Пухленькая Рыженькая (СИ)

16

На свидание я иду в полнейшей боевой готовности. Я буду не я, если не проучу наглеца. Из кинотеатра Севастьянов не выйдет, а выползет. На трёх ногах.

Жду его с торжествующей улыбкой на губах. Он является, конечно же, ровно в семь вечера и мгновенно портит мне настроение.

— Перед тем, как мы пойдём на свидание, мне необходимо подтверждение, что ты рассталась с женихом.

Ну вот, начинается… На мне юбка с разрезом аж до самых детородных органов и чулочки-сеточка, а он, понимаете ли, тратит время на занудства.

Ладно, признаюсь, я уважаю его, конечно. И за принципиальность, и за порядочность, и за выдержку. И если бы у меня был парень, я бы никогда себя так не вела. Но я не хочу рассказывать Севастьянову о том, как нагло и гадко меня бросили, вообще ни с кем не хочу этим делиться. Да и не нужна Диме эта информация. Мы с ним просто балуемся, вот и всё. Между нами только приятные и временные шалости, понарошку, поэтому меня раздражают его вопросы и требования.

— Сегодня утром мне не следовало позволять себе вольности, — продолжает Дима. Вот именно такие фразочки меня и раздражают. — Надо было подождать, пока ты разорвёшь помолвку с… Как его зовут?

— Кого? — Так сильно злюсь на Севастьянова, что забыла, как зовут моего жениха…

Тьфу ты! Нет у меня никакого жениха. Сама уже путаюсь.

— Как кого? Твоего жениха. Я спросил, как его зовут. У него что, нет имени?

— Слушай, Севастьянов, какое тебе дело до моего жениха, а? Сказала я ему правду или нет, тебе-то что? Это на моей совести, а не на твоей.

Он аж глазами хлопает от изумления. И губы поджимает, конечно. Концентрированное осуждение.

— Я бы никогда не стал встречаться с непорядочной женщиной.

— Вот и хорошо, потому что мы с тобой не встречаемся! Твоё кино мне на фиг не нужно. — Наступаю на него, пытаясь вытолкнуть за дверь.

Ничего у нас не получится, зря наряжалась. Куда мои глаза смотрели? С таким не пошалишь.

Севастьянов обхватывает меня за талию. Да, за талию. Раз он её нашёл, значит, она есть.

— Ксюша, ну чего ты… Не обижайся! Я же как лучше хочу, как правильнее. Чтобы у нас всё было честно.

Целует меня в висок, потом в кончик носа. Улыбается. Насмотрелся романтических фильмов и копирует оттуда. Глядишь, сейчас запоёт серенаду.

Пытаюсь высвободиться, но он не позволяет.

— Ксюш, ну я же чувствую, что у вас с женихом проблемы. Я сразу это понял. Ну ведь я прав?

Киваю. Самая большая проблема с моим женихом — то, что его не существует.

Севастьянов выглядит таким довольным собственной проницательностью, что раздражаюсь ещё сильнее. Думает, он самый умный и всё знает? Сейчас я ему покажу!

Пользуясь тем, что он всё ещё меня обнимает, прижимаюсь ближе, чтобы моя нога была между его. Бедром ощущаю его очевидное неравнодушие.

Довольная ухмылка спадает с его лица. Выпучив глаза, он опускает между нами руку и… касается голой кожи моего бедра над краем чулка.

Замирает, даже не дышит. Однако руку не убирает. Кончиком пальца подцепил край чулка и не двигается.

Слегка трусь о него, шепчу на ухо.

— Ты прав, и я всё скажу жениху, как только он вернётся из командировки.

Ощущаю его дрожь, он еле сдерживается. Пальцы поглаживают моё бедро.

Потом он вдруг отстраняется и берёт меня за руку.

— Хорошо! Тогда пойдём поужинаем где-нибудь, и ты расскажешь мне, что у вас с женихом не так. Мне важно понять, чтобы самому не допустить ошибок.

Тьфу ты! Но хоть не в кино идём, и на том спасибо. А рассказать я смогу, пусть не волнуется. Или, наоборот, пусть трясётся от страха.

Мы идём в ресторан, где работает моя знакомая. Несмотря на субботний вечер, она находит для нас угловую кабинку, самое то для интимного разговора. Встав за спиной Димы, она показывает мне большой палец. Он ей понравился, видите ли!

Заказываем вино. Видимо вспомнив о прошлом разе, когда он выпил на пустой желудок, Дима просит принести несколько закусок. Я мысленно усмехаюсь. Не поможет, милый, не поможет…

Во время еды мы разговариваем о работе, о жизни, и наша беседа кажется мне подозрительно нормальной, даже приятной. Но потом Дима возвращается к теме вечера.

— Буду благодарен, если ты расскажешь мне о том, что произошло в ваших отношениях с женихом. Разумеется, я сохраню всё, чем ты поделишься, в тайне.

— Правда? — кокетливо хлопаю глазами.

— Это, конечно же, на твоё усмотрение, что рассказывать, а что нет. Я не хочу, чтобы это было для тебя травматичным.

Коварно хихикаю в мыслях. Травматично будет не мне, а Диме.

— Спасибо! — Изображаю милую улыбку. — Понимаешь, дело в том, что я люблю… секс. Разумеется, только с одним мужчиной, с которым я связана отношениями.

При слове «секс» глаза Севастьянова стекленеют. Я на верном пути.

— И если между нами есть доверие, то я многое могу позволить своему мужчине. Почти всё, — шепчу доверительно. — Вот взять тебя, например… Тебе нравится, когда берут глубоко в горло?

Севастьянов сглатывает, открывает рот, чтобы ответить, но ничего не говорит.

— Да-да, понимаю, ты не уверен, нравится или нет, — продолжаю оживлённо.

Дима жестикулирует, двигает губами, пытается поспорить, что ему это да-да-да-да-да конечно же нравится. Однако не издаёт не звука.

— Для полного наслаждения сексом необходимо полностью доверять друг другу, — продолжаю невинным тоном. — Тогда глубокий минет становится праздником единения для вас обоих. Или возьмём к примеру меня. Я далеко не каждому мужчине соглашусь сесть на лицо. Да-да, отнюдь не каждому…

Изображаю глубокую задумчивость, как будто вот прямо сейчас представляю себе этот крайне интимный акт. Откидываюсь на спинку стула, провожу ладонью по груди. Взгляд моего осоловевшего приятеля следует за моей ладонью, как приклеенный.

— Не стану лгать, кончать мужчине на язык — это ни с чем не сравнимое удовольствие, но опять же, для этого необходимо глубокое доверие. А я, наверное, никогда не доверяла моему жениху. Да, никогда… И у него были странные требования. Например, ему не нравилось, что я не ношу трусики. — Разворачиваюсь на стуле так, чтобы были видны мои ноги и край чулка-сеточки. — А зачем мне трусики? Мой жених волновался, что мне будет холодно. Как ты думаешь? А? — Зову его несколько раз, потому что его взгляд намертво сосредоточен на верхе моего чулка.

— Да, — выдавливает он наконец. — Можешь простудить…

— Что?

— … ся. Простудиться.

Веду пальцем по краю чулка, потом ныряю в разрез…

Севастьянов подскакивает на ноги. Выхватывает бумажник, бросает на стол несколько купюр. Хватает меня за руку, вздёргивает на ноги и тащит за собой из ресторана. Наконец-то!