Пышная свадьба

Глава 5

— Ждете? — с изумлением спросила Дорина. — Но чего?

— Когда вы приметесь читать мне нравоучения!

Дорина не отвечала, и Максимус с насмешкой продолжал:

— Безусловно, ваша святая обязанность, как компаньонки, сделать мне выговор! Неужели вы ограничитесь банальным «оставляю это на вашей совести»?

— У меня нет никакого права критиковать или осуждать вас, мистер Керби.

Последовала непродолжительная пауза, а затем он спросил:

— Я вас шокировал?

Его тон изменился, и она вполне серьезно ответила ему:

— Не знаю… Не думаю, чтобы шокировали… Мне кажется… я вас понимаю…

При свете месяца ей почудилось, что его губы вновь скривила циничная усмешка, как в тот момент, когда он входил в салон вместе с миссис Томпсон.

Она видела, что он ждет объяснения ее слов, и почувствовала, что обязана дать ему искренний и правдивый ответ.

— Я вспоминаю, — медленно начала она, — как много лет назад мой отец отправился с одним своим довольно бесшабашным приятелем на скачки в Дерби. Этот джентльмен выиграл много денег, и когда мой отец подвозил его домой в своем фаэтоне, тот принялся швырять в толпу серебряные и золотые монеты, которыми были набиты его карманы. Это вызвало целый переполох, и мой отец спросил у него: «Зачем ты это делаешь?» Тот ответил: «Они их хотят, а у меня они есть!»

Дорина старалась не смотреть на Максимуса. Она устремила взгляд прямо перед собой, туда, где на фоне ночного неба едва вырисовывался силуэт горной цепи.

— Значит, вы считаете, что я очень щедро раздариваю свои поцелуи? — заметил Максимус. — Вы необычная девушка, мисс Хайд.

Она подумала, что он смеется над ней.

— Не знаю, почему вы так решили.

— У меня такое чувство, — сказал он, — хотя я не могу объяснить, даже себе, чем оно вызвано, будто вы пытаетесь казаться не той, кто вы есть на самом деле. За этим серым платьем и строгой внешностью скрывается, возможно, что-то совсем другое.

Дорина молчала.

«Он слишком проницателен», — подумала она, но в то же время ей показалось удивительным, что он вообще заметил ее.

— Вас когда-нибудь целовали? — неожиданно спросил он.

Дорина почувствовала, как ее щеки залил румянец; она лишь надеялась, что он не заметит этого в темноте.

— Вы не должны задавать мне подобных вопросов, мистер Керби, — сухо сказала она.

— Вы на самом деле так же суровы, как цвет ваших платьев, — продолжал он, — или правду говорят, что английские мужчины холодны и не умеют ухаживать за женщинами?

— Я думаю… мне лучше пойти спать, — тихо сказал Дорина.

— Я почти уверен, — продолжал Максимус, будто не слыша ее слов, — что под этой пуританской внешностью скрывается горячее сердце и огонь, который еще пока никто не смог разжечь. Мне лишь хотелось бы знать почему.

— Мы говорили о вас, мистер Керби, а не обо мне!

Он тихо рассмеялся.

— Я же говорил, мисс Хайд, что вы отличаетесь от других женщин. Я пока еще не встречал ни одной, которая не хотела бы говорить о себе.

— Это означает, что в конце концов основной темой разговора все равно становились вы! — сказала Дорина и тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах.

Максимус снова рассмеялся.

— Как я вижу, вы девушка с характером! Я начинаю узнавать очень интересные вещи о вас, мисс Хайд!

— Боюсь, что я не оправдаю вашего интереса, — сказала Дорина, стараясь говорить равнодушным тоном. — В любом случае, у вас слишком мало времени, потому что через две недели состоится ваша свадьба, а после этого я вернусь в Англию.

Он не отвечал. Хотя он не двинулся с места, Дорина внезапно ощутила его близость.

Сердце бешено колотилось у нее в груди, и поскольку этот разговор взволновал ее, она чувствовала странное возбуждение, какого прежде никогда не испытывала.

— Во всем, что бы я ни делал, — сказал Максимус спустя какое-то время, — я всегда доверял своей интуиции. И сейчас она подсказывает мне, что я должен любым способом помешать вам вернуться в Англию, хотя сам не знаю зачем.

— Ну что ж, значит, у вас будет, над чем поломать голову, хотя боюсь, вам все равно не найти ответа, — с деланной легкостью сказала Дорина.

Только сейчас она обратила внимание на то, что пока они разговаривали, начался прилив, и яхту развернуло течением, так что теперь они смотрели не на гавань, а на море.

