Путь к сердцу мужчины (СИ)

Глава шестнадцатая

Платье было красивое. Чего уж там: прекрасное! Этакая смесь наряда Золушки и Белль из «Красавица и чудовище». Тьфу ты! Сдались мне эти Диснеевские принцессы. На кой ляд я вообще полезла смотреть про них?! Сравнивала себя и ту белобрысую барышню, на которую променял меня Гоша. Ух, увидела сейчас: глаза бы выцарапала. Боль утраты прошла, явив собой обоснованную злость. Какого такого сказочного органа меня, умницу и красавицу, променяли на какую-то другую. Пусть у нее и ноги от ушей, волосы блондинистые, задница маленькая, в отличие от моей, еще и упругая, наверное. Уверенной на все сто быть не могла, но знала я таких фифочек. Точно упругая! Зуб даю!

Мысли плавно перетекли на мою пятую точку, равно как и взгляд. Так вот: платье было прекрасное, но не на мне. Я же в нем смотрела словно воздушная зефирка. Такая же белая, пышная и приторная, до зубового скрежета.

— Валечка, ты таки очень красивая. Зря не хотела примерять, — Роза Львовна, со своим несменным ридикюлем в руках и кокетливой широкополой шляпкой на голове, являла собой истинную будущую свекровь, которая лучше знает. И мне бы пожалеть ту несчастную, что удостоится чести стать женой ее любимого сыночки, но жалеть себя, было бессмысленно. Глаза видели, что брали.

Собственно, наверное, стоит вернуться к тому, как меня угораздило так вляпаться. Аккурат в ту же кучу. Еще и с разбега. Я девушка монументальная, на граблях танцевать научилась виртуозно, да так, что лоб отрастил себе броню, что никакие шишки не страшны. Поэтому нос зажала и с головой нырнула. Чтобы уж наверняка себе в мозгу высечь: «Любовь — яд. Трезвый расчет — противоядие».

Петр Иванович Зубило не был моим последним вариантом. Более того после расставания с Гошей, я и думать не хотела о новых отношениях, пусть они и припорошены пылью обиды и жаждой мести. Мол, смотри какую звезду ты потерял на своём жизненном пути. Локти кусай, ночами плачь. Не все же мне это делать.

Дыру в душе я заполняла работой. Постоянно искала новые рецепты, расширяла ассортимент, придумывала акции, бонусы. До ломоты во всем теле и противных мушек перед глазами. Мне было не привыкать упахиваться до изнеможения, но сейчас я была рада этому факту. Этакий, если верить психологам, холодный суицид.

Правда похудеть, на фоне стресса, мне не очень удавалось. Я загоняла себя в рамки, невольно представляя образ новой пассии Серова. Стала спать с сантиметровой лентой, купила весы, чтобы взвешиваться каждый день.

— Худая корова, еще не газель, — патетически воскликнула Лизавета, за что, собственно, и получила в лоб поварешкой. Поварёшку пришлось помыть, а компот, который я варила на продажу, оставить себе, но злющие глаза сестрицы того стоили. — Валя, пусть плачут те, кому мы не достались…

— Пусть сдохнут те, кто нас не захотел, — продолжила я. — Да, да. Я, представь себе, тоже слушаю песни Сердючки. Перлы она тут рассыпает. С чего вдруг такая любовь к народному творчеству?! Ты бы еще статусы из Одноклассников мне почитала.

— Я блондинка, мне можно, — отмахнулась Лиза, покачивая стройной ножкой в туфельке на шпильке. — Мать, правда. Чего ты так загоняешься? Вон холостяцкая половина СОБРа ходит на тебя смотреть, а ты с этим Серовым возишься.

— Им просто нравятся мои пироги!

— Ага. У нас же других пекарен нет, в округе. Только твоя. На другом конце города. В жопе мира, — фыркнула Лиза. — Валя, когда ты стала такой наивной? Ау, где моя сестра! Вызываю Валентину Бизонову. Приём.

