Пышка замуж не желает (СИ)

10

Молодой король сделал шаг вперёд, и дверь сама собой захлопнулась за его спиной. Рот пересох, сердце начало колотиться где-то в горле, громко и беспомощно. Я инстинктивно отодвинулась по дивану, прижимаясь спиной к его мягкой спинке.

— Ваше Величество… — мои губы едва повиновались мне. — Здесь… здесь не мои покои. Я жду советника.

— Айлос занят, — отрезал он, делая ещё один шаг. Его тёмные глаза, казалось, поглощали скудный свет в комнате, не оставляя ничего, кроме своего собственного, хищного блеска. — А у нас с тобой есть неоконченный разговор. Точнее, неоконченное дело.

Он остановился прямо передо мной, заслонив собой весь мир. От него пахло ночным воздухом, дорогим виски и чем-то опасным.

— Я не понимаю тебя, — продолжил он, его голос был низким, вкрадчивым, будто змеиное шипение. — Все они молятся на меня. Мечтают об одном моём взгляде. А ты… ты отталкиваешь. Прячешься. Придумываешь каких-то несуществующих возлюбленных. Я проверял, знаешь ли? У дочери герцога ди Валенс не было никаких тайных поклонников. Так кто он, этот мифический рыцарь, ради которого ты готова отказаться от короны?

Он наклонился, его лицо оказалось в сантиметрах от моего. Его пальцы, длинные и удивительно сильные, обхватили мой подбородок, заставив поднять голову. Я попыталась вырваться, но его хватка была железной.

— Всё в этом мире имеет свою цену, — прошептал он, и его губы почти коснулись моих. — Назови свою. Титул? Богатство? Власть? Я дам тебе больше, чем ты можешь себе представить. Ты разожгла во мне огонь, моя строптивая маленькая мышка. И я привык получать то, что хочу.

Я замерла, парализованная страхом и отвращением. Его слова, его прикосновения — всё это было так мерзко, так унизительно!

— И чего же ты хочешь? — выдохнула я, и мой голос дрожал от напора злости, которая начала прорываться сквозь страх. — Чтобы я упала к твоим ногам, как они все? Стала ещё одной безмолвной куклой в твоей коллекции?

Он усмехнулся, и в его глазах вспыхнуло удовольствие. Ему нравилось моё сопротивление. Нравилась игра.

— Именно так. Но куклой ты будешь особенной. Я позволю тебе иногда показывать коготки. Это будет… пикантно.

И тогда он перешёл черту.

— В конце концов, — он окинул меня медленным, оценивающим взглядом, с лёгкой насмешкой в глазах, — при твоей-то… далёкой от совершенства внешности, тебе стоит быть благодарной за такое предложение. Я предлагаю тебе стать бриллиантом, а ты упрямо хочешь остаться неотёсанной галькой.

Что-то во мне щёлкнуло. Треснуло и развалилось. Весь страх, вся осторожность, все попытки быть незаметной — всё это сгорело в одно мгновение. Перед глазами встало лицо Серёжи, его презрительная усмешка: «Выглядишь как старая жирная тётка».

— Ах вот как? — мой голос стал низким, звенящим от ярости. Я рванула головой, вырываясь из его хватки. — Далёкая от совершенства? НЕОТЁСАННАЯ ГАЛЬКА?

Я вскочила с дивана, забыв о боли в ноге, и отступила на шаг, тыча в него пальцем.

— Да кто ты такой, чтобы судить обо мне?! Ты, который считает, что весь мир — это его личная лавка, где всё можно купить?! Ты предлагаешь мне цену? Ты думаешь, что мою улыбку, моё внимание, мою… мою жизнь можно приобрести, как очередную безделушку для своей королевской полки?!

Он выпрямился, и улыбка сползла с его лица. Его глаза сузились, в них мелькнуло удивление, быстро сменившееся холодной яростью. Но меня было уже не остановить. Годы унижений, боль от предательства, вся горечь — всё это вырвалось наружу бурным, ядовитым потоком.

— Ты возомнил себя богом, который милостиво снизошёл до жалкой смертной? Твое «великодушное» предложение — это оскорбление! Мне не нужно твоё богатство, не нужна твоя власть и уж тем более не нужно быть твоей «пикантной» игрушкой! Ты просто самовлюблённый тиран, который не может вынести того, что хоть что-то в этом мире ему не подчиняется! И знаешь что? Я никогда не буду твоей. Ни за какие короны. Понял меня? Ни-ког-да!

Я закончила, тяжело дыша. Грудь вздымалась, в висках стучало. Комната замерла. Элиан стоял неподвижно, его лицо стало абсолютно бесстрастным, каменным, и от этого стало в тысячу раз страшнее, чем от его насмешек. В его тёмных глазах бушевала буря, но не было видно ни одной эмоции. Только бесконечная, бездонная холодность.

