Путы любви

ГЛАВА 19

Странники в этой стране были редким явлением. Семьи, принадлежащие к одному роду, с крепкими родственными узами, держались друг друга. Время от времени один род воевал с другим. При этом не отказывали ни одному незнакомцу, нуждавшемуся в крове. Но если в нем подозревали шпиона другого вражеского клана, дело заканчивалось ножом в его горле или ударом топора по голове. Очень часто в одну ночь человеку давали кров и еду, а на следующую ночь он возвращался и вставал во главе кочующей и совершающей набеги банды. На любую крепость могли напасть, набеги были на счету каждого клана.

Светлым приятным днем в Галлхиел въехал незнакомец. Он сидел на красивой низкорослой испанской лошади, в руках он держал лютню. У него были светлые, отдававшие золотом усы и прямые до плеч волосы. Он был дорого и модно одет. Это был менестрель по имени Банаин.

Лесли, скучая в одиночестве, бродила по пустому залу. Она только что решила поехать поискать Лаоклейна, когда вошел Криф вместе с незнакомцем.

Банаину была известна история крепости, но он был мало знаком с историей рода. Когда Криф представил его леди Лесли Макамлейд, Банаин ошибся в своем предположении. Он поклонился:

– Банаин, миледи. К вашему удовольствию.

– Поистине удовольствие. – Она наклонила голову. – Милорд занят, но он не откажется побыть с нами и насладиться музыкой. Откуда вы?

– Из Дункеита, миледи.

Ее лицо оживилось:

– Вы должны мне рассказать его новости. Пошли! Я сама провожу вас в комнату, где мы сможем поговорить наедине. Мне очень хочется развлечься.

Внимание Банаина привлекли злость и отвращение на лице Крифа. Его заинтересовала их причина.

Лесли заметила это, но решила не обращать внимания, так как видела в этом еще одну возможность унизить Дару. Она не могла дождаться ужина – того времени, когда менестрель обратится к ней как хозяйке Галлхиела перед всеми домашними, в том числе и Дарой. И то, что Криф разгадал ее план, не имело значения.

Двор был полон мужчин. Они боролись, бросали копья, дрались на мечах. Такие игры, проводившиеся часто и с удовольствием, помогали воинам, сейчас пребывающим в бездействии, быть в форме, сохранить силу и мастерство для предстоящих битв. Набеги были еще одним способом сохранить форму. И то, и другое было развлечением, от которого получали удовольствие и на которое делались ставки.

Тамнаис и высокий худой человек стояли в кольце зрителей. В крепких кулаках были зажаты громоздкие копья, их напряженные руки играли мускулами. Они ждали ревущей команды судьи – примирителя. Когда она прозвучала, они с огромной силой метнули копья в цель из туго связанных тростниковых настилов в несколько футов шириной и толщиной. Копье Тамнаиса достигло цели первым и остановилось около отметки, копье же его напарника через несколько секунд попало прямо в цель.

Когда этих мужчин сменили двое других, Криф нашел Тамнаиса и отвел его от толпы. Его лицо было таким страшным, а руку он сжимал так крепко, что Тамнаис стал протестовать.

Криф посмотрел на него прямо, потом нетерпеливо потряс головой.

– Киарр сделал из своей дочери продажную девку. Она разрушает свою собственную красоту. Я повел менестреля к хозяйке. Он хотел поздороваться с ней и попросить приютить, но его встретила Лесли, девица с черными волосами и с еще более черным сердцем. Я промедлил, а он принял ее за хозяйку. Она знала, что он ошибся, но разуверять не стала. Когда об этом узнают и станут говорить, это станет еще одним испытанием для нашей хозяйки.

– Почему же ты тогда ничего не сказал, парень – ты же не дурак?

– Если бы я сказал, то нарушил бы ее план. Она попытается еще раз осуществить его, но я проучу ее. Она надолго запомнит этот урок. Ее нужно заставить понять, что леди Дара не одна.

– Какой же урок ты хочешь ей преподать?

Криф негодовал.

– Если бы я знал, я бы сразу сказал. У меня нет плана. Ты молчалив, но все знают: ты себе на уме.

Тамнаис всматривался в Крифа.

– Так, значит, я должен решать эту задачу. Я уверен, что справлюсь с ней в любом случае.

Он потер грубой рукой о подбородок. Криф ждал. Приходилось набраться терпения, Тамнаис всегда долго обдумывал свой план, и в этом заключалась его главная хитрость. Он выпрямился, придумав удачный план, в котором он сам едва ли будет участвовать.

– Кто меньше всех питает отвращение к этой девице?

– Никейл. – Своим тоном Криф дал понять, что считает Никейла слабым. – Он вынюхивает ее, как медведь мед, хотя ты, наверное, думаешь, что он слишком умен, чтобы попасть в эту ловушку.