Внезапно она увидела, что с моря к ним направляются несколько небольших суденышек с квадратными парусами.

Их форма была необычна, и Дорина вспомнила, как доктор рассказывал ей, что эти паруса натягивают на бамбуковую раму и устанавливают на бамбуковую мачту, сделанную в форме треноги.

Но приближающиеся суда не занимали ее сейчас, она думала о том, что ей сказать дальше.

Ей хотелось продолжить их разговор, но в то же время она понимала, что ей давно следовало бы уйти к себе в каюту.

Она рассеянно наблюдала за подплывавшими все ближе судами, заметив, что на них есть и гребцы. Она насчитала по девять весел с каждого борта.

— Мне казалось, что столь легкого бриза недостаточно для того, чтобы они могли двигаться с такой скоростью, — заметила она.

Максимус Керби посмотрел на море. Внезапно она почувствовала, как он замер на месте.

— Прау! — воскликнул он.

— Вы хотите сказать, что это пираты? — спросила Дорина.

Он не ответил. Схватив ее за руку, он оттащил ее от перил и увлек за собой к трапу.

— Спускайтесь вниз!

Это был приказ, но пока Дорина стояла в нерешительности возле рубки, Керби уже исчез. Дорина снова взглянула на прау, которые быстро приближались к яхте.

Она пыталась вспомнить все, что ей рассказывали о пиратах. Насколько она знала, обычно их суда были вооружены пушками.

Ей не было страшно. Эти шесть прау, быстро и бесшумно приближавшиеся к ним, казались почти нереальными. Не было слышно даже плеска весел, которые ритмично взмывали в воздух и снова погружались в воду.

Стоя между стеной и створкой открытой двери, Дорина почувствовала, что вокруг нее началось какое-то движение.

Матросы, передвигаясь по-пластунски, занимали свои места на палубе.

Она догадалась, что приближавшиеся пираты не могут видеть их из-за пышных лиан, которыми были увиты перила.

Со своего места она могла разглядеть один из помостов, украшенных цветами, на котором днём стояла огромная клетка с попугайчиками.

На ночь, как и говорил Максимус, клетку сняли с помоста и надежно закрепили рядом с одной из мачт. Дорина полагала, что это было сделано на тот случай, если поднимется сильный ветер, который мог опрокинуть ее.

Дорина увидела, как чьи-то руки быстро срывают с помоста цветы, под которыми оказались пушки.

«Они, должно быть, установлены на вращающемся лафете, — подумала Дорина, — чтобы можно было выстрелить по пиратам, с какой стороны они ни приблизились бы к кораблю».

Она вспомнила, как доктор рассказывал ей, что обычно пираты, обнаружив стоящий в какой-нибудь небольшой бухточке корабль, тихо взбирались на борт и безжалостно вырезали всю команду и пассажиров.

На этот раз их ждал сюрприз, потому что палуба была заполнена вооруженными матросами.

У тех, кто оказался рядом с ней, она разглядела в руках крисы — кинжалы со змеевидными изгибами лезвия и резной рукоятью, которыми китайцы пользовались с незапамятных времен.

Первая прау подошла вплотную к яхте, и Дорина увидела, что верхняя часть ее паруса приходится вровень с перилами, украшенными лианами.

Затем подошли еще две прау, и Дорина догадалась, что три другие подплыли к другому борту «Морского дракона».

И за все это время она не услышала ни единого звука!

Ей казалось почти сверхъестественным, что суда смогли подплыть так близко и при этом совершенно бесшумно.

Она услышала, как позади нее кто-то поднимается по трапу. Догадавшись, кто это мог быть, она еще сильнее вжалась в стену, надеясь остаться незамеченной.

Максимус был в одной рубашке, в правой руке он держал пистолет, в левой — крис.

Он шагнул на палубу и закричал:

— Огонь!

Его голос показался особенно громким и грозным в царившей зловещей тишине.

Что тут началось!

Не успел Максимус Керби отдать приказ, как над перилами показались головы пиратов, пытающихся взобраться на борт.

При свете луны Дорина могла хорошо разглядеть их. У них были длинные волосы, которые они специально перед боем расплетали, чтобы иметь более устрашающий вид.

Пираты один за другим перелезали через перила, помимо копий и крисов они держали в руках бамбуковые щиты.

У некоторых были мушкеты, но в поднявшейся суматохе они палили наугад, не успевая прицелиться. Кто-то, едва успев подняться на борт, тут же падал в море мертвым или раненым.

Дорине казалось, что в пылу битвы Максимус Керби умудрялся находиться во многих местах одновременно.

