Психи (СИ)

3. Воспитательная комната

Когда закончилась последняя пара, за Крамер пришли санитары и отвели ее к директору. Все оставшиеся проводили новенькую насмешливыми взглядами. Но Элис было плевать на реакцию этих стукачей. Она с гордо поднятой головой покинула аудиторию.

Перед самым кабинетом один из санитаров дал ей стакан воды.

— Выпей. Разговор будет длинным.

Она без задних мыслей опустошила стакан и вошла.

— Здравствуй, Элис, — спокойно сказал мужчина лет семидесяти и представился. Встал со стула и приветливо улыбнулся. Она смутилась от такого теплого приема, ведь ожидала совсем другого.

— Здравствуйте, — буркнула она и одернула пиджак. Исподлобья уставилась на директора.

— Прошу, присаживайся.

Элис неловко улыбнулась и присела на стул напротив него. Мужчина покосился на санитаров и жестом попросил их выйти. Они остались в комнате одни. Директор спокойно сел на место.

— Что привело тебя сюда? — мягко спросил он, открывая ноутбук. Вопрос был задан так легко, словно он не отчитывать ее собирался, а завязывал незначительную дружескую беседу.

Неожиданно Элис ощутила, как внутри поднимается волнение. Все тело бросило в странный жар. Пальцы мелко задрожали. Ее осенило.

— Санитары… Что он мне?.. — заволновалась она, но тут же нахмурилась. Мысли стали путаться, — Неважно. Что-то я хотела сказать… Ах, да. В общем, с одногруппницей не поладила. Ну, как это обычно бывает. К новеньким пристают, и…

Элис схватилась за рубашку и замолкла. Взгляд заметался. На лбу проступила испарина. Директор же продолжил как ни в чем не бывало.

— Что же такого она сказала тебе, что ты занялась рукоприкладством?

— Шлюха. Она назвал меня шлюхо… Простите. Что-то я?..

Элис напряглась еще больше. Вцепилась в подлокотники и нервно поерзала. Какого черта слова вылетают сами собой? Она даже одернуть себя не успевает.

— У нее была на то причина или нет?

— Нет. Да. Черт… Почему?

— Что такое? — директор прищурился, внимательно глядя на нее.

Элис тяжело задышала, вжавшись в кресло. Ее лицо раскраснелось. Нервы натянулись, словно канат. И, больше не в силах сдерживаться, она вскочила и треснула кулаками по столу.

— Я ничего не делала! Это она виновата! Стерва! А он, придурок, вмешался. Ненавижу. Что? Что вы подмешали мне? Вы, уроды, так нечестно! И эти предатели. Все. Они соврали. А вы, как идиоты, поверили им. Проклятое место! Чтоб эта гадина в аварию попала и сдохла! Ненавижу ее!

— Кого? — спокойно спросил директор, словно для него эта процедура так же привычна, как чистка зубов по утрам.

— Мама! Стерва! Чтоб она сдохла. Это она. Она! Ненавижу! Эту эгоистку…

Подошедший сзади санитар ловко сделал Элис укол. Она мгновенно обмякла и повалилась ему на руки. Остальные вошли с носилками. Они аккуратно уложили Крамер на них.

— Что прикажете с ней делать?

— Отнесите в воспитательную комнату. Пусть посидит там сутки, — сделав в досье Элис заметку, директор закрыл его.

— Рядом с Джексоном или в другое крыло?

— Они не должны слышать друг друга.

— Понял вас.

Примерно через час Элис очнулась. Щурясь, уставилась в потолок. Ярко-белый свет ударил в глаза. Около минуты потребовалось, чтоб полностью к нему привыкнуть. Она вяло зашевелилась и наконец присела. Тело было полностью обессиленно, мышцы ныли, и голова болела. Она, морщась от недомогания, размяла руки, шею и принялась разглядывать комнату. Та была абсолютно белой. Поэтому взгляд тут же привлекла ярко-красная надпись из жирных больших букв, красовавшаяся на стене напротив кровати. Элис неохотно прочла ее.

«Получил то, что ЗАСЛУЖИЛ.

Хочешь получить что-то ДРУГОЕ?

ЗАСЛУЖИ!»

— М?

Она вгляделась в надпись еще раз. Нет. Все верно. Именно так и написано.

Крамер в ярости уставилась на дверь. Белую, как и все остальное.

Вообще комната представляла из себя отвратительный белый квадрат с кроватью, унитазом и надписью. Твердым матрасом, твердым одеялом и жесткой подушкой. Словно чистенькая тюремная камера.

— «Заслужи?» — громко усмехнулась Элис, оглядев этот мрак, — Да кто вы такие, а? Пошли в задницу, придурки!