Я поняла, что зашла слишком далеко. Слишком. Очень слишком.

Он медленно, очень медленно, сделал шаг вперёд.

— Значит, не хочешь по-хорошему, — произнёс он голосом, от которого тело парализовало. В нём не было ни гнева, ни раздражения, только тихая, абсолютная уверенность в своём праве на всё. — Что ж… Я предупреждал.

Он двинулся на меня. Не быстро, а медленно и неотвратимо, как ледокол. Я отпрянула назад, натыкаясь на край стола Айлоса. Бежать было некуда.

И вдруг между нами возникла белая тень.

Это произошло так быстро, что я едва успела моргнуть. Воздух в комнате резко похолодел, заставив меня вздрогнуть. Айлос стоял спиной ко мне, заслоняя меня собой от короля. Его ослепительно-белые волосы были растрёпаны, словно он мчался сюда на всех парах. На нём не было придворного камзола, только простые штаны и рубаха, расстёгнутая на груди. И он был… другим. Его осанка, его энергетика — всё кричало о дикой, первобытной силе.

— Элиан, — голос Айлоса не гремел. Он был тихим, но в нём звенела такая сталь и такая власть, что по коже побежали мурашки. — Ты заигрался. Ты перешёл все границы.

Король замер, его каменное лицо исказилось от изумления и чистой, неподдельной ярости.

— Айлос? — его голос был обезьяньим шёпотом. — Ты… ТЫ смеешь вставать между мной и моей собственностью? Убирайся. Сейчас же.

— Она не твоя собственность, — холодно парировал Айлос. Его руки были сжаты в кулаки, но я видела, как напряжены мышцы на его спине. — Она участница Отбора, находящаяся под защитой закона. Ты не имеешь права прикасаться к ней без её согласия. Особенно здесь. В моих покоях.

— Я — КОРОЛЬ! — гаркнул Элиан, и его голос, наконец, сорвался на рык. В воздухе запахло дымом и гарью. — Я имею право на всё! И ты, мой слуга, не смеешь указывать мне!

— Я — главный советник короны, — голос Айлоса оставался ледяным, но в нём появились опасные, шипящие нотки. — И моя главная обязанность — не слепо подчиняться, а охранять традиции и законы этого королевства, даже… — он сделал микроскопическую паузу, — даже от самого короля. Особенно когда тот забывает о своём долге и достоинстве, поддавшись низменным инстинктам.

Воздух между ними затрещал от напряжения. Два могущественных существа пожирали друг друга взглядами. Я видела, как по лицу Элиана пробежала тень сомнения, быстро сменяющаяся всепоглощающим гневом.

— Ты забываешь своё место, ледяной змей, — прошипел он. — Я могу размазать тебя одним движением руки. Лишить всего. Вышвырнуть тебя из дворца.

— Можешь попробовать, — тихо, но чётко ответил Айлос. Вокруг него, казалось, звенел морозный воздух. — Но подумай, готов ли ты к последствиям. Кто будет вести твои скучные советы? Кто будет улаживать твои бесконечные конфликты с соседями? Кто будет напоминать тебе, что король — это не тиран, а слуга своего народа? Охота — это прекрасно, Элиан. Но не на людей.

Они стояли друг напротив друга, и вся комната, казалось, трещала по швам от их противостояния. Это была не просто ссора начальника и подчинённого. Это была древняя вражда двух могущественных существ, двух стихий — огня и льда.

Наконец, Элиан отступил на шаг. Его лицо всё ещё было искажено злобой, но в его глазах появилось холодное, расчётливое понимание. Он кивнул, медленно, будто взвешивая каждое слово.

— Хорошо, — прошипел он. — Хорошо, советник. Ты получаешь своё… пока. Но запомни… — его взгляд скользнул за спину Айлоса, прямо на меня, и в нём было столько обещаний боли и мести, что мне стало физически плохо. — Эта игра ещё не окончена. И я всегда добиваюсь того, что хочу. Всегда.

Он резко развернулся, его плащ взметнулся, и он вышел, хлопнув дверью так, что с полок посыпались книги.

Я стояла, прислонившись к столу, и вся дрожала мелкой дрожью. В комнате повисла гробовая тишина, нарушаемая только моим прерывистым дыханием.

Айлос не двигался ещё несколько секунд, словно прислушиваясь к чему-то. Потом его плечи наконец расслабились. Он медленно обернулся ко мне. Его лицо было бледным и усталым, но в глазах уже не было той ледяной ярости — только глубокая, всепоглощающая тревога.