Очевидно, он уже расстрелял все патроны и теперь орудовал крисом, нанося удары налево и направо.

Вскоре вся палуба была усеяна мертвыми, окровавленными телами, а оставшиеся в живых пираты поспешно отступили и судорожно орудовали веслами, чтобы скорее отдалиться от яхты, к которой они незадолго до этого плыли с такой уверенностью в успехе своего предприятия.

И тут в ход были пущены скрытые под грудами цветов пушки. Они стреляли очень точно и неторопливо, и прау одна за другой шли ко дну.

Раздалось несколько ответных выстрелов, но, очевидно, стрелявшие были до того перепуганы, что практически ни один из выстрелов не достиг цели.

Один или два раза ядро ударило в борт яхты, и она немного покачнулась, но пушки пиратов были не чета тем, которыми вооружил свое судно Максимус Керби.

Пять прау затонули уже через несколько минут после того, как началась перестрелка, и Дорина видела, как пираты пытались вплавь добраться до берега.

Последняя прау уже почти успела отплыть на безопасное расстояние, но в этот момент особенно удачный выстрел настиг ее. Суденышко сначала подбросило вверх, затем оно опрокинулось, пираты оказались в воде и лихорадочно пытались выплыть на поверхность.

Все происходившее казалось таким фантастичным, что Дорина даже не успела испугаться, когда все уже было кончено.

Стрельба затихла, и команда яхты принялась осматривать лежащих повсюду убитых пиратов. Дорина вышла из своего укрытия.

— Молодцы! — сказал Керби своим людям. — Я горжусь вами!

Все они были китайцами или малайцами, за исключением капитана-англичанина. Они смотрели на Максимуса Керби с восторженными улыбками.

Затем Максимус перевел взгляд на Дорину.

Она решила, что сейчас он примется отчитывать ее за то, что она не выполнила его приказа, как вдруг увидела, что его рубашка разорвана на плече и на ней выступила кровь.

— Вы ранены! — воскликнула она.

И в этот момент раздался пронзительный крик Летти.

Было очень жарко, и Дорина стояла палубе, глядя на проплывавший мимо берег. Казалось, все случившееся прошлой ночью было лишь плодом ее воображения.

Когда она пробудилась утром, крепко проспав всю ночь, чего она никак не могла ожидать, все свидетельства ночного сражения уже исчезли.

Тела убитых убрали, палуба была надраена до блеска, и ей даже показалось, что те цветы, которые оказались помяты или сломаны, заменили новыми.

Однако плечо Максимуса было забинтовано, и сестра Тереза заставила его надеть перевязь, чтобы рана снова не начала кровоточить. Только это и то, что кое у кого из команды были видны свежие царапины на лице, напоминало о нападении пиратов. Дорине и сестре Терезе пришлось перевязать тех, кто был ранен более серьезно.

— Вам вовсе незачем этим заниматься, — резко сказал Максимус, увидев, что Дорина, стоя на коленях возле раненого матроса, пытается остановить кровь, хлещущую из глубокой раны, нанесенной ножом или саблей.

Она подняла голову и одарила его лучезарной улыбкой.

— А что, по-вашему, я должна делать? — спросила она. — Устроиться поудобнее в салоне и послать слугу за прохладительными напитками?

В ее словах прозвучал сарказм. Он ничего не ответил, а обратился к китайцу, которого она перевязывала:

— Ты храбро сражался, мой мальчик!

Прежде, чем Максимус отошел от них, Дорина успела заметить обожание в устремленных на него темных раскосых глазах.

Сама яхта не пострадала, за исключением двух пробоин над ватерлинией, которые можно будет заделать, когда они вернутся в порт.

Главное, было очевидно, что пиратам преподали жестокий урок. В следующий раз они не будут так глупы, чтобы нападать на судно, принадлежащее Максимусу Керби!

— Их, несомненно, сбило с толку то, что не было видно дымовой трубы, — сказал Керби. — Это сурабайские пираты, которые в последнее время очень свирепствуют у побережья Явы. Должно быть, они решили, что мы ослабили бдительность в районе Сингапура.

Однако, как хорошо было известно Дорине и сестре Терезе, самые печальные последствия нападения пиратов были связаны с Летти.

Пушечные выстрелы так перепугали ее, что она продолжала пронзительно кричать еще долго после того, как закончился бой. Они никак не могли успокоить ее, и сестре Терезе пришлось дать ей настойку каких-то трав, чтобы заставить уснуть.

На следующее утро Дорина даже не пыталась уговорить Летти встать. Когда она зашла к ней в каюту, Летти лишь взглянула на нее опухшими глазами и тихо, нерешительно пробормотала:

— Я хочу… домой, Дорина. Мне не нравится здесь.