Она легла обратно на кровать. Так как с потолка ярко светили лампы, пришлось повернуться на бок. Но взгляд вперился в надпись. Девушка поморщилась от раздражения.

— Гондоны…

Замолкла и стала вслушиваться, но не услышала ни звука. Тишина такая, словно за стенами вообще ничего нет. Вакуум. Ухо уловило лишь собственное дыхание, биение сердца и больше ничего. Элис вздохнула и прикрыла глаза, решив, что стоит поспать, чтоб убить время.

Три часа в воспитательной комнате.

— Эй, вы там! Откройте! Я в туалет хочу! Я не собираюсь ходить в этот убогий унитаз! Эй! Вы там оглохли все?! Сволочи! Вы права не имеете!

Тишина.

— Да чтоб вас…

Через час через выемку двери сунули поднос с едой. Постная каша и вода. Элис от удивления и возмущения потеряла дар речи. Выпила воды, чтоб утолить жажду, а к каше даже не притронулась.

Пять часов в воспитательной комнате.

Она, лежа на кровати, безэмоционально разглядывает ногти, думая, в какой цвет их выкрасить. В животе еле слышно урчит от голода.

— Черт. Садисты, — вяло шепчет она, продолжая лежать, как тряпичная кукла, — Разве можно так с людьми обращаться?.. Это же преступление. Самое настоящее.

Восемь часов в воспитательной комнате.

Снова открывается дверца, оттуда скатывается полуторалитровая бутылка воды. Элис в ярости пинает по двери.

— Эй, вы! Откройте! Суки! Ненавижу вас! Убила бы всех! Сраные садисты! Психопаты! Это мы-то сложные?! Да знали бы люди, как вы с нами обращаетесь! Уроды ебучие! Да я на вас на всех в суд подам! Даже не думайте, что сможете так легко отделаться! Твари! ТВАРИ! Эй! Я знаю, что вы слышите меня, скоты!

Десять часов.

— Я умру здесь… Я умру здесь от голода… Они и правда решили убить меня?.. Наверно, мать приказала им. Конечно, она…

Тринадцать часов.

— Я заслужила?.. Возможно. Немного. Но… Черт… Что я несу?.. Да нихуя я не заслужила. Чертова надпись! Это мать написала ее. Решила посмеяться надо мной. Дура! Лицемерка. А я… Нет, я не заслужила. Нет. Гадина. Собственную дочь! Как ты могла? Почему? За что? Почему хоть чуть-чуть… Не любишь меня?.. Исчезни! Знать тебя не хочу, стерва!

Семнадцать часов.

Лежит в кровати и плачет.

— Прости меня, мама. Я не буду так больше. Я хочу домой. Обещаю, я буду хорошей. Только отпустите меня. Я не хочу умирать тут. Пожалуйста. Кто-нибудь. Умоляю… Я заслужу. Я все сделаю.

Двадцать часов.

— Я хочу спать. Я… мама, это же я. Твоя дочь, помнишь?.. Я хочу спать. Черт. Как же… И есть… Это они. Что-то вкололи мне. Вкололи?.. Нет. Они хорошие. Это я заслужила. Заслужила. Мама не стала бы причинять мне боль просто так. Я виновата. Мамочка… Вкололи мне. Они… Мама даже не знает. Пусть заберет меня. Мама, забери меня. Я хочу домой.

Двадцать четыре часа.

Два санитара вошли в комнату. Подняли тело спящей Элис с кровати. Положили на носилки. Понесли в женское общежитие, пройдя через двор. Сейчас все были на учебе, поэтому он пустовал. Но даже если бы и нет… Студенты давно привыкли к этому. Да и такой наглядный пример был гораздо внушительнее многочасовой воспитательной лекции. Эта мера была в разы действеннее. Побывав в воспитательной комнате раз, студенты в корне меняли свое поведение и становились шелковыми.

Крамер принесли в ее комнату и положили на кровать. Один из санитаров сделал ей внутривенную инъекцию.

Проснулась Элис спустя несколько часов. С трудом разлепила глаза и огляделась. Осознала, что находится в своей комнате. Взглянула на часы. Время шло к ужину.

Еще час провалявшись в кровати, все же встала. Подошла к зеркалу и оглядела отражение. Расстроенно сморщилась. Вид ее совершенно не порадовал. Нужно было срочно принимать меры, пока никто не увидел. Поэтому она спешно собралась и направилась в ванную, прикрывая лицо рукой. Проторчала там часа два, приведя себя в полный порядок. Вернулась и скинула халат, чтоб посмотреть, все ли она сделала. На теле не осталось ни одного лишнего волоска. Кожа стала мягкой, чистой и гладкой. Все-таки дома комфортнее следить за собой. Там он всегда ходила на эпиляцию в салон, еще и на различные массажи. Тут такого не видать, как собственных ушей. Вот и приходится выкручиваться другими способами.