Тамнаис заворчал:

– Медведь знает, что пчела ужалит, и все же идет воровать мед. – И с этими словами он начал раскрывать свой план ниспровержения Лесли Макамлейд.

С приходом весны дни становились длиннее, а ночи наступали незаметно. Предзакатное небо было бледно-абрикосового цвета. Она была полуодета, но даже не подумала накинуть на себя хоть что-то, когда открыла дверь, потому что не ждала никого, кроме служанки или, может быть, Гарды. Она стояла, оцепенев от испуга и злости, когда Никейл смело прошел мимо нее в комнату.

В его улыбке была дьявольская радость, а никто не может воздать дьяволу по заслугам так, как делает это горец, только он может в полной мере насладиться женщиной, известной своей жестокостью.

Никейл стоял в небрежной позе. Лесли огрызнулась:

– Ты ведь не глазеть сюда пришел, болван?

Она и пальцем не пошевельнула, чтобы прикрыть свою полуобнаженную грудь, а он и не пытался отворачиваться.

– Почему же, есть и получше причина, чтобы находиться здесь, чем та, которая действительно привела меня.

– И какая же?

– Тщетная попытка дать выход своим порочным наклонностям.

Лесли пристально смотрела на него и ждала, что он скажет дальше.

– Менестрель Банаин.

Криф описывал Никейла совершенно точно. Он был похож на медведя, сильного, большого и бесстрашного. Он редко полагался на умение или хитрость, обычно он одерживал успех благодаря своей абсолютной решимости. Обман был ему незнаком, и он умел распознавать его в других. А Лесли была воплощением обмана.

Она облизнула губы и широко открыла глаза.

– Что ты собираешься делать?

– Продержать тебя здесь до конца вечера.

– Я не думаю, что привлекаю тебя.

– Но это так, дорогая. Ты привлекаешь меня, – он смеялся над ней.

Она покраснела и вскинула голову. Волосы ее распушились.

– Кажется, жена Лаоклейна не испытывает недостатка в странствующих рыцарях. Недостатка в любовниках тоже нет!

Никейл на удивление быстро схватил ее и крепко сжал.

– Леди Дара настолько же правдива, насколько ты лжива.

Лесли в отчаянии закричала, его пальцы глубоко вонзились в ее голое плечо. Однако слезы и мягкий умоляющий взгляд были абсолютно фальшивыми. Она подняла красивую руку, моля о пощаде, эта бледная нежная рука на самом деле была очень крепкой.

Ее мольба была вознаграждена. Он ослабил пальцы и уже не сжимал ее до боли. Руки скользнули ей на спину.

Привлекая ее к себе все ближе, он дал ей возможность показать все, на что она была способна.

Их отделяло друг от друга совсем немногое. Она быстро сняла белье, а он снял накидку. Никейл не был человеком с изысканными манерами, поэтому не видел необходимости раздеться полностью. Лесли вскоре обнаружила, что это совершенно не мешало ей получать удовольствие. Это был зрелый мужчина, и он отлично знал, как удовлетворить ее. Он был не первым ее мужчиной, но ему первому удалось привести ее в такое состояние, когда она дрожала от желания. Раньше всегда она приводила мужчин в волнение, но не теперь. Только потом, когда ее обессилевшее тело было безвольно распластано под ним, Лесли поняла, что в ней возрождается чувство самосохранения.

Она вывернулась, чтобы освободиться из его объятий и громко, четко произнесла:

– Я должна идти. Меня будут искать. Но скоро я вернусь, не вставай.

– Я не встану, и ты не уйдешь.

Его откровенный тон застал ее врасплох. Она смотрела на него с недоверием.

– Ты получил удовольствие и будешь все еще держать меня здесь против моей воли?

– Одно не имеет отношения к другому.

Как часто она видела, как ее отец вот так же относится к ее матери, с обычным пренебрежением. Следуя инстинкту, она отреагировала так же, как сделала бы Каиристиона, – с гневным и речистым неистовством. Ее пальцы превратились в когти, а изо рта потоком полились непристойности.

Никейл лишь смеялся над дьяволицей, которая была у него в руках, охлаждая ее пыл ударами, от которых звенело в ушах.

План Тамнаиса, запущенный в движение, не давал сбоев. Менестрель спустился вниз ровно в назначенное время. Его встретил Криф, и когда они подошли к длинному столу, Криф шепотом предупредил его:

– Милорд, нас сейчас развлекут.

У Банаина было мало времени, чтобы подготовиться должным образом к этой встрече. Он низко поклонился внушительной фигуре графа и его изящной жене.

Лаоклейна редко удивляли затеи его челяди. Он слегка улыбнулся, когда увидел лютню, которую с любовью держал Банаин.

– Мы тебе рады. Я люблю лютню почти так же, как Джеми. Ты играл для его светлости?

– Вот уже год, как не играю, милорд. В южных землях дела у меня шли плохо. Здесь, в горах, мой талант – редкость и принимают меня лучше.

Эти двое разговаривали, а Криф успокаивался. Он не обратил внимания на поднятые брови Дары. Казалось, она спрашивала о том, что происходит. Макамлейда, казалось, пока не волновало присутствие Банаина – присутствие, которое не объяснили. Крифу стало не по себе, когда по приглашению хозяина Банаин покинул их и пошел ужинать.

Лаоклейн повернулся к Крифу и спросил:

– Интересно, моя жена не сказала мне о нашем госте.

– Я не знала о нем, – пролепетала Дара.

– Ты похож на медведя, попавшего в малинник.

– Неужели, милорд?

– Мы бы разделили с тобой твою радость.

– Это леди Лесли. – Крифу было неловко. – Она встретила Банаина, когда я привел его в дом.

– Но в этом нет ничего, что могло бы доставить тебе удовольствие. – Лаоклейн окинул взглядом зал. – Лесли еще не пришла сюда к нам. Она придет?

Криф снова замялся.

– Нет, милорд.

Лаоклейн вздохнул, видя, что Крифу не очень хочется рассказывать.

– Это из-за тебя ее нет здесь?

– Да, милорд, но она слишком много себе позволила.

Криф сам удивился своей вспышке. Лаоклейн заинтересовался.

– Лесли всегда себе много позволяет. – Он опять вздохнул, видя, что Криф продолжает молчать. – Криф, мы поговорим об этом позже.

– Да, милорд.

Криф почувствовал облегчение. Дара видела, как быстро он удалился.

– Я уверена, что услышу рассказ из твоих уст, Лаоклейн. Ему не очень-то хотелось говорить на эту тему в моем присутствии. Всем известно, как меня интересуют интриги леди Лесли, – добавила она с отвращением.

За ужином они ели рыбу и дичь, которую только что наловили и доставили к столу. Дара не жаловалась на аппетит. Недавно она обнаружила, что вечером может съесть гораздо больше, чем утром, и повиновалась велению природы. Съев последний кусок и поняв, что наелась, она подняла свой бокал, чтобы слуга наполнил его. Лаоклейн наблюдал за ней. Она неуверенно улыбнулась ему.

– Меня удивляет, дорогая, что ты все так же легка, когда я поднимаю тебя на руки.

– Скоро все изменится. – Она замолчала и смотрела в свой бокал. Она собиралась сказать ему об этом в более подходящий момент, чем этот.

– Ты думаешь, у меня не хватит сил, чтобы удержать тебя и крошечного ребенка?

Ее глаза широко раскрылись:

– Ты знаешь?

– А почему бы и нет? – На его лице было удивление. – Твое тело говорит мне об этом.

– Я боялась сказать тебе.

Он нахмурился:

– Тебе нечего бояться, если дело касается меня. Я люблю тебя, и буду любить нашего ребенка. Возможно, ты носишь моего наследника. Любому мужчине это понравилось бы. – Он просветлел от ее взгляда. – У ребенка будет мое имя, дорогая. С самого рождения. Мы больше не будем откладывать женитьбу.

Камень упал с ее души. Она сильно волновалась эти последние недели. Перед глазами все время стоял образ Руода. Она покинула бы Галлхиел и Лаоклейна, но не допустила бы того, чтобы у ее ребенка была судьба, подобная судьбе Руода. Судьба внебрачного сына, живущего на подаяние.

Становилось поздно. Лаоклейн попросил Дару побыть одной. Криф был готов рассказать свою историю. Весь вечер он обдумывал, что скажет Лаоклейну, поэтому, когда начал свой рассказ, речь его лилась плавно.

Буквально через десять минут Лаоклейн постучал в дверь комнаты Лесли.

Продолжительное время за дверью было тихо. Потом дверь открылась, перед ним стоял Никейл. Он почувствовал себя неловко, когда увидел Лаоклейна.

Лаоклейн ухмыльнулся:

– Ну, как тебе нравится сверхурочный ночной дозор? – Он смотрел в глубину комнаты, где на кровати лежала голая Лесли, явно в гневе.

– Ночной дозор? Да, милорд, это наслаждение. – Никейл тоже ухмыльнулся.

– Ты свободен. Можешь идти. Я поговорю с леди.

Лаоклейн открыл Никейлу дверь, чтобы тот ушел, а сам вошел в комнату и снова закрыл дверь.

Лесли подняла руку, чтобы прикрыть грудь, но потом опустила ее. В один миг она встала и обернулась в простыню. В какой-то момент она предстала перед ним совершенно обнаженной, но Лаоклейн не проявил к ней никакого интереса. Он смотрел на ее распухшие губы и улыбался.