— Ну, ну, Летти, не стоит так переживать из-за того, что случилось прошлой ночью. Это было большой неожиданностью для всех, потому что мистер Керби почти полностью покончил с пиратством в этих краях!

— Я слышала их! Я слышала… как пираты напали на нас! — ответила Летти. — Они хотели… убить нас!

— У них не было ни малейшего шанса на успех, — твердо сказала Дорина. — Ведь мы были под защитой мистера Керби. Он очень храбро сражался, Летти, и ты должна им гордиться!

— Я хочу домой, — упрямо повторила Летти.

Дорина поняла, что сейчас бесполезно спорить с ней, и вышла из каюты, надеясь, что Летти снова уснет. Она поднялась на палубу, исполненная решимости по возможности скрыть от Максимуса правду о состоянии Летти.

— Боюсь, леди Летиция немного возбуждена, — сказала Дорина в ответ на его расспросы. — Ей было гораздо страшнее внизу в каюте, чем мне, ведь я, по крайней мере, могла видеть, что происходит.

— Вы не имели права оставаться наверху, — сурово сказал он. — Я приказал вам спуститься вниз, и я привык, чтобы мои команды исполнялись!

— Это звучит очень грозно! — улыбнулась Дорина. — Понимаете ли вы, как нам повезло, что в тот момент мы стояли на палубе?

— Если бы даже нас там не было, все равно кто-нибудь стоял бы на часах, — ответил Максимус. — Когда я ухожу спать, всегда кто-нибудь заступает на вахту.

Он увидел, что Дорина готова возразить, и добавил:

— Но в любом случае вы правы! Впредь после наступления темноты я буду выставлять усиленную охрану, но уверяю вас, навряд ли еще раз произойдет что-либо подобное! В наше время такое случается очень редко.

— Нам очень не повезло, что леди Летиция присутствовала при этом.

Поскольку на это нечего было ответить, Максимус промолчал.

Яхта вновь продвигалась вдоль побережья. Дорина выяснила, что к вечеру они рассчитывают прийти в Сингапур, и была очень рада, что Летти не придется еще раз ночевать на борту яхты.

По мере того как шло время, Дорина начинала все больше беспокоиться из-за Летти, которая настаивала на том, что хочет непременно вернуться домой.

Она была крайне возбуждена и жалась к сестре Терезе, вздрагивая от каждого звука. Было совершенно очевидно, что все достижения последних дней пошли прахом.

Дорина поняла, что нельзя допустить, чтобы Максимус видел Летти в таком состоянии. Она решила поговорить с ним и попросить, чтобы он проявил побольше заботы и терпения в отношении ее сестры.

В любом случае она собиралась поговорить с ним об этом перед свадьбой, как просил ее отец.

Но опасаясь, что Максимус может попытаться поцеловать Летти или каким-либо образом напугать ее прежде, чем она свыкнется со своим новым положением, Дорина решила, что дольше этот разговор откладывать нельзя.

Возможность предоставилась ей в тот же день, когда сестра Тереза и Летти отправились отдохнуть в свои каюты, а Дорина поднялась на палубу и удобно расположилась в тени огромного тента.

Какое-то время она сидела там одна, затем к ней присоединился Максимус.

Он с удовольствием вытянулся в одном из шезлонгов.

— Как ваше плечо? — поинтересовалась она.

— Пустяки, царапина, — ответил он. — Сестра Тереза любит поднимать шум из-за пустяков. Как и всем женщинам, ей нравится, когда мужчина оказывается в ее власти!

— Обычно женщины говорят то же самое о мужчинах, — заметила Дорина.

Он поднял на нее глаза, искрящиеся лукавым смехом, и она тихо пробормотала:

— Я… хотела бы поговорить с вами… о леди Летиции.

— Она очень встревожена?

— Все это было для нее таким потрясением, — ответила Дорина. — В Англии она вела очень спокойный образ жизни и не привыкла к таким неожиданностям.

После продолжительного молчания она, стараясь не смотреть на Максимуса, запинаясь, произнесла:

— Я хотела попросить вас… до того, как вы женитесь на леди Летиции… Чтобы вы были как можно более ласковы и терпеливы с ней.

— Не собираетесь ли вы, мисс Хайд, дать мне указания, как мне вести себя с будущей женой? — поинтересовался Керби.

— Нет… Конечно же, нет! — воскликнула она, чувствуя, что выглядит очень глупо. — Я просто пытаюсь объяснить вам, что леди Летиция относится к замужеству не совсем так, как другие девушки…

Ее объяснения казались нелепыми даже ей самой, и Максимус спросил:

— Вы пытаетесь дать мне понять, мисс Хайд, что леди Летиция не желает выходить за меня замуж?