Живо нанесла макияж и, довольно улыбнувшись своему отражению, пошла одеваться. На сей раз надела белые брючки и белую рубашку, чтоб показать, что она хорошая девочка. Разгладила волосы утюжком и улыбнулась. Ну вот, теперь точно не вульгарно. Должны поверить.

И вроде бы она сутки ничего толком не ела и не пила, но голода особо не ощущала. Да и чувствовала себя на удивление хорошо. Даже позитивно. Ни усталости, ни вялости. Вообще ничего такого.

Спустя еще минут пятнадцать раздался звонок на ужин. Элис выдохнула и гордо направилась в столовую. Вот что-что, а опускать голову в присутствии одногруппников она точно не собиралась. Пусть эти предатели и трусы не думают, что ее можно так легко сломить. Вот еще!

Но, едва Крамер вошла в столовую, повисла тишина. Все уставились на нее.

Она на секунду растерялась, но взяла себя в руки. Расправила плечи и пошла к своему месту.

— Психичка, — шепотом послышалось рядом.

— Сумасшедшая, — фыркнул кто-то позади.

— Дурная, — брякнули чуть громче.

Все смотрели на нее со странными ухмылками. Так, словно не обзывают, а хвалят?..

— Красотка, — сказал кто-то довольно громко.

— Тишина! — тут же пробасил официант.

Все замолкли. Элис рвано выдохнула и опустилась на стул. Место напротив пустовало. Крамер принялась за еду.

Минут через пять в столовую приперся лохматый и сонный Джексон. Снова в своем феерическом прикиде: тельняшке и красных шортах.

— Псих, — послышалось рядом. Элис подняла гневный взгляд. Но увидела, что обзывающий смотрел вовсе не на нее. Он, так же ухмыляясь, пялился на Дамиана.

— Отъебись, — хрипнул тот. Шумно плюхнулся на свое место. Потер пальцами сонные глаза, облокотившись о стол.

— Пси-их, — повторил тот парень, чересчур довольно.

— Я тебе сейчас стулом по башке тресну, — сонно растягивая слова, пробубнил шатен и зевнул во весь рот. А потом как ни в чем не бывало улегся на столе.

Тот парень хихикнул и перевел взгляд на Элис. Она нахмурилась.

— Я видел через окно, как тебя несли в общагу, — лыбясь, сказал парень.

— И что? За внимательность тебя похвалить? — съязвила она.

Парень в очередной раз хихикнул.

— Мы все думали, что ты сломаешься. Кто-то говорил, что вообще на ужин не придешь и больше не появишься. Начнешь проситься домой. А кто-то говорил, что придешь, но вся забитая и никакая.

— Серьезно? — Элис иронично вскинула брови.

— Да. После карцера люди неделями отходят. А ты только появилась, тут же попала в карцер, на целые сутки притом. А потом спокойно пришла ужинать.

— Не смеши меня. Место поганое, конечно, но убиваться из-за него, вот еще, — пафосно сказал она.

— А тебе эти сутки не показались длинными, как неделя?

Элис замерла с вилкой у рта.

— Они вкалывают что-то, и…

— Да поняла я уже, — она начала раздражаться, — Так что отвали и дай мне спокойно поесть.

Парень засмеялся.

— Да пошел…

— Остынь, — сказал Дамиан, не дав Элис закончить. Она недовольно посмотрела на него. Тот продолжал лежать на столе.

— А ты меня не затыкай.

Словоохотливый незнакомец глянул на Дамиана.

— Псих.

Дамиан его проигнорировал, продолжая беседовать с Элис:

— Хм… Просто ты вторая, кто после карцера так бесшабашно ведет себя. Вот они и удивились. Тем более ты девушка.

— Они просто слабаки, — холодно сказала Элис и продолжила есть.

— Вы оба. Вы психи, — широко улыбаясь, подытожил незнакомый сосед по столу.

Джексону принесли поднос с обедом. Он наконец выпрямился и посмотрел на нее.

— Приятного аппетита, Элис.

Она едва не поперхнулась от неожиданности.

— …спасибо, — растерянно сказала она, зарумянившись.

— Я Дамиан Джексон, — самодовольно ухмыльнулся он, по-царски задрав голову и расправив плечи.

Романтичная атмосфера улетучилась со скоростью света.

— Элис, — вскинув брови, сказала она крайне неохотно, — Крамер.