– Ты сделала свое дело, дорогая. Я не нуждаюсь в его продолжении. Мои люди следят за всем. Впредь этого не забывай.

– Как ты мог привезти ее сюда. Английская шлюха еще хуже любой шотландской девки! Ей здесь не место. Оно мое!

– Нет, – ответил Лаоклейн гневно. – Оно никогда твоим не было и не будет! Киарром руководила жадность, когда он отправлял тебя сюда и пообещал то, чем он не может распоряжаться. До сих пор я терпел тебя, но ты больше не будешь злословить о моей жене. Ты уедешь отсюда с первыми лучами солнца.

Она побелела и зло произнесла:

– Как ты смеешь! У моего отца больше прав на Галлхиел, чем у какого-то предателя. Ты боролся вместе с Джеймсом против своих же единокровных людей. Если бы я была мужчиной и старше тебя, я бы убила тебя! Ты – предатель, Лаоклейн Макамлейд, и никто этого не забудет!

– Если это помнят, то только потому, что Киарр вдыхает новую жизнь в этот рассказ, когда его начинают забывать. Он думает, я глупый? Я знаю его намерение, но все его планы окажутся бесполезными.

Широко раскрытые глаза Лесли блестели, рот скривился.

– А тебе не принесут пользы ни твой ум, ни твое богатство. Киарр одержит победу!

– Многие жаждали заполучить то, чем я владею, но один за другим они или терпели неудачу, или умирали. Я не боюсь своего дядю. Передай ему это, когда вернешься.

Лесли вдруг представила ужасную картину своего возвращения в Аирдсгайнн: опозоренная, злые языки начнут сплетничать по поводу ее поражения. Ее страх разбудил в ней желание перевоплотиться. От ее твердости ие осталось и следа, она превратилась в гибкую плоть и, извиваясь, высвободилась из простыни, прикрывавшей ее тело. Она стояла перед ним, покачиваясь. Ее белое тело было само совершенство, от острых грудей до узких бедер. Она подняла руки.

– Нет, Лаоклейн, не изгоняй меня из Галлхиела. Ни одна англичанка не сможет доставить тебе удовольствие так, как сделаю это я.

Выражение его лица не изменилось, когда он отвернулся от нее.

– Я пришлю к тебе Никейла. Его пыл под стать твоему.

Глядя на дверь, которую он оставил широко открытой, Лесли медленно опустилась на колени. Обнаженная, она припала к коврам и прикусила губу. Планы ее сорвались, но дочь Киарра не может потерпеть неудачу. Она не может позволить себе этого. Галлхиел встретится с ней вновь.

Лучи утреннего солнца неуверенно касались кромки темнеющих облаков. Солнце светило неярко и не согревало. Все было в дымке. Лесли молча наблюдала за тем, как вывели ее коня. Капюшон ее накидки прикрывал ей лицо. Благодаря настойчивым приказам Лаоклейна было мало людей, которые могли бы наблюдать и обсуждать отъезд Лесли. Ее конюх вышел вперед помочь ей. Она встала сапогом на его подставленную руку и быстро взлетела на спину коня. Не глядя назад, она ударила коня кнутовищем по блестящему крестцу. Он рванул вперед, сметая с дороги мужчин.

Дара отвернулась от окна и пошла назад к кровати, к худой крепкой фигуре мужчины, который полулежал на ней.

– Она уехала, – сказала она между прочим.

Лаоклейн поднял брови:

– Да, у нее не было выбора.

Дара видела, как он лег и закрыл глаза. Он был спокоен. Она медленно застегнула тугие крючки на платье, причесалась и завязала волосы лентами. Когда она закончила свой туалет, Лаоклейн все еще был в постели.

– Я не верю ей, дорогой.

– Я тоже. Макамлейдам не везло в вопросах семейной преданности.

– Твой дядя разгневается.

– Киарр? – Лаоклейн посмотрел на нее полуоткрытыми глазами. – Он всегда недоволен. Дорогая, не беспокойся так.

– Это Лесли вызывает мой страх. Не ее детская ревность ко мне, а что-то более глубокое. Она как плод, чья кожа блестит поверх гнилой сердцевины. Я не боюсь девчонки, я боюсь только зла, которое она может причинить тебе.

– Ты ясновидящая, дорогая?

Она резко посмотрела на него и поняла, что он шутит над ней. Она покачала головой:

– Если бы я обладала даром предвидения, то я мечтала бы лишиться его.

– Рожденные ясновидящими сохраняют дар предвидения на всю жизнь. – Он больше не шутил.

– Как ты думаешь, она вернется?

Он не спеша встал.

– Да. Но не одна.

Наблюдая, как он расправлял складки на своей накидке и надевал пояс, она думала о том, что если есть дар предвидения, то существует ли дар, позволяющий изменить несчастливую судьбу.