Дорина поспешно ответила:

— Нет… конечно же, нет! Просто… она так далеко от дома… и она так плохо знает вас. Ваше знакомство с ней ограничивается лишь теми двумя днями, когда вы гостили в Олдеберн-парке.

— Из слов ее отца я заключил, что она с удовольствием приняла предложение стать моей женой, — сказал Максимус Керби.

Если бы Дорина не была так обеспокоена, возможно, ее позабавило бы, что, видимо, впервые женщина не бросается на шею Максимусу Керби еще до того, как он сам обратит на нее внимание.

— Я уверена… что все будет прекрасно, если только вы проявите немного терпения, — пробормотала Дорина. — Если дадите ей время привыкнуть и привязаться к вам, прежде чем…

— Я отлично понимаю, что именно вы хотите мне сказать, мисс Хайд, — резко перебил Керби.

Он поднялся со своего кресла и решительно удалился.

Дорина с отчаянием смотрела ему вслед.

Неужели она все испортила? Может быть, было ошибкой с ее стороны пытаться говорить с ним на эту тему? Не навела ли она его на мысль, что дело обстоит не совсем так, как он предполагал, прежде чем он сам догадался об этом?

Но ей не представилось возможности возобновить этот разговор.

К вечеру на горизонте показался Сингапур. Дорине очень хотелось посмотреть, как яхта войдет в большую бухту, одну из красивейших в мире, но ей пришлось помогать сестре Терезе.

Было непросто убедить Летти одеться, но привести ее в хорошее расположение духа и заставить проявить интерес к тому, что ждет ее впереди, казалось совсем невыполнимой задачей.

Лишь в тот момент, когда они должны были бросить якорь, Дорина смогла выйти на палубу и взглянуть на корабли, входящие в порт или покачивающиеся на волнах у причала.

Единственным утешением ей, пропустившей самое интересное, служило то, что Летти выглядела прелестно в белом муслиновом платье, отделанном розовыми лентами. На голове у нее была широкополая шляпа, украшенная венком из роз.

Когда Максимус поднес к губам руку Летти, в его глазах мелькнуло непритворное восхищение.

— Надеюсь, вы чувствуете себя намного лучше, — сказал он. — Мне очень жаль, что прошлой ночью вы были так напуганы.

— Я… не люблю моря… Здесь так страшно, — капризно сказала Летти.

— Мы уже сходим на берег. Вам долго не придется выходить в море, — заверил ее Максимус Керби.

Летти ничего не ответила. Дорина видела, что ей хотелось лишь одного — как можно скорее покинуть корабль и забыть все то страшное, что связано с ним.

Дорина попрощалась с капитаном и с командой. Летти уже стояла в стороне, надув губки, и было ясно, что она ждет не дождется, когда спустят сходни.

Максимус помог ей сойти по трапу, и они направились к поджидавшим их двум элегантным экипажам с большими гофрированными тентами, защищавшими пассажиров от палящего солнца.

По замыслу Керби один из экипажей предназначался для него и Летти, другой — для Дорины и сестры Терезы.

Но Летти не пожелала расстаться ни с одной из них.

— Надеюсь, вы поедете со мной? — спросил Максимус Летти с улыбкой, способной, по мнению Дорины, заставить любую женщину отправиться с ним на край света босиком.

— Я хочу сесть в экипаж с Дориной и сестрой Терезой, — ответила Летти. — Я без них не поеду.

Максимус безропотно подчинился ее желанию, и они вчетвером уселись в первый экипаж, который, впрочем, был достаточно просторным.

Дорина с интересом смотрела по сторонам, и первые впечатления о городе не обманули ее ожиданий.

Они ехали по узким улочкам, мимо высоких домов с черно-красными вывесками, на которых золотом были выведены китайские иероглифы.

Витрины магазинов были украшены полосами красной бумаги, на которых, как пояснила сестра Тереза, были написаны цветистые изречения из классической китайской поэзии.

Дорина с интересом разглядывала китайцев в национальных костюмах с длинными рукавами, мелко семенивших в своей необычной обуви на толстой подошве, держа в руках большие зонты.

У женщин прически были украшены большими серебряными и золотыми булавками, а на лицах, покрытых толстым слоем белил, выделялись ярко накрашенные губы.

Китайцы выглядели богатыми и преуспевающими, в то время как большинство малайцев были в лохмотьях и в основном занимались тяжелым физическим трудом. Они подметали улицы, мыли витрины магазинов или переносили на головах огромные тяжелые корзины.

Лошади бежали так быстро, что Дорине удалось составить лишь весьма поверхностное впечатление о городе. Дорога начала подниматься в гору, туда, где располагались богатые кварталы с большими красивыми строениями, многие из которых были весьма примечательны как в отношении архитектуры, так и окружающего ландшафта.

Наконец они остановились у дома Максимуса Керби, возвышавшегося почти на самой вершине холма, откуда открывался великолепный вид на гавань.

Дорина пришла в восторг, увидев, что крыша дома покрыта желтовато-зеленой черепицей, а по углам крыши, согласно китайским традициям, свисают фарфоровые драконы изумительно тонкой работы.

К фасаду здания примыкала большая крытая галерея, которая защищала подъезжавшие экипажи и выходящих из них пассажиров от солнца и дождя, а длинная пологая лестница вела к парадному входу.

Дорина и сама не знала, что она рассчитывала увидеть. Но, безусловно, она не ожидала, что дом, который Керби построил для Летти, будет таким величественным и прекрасным.

Внутри царила прохлада, и после слепящего солнца снаружи в большой комнате, куда они вошли, казалось почти темно.

Когда же глаза Дорины привыкли к полумраку, она обнаружила, что ее окружают разнообразные сокровища — огромные китайские вазы, инкрустированная мебель, картины, которые Керби, должно быть, привез из Европы; повсюду стояли букеты орхидей всевозможных расцветок.

Забыв о хороших манерах, Дорина, широко раскрыв глаза, рассматривала все это великолепие, как вдруг послышался голос Летти, в котором прозвучали так хорошо знакомые ей плаксивые нотки:

— Я хочу лечь… я плохо себя чувствую.

— Да, конечно, — поспешно ответила Дорина. — Я уверена, что кто-нибудь сейчас покажет нам, где находятся наши комнаты.

Как и следовало ожидать, их комнаты оказались отделаны с отменным вкусом. Они были не слишком перегружены мебелью и очень уютны. Стены в комнате Летти были оклеены китайскими обоями с розовыми цветами и экзотическими птицами. Но Летти уже трудно было отвлечь разговорами о птичках.

— Я больна. Я хочу домой… в Англию.

Летти, как попугай, снова и снова повторяла эти слова. В какой-то момент Дорине начало казаться, что она этого больше не вынесет.

Наконец, когда Летти раздели и уложили в большую кровать с длинным пологом, сестра Тереза дала ей выпить какой-то настой, от которого та быстро заснула.

— Я всегда была противницей успокоительных средств, — сказала сестра Тереза, — но я дала ей самое легкое снотворное, что же еще остается делать в этом случае?

— Вы правы, — ответила Дорина. — Вчерашнее нападение пиратов — это настоящая трагедия. Летти была так хорошо настроена и даже проявляла желание увидеть новый дом и сад.

— Она всегда была такой? — спросила сестра Тереза.

Дорина слегка заколебалась, но потом честно призналась:

— Иногда лучше, иногда хуже. Вы же сами видите, как ей трудно на чем-либо сосредоточить внимание. А заинтересовать ее могут лишь какие-нибудь пустяки — куклы или птицы.

— И тем не менее ее отец решил, что она вполне подходит в жены такому человеку, как Максимус Керби! — воскликнула сестра Тереза.

Дорина не ответила, потому что ей просто нечего было сказать. Когда она с сестрой Терезой встретились с Максимусом Керби за обедом, Дорину охватило чувство неловкости и вины.

Хотя Максимус превосходно справлялся с ролью любезного хозяина, Дорина, которая всегда тонко улавливала настроения окружающих, видела, что он очень удивлен поведением Летти.

Поэтому она изо всех сил старалась смягчить возникшую напряженность.

Когда обед закончился, сестра Тереза извинилась, сказав, что хочет зайти проведать Летти, а затем пораньше лечь спать.

Максимус не удерживал ее, и она отправилась наверх, оставив Дорину посреди расположенной в центре дома огромной гостиной, в которую выходили двери почти всех комнат.

Дорина подошла к окнам в дальнем конце комнаты. Уже стемнело, но когда они подъезжали к дому, она успела заметить возле него деревья и кустарники в цвету и огромное количество орхидей.

— Сейчас слишком темно, чтобы пытаться разглядеть что-нибудь за окном, — заметил Максимус, подходя к ней. — Может быть, вы хотите осмотреть дом?

— О, с удовольствием! — откликнулась Дорина с энтузиазмом.

Она надеялась, что ее интерес хотя бы немного сгладит неловкость, возникшую из-за отсутствия Летти.

Она представляла, какое он должен испытывать разочарование при мысли о том, что Летти, для которой он построил такой чудесный дом, не захотела даже взглянуть на него!

Хотя дом был построен в китайском стиле, здесь имелись все удобства, типичные для английских домов, — ванные комнаты и современная кухня.

Прохладные внутренние дворики с резными каменными бассейнами, в центре которых били фонтаны, были просто очаровательны.

Во двор выходили крытые балконы в спальнях на втором этаже. Каждая из комнат была украшена произведениями искусства, достойными любого музея.

Дорина почему-то не ожидала, что Керби обладает таким безупречным вкусом. Эта грань его личности оказалось совершенно неожиданной для нее.

Старинная черепица, фарфоровые скульптуры и резные украшения придавали дому необычный и величественный вид, а внутреннее убранство дополнялось картинами и коврами, которые, очевидно, подбирались в течение многих лет.

Они переходили из комнаты в комнату, и Дорина с удивлением обнаружила, что к новому дому примыкает часть старого.

— Когда я приехал в Сингапур, я купил дом, стоявший на этом же месте, — объяснил Максимус. — И хотя мне пришлось снести большую его часть, некоторые комнаты я оставил в их прежнем виде.

Что-то в его тоне подсказало Дорине, что эти комнаты были для него чем-то особенным.

— Можно мне взглянуть на них? — спросила она.

Ей показалось, что он на секунду заколебался, прежде чем ответить:

— Если это доставит вам удовольствие.

Они перешли из просторной современной части дома в более старую, посреди которой находился маленький дворик. В центре его стояла магнолия, усыпанная цветами; вокруг нее росли карликовые деревья.

Дорина подумала, что, должно быть, этим деревьям уже несколько сотен лет, и ей захотелось получше рассмотреть их при свете фонарей, висевших на железных столбиках, но Максимус увлек ее за собой в одну из комнат, где, как она сразу догадалась, хранились его самые дорогие сокровища.

Там были древние изделия из бронзы, самые старые из которых относились к XIII веку до нашей эры. Когда же Дорина увидела коллекцию нефрита, у нее вырвался возглас восхищения.

— Вы что-нибудь знаете о нефрите? — спросил ее Максимус Керби.

— Я читала, что китайцы считают его священным камнем, излучающим жизненную энергию, — ответила Дорина.

— Верно, — сказал Максимус. — Считается также, что он обладает целебными свойствами и может даже даровать бессмертие.

Дорина взяла в руки кусочек нефрита, зеленого, как море на рассвете.

— Мне нравится поверье, будто нефрит прогоняет злые мысли, — улыбнулась она.

— Вы в это верите? — спросил он.

— Мне очень хочется в это верить, — ответила Дорина. — Может быть, когда-нибудь у меня будет кусочек нефрита, и тогда всякий раз, когда мне в голову придет дурная мысль, я буду дотрагиваться до него и прогонять ее.

Сказав это, она тут же испугалась, что он может истолковать ее слова как намек на то, что она желает получить подарок, и поспешно добавила:

— Я вижу, позади этой комнаты есть еще одна. Можно я посмотрю?

Снова ей показалось, что Максимус заколебался, но потом он, не произнеся ни слова, отодвинул расшитую портьеру, служившую перегородкой, и Дорина очутилась в необычной, странной комнате.

Она была убрана совершенно по-восточному, на полу лежали подушки, заменявшие стулья, а на низеньких столиках стояло лишь несколько изделий из китайского фарфора. Дорина взглянула на них и не смогла сдержать радостного восклицания.

Она узнала одну из статуэток теплого терракотового цвета, изображавшую лошадь.

— Это же Танг, да? Один из хранителей усыпальниц!

— Откуда вы знаете о них?

— Я очень много о них читала, — ответила Дорина, — и так мечтала увидеть хотя бы одну фигурку!

Она дотронулась кончиками пальцев до статуэтки, нежно погладив красиво изогнутую шею.

— В ее позе столько жизни и энергии, — сказала она, обращаясь больше к самой себе, — кажется, она вот-вот сорвется с места.

— Я хочу, чтобы вы взглянули на мои картины и сказали мне, что вы о них думаете, — проговорил Максимус.

Дорина с трудом оторвалась от лошади и увидела, что на стенах висят три больших свитка. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что они очень старинные. Рисунок был нанесен тонкими, изящными штрихами и казался почти черно-белым.

На одной картине был изображен тихий, застывший пруд, берега его заросли цветами. Над ним возвышалась высокая, голая скала, мрачная и неприступная. На самой ее вершине стояло дерево, согнутое ветром; казалось, ветви слишком тонки, чтобы выдержать его стремительный напор.