Но я ей все равно не поверила. Точнее не хотела верить. Все же знают, что, когда обжигаешься, потом и на воду дуешь. Вода тоже умеет быть коварной, превращаясь из льда в кипяток, стоит только хорошенько ее нагреть. Мда, Валя, хоть где-то тебе понадобились уроки физики!

Возвращаясь к нашим баранам скажу, что хватило меня ненадолго. Просто однажды, не спав несколько ночей подряд, чтобы приготовить пирожные на заказ для какого-то очень важного светского раута, я бахнулась в банальный обморок, ударившись головой об тумбочку на своей кухне. Пришла в себя уже в скорой, с перебинтованной головой и с сидящей рядом Розой Львовной, которая по-отечески, сжимала мою руку, кусая сухие старческие губы.

— Очнулась, голубушка, — пожилой врач скорой помощи улыбнулся в свои пышные усы, бросая заинтересованные взгляды на Розу Львовну. Однако, эта престарелая кокетка, делала вид, что совсем не видит интерес мужчины. — Видите, а Вы панику подняли. Полицию угрожали вызвать, сумочкой фельдшера избили.

Пострадавший фельдшер, сидевший в углу неопределённо фыркнул, потирая плечо. Оказывается, ридикюль Розы Львовны можно использовать как оружие массового поражения. Отхватят все и сразу.

— Ничего. Полезно, — совсем не смутилась женщина, прижимая сумку к себе. Она с ней и так никогда не расстается, а сейчас подавно не заберешь. — Нечего своими финтифлюшками ей в глаза светить. Занята она. За-ня-та.

— Да я только зрачки хотел посмотреть! — воскликнул парень.

— Не бери меня за здесь, мальчик! На свои смотри!

Петина мама кружила вокруг меня коршуном. Дождалась пока мне диагностируют легкое сотрясение мозга, этапировала до квартиры, проследила, чтобы я поела. Спорить не было ни сил, ни желания, поэтому я, испытывая к женщине полнейшее уважение, принимала эту заботу.

— Ты мне Валя, таки не чужая, — усмехнулась Роза Львовна. — Шо ж мне теперь бросить тебя?! Тётя Роза своих не бросает!

— Так, когда это я своя стала? — устало покачала головой, облокотившись на подушки, превозмогая головную боль.

Мой вопрос, однако, она ловко проигнорировала. Поправила мне подушечку, подоткнула одеяло и присев рядом, на краешек кровати, произнесла:

— Я не сильно умею сказать, но хочу, — перевела дыхание, собираясь с мыслями и продолжила: — Петеньку в Германию пригласили. Оценили, ироды, мальчика моего! У него же голова золотая!

— Я рада за Петю, Роза Львовна. Правда рада.

— Ты сиди тут и помолчи, когда я говорю. Не доросла еще перебивать, — Зубило скривилась, будто я ей лимон в рот засунула. — Замуж за него выйдешь, как сыр в масле кататься будешь. Хиленький он у меня, слабенький, но ты девка гарная, сильная! Внуки хорошие будут.

— Вы меня сейчас как кобылу выбираете. А любовь? Как же без любви?

— Тю! Много тебя эта самая любовь дала, а? Давно подушки от слез просохли? — я промолчала, закусив до крови губу. Потому что подушки и правда еще не просохли. Потому что я все еще просыпалась по ночам в слезах. Снился мне всегда Гоша и наш с ним сын. Я даже имя ему придумала. Коленька. И просыпаясь в ночи, нащупывая пустую постель, слезы как-то сами собой катились из глаз. Не было у меня ни Гоши, ни Коленьки, ни самой себя.

— Молчишь. Ты посмотри на шо ты похожа! — судя по тому, как я красиво стукнулась головушкой, то скорее всего на чучело. Однако, тётя Роза решила продолжить: — На мямлю, похожа. Вот шо твоя «любоф» делает. Нормальную женщину в немощь превращает.

Я хмыкнула, от чего голову опять прострелила вспышка боли. И как бы мне не хотелось возразить, но, на этот раз, Роза Львовна была полностью права. Я стала мямлей. Которая молчит, терпит, сопли на кулак наматывает, вместо того, чтобы этот самый кулак пустить в более полезное дело. Например: настучать по голове одному несносному мужику, который нервы мои, как жилы, рвет. Плевать, что он одной рукой меня в бараний рог скрутит, так хоть душу отведу.

Вот тогда-то я для себя все и решила. Не только потому, что захотелось вернуть прежнюю Валю, но еще из-за банальной жалости, по отношению к Петиной маме. Мне же обязательно надо кого-то пожалеть, хлебом не корми. И эта моя жалось, когда-то, до добра точно не доведет. А еще страх, как хотелось Германию увидеть. И не думала я тогда о том, что придется бросать все, продавать пекарню, квартиру и как-то сосуществовать с Петей. Я тогда, кажется, разучилась думать. Вот как головой приложилась, так мигом данная функция отвалилась.

Собственно, может и не появилась бы больше, если бы не моя пятая точка в этом ужасно красивом платье. Повертелась вокруг своей оси, сдунула прядь, упавших на глаза волос, и мысленно махнула рукой. Хуже уже не будет. Все равно жених не ахти, пусть и платье не разбавляет этот ночной кошмар своей красотой.

— Петя, иди сюда, — поманила мужчину пальчиком и он, моментально бросив свой портфель, подскочил ко мне. Хороший мальчик. Послушный. За ушком что ли почесать?! Тьфу, ну и ерунда в голову лезет.

Взяла своего жениха под руку, посмотрела на наше отражение, в глубочайшей задумчивости покусывая губу. Мы и так выглядели как слон и моська, а сейчас, когда я в этом воздушном зефире, так и подавно.

— Кака красива пара, — Роза Львовна схватилась за сердце, Петенька вырвался из моего захвата и поскакал искать мамины сердечные капли. Я возвела глаза к потолку. Попала, так попала!

— Серов! — заорал Артём Михайлович, пропечатав лучшему другу прямиком в челюсть. Обескураженный Гоша не удержался и шлепнулся на маты, потирая ушибленную часть своего красивого лица. — Ты спишь что ли?

— Похоже, — буркнула мужчина, несколько раз протерев ладонью глаза.

Спать действительно хотелось с невероятной силой. Кажется, еще немного и Серов уляжется на маты, захрапев богатырским сном. А всему виной эта чертова вторая работа. Не вытягивает он. Ох, как не вытягивает. Запросы у Алевтины множатся, как снежный ком, а финансы все чаще начинают затягивать романсы. Вот и пришлось идти таксовать, чтобы угодить свой фее. Феи же они такие — требуют вложений. Больших вложений. Чего только стоит все эти салонные процедуры. А вы видели цены на нижнее белье?! Гоша, когда увидал впервые чек из магазина, чуть дар речи не потерял. Из золотых ниток их шьют, не иначе. А косметика? Тихий ужас! Тени, помады, подводки, хайлайтеры и всякие там бронзеры. Он и понятия не имел, что это за зверь и с чем его едят, но Аля с большой периодичностью жаловалась на отсутствие этих жизненно необходимых вещей.

— Совсем тебя молодая краля загоняла, — Завьялов сел рядом и хлопнул друга по плечу. — Пора признать, что нормальную бабу ты героически пр*срал!

— Может бабу и пр*срал, но взамен получил фею, — улыбнулся мечтательно Серов.

— Ты сейчас лыбишься, как дурачок, которого недавно из психушки выпустили, а справку выписать забыли. Гоша, ты умный и взрослый мужик! Она же веревки из тебя плетет. Да что там, уже морских узлов, в голове твоей дубовой, накрутила. А ты только рад. Ходишь, как телок на привязи. Или ты думаешь я не знаю, что ты в такси по ночам работаешь?! Завязывай с этим. Сегодня ты мой удар пропустил, завтра опять пулю словишь. Только не факт, что так легко отделаешь.

— Харе морали мне читать, — взъерепенился Гоша. Куда только сон пропал. Подобрался весь, готовый защищать честь своей ненаглядной. — Сам разберусь.

Вскочил, будто за ним стадо гончих гонится и пулей выскочил из тренировочного зала, оставляя великое начальство сидеть на матах.

— Ну и олень, — плюнул ему в след Завьялов. Мужики подхватили нестройным гулом. Удивительно, но сейчас каждый из них был согласен с товарищем майором. Олень, еще какой. Пусть простит их это благородное животное. Не в обиду ему, было сказано.

Серов, считавший, что быть парнокопытным он не заслужил, решил обидится на друга. Не будь Завьялов его начальником, еще и в нос бы прописал. Только терять работу Гоше было не с руки, тем более сейчас. Михалыч, временами, мужик, конечно, нормальный, но кто знает, чего из-за злости решит. Рисковать Георгий не желал. Ему еще на колечко зарабатывать. Очередное.

Квартира встретила Серова полнейшим бардаком. Вещи разбросаны, везде пыль, на полу следы чего-то липкого и грязного. Какой бы красоткой не была его фея, но хозяйка из нее была аховая. Как говорила сама девушка:

— Гошенька, моё дело быть красивой и радовать твои глаза! Я же не кухарка, не уборщица и не посудомойка!

Он соглашался. Действительно же — не кухарка. Да и как такие красивые ручки, с такими маленькими и тоненькими пальчиками, заставлять мыть полы?! Кощунство! Алевтина была женщиной для любви, а не для работы.

Только вот эти липкие пятна сейчас почему-то неприятно ударили куда-то в район грудины. Чёрт, не такая великая проблема взять швабру и протереть ламинат, когда ты целыми днями сидишь дома. Для него, конечно, не великая, но не для феи.

Гоша не успел даже ничего сказать, а она, увидев его на пороге, заревела, пуская фонтан слез из глаз. Да так красиво, что Серов сначала засмотрелся и только спустя минуту пошёл выяснять, что, собственно, произошло, пока его не было. Дежавю какое-то, ей Богу!

— Что случилось? — присел на корточки около Алевтины. — Кто обидел?

— Ноготь сломала, — прохныкала фея и показала этот самый ноготь на среднем пальце.

— И? Истерика то почему? — Серов почесал затылок, полностью обескураженный.

— Я ноготь сломала! — повторила Аля, рыдая пуще прежнего. — Ты что не понимаешь?!

— Понимаю, — кивнул Серов, хотя ни черта не понимал. Когда Валя сломала ноготь, она молча взяла ножнички и обрезала все остальные. Без каких-либо завываний. Может фея просто ножнички не может найти?!

Окрыленный своей мыслью, Гоша с улыбкой притащил Алевтине маникюрные ножницы, вручив как долгожданный кубок чемпиону. Правда, Аля почему-то не оценила. Резко прекратила рыдать, круглыми шарами посмотрела на Серова, а после и вовсе запустила в него этим холодным оружием.

— Сухарь бесчувственный!

Нет, определенно, женская логика никак ему не подвластна. Что он опять сделал?! Бабские истерики, явно, не его конёк. Одна, сбежала, только тапки сверкали, вторая вот швыряется чем не попадя. Сговорились они все, что ли?!

— Я на работу, — махнув рукой, Гоша схватил куртку и поспешил свалить из своего собственного жилища.

Успокаивать Алю не было смысла. Это он уже хорошо уяснил. Иначе, истерика грозится перерасти в настоящий потоп, а Гоша будет последним м*даком, пока не притащил ей очередное колечко на блюдечке. Или сережки. В зависимости от того, что конкретно на повестке дня.