Дорина застыла на месте. Она не отрывала глаз от огромного зверя. Откуда-то из глубины ее памяти всплыло, что, если стоять спокойно, не шевелясь, хищник не нападет.
Послышалось низкое, глухое ворчание, затем тигр грозно взревел, обнажив острые клыки, и по тому, как выгнулась спина, Дорина поняла, что он сейчас прыгнет.
Но она была настолько парализована страхом, что не могла сдвинуться с места, беспомощно ожидая, когда острые когти вонзятся в ее тело.
Неожиданно рядом раздался звук выстрела, эхом прокатившийся по джунглям.
Тигр с глухим ударом шлепнулся на землю, и тысячи птиц взвились в воздух, подняв оглушительный шум.
У Дорины звенело в ушах; до ее сознания никак не могло дойти, что опасность миновала и на нее больше никто не собирается нападать.
Затем она услышала голос Максимуса, который был явно взбешен:
— Идиотка! Какого черта вас сюда занесло?
Сделав над собой нечеловеческое усилие, она повернулась к нему. Он стоял позади нее с искаженным от ярости лицом.
Он спас ей жизнь!
Ей хотелось протянуть руки и уткнуться ему в плечо.
Но прежде, чем она смогла двинуться с места или произнести хоть слово, между деревьями показался мистер Лэнгтон, который спешил к ним.
— Вы убили его! — воскликнул он. — Отличный выстрел, сэр! Я уже десять дней охочусь за этим тигром. Неделю назад он стащил ребенка из деревни.
Все еще не в силах совладать со своей яростью, Максимус протянул мистеру Лэнгтону ружье.
— Возьмите! — сказал он. — Я провожу мисс Хайд назад в бунгало.
Он взял Дорину под локоть и повел к плантации. Он все еще был очень сердит, а она испытывала слабость от пережитого потрясения и чувствовала, что вот-вот расплачется.
— Не могу понять, как вы могли поступить так безрассудно, — сказал Максимус Керби тоном няньки, отчитывающей непослушного ребенка. — Неужели у вас не хватает здравого смысла понять, что отправляться одной в джунгли очень опасно?
Дорина хотела ответить, но у нее перехватило дыхание, и она не смогла вымолвить ни слова.
— Почему вы пошли туда? — пытался он добиться от нее ответа. — Что вы искали?
Она поняла, что ей придется ответить ему, но если бы она сказала, что пошла в лес, потому что он показался ей волшебным, это прозвучало бы глупо и по-детски. Вместо этого она проговорила тихо и нерешительно:
— Я засмотрелась на деревья… и цветы.
Они подошли к ступенькам веранды, окружавшей бунгало, и Максимус выпустил ее руку.
Затем он взглянул на ее мертвенно-бледное лицо, широко раскрытые испуганные глаза, казавшиеся необыкновенно большими, и сказал совсем другим голосом, в котором звучала усмешка:
— Если вам так хотелось посмотреть на цветы, чем вас не устраивали вот эти?
Он нагнулся и сорвал одну из диких орхидей, которые росли прямо возле лестницы. На тонком стебле покачивалась гроздь из розовых цветков.
В этот момент послышалось шипение, и рядом с его рукой с быстротой молнии промелькнула темная тень.
Все произошло так быстро, что если бы Дорина не следила за тем, что он делал, она даже не поняла бы, что случилось, и не заметила бы извивающееся узорчатое тело, быстро скользящее прочь в высокой траве.
Она вскрикнула от ужаса. Максимус молча снял пиджак и принялся быстро закатывать рукав рубашки.
С наружной стороны руки несколькими дюймами выше запястья на загорелой коже были видны две точки.
Пока он молча смотрел на них, Дорина принялась быстро действовать.
Она схватила его руку, надавила пальцами чуть повыше укуса, чтобы усилить кровотечение, приникла губами к ранке и принялась изо всех сил высасывать яд.
Она услышала, как он издал какое-то восклицание, но руку не отнял. Через секунду к ним подбежал мистер Лэнгтон.
— Что случилось? — спросил он.
— Дабойя (Дабойя(цепочная гадюка) — ядовитая змея семейства гадюковых, распространена в Индии, Пакистане, Южном Китае и во всех странах Индокитайского полуострова, а также на ряде островов.) !
Мистер Лэнгтон положил на землю ружье и вытащил из кармана носовой платок. Он крепко, как жгутом, перевязал им руку Максимуса выше места укуса, пока Дорина продолжала высасывать кровь из ранки.
Она почувствовала жгучий вкус яда, когда у нее уже не было больше сил сосать, быстро выплюнула его.
— Хорошо вытрите рот и язык! — резко сказал Максимус.
Здоровой рукой он протянул ей свой носовой платок, сделанный из тончайшего полотна, от которого слегка пахло одеколоном.
Дорина взяла платок и принялась яростно оттирать язык, чтобы на нем не осталось яда.
Затем она увидела, что в руке мистер Лэнгтон держит нож, сверкающий серебром в лучах солнца.
— Режьте глубже! — тихо сказал Максимус.
Мистер Лэнгтон сделал два глубоких надреза. Дорина, не отрывавшая глаз от лица Максимуса, увидела, как он сжал губы от боли, но не проронил ни звука.
Из надрезов хлынула кровь, залив руки мистера Лэнгтона. Он развязал жгут и перевязал своим платком рану.
— Виски, сэр? — спросил он. — Вы не хотите войти в дом?
— Да, конечно.
Максимус поднялся по ступеням на веранду, а мистер Лэнгтон поспешил вперед, чтобы открыть дверь, которая вела в гостиную.
Это была небольшая комната, очень скромно обставленная. Сбоку на столике стояла почти полная бутылка виски и несколько стаканов.
Мистер Лэнгтон взял бутылку, наполнил до краев один из стаканов и молча протянул его Максимусу. Тот быстро осушил его.
— Вы должны все время ходить, сэр, чтобы не впасть в коматозное состояние.
— Мне это отлично известно! — ответил Максимус Керби.
— Я пошлю мальчика за доктором и прикажу ему спешить изо всех сил.
Максимус не отвечал. Он поставил свой стакан и снова наполнил его.
В первый раз с тех пор, как его укусила дабойя, он взглянул на Дорину.
— Я постараюсь быть не слишком отвратительно пьяным, — сказал он, и на губах его промелькнула тень улыбки.
— Не имеет значения, если вы будете и очень пьяны, — тихо ответила она. — Главное, начинайте ходить. Вы же знаете, что это необходимо.
Когда-то давно отец рассказывал ей о том, как однажды жарким летом одного из его друзей укусила гадюка. Его спасло лишь то, что они отсосали яд из ранки, пустили посильнее кровь, напоили его виски и заставили непрерывно ходить, пока не спал жар и опасность не миновала.
Должно быть, воспоминание об этом заставило ее действовать так быстро, едва лишь она осознала, что Максимуса Керби укусила дабойя. Дабойя принадлежала к тому же семейству змей, что и обыкновенная гадюка, поэтому Дорина была уверена, что до сих пор их действия были совершенно правильными.
Максимус допил второй стакан виски и принялся медленно, но твердо ходить по комнате.
Места для ходьбы было мало, потому что бунгало было совсем крошечным. Дорина увидела еще дверь и открыла ее.
Как она и подозревала, дверь вела в спальню. Дорина решила, что, если она сдвинет стол, Максимус сможет ходить через обе комнаты, удлинив маршрут.
Она передвинула стол в гостиной и отнесла в сторону кресло, стоявшее в спальне. Максимус сразу же понял ее намерение и принялся ходить из одной комнаты в другую.
Вскоре вернулся мистер Лэнгтон.
— Я послал мальчика за доктором, — сказал он. — Он очень резвый бегун, к тому же ему известно, где живет доктор Сенг.
— Сколько времени ему понадобится? — спросила Дорина.
— Около двух часов, — ответил мистер Лэнгтон. — Мы находимся довольно далеко от Сингапура, и он вряд ли успеет дойти туда засветло.
Он взглянул на Максимуса и, заметив, что тот не очень твердо держится на ногах, сказал:
— Положите руку мне на плечо, сэр. Вам будет легче ходить.
Впоследствии Дорина так и не могла вспомнить, в какой момент она заметила, что Максимус стал слабеть, и поспешила к нему на помощь.
Она подняла другую его руку и положила ее к себе на плечо. Едва дотронувшись до него, она почувствовала, что он весь горит. У него начался жар.
Это было то, чего они боялись. Яд успел проникнуть в кровь.
Мистер Лэнгтон уговорил Максимуса допить остатки виски. И они снова принялись ходить по комнатам, с каждым часом все медленнее и медленнее, потому что Максимусу становилось все труднее понимать, где он находится и чего от него хотят.
Дорина видела, что он лишь чудовищным напряжением воли заставляет себя передвигаться, несмотря на лихорадку, которая сотрясала все его тело.
Ни звука не сорвалось с его губ. Через какое-то время он закрыл глаза, и тишину нарушал лишь звук их шагов по полу, не застланному коврами.
Когда наступила ночь, пришел старый китаец с масляной лампой в руках, которую он поставил на стол.
Он что-то сказал мистеру Лэнгтону.
— Вонг говорит, что он распряг лошадей и поставил их на ночь в конюшню.
— Пожалуйста, поблагодарите его, — ответила Дорина.
Она прикидывала, не лучше ли было бы ей самой отправиться в фаэтоне в Сингапур за доктором. Но тут же решила, что навряд ли она справилась бы с резвыми лошадьми, которыми Максимус управлял с таким мастерством; к тому же она не смогла бы найти дорогу. Они столько путешествовали сегодня, что Дорина уже не представляла, в каком направлении находится Сингапур, и, конечно, она не добралась бы туда до наступления темноты.
Она беспомощно подумала, что они уже сделали все, что могли, и им остается только ждать.
Она почувствовала, как стала тяжелеть рука Максимуса, и ее охватил страх, что он может умереть.
При одной лишь мысли об этом ее пронзила боль, словно это ее укусила змея.
Он не должен умереть! Это невозможно!
Когда они шутя говорили об этом в первый вечер на яхте, она сказала ему, что он не может умереть, потому что ему предопределено сделать еще очень многое.
«Он так нужен здесь! — подумала она. — Что же будет со всеми его начинаниями?»
Теперь страх не покидал ее.
Они непрерывно ходили из гостиной в спальню и обратно. Дорина начала молиться.
«Господи, спаси его! Дай ему силы! Не позволяй ему погибнуть! Он не должен умереть! Не должен!»
И впервые с отчетливой ясностью она осознала, как сильно она его любит!
Она полюбила его с первого взгляда, в тот момент, когда он выходил из фаэтона в Олдеберн Парке. Она любила его, когда пряталась за резной панелью на галерее для музыкантов, прислушиваясь к его речам. Она любила его, когда смотрела, как он поднимается по трапу на борт «Осаки», не замечая никого, кроме Летти.
Она поняла теперь, что чувство, которое она испытала, глядя, как Максимус Керби целует миссис Томпсон, было обычной ревностью. С того самого момента, как они приехали в его дом, она жила лишь ожиданием, когда сможет увидеть его или услышать его голос. Пусть они встречались лишь за столом, этого ей было достаточно!
Когда он отсутствовал, ей казалось, что время остановилось, и она ощущала глубокую внутреннюю пустоту.
«Я люблю тебя! Я люблю тебя!» — мысленно говорила она ему.
Со страстной мольбой, идущей из самой глубины ее существа, она просила Бога о том, чтобы он сохранил ему жизнь.
Медленно тянулся час за часом, а они все продолжали ходить по комнатам.
Лицо мистера Лэнгтона было покрыто потом, его рубашка промокла насквозь. Ее платье тоже было влажным в том месте, где лежала тяжелая рука Максимуса.
Она дотронулась до него и почувствовала, что жар не спал. Взглянув на его лицо, она увидела, что под загаром его кожа приобрела странный мертвенно-бледный оттенок.
— Мне кажется, доктор давно уже должен был приехать! — воскликнула она, и в ее голосе прозвучал страх.
— Возможно, его вызвали к кому-то, — хрипло ответил мистер Лэнгтон. У него пересохло в горле. — Сегодня у китайцев национальный праздник. Я позволил кули раньше закончить работу. Они все отправились в деревню, которая находится в полумиле отсюда.
— Неужели мы больше ничего не можем сделать? — в отчаянии спросила Дорина.
— Ничего, — ответил он. — Только заставить его продолжать ходить.
Это было легче сказать, чем сделать. Дорина, сгибаясь под рукой Максимуса, чувствовала, что силы ее на исходе, и она знала, что мистер Лэнгтон, хотя и был молод и крепок, тоже изнемогал от усталости.
Вперед — назад, вперед — назад. Должно быть, они проделали этот маршруту уже тысячу раз.
«Я больше не могу!» — с отчаянием думала Дорина, но знала, что для любимого человека готова была сделать даже невозможное. Он должен остаться жив! Должен! Она закрыла глаза и продолжала двигаться почти машинально. Иногда ей казалось, что она уже не в состоянии переставлять ноги, а когда они доходили до стены, ей приходилось неимоверным усилием заставлять себя поворачиваться и идти обратно.
Внезапно тяжелая рука соскользнула с ее плеча. Она с трудом попыталась водворить ее на место и, коснувшись пальцами руки Максимуса, почувствовала, что кожа его влажная!
Она не могла поверить в это!
Она снова потрогала его и убедилась, что он покрылся потом.
Когда они дошли до гостиной, и свет масляной лампы упал на его лицо, она увидела, что его лоб покрыт испариной, пот струится по его щекам.
— Кризис миновал! — воскликнула она.
Но этот радостный возглас был больше похож на хриплый стон.
— Бог мой, в самом деле! — откликнулся мистер Лэнгтон. — Давайте уложим его в постель.
Они дотащили Максимуса до спальни и уложили на узкую кровать поверх одеяла, подсунув ему под голову подушку.
Мистер Лэнгтон принес из гостиной лампу, и при ее свете Дорина еще раз убедилась, что они не ошиблись.
Жар спал! Лицо Максимуса уже не было таким ужасающе бледным, и, глядя на него, можно было подумать, что он просто мирно спит.
Дорина подошла к умывальнику. Возле кувшина с водой на столе лежало полотенце.
Она намочила его, выжала и, вернувшись к кровати, осторожно обтерла Максимусу лицо. Мистер Лэнгтон снял с него ботинки, и теперь Максимус удобно лежал, дыша ровно и спокойно.
— До приезда доктора нам больше нечего делать, — сказал мистер Лэнгтон.
Он нетвердой походкой направился в гостиную и тяжело опустился в одно из кресел.
Он был так же измучен, как и Дорина.
Она постояла какое-то время у изголовья кровати, с переполнявшей сердце нежностью глядя на Максимуса.
— Господи… спасибо… спасибо! — прошептала она.
Потом, не помня себя, она медленно опустилась на пол. Не успела ее голова коснуться циновки, лежавшей у кровати, как она уже крепко спала.
Дорину разбудили голоса, доносившиеся из соседней комнаты.
Она все еще лежала на полу, но под головой у нее была подушка. Должно быть, ее подложил мистер Лэнгтон.
Она быстро поднялась на ноги, услышав, как кто-то говорит на очень правильном английском языке, четко выговаривая слова, что было характерно для китайцев:
— Я вернулся домой и обнаружил, что меня поджидает посланный вами мальчик. Он сообщил мне, что мистера Керби укусила змея.
— Это была дабойя, доктор Сенг, но кризис уже миновал.
— Это хорошо. Могу я осмотреть его?
Дорина стояла, расправляя смятые юбки, когда в комнату вошли мистер Лэнгтон и доктор Сенг.
— Это мисс Хайд, — представил ее мистер Лэнгтон, — она высосала яд из ранки сразу же после того, как это произошло.
— Вы поступили совершенно правильно, — одобрительно заметил доктор Сенг.
Это был старый китаец с усталым взглядом, но у Дорины сложилось впечатление, что он знающий и опытный врач.
Он осмотрел руку Максимуса, тщательно обследовав надрезы, которые сделал мистер Лэнгтон.
Затем он послушал сