянуть за кое–какие

политические ниточки, но мой отец является самым великолепным кукловодом. Он нам

поможет.

– Спасибо, – шепчу я.

Мы входим в двухэтажное здание с широкими окнами, огромными соответствующими

пальмами и окрашенными в зеленый цвет стенами подходящей по цвету кожаной

мебелью. Персонал одет в светлую пастельного цвета униформу, они говорят вполголоса,

пока Брук проходит первоначальный осмотр, заполняет форму и предоставляет ее

персональные данные, которые, как обещает ее консультант, останутся

конфиденциальными. Я подписываю документы, в качестве лица, которое отвезет ее

домой и будет ответственной за нее, когда ее выпишут. Мы выходим из кабинета и нас

ведут в отдельную комнату. Медсестра заходит и говорит Брук, чтобы она сняла с себя всю

одежду. Она дает ей чашку, чтобы та помочилась в нее, а также сообщает Брук, что доктор

скоро будет здесь, чтобы осмотреть ее.

– Я подожду тебя там, – сообщаю я, указывая на небольшое помещение, находящееся

рядом с ее палатой и имеющее диван и телевизор.

– Не уходи, – говорит она и, когда я смотрю на нее, она выглядит мертвенно–бледной.

– Что случилось? – Спрашиваю я, подходя к ней.

– Я–Я–Я просто... черт, это безумие.

– Здесь нет ничего безумного за исключением того, что произошло прошлой ночью. О чем

ты думаешь?

Теперь она плачет, я беру ее за руку и она фыркает:

– Вот, дерьмо.

Медсестра возвращается и пытается успокоить Брук.

– Вам просто надо принять успокоительное. Это помогает. Я пойду, возьму и вернусь к

вам.

Когда медсестра уходит, я смотрю в темные глаза Брук.

– Всего лишь одно слово, – я говорю ей.

– Боже, я запуталась. – Она закрывает глаза и прикусывает нижнюю губу.

Я обнимаю ее, обхватив ее руками, и всем сердцем желаю, чтобы она не разрывалась

пополам от неуверенности. Отпустив ее, я наблюдаю, как она с трудом открывает глаза,

наполненные слезами. Она моргает, медленно выдыхает и слезы потоком льются по ее

щекам. Я вытираю их, но они все сильнее и сильнее начинают бежать.

– Гореть мне в аду за это? – спрашивает она слабым голосом.

– Конечно, нет. Но это один из моментов, где неважно, что другие подумают о тебе.

Наружная дверь открывается и Брук застывает. Внезапно на ее лице появляется выражение

я–собираюсь–пнуть–тебя–под–зад и заставляет меня подумать, что она вот–вот закричит.

– Что ты хочешь? – рявкает она.

Определенно она говорит это не медсестре, я поворачиваюсь и замираю.

– Детка, не делай этого. – В комнату входит мужчина и он не похож на тот тип мужчин,

которых обычно «цепляет» Брук. Он огромный, будто товарняк. Загорелый. Блондин. И

молодой. Я бы очень удивилась, узнав, что ему немногим чуть больше тридцати. Это

должен быть Дерек. Женатый мужчина с детьми.

И он ужасно выглядит.

– Не возражаешь, если я схожу и выпью чашечку кофе? – Говорю я Брук, переводя взгляд с

нее на мужчину.

Он кивает мне, затем переводит свой взгляд обратно на нее, сделав шаг, как будто он

приближается к испуганному зверьку, готовому сорваться прочь от него. Стоит ли мне

предупредить его, что она может врезать?

– Не уходи далеко. Пожалуйста, – шепчет Брук.

– Хорошо. Я буду здесь недалеко. По ту сторону двери. – Я выхожу из ее палаты и иду к

выходу с настежь открытой дверью.

Выйдя в коридор, я вижу как медсестра разговаривает с другим медицинским работником.

– Ты можешь поверить в это? Дерек Вулф здесь.

Другая женщина хихикает. Довольно неприятно.

– Я хочу подсунуть ему что–нибудь, чтобы он мог подписать это. Думаешь, он оставит

свой автограф на моем планшете с бумагами?

– Почему нет? Давай сфотографируемся с ним. – Медсестра выуживает свой сотовый из

кармана униформы.

Когда они подходят к двери, я скрещиваю руки на груди.

– Могу я чем–то помочь вам? – Спрашиваю я суровым тоном, переводя взгляд с одной

женщины на другую.

– Я всего лишь хочу дать пациентке успокоительное. – Медсестра хочет обойти меня, но я

преграждаю ей путь. Она намного ниже меня, поэтому я наклоняюсь, чтобы посмотреть ей

в глаза.

– Пациентка пока не в настроении. Вы можете прийти попозже? – Обе женщины смотрят

на меня так, будто я сошла с ума.

– Ну, мы не должны выбиваться из графика, – выплевывает слова медсестра. – У меня нет

времени играть в игры.

– Мисс Тейт необходима минутка. Я сомневаюсь, что несколько минут нарушат ваш

график.

– Пожалуйста, отойдите в сторону, – настаивает медсестра. – Или я позову охрану.

Теперь моя очередь настаивать.

– Совсем не время включать режим «фанатки» и сходить с ума по Вульфу. Я слышала, о

чем вы двое говорили. – Должно быть, подействовал мой гневный взгляд или у нее было

достаточно мозгов, чтобы не продолжать дальше эту перепалку.

Я закрываю дверь перед их носом на защелку. Садясь, я откидываюсь назад и смотрю в

потолок. Покачивая ногой, я слышу приглушенные голоса Брук и Дерека Вульфа. Я не

слышу точно о чем они говорят, но мне достаточно того, чтобы задаться вопросом о том,

кто он такой. Кроме того, что он – красавчик, женат и сейчас находится здесь.

Вынув свой телефон, я начинаю гуглить его и просто обалдеваю! Ладно, отец ребенка

Брук известен. Он является лучшим режиссером этого года, покорившим Голливуд и

выходит в первых строчках, когда «забиваешь» имя Вульфа. Он начинал в качестве

каскадера Брэда Питта, затем начал режиссерскую карьеру после того, как женился на

дочери крупнейшего продюсера, одного из тех, кто спас кинокомпанию MGM [Прим. пер.

–

«Metro–Goldwyn–Mayer»;

сокр.

«MGM», –

американская компания,

специализирующаяся на производстве и прокате кино– и видеопродукции] от банкротства.

Последний боевик Вульфа заработал в этом году в прокате миллионы долларов, войдя в

первую пятерку списка самых кассовых фильмов.

Дверь открывается и Брук и Дерек выходят, держась за руки.

– Ну и? – говорю я, вставая с дивана. – Все хорошо?

– Ксавия, это Дерек Вульф.

– Приятно познакомиться, – говорит он глубоким голосом, пожимая друг другу руки.

Брук смотрит на меня, затем на Дерека и улыбается. – Я не буду. . делать аборт. Мы

собираемся пожениться.

– Похоже, вы уверены в этом. Гораздо более уверены в вашем будущем. Что ж. – Я

продолжаю, – я необычайно рада за вас двоих... троих!

– Спасибо за заботу о ней. – Дерек тянет Брук в свои объятия. – Она сказала мне, что ты

та, кто помогала ей, когда я не мог этого сделать. Я твой должник, Ксавия.

– Так и поступают друзья. – Широко ухмыляюсь я.

– Ты можешь отогнать мою машину обратно к нашей квартире? – спрашивает она. – Я

уезжаю в Лос–Анджелес, а вернусь во вторник. Как раз к занятиям.

– Можешь даже не просить меня. – Я хватаю свою сумочку и, остановившись около

стойки регистрации, я объясняю медсестре ее решение.

– Нужно будет заполнить кое–какие формы. И возврат денег займет некоторое время, –

отвечает женщина за стойкой, глядя на нас поверх очков, выглядя не слишком довольной.

– Детка, мы опоздаем на рейс, если задержимся здесь, – Дерек надевает солнцезащитные

очки и тянет ее за руку. – Пусть оставят деньги себе.

– Я разберусь с этим. – Я поправляю ремешок сумки на плече. – Идите. Вы ведь не хотите

опоздать на рейс.

– Цены тебе нет, Кса. – Брук обнимает меня, крепко сжимая в своих объятиях, и я вдыхаю,

немного дрожащим голосом.

– Ксавия, скоро встретимся и поболтаем. – Дерек оттаскивает Брук дальше от стойки.

Я наблюдаю, как они выходят в холл, а затем на улицу. Солнечный свет очерчивает их

силуэты на фоне яркого света. Брук оборачивается и машет мне и у меня возникает резкое

чувство боли в сердце, меня наполняет прилив радости за нее. Она пила настолько сильно,

что облажалась и накосячила по полной программе, и только благодаря своему огромному

состоянию, она сможет пережить эту огненную бурю, которая разразится, если все

происходящее станет известно и сможет спалить ее. Но она как кошка, у которой девять

жизней, и из всех, кого я знаю, она единственная, кто всегда приземляется на ноги.

Полчаса спустя, я чувствую, что мой мозг затуманен от выпитого количества кофеина и

слишком малого количества сна. Я направляюсь к выходу и убеждаю себя, что буду

чувствовать себя лучше, когда я что–нибудь поем и немного вздремну. Выйдя наружу, я

будто в стену врезаюсь от навалившейся на меня жары и на какой–то момент я не могу

сообразить, где я припарковала машину. Парковка забита и я крепко сжимаю брелок, не

обращая внимания ни на что и ни на кого вокруг, кроме как ищу моргающие фары

автомобиля, означающие, что двери разблокированы.

– Мисс Кеннеди! – Кто–то зовет меня и я оборачиваюсь, думая, что я забыла что–то, что

относится Брук.

У меня перед глазами начинают мелькать вспышки.

– Почему вы решили прервать беременность?

– Что? – переспрашиваю я, совершенно ошеломленная. – Я не ...

Женщина шагает ко мне.

– Какой у вас срок?

– А Сенатор Стоун тоже здесь? – На меня обрушивается еще один вопрос, а затем еще

кто–то выкрикивает: – А он знает?

Мелькает еще больше вспышек, а затем несколько человек тянутся своими микрофонами к

моему лицу, задавая меня вопросы.

– Без комментариев, – отвечаю я автоматически, зажатая ими со всех сторон. Я иду в ту

сторону, где, как я думаю, находится машина Брук, но я не могу прорваться сквозь этих

репортеров или ту тучу фотографов, которые, как мне кажется, вырастают из–под земли.

Откуда они берутся и почему они считают, что я буду делать аборт? Главное правило

контроля последствий – не давать повода. Любая реплика или частично выхваченная фраза

будут использованы или неправильно истолкованы. Частичная правда – это худшая форма

лжи.

Откуда–то позади меня раздается голос мужчины.

– Много ли времени заняла процедура аборта?

Ничего не видя вокруг, я перехожу на полу–бег, когда замечаю машину Брук, и крепко

сжимаю брелок. Удары моего сердца отдаются у меня в ушах, когда я открываю

водительскую дверь. Репортеры толпятся вокруг меня и я спотыкаюсь, падая на переднее

сиденье. Я вцепляюсь руками в руль, пока вокруг мелькают вспышки. На секунду я

замираю, но затем захлопываю и блокирую дверь. Мои руки трясутся так сильно, сжимая

ключ, что я не могу вставить его в замок зажигания.

Внутри машины пекло. Черт, я не могу просто сидеть здесь. Я закрываю глаза,

отгородившись от взглядов толпы, которая окружила машину, я не могу ничего поделать с

их вопросами, взглядами или ослепляющими меня вспышками фотокамер. Делая глубокий

вдох, я стараюсь заглушить смятение и гнев, которые расползаются по моему телу, как

будто огнедышащие змеи. Разгоряченная, потная и раздраженная, я делаю еще один

глубокий вдох.

Открыв глаза, я вставляю ключ в замок зажигания. На этот раз двигатель «ревет» и я зря

время не трачу. Посигналив им в качестве своего последнего предупреждения, я включаю

заднюю и разворачиваюсь.

Довольно быстро я приезжаю к своему дому и не могу поверить своим глазам. Около

здания я сталкиваюсь с похожей ситуацией от которой я только что смогла убежать.

Репортеры со съемочными группами снуют туда и сюда вдоль тротуара. Парочка таких

даже выходят из вестибюля. Как будто находясь в замедленной съемке, я вижу, как их

головы поворачиваются в мою сторону. Бл*я! Я не собираюсь здесь оставаться и вжимаю

педаль газа в пол.

Но куда я могу поехать? Из всех возможных мест, куда я могу податься, есть только одно

место, которое приходит мне на ум. Офис. Мой пропуск позволяет мне находиться там

круглосуточно

Я добираюсь очень быстро и облегченно выдыхаю, когда вижу, что перед подъездом к

зданию Сената никто не толчется. Я паркую свою машину и вхожу в пустой коридор,

ведущий из гаража. Мои ноги скользят по гладкому мраморному полу. Дежурный

охранник улыбается, проверяет мои документы и советует мне не утруждать себя слишком

сильно работой.

Поездка в лифте на четвертый этаж проходит быстро, но вызывает болезненные

ощущения. Мой живот скручивает в узел, пока я иду по коридору. Мой взгляд скользит по

желтым табличкам, размещенным на стенах коридора, и я провожу пальцами по одной из

них на кабинете Беннетта, моргая, чтобы убрать резь в глазах. Когда я открываю дверь в

свой кабинет, слабый и знакомый запах его одеколона, витающий в приемной, вызывает

покалывание у меня на коже. Аромат становится все интенсивнее, когда я прохожу мимо

его дверей и мое сердце начинает грохотать все сильнее с каждым шагом, который я

делаю по ворсистому ковру. Я стою на пороге своего кабинета и вглядываюсь в его дверь.

Трудно поверить, что прошло всего лишь несколько недель, а такое чувство, будто прошла

целая вечность.

Тяжело вздохнув, я поддаюсь искушению и берусь за ручку его двери в кабинет и

открываю ее. Я не должна входить, если я хочу сохранить свое душевное равновесие.

Меня омывает запах его одеколона, смешанный с легким ароматом кожаной мебели. Моя

кожа покрывается мурашками, а соски становятся как камушки. Что–то напоминающее

вид сексуального рефлекса и мои глаза снова начинают гореть от слез. Я моргаю, выходя,

чувствуя, что слезы вот–вот хлынут и хлопаю дверью. Ой, бл*я!

Как мы могли так ошибаться? Один сраный ужин и моя неустойчивая Вселенная

разлетелась на куски.

Я вхожу в свой кабинет, чувствуя головную боль размером со штат Монтана. Боль, похожа

на вспышки молнии, пронзающие правую часть головы и проигнорировать ее просто

невозможно.

– Добро пожаловать в Капитолий, Мисс Мигрень, – шепчу я, протягивая руку к бутылке

ибупрофена в своем ящике стола. Я беру две таблетки. Воды нет. Круто.

Черт! Очень плохо. Должно быть у меня обезвоживание, потому что во рту суше, чем в

пустыне Мохаве. Я не смогу проглотить таблетки, чтобы они не застряли у меня в горле. Я

кашляю, как кошка, у которой в горле застрял комок шерсти. Слезы льются ручьем из

моих глаз и я бегу в мини–кухню, где есть чайник и холодильник. Хватаю бутылку воды, с

треском открываю крышку, и глотаю так жадно, что капли воды стекают у меня по

подбородку. Когда я заканчиваю, я вытираю рот рукой. Настоящая леди, Кса.

Я прикрываю рот, когда к горлу подкатывает отрыжка, так я хотя бы не выгляжу как

полная неудачница. Пока нет. Насколько далеко я зайду? Вопрос остается без ответа. По

крайней мере я могу завершить ежемесячный отчет, сделать его копии и уйти. В моем

кабинете практически нет моих вещей, которые мне надо собрать, напишу заявление об

увольнении, уйду сегодня и никогда не вернусь.

В углу стоит пустая картонная коробка и я беру ее, возвращаясь в свой кабинет. Скоро

журналисты выпустят свои статьи. Я прямо предвижу их заголовки. Этого будет

достаточно для того, чтобы пресса начала свою истерию. Не важно, даже если это

огромная журналистская ошибка, скандал будет сотрясать Капитолий, не важно, что это

ложь. Уровень дерьма, который обрушится на Холм начинает четко вырисовываться у

меня в голове и мой желудок сводит от дурного предчувствия.

У меня на столе жужжит телефон и я беру его. Это Беннетт, я закрываю глаза, молясь,

чтобы у меня появились силы. Я не собираюсь отвечать ему так же, как и раньше.

Но когда я читаю текст: «Ты придешь сегодня вечером?»

Что–то внутри меня щелкает!

Он, бл*ь, серьезно? Мое апатичное состояние превращается в бешенство и я печатаю, «Ты

в своем уме! Нет, я не собираюсь присоединяться к тебе в Доме после прошлой ночи. Ты

вообще чокнулся?»

Моментально от него приходит ответ, «Детка, пожалуйста. Я знаю, я много раз говорил

это, но нам надо сесть и выяснить все, что произошло. Бегство...разве мы не проходили

через это, Кса?»

Я качаю головой, глядя на экран и набираю ему ответ. «Совсем недавно. Не звони мне. Не

пиши мне. Я не часть какой–то игры, в которую ты играешь. Я не твоя марионетка. И

не кто–либо еще!!!»

Черт! Сажусь в свое кресло, держа телефон и чувствую, как он жужжит. Но это не Бен –

это Брук. Я коротко отвечаю

– Эй.

– Черт возьми, что случилось? Ты во всех новостях. Б...я, Кса, мне так жаль.

– Да ничего, – фыркаю я.

– Это дерьмо разрушит тебе карьеру. Из–за меня тебя обвинят в этом. Дерек в бешенстве.

Мы никуда не летим. Ты где?

– В офисе. Но не смей откладывать свои планы. Слушай, со мной все будет в порядке.

– То, что готовится к печати и в интернете – все это фальшивка и я не могу поверить, что

за всем этим беспорядком стоит Джон.

Джон?

– Что он собирается делать с этим?

– Собирается делать? Ксавия, он журналист, он тот, кто первый обнародовал эту новость.

Он дал интервью на камеру и его выложили на YouTube! Мы учились вместе с этим

козлом, ему все верят.

Я стою, чувствуя желание что–либо сделать, а не просто спрятаться. Это чушь... Джон. Он

по уши...

– Он журналист. Я уверена, что его просто вынудили. Ты ведь знаешь, как это бывает.

– Когда дело касается его, ты обычно закрываешь на все глаза. Я говорю тебе, он тот, кто

разболтал всю эту историю и рассказал всем, что ты была в клинике. Он рассказывает

такие вещи, вываливает всякое интимное дерьмо. Он также говорит о том, что не может

поверить в то, что Стоун мог обойтись так с тобой. Говорит, что у него есть сенсационная

новость...что сегодня утром ты позвонила ему, и сказала, что едешь в клинику. Этот гандон

записал ваш разговор. Ты действительно ему сказала это?

Реальность обрушивается на меня. У меня подгибаются колени. Джон стоит за всем этим.

Черт, черт...черт побери!

– Я сказала это, но чтобы защититься. Можешь называть меня идиоткой.

– Не буду. Мы ему доверяли и он чертовски облажался, если думает, что это ему прокатит.

Я собираюсь найти его и он должен будет понять что к чему. Он сделает полное

опровержение. Плюс клевета. Заявление о клевете – это дерьмово. Мы поимеем его и

встретимся с ним в понедельник в суде. Даже не волнуйся об этом. Я с тобой.

Облокотившись на угол стола, я слабо улыбаюсь.

– Я ни на секунду не сомневалась.

– Мы можем приехать в офис?

Я гляжу на стену.

– Я не знаю, могу ли я получить разрешения для посетителей в выходные.

– Тогда заканчивай там уже и возвращайся в квартиру. Ты мой первый клиент и мы

должны поработать над нашим делом.

– Нууу, тебя еще не допустили к практике юридической деятельности.

– Это ерунда. У меня достаточно адвокатов, которые могут проконсультировать и поверь

мне, мы хорошо юридически оснащены, чтобы справиться с этим. К вечеру я сделаю так,

чтобы историю Джона изъяли, а он принес извинения. Я у тебя в долгу, Кса. Намного

больше, чем ты себе можешь представить!

Глава 21

ПОМЕТЬ МЕНЯ.

Все внутри меня заволокло кроваво–красным. Этот цвет стоит у меня перед глазами, когда

я ковыляю в сторону балкона. Гнев сжигает все мои чувства. Я чувствую ярость. Я

чувствую себя одиноким. Мир перестает вращаться. По сути, моя Вселенная сжимается,

чтобы в итоге взорваться подобно сверхновой. Пожирающая мои мысли злость достигает

уровня чистой ярости. Мою грудь разрывает. Я смотрю на экран телефона. На сообщение

перед глазами, на то, которое Кса отправила мне прошлой ночью, до того, как она убежала

и прислала его несколько минут назад.

– Я не часть какой–то игры, в которую ты играешь. Я не твоя марионетка. И не кто–либо

еще!!!

В тот момент, когда Габриэль Норт пригласил ее на танец, я должен был вытащить Ксавию

отсюда и увезти ее подальше от Белого Дома. Ни для кого не секрет, что этот уеб*к –

самый большой сукин сын на планете. То, с каким чувством самоудовлетворения он

совершает все, всегда было явным признаком того, что он всегда прикрывает чью–то

спину – свою спину. Хотя я не могу достоверно утверждать. Я должен был поделиться с

Кса по поводу своих подозрений насчет ее бабушки и деда, хоть у меня и нет достаточных

оснований. На самом деле во всем происходящем можно винить только одного человека –

это меня. Если бы да кабы. Все это дерьмо собачье.

Крепко обхватив перила балкона, я вглядываюсь в дымку, нависшую над городом из–за

летней жары и окутавшую Вашингтон, она отражает мою внутреннюю мглу, которая

душит меня. Уже поздний вечер и дом Кса совсем не далеко. Всего лишь

двадцатиминутная пробежка, но моя покалеченная вчерашним происшествием лодыжка не

позволит мне сделать это, или можно потратить пять минут, поехав на машине, если не

будет пробок. Я нахожу ее номер телефона на своем сотовом, затем нажимаю «вызов» и

слушаю длинные гудки на том конце. Я посылаю еще одно сообщение. И еще одно. После

очередной моей мини–тирады, она точно не ответит на мои звонки и смс. Это один из тех

дней, когда безумие внутри меня, спрятанное глубоко, выходит наружу.

Пошло все на х*й. Ковыляя внутрь, прохожу мимо журнального стола, хватаю ключи и

свой официальный сенаторский телефон. Прихватив с собой оба телефона и настроившись

ни за что не отступать, я готов сделать все, что понадобится, чтобы заставить Кса все

понять. Игры... я не играю в игры с ней. Я пойду на все. Я люблю ее. Это откровение

поражает меня. Стоя перед дверью, я с усилием пытаюсь вздохнуть. Неужели я самый

большой осел в мире?

Возможно, но я окончательно и бесповоротно влюблен в Ксавию. Так сильно, что

чувствую себя размазней. Мне просто нужно заставить ее понять, что она первая

женщина, которую я полюбил, в ком я когда–либо нуждался.

Если и сожалеть о чем–то, так только не о том, что единственная женщина, без которой я

не могу жить, собирается бросить меня. Я открываю дверь, двигаюсь, не останавливаясь,

пока не оказываюсь за рулем своей машины. Находясь в гараже, мои мысли крутятся

только лишь в одном направлении – мне нужно найти ее. Мой телефон издает сигнал и

когда я опускаю взгляд, я вижу, что это Вице–президент. Я отключаю звук на телефоне.

Если я поговорю с Вирджинией, то я выплесну на нее все, добавив масла в огонь и сказав

ей, чтобы она отправлялась к черту. Моя жизнь катится в тартарары и она причастна к

этому хаосу. Мой телефон издает сигнал о том, что она оставила сообщение. Выезжая из

гаража, я выуживаю свой телефон.

«Чрезвычайное происшествие. Нам нужно встретиться. Дело касается белого дома.»

Да, отстойно быть ей. Останавливаюсь на красный свет и прокручиваю свои сообщения,

которые пришли на мой рабочий телефон. Обычный поток сообщений от сотрудников, но

потом я вижу сообщение от Джекса. «Тебе лучше посмотреть новости».

Прокручиваю дальше.

Есть сообщение от Ноя, два от Итана. Чуть пониже сообщение от Тори. Бл*я, даже Уэс

прислал мне сообщение. Пять Домов из клуба прислали мне нейтральные сообщения. Все

говорили мне посмотреть новости.

Но мое внимание привлекает сообщение от Арчера. «Позвони мне. Я был прав насчет

кузена».

У меня возникает еще больше вопросов. Колин Стиллман сделал нечто чудовищное и это

связано с новостями. Какого хера здесь происходит?

Сзади меня сигналит автомобиль и я переключаюсь на первую, в поисках места, где

припарковаться и выяснить к чему такая спешка. Нажав на значок с иконкой «новости» на

своем телефоне, искать долго мне не приходится, прежде чем я вижу свое имя... и имя

Ксавии и фотографии, а потом всплывает надпись... АБОРТ.

Всего лишь одно слово, которое погружает в хаос мысли в моей голове. Она сделала

аборт. Мой ребенок.

Я замираю. Я в шоке. Такое ощущение, будто мои мысли были полностью выпотрошены,

а моя память переформатирована. Это случилось, когда мы первый раз трахались и у нас

порвался презерватив. С тех пор мы никогда не использовали защиту. Она сказала, что на

таблетках – но Господи. Мы так жестко трахались и, если уж кто бы и мог забеременеть от

меня, то это была бы только она одна. Так, как я пытался добиться ее, то да, действительно

есть вероятность того, что это случилось. Но она бы все равно сказала, а не стала сразу

действовать. Я открываю свой браузер и пролистываю ее фото за фото, где она изображена

выходящей сегодня из какой–то частной клиники в штате Вирджиния.

Она одна. Почему с ней нет ее соседки? Как такое может быть, вчера вечером она была на

правительственном обеде, а сегодня делает аборт. Я никак не могу понять, почему Кса

делает это.

Моя следующая реакция на все это, что это сфабрикованная чушь собачья. Неужели это

Норт таким образом хочет нас поиметь? Я должен найти Ксавию. Леденящее чувство

настолько велико, настолько глубоко засело во мне, что я чувствую, как пульс стучит у

меня в висках. Я знаю, что держу в руках сотовый, и как будто свидетель аварии, который

не может отвести глаз, открываю главную новость в Вашингтон Пост.

Я читаю имя автора под статьей, мне интересно узнать, что за урод подставил нас. Автор

статьи Джон Рихтер. Я еще раз перечитываю имя автора, глядя на слово «Рихтер», до тех

пор, пока это слово не выжигается на сетчатке моих глаз. Журналист, который написал эту

статью – друг Кса. Человек, который возил нас в Бостоне. Это он, кто обнимает ее на

фотографии, которую она носит в своем бумажнике. Если бы автор был бы кем–нибудь

другим, любым другим человеком, бл*ь, я бы ни за что не поверил во всю эту историю.

Но это он. Джон Рихтер. Его имя врезается в мое подсознание каждый раз, когда я

мысленно повторяю его.

Мысль о том, что это спланированная средствами массовой информации клевета,

состоящая из чистой воды лжи, распалась на куски.

Зачем Рихтеру нести всю эту чушь?

Я не звоню Джексу. Или кому–либо из конгрессменов, связанных с Домом. Я не звоню

Вице–президенту. Я включаю телефон, набирая единственный номер того, кто может

помочь.

Голос Арчер рычит в трубку:

– Ну, говори. – на секунду я теряю дар речи. Он был недоступен и сейчас я собираюсь

узнать от него всю правду.

В итоге я прихожу в себя.

– Я получил твое сообщение.

– У меня появились кое–какие новости. От частных источников, – отвечает он менее

веселым тоном. – До того, как все это произошло.

– Где ты был?

– Ты не захочешь знать, но я снова в зоне доступа. Что ты хочешь от меня?

– У тебя есть что–то существенное на Колина Стиллмана?

– Дерьмо. Я не был уверен, но теперь у меня есть доказательства. Двоюродный брат и

журналист. Они любовники. Не важно, когда я впервые откопал на них информацию, что

они вместе, но еб*ть. Факт налицо. Отследив и собрав всю информацию, я понял, что они

встречаются почти год. У них есть кое–какой сторонний бизнес. Что–то вроде шантажа, в

основном это связанно с ее семьей. Но в прошлом месяце они вместе обрабатывали одного

воротилу из Нью–Йорка. Шантажировали его угрозой рассказать все его жене. Крайне

откровенными фотографиями. И всем, что с этим было связано.

– И ты все это узнал... но как?

– Записи телефонных разговоров. Смс–ки. Электронные письма. Черт, даже Тамблер

[Прим. пер. – Тамблер – сервис микроблогов, включающий в себя множество картинок,

статей, видео и gif–изображений по разным тематикам и позволяющий пользователям

публиковать посты в их тамблелог] ссылается на этих мудаков. Ссылки относятся к

довольно интересным сайтам. Я подумал, увидев новости сегодня, что ты будешь звонить,

поэтому и решил выйти на свои источники. Я все еще пытаюсь выяснить, что еще там

есть.

От этого говна мне становится немного лучше. Предатели, оказывается, были ближе, чем

мы с Кса себе представляли, а сейчас они приводят свой бесподобный план мести в

действие.

– То, что написано в Вашингтон Пост правда?

Какое–то время Арчер молчит. Я слышу, как он выдыхает на другом конце.

– Это не входило в мои задачи в поиске информации. Я не знаю. Хочешь, чтобы я узнал?

Медицинские записи, скорее всего, хранятся на интернет–сервере. В облачном хранилище.

Если нет, то этот городок недалеко от Вашингтона.

– Ты рядом?

– Я могу появиться часа через полтора. Что мне делать с братом? Я у него на хвосте.

– Займись им. Я хочу выбить всю информацию из него. И Рихтера тоже. – Моя жестокая и

темная сторона, которая, я поклялся никогда не выйдет наружу, вырывается полностью

готовая на немыслимые вещи.

– Ты уверен? Если ты откроешь эту дверь...

– Просто сделай это. – Я сканирую улицу в поисках вариантов. Нет ни единого. Моя

работа защищать Ксавию, даже если это означает уничтожение тех, кто причинит ей вред.

Так оно и будет. Мне нужно найти ее прямо сейчас. Услышать это все от нее, а не гнаться

за Кса, вооруженной так называемыми фактами. Ради чего? – Постарайся не перегибать

палку. Я перезвоню тебе. В ближайшее время.

Когда мне было четыре, надо мной надругались. Я был растоптан. Разрушен. Только с ней

я был настоящим. Только с Кса я позволил боли из моего прошлого просочиться в

настоящее. С ней я позволил пелене притворства, в которую я однажды завернулся, пасть.

Пока я не встретился с ней, я был будто заморожен по отношению к окружающему миру, с

ней я ожил и теперь живу. Без Кса я снова скачусь по наклонной. Буду подвергнут пыткам.

Буду мертв.

Нет смысла жить без нее.

До меня это доходит только сейчас. Работать на автопилоте. Быть фальшивкой. Подделкой.

Политическим роботом. Это намного хуже, чем быть мертвым, это жизнь в заточении.

Я отъезжаю от обочины. Не спрашивайте меня, как случилось, но я припарковываюсь

напротив дома Кса и мне пох*й, что снаружи огромная толпа. Пробираясь сквозь

репортеров, я киваю швейцару, когда он приветствует меня.

– Добрый день, сенатор Стоун.

Он отводит взгляд. Слишком быстро, но все, что меня волнует – это чтобы меня никто не

останавливал. И никто не перекрыл мне доступ к лифтам. По крайней мере, моя маленькая

саба не дала строгих инструкций, запрещающих мне вход в ее дом.

Поднявшись к ее квартире, я жду секунду перед тем как позвонить в дверь. Я

прислушиваюсь, но за дверью тишина. Весь коридор окутан оглушающей тишиной. Я

звоню снова и жду. Мое сердцебиение отдается отбойным молотком у меня в ушах,

становясь все громче, быстрее, когда в итоге ничего не происходит. Никаких звуков шагов.

Ни мерцания света в дверном глазке. Ни фига.

Я беру изящный металлический дверной молоточек и слегка ударяю им. Несколько раз.

Без фанатизма. Это даже близко не похоже на то, что у меня внутри. Бл*я. Снова нет

ответа и я уже на грани того, что готов впасть в омут безумия.

Капелька пота струится у меня по лбу. Я поднимаю кулак, ощущая весь вес и силу всей

той хери, которая творится со мной в последние двадцать четыре часа и я обрушиваю всю

мощь на дверь. Я колочу по ней бесконечно долго, пока не чувствую, что готов вот–вот

взвыть как сумасшедший прямо здесь в коридоре.

– Бл*ь, – говорю я себе под нос и слышу, как открываются двери несколькими квартирами

дальше.

– Какого черта! – говорит женщина.

Мой мозг не работает. Я не могу вымолвить и слова, поэтому заставляю себя хотя бы

установить зрительный контакт.

– Я могу вам помочь? – спрашивает она.

– Нет. Моя девушка больна.

– Брук? – Выражение лица девушки меняется с раздраженного на озабоченное.

– Ксавия Кеннеди, – говорю я ей.

Сразу же, в ее взгляде снова появляется злоба.

– ...Ооо, так вы тот сенатор. Стоун. Не думаю, что Ксавия хочет видеть вас. На самом деле,

вам лучше уйти или я вызову полицию. Вас даже не было в клинике. Я читала, как ей

пришлось пройти через это в одиночку.

– Подождите. Не верьте всему, что вы читаете. Это нечто иное как чистой воды ложь! – Я

сжимаю кулаки, борясь с тем, чтобы держать себя в руках.

– Фотографии не лгут, сенатор Гандон. – Она заходит обратно в свою квартиру, громко

хлопнув дверью.

Бляяяяяя*ь. Я не могу остаться здесь и рвать и метать. Мне нужно придумать план

получше. Я не верю, что Кса находится внутри квартиры и мне достаточно легко

отследить ее сообщения. Я набираю Арчера.

– Мои ребята уже прихватили одного. – Говорит он, понизив голос.

– Прекрасно. Мне надо узнать, где находится абонент. – Я разминаю шею и пересылаю ее

номер телефона ему.

– Я уже занимаюсь этим. Можешь подождать?

– Конечно, перезвони мне. Мне нужно уйти отсюда, где я нахожусь. – Я вижу служебную

лестницу и иду к ней. Оказавшись на первом этаже, я выхожу через противопожарную

дверь и оказываюсь в переулке. Там, где я поцеловал Кса, пока мы с ней беседовали.

Я быстро дохожу до своей машины. Игнорирую СМИ с каменным выражением на лице,

направленном на лобовое стекло. На стекле приклеен талон и я срываю его. Журналисты

спрашивают меня об аборте Кса, вспышки камер беспрерывно мерцают и я сминаю талон

в руке. Я готов взорваться, б…я, но сдерживаюсь, чтобы не проронить и слова. Когда я

открываю свою дверь, швыряю скомканную бумажку на пассажирское сиденье, чувствуя,

как грохочет мое сердце.

У меня звонит телефон. Это Арчер и я отвечаю ему, пока отъезжаю от дома Кса.

– Что нового?

– Она в здании Сената. По крайней мере, ее последние сообщения были оттуда. Ее

подружка звонила ей.

– Ты уверен, что она там? – Зачем Кса быть на работе? В этом нет смысла или все–таки

есть, если вся эта история как раз то, что я подозреваю. Продажное фуфло.

– Информация проверенная. Дважды. Телефон зарегистрирован на имя Ксавии Стиллман

Кеннеди. Она как раз там, у тебя в офисе. Я буду прослушивать ее линию и если она куда–

нибудь поедет, я дам тебе знать.

– Я твой должник.

– Конечно. Все, что угодно. Я пришлю тебе счет.

Я двигаюсь к месту назначения и, как однажды обмолвилась Кса, заезжаю в гараж. Затем в

другой. В тот, куда я несколько лет подряд заезжал и выезжал, в этот раз это важно. Быстро

проезжаю. Собственно говоря, этаж Сената пуст, но все–таки я вижу автомобиль, стоящий

на месте, выделенном для моего пресс–секретаря. Это черный Range Rover, точно такой

же, как на фотографиях.

Совсем немного времени у меня уходит, чтобы взлететь по ступенькам вверх и вот я стою

перед очередной дверью.

Мой кабинет. Моя любовь. Оба этих термина переплетаются между собой. Я мог бы

проклянуть то, что случилось, но быть у этого порога – это то, где я должен быть. Это наш

с Кса момент.

Я открываю дверь и вхожу в приемную. Это все тоже пространство, за исключением

присутствия легкого аромата ее духов, легкого намека на смесь цитрусовых и цветов,

который вызывает воспоминания у меня в мозгу. Мышцы плеч сжимаются, а потом и сами

руки, когда в памяти всплывают ее губы, мягкость кожи и звуки ее вздохов, когда я целую

ее. Держу ее. Занимаюсь с ней любовью.

Меня тянет к моему кабинету и боль в груди разрастается, когда я вижу луч света,

льющийся из–под двери ее кабинета. Когда я подхожу к двери, у меня пересыхает горло,

но я тут же останавливаюсь. Немного помедлив, я любуюсь Кса, которая держит записную

книжку, одну из многих, которые у меня есть. Она наклоняется вперед, кладя ее обратно

на полку.

Я вхожу и она поднимает голову. Наши взгляды встречаются. Сталкиваются. Ее

невероятно кристально синие встречаются с моими, ощупывая мое тело.

Легкий вздох вырывается сквозь ее полуоткрытые губы. Полные губы, которые

принадлежат женщине, преследующей меня в моих снах.

Она метит меня надписью «Кса».

Она владеет моей душой.

Боль искажает ее лицо. Ее ресницы трепещут, а глаза уже не светятся тем известным мне

блеском, подернутые замешательством, но у нее есть такая власть надо мной, что может

поставить меня на колени. Вид ее дрожащего подбородка ударяет меня прямо в грудь.

Глубоко пускает корни в меня. Меня тянет к ней.

– Не надо, – говорит она и такое чувство, что она сейчас упадет. – Оставь, бл*ь, меня.

Слова. Я не слушаю ее, а медленно продвигаюсь вперед, пока не достигаю ее стола. Это

больше, чем просто кусок дерева и горстка гвоздей, которые разделяют нас и я вот–вот

схвачу ее. И еще я вижу невероятную дилемму. Я не хочу загонять ее в угол.

Я знаю, что это такое и это хреново.

– Просто поговори со мной. Я обещаю, это все, что я хочу. Пять минут, Кса. Разве ты не

можешь уделить мне пять минут, детка?

– Ты видел эту историю? – спрашивает она.

– Я не верю в это. Ты не способна на что–то подобное. – Я выпрямляюсь и медленно

подхожу к ней.

Она делает шаг назад, но ей не куда деться. Пока я обхожу вокруг стола, я смотрю ей в

лицо и она стоит настолько близко, что все, что я могу сделать, чтобы сдерживать себя –

это смотреть. Каждая клеточка внутри меня кричит, что она та единственная. Она моя.

Ее глаза наполняются слезами.

– Джонатан Рихтер... парень, который подвозил нас... о боже. Я была такой идиоткой. Я не

знаю, кому верить.

Ради нее, когда я встречусь с этим ублюдком, я преподам ему невероятно жестокий урок

того, что значит разрушить доверие.

– Позволь мне помочь. – Я протягиваю к ней руку. – Кса. Я никогда ничего не делал, что

могло бы навредить тебе. Я клянусь могилой своей матери, я бы никогда тебя ни с кем не

стал делить. Норт солгал. Прошлой ночью ты спросила про твоих бабушку и деда. Я

должен был поделиться своими подозрениями. Ты права, что–то назревает. На данный

момент у меня нет ответов. Ты должна понять, на Холме есть люди, которые смотрят на