Пухленькая Рыженькая (СИ)

13

К счастью, приносят еду. Севастьянов пытается поделиться новыми откровениями, но каждый раз, когда открывает рот, я пихаю в него кусок бутерброда. И сама съедаю половину, потому что тоже голодная и опьяневшая.

— Ксюша, то прозвище, из-за которого ты расстраивалась в школе… Это не я его придумал. Ты звала меня оглоблей и вообще не обращала на меня внимания, вот я и солгал, чтобы тебе досадить. А на самом деле я не знаю, откуда оно взялось. Оно было гадким и несправедливым. Ты всегда была красивой. И талия у тебя всегда была вот такая. — Снова показывает что-то кукольное на пальцах.

Киваю. Не хочу об этом говорить, но все равно мне приятно, что не Дима придумал то гадкое прозвище, Ксюха два брюха.

Анкету обсуждать не хочу, и совет ему давать не буду, потому что мне вдруг не нравится мысль, что он будет встречаться с другими девушками. Пухленькими и, возможно, рыженькими. Талию у меня нашел, видите ли…

Я ж, дура, не знала, что у меня от сладкого не попа шире становится, а талия выглядит более узкой. А все дело в перспективе.

Дима доедает бутерброд, выпивает залпом кофе. Больше не треплется, только вздыхает и трет ладонями лицо. Другим словом, трезвеет.

— У меня конец проекта, работы куча. Я уже неделю по ночам работаю. И вдобавок к этому забыл поесть сегодня. Давно меня так не развозило. Извини.

— Ничего страшного. Давай вызовем тебе такси.

— Нет, сначала я тебя провожу. Холодный воздух меня отрезвит.

Мы бредем по вечерней, морозной улице, жмемся друг к другу от холода. Дима молчит, идет ровно, явно протрезвел, и теперь ему стыдно за болтовню. Да фиг с ним, все равно больше не увидимся.

Заходим в мой подъезд.

Поворачиваюсь к Севастьянову, чтобы попрощаться, и тут вдруг происходит странное…

Он обхватывает меня за плечи и тянет на себя. От неожиданности чуть не падаю и попадаю прямо ему в руки.

И тогда он меня целует. С таким сумасшедшим пылом, словно хотел этого весь вечер или даже дольше. Что самое странное, я отвечаю с той же неотложностью. Дергаю пуговицы на пальто, чтобы Севастьянов мог потискать мою грудь. Или как он сказал, пожамкать?

Держась за руки, мы бежим на мой этаж. Дима стягивает с меня пальто, жадно хватается за все части тела, которые ему доступны. Пока я пытаюсь попасть ключом в замок, он расстегивает мою кофточку и переходит на джинсы.

Мы вваливаемся в прихожую. Дима падает на колени и тянет меня за собой. Высвобождает мою грудь, втягивает в рот сосок. Подхватив меня за попку, сажает себе на колени. Трусь о него, постанывая, подставляю ему грудь…

Вижу его горящие глаза в свете ночника. На его лице жадное сумасшествие.

Потом разберусь, что на нас нашло, потому что сейчас все идеально.

Вжик моей молнии — и Дима касается меня через трусики.

И тут же замирает.

— Ксюша… — хрипит, касаясь губами моего лба. — Что же я… Как… Прости меня, пожалуйста. — Поправляет мою одежду, помогает подняться на ноги.

Мне и правда нужна помощь, потому что я ошарашена резким переходом от огня в лед.

— Ксюша, что я делаю… У тебя же есть жених, а я… пристаю, оскорбляю тебя своими действиями. — Поднимается на ноги, выглядит совершенно убитым. — Я на минутку зайду в уборную, а потом уйду. Прости меня, пожалуйста.

Уже собираюсь податься за ним, остановить и сказать, что никакого жениха у меня нет. Был да сплыл. И что мне все понравилось, даже очень. Неужели он не заметил, с каким пылом я отвечала?!

Но потом я вспоминаю анкету Димы Севастьянова, его критерии, вкусы и принципы. И молчу, не прошу его вернуться.

Сажусь за кухонный стол и жду, пока за Димой не захлопнется входная дверь.

Остановить его было бы большой ошибкой, потому что он тоже, как и мой бывший, потискает пухленькую и рыженькую, а потом женится на худенькой и светленькой наследнице миллионов.

А мне будет очень больно. Возможно, даже больнее, чем в прошлый раз.

А вот и следующая новиночка нашего литмоба

Есения Светлая "Старая перечница желает познакомиться"