Дорина долго смотрела на картину, пока Максимус Керби наконец не спросил ее очень тихо:

— Что вы видите?

— Я знаю, что китайские художники всегда пытались выразить духовную сущность, скрывающуюся под материальной оболочкой, — ответила она.

Помолчав немного, Дорина медленно произнесла:

— Я думаю, что пруд и цветы — это наша повседневная, обыденная жизнь.

— Продолжайте…

Ей показалось, что в его глазах промелькнуло удивление.

— Возможно, я ошибаюсь, — сказала она, — но мне кажется, что вместо того, чтобы мирно сидеть у пруда среди цветов, мы должны… попытаться взобраться на эту скалу. Это трудно и опасно, и ледяной ветер будет пронизывать нас насквозь, но только так мы сможем раскрыть свою истинную сущность и выполнить свое предназначение.

В наступившей тишине Дорина внезапно почувствовала, что Максимус словно стал ей намного ближе.

Затем он взял ее за руку и подвел к другой картине.

— Расскажите мне, что она означает.

От прикосновения его руки ее вдруг охватил непонятный трепет. Он всего лишь взял ее за руку, но ей показалось, что в этот момент она стала безраздельно принадлежать ему.

В нем была какая-то сила, какая-то огромная внутренняя энергия, и она неожиданно почувствовала себя слабой и беспомощной. Ей хотелось опереться на него и знать, что он защитит ее.

Он убрал руку, и усилием воли она заставила себя не думать о нем, а сосредоточиться на картине.

Казалось, что снова художник пытался немногими скупыми штрихами выразить очень глубокую мысль.

На картине был изображен мост, а под ним — стремительно несущаяся река. Повсюду росли цветы, деревья сгибались под тяжестью плодов. По небу плыло облако, а над ним возвышались заостренные вершины гор, сверкающие на солнце. Дорина долго разглядывала картину, но ее взгляд невольно возвращался к этим блистающим вершинам.

— Как вы думаете, что это означает? — спросил Максимус.

— Я… не уверена… — ответила Дорина. — Мне кажется… что для разных людей эта картина имеет разный смысл… но я не знаю, как выразить то, что я чувствую.

Она помолчала, а потом добавила:

— Может быть, вы мне разрешите еще раз посмотреть на нее, и тогда я смогу понять, что она означает для меня.

Он не ответил.

Она еще раз обвела глазами комнату и почувствовала, что здесь царит атмосфера покоя и умиротворенности.

— Я уверена, — медленно произнесла она, — что вы приходите сюда, когда вас что-то тревожит или мучает. Я думаю, что здесь сердце вашего дома.

Едва сказав это, она смутилась, потому что эти слова прозвучали слишком напыщенно и не по-английски. Но они так естественно сорвались с ее губ.

Она испугалась, что Максимус рассмеется. Но он молча повел ее обратно в новую часть дома.

Дорина думала, что он предложит ей посидеть с ним и продолжить их беседу, но он подвел ее к лестнице, и она поняла, что ей пора отправляться к себе.

Она протянула руку.

— Спокойной ночи, мистер Керби. Спасибо вам за то, что вы показали мне ваш замечательный дом.

— Я счастлив, что он вам понравился, — учтиво ответил он.

На его лице было какое-то странное выражение, которого она не могла понять.

Внезапно он стал чужим и холодным, словно она чем-то обидела его. Затем, не глядя на нее, он быстро поклонился и ушел.

Лежа в постели, Дорина долго размышляла о его странном поведении. Она снова и снова перебирала в уме все, что произошло с того момента, когда она впервые увидела его на борту «Осаки».

«Он непредсказуем», — подумала она.

Она вспомнила, как все, кто знал его, наперебой рассказывали о его экстравагантности и великолепии, о его пристрастии к красивым эффектам! Но ни один человек не обмолвился о том, что Максимус Керби гораздо более образован, чем все знакомые ей мужчины!

Она допускала, что ее отец, такой тонкий знаток английской архитектуры, возможно, был способен оценить китайскую живопись, но он никогда бы не понял ее глубины. Нельзя было даже вообразить, чтобы кого-либо из тех джентльменов, которые гостили у них в Олдеберн-парке, вообще интересовали подобные вещи. Однако, по всей видимости, они интересовали Максимуса Керби.

Каким же он был в действительности, этот странный, удивительный человек, который скоро станет мужем ее сестры?

«Мужем моей сестры!»

Дорина прошептала эти слова и быстро уткнулась лицом в подушку, тщетно пытаясь заглушить внезапную боль, которая пронзила ее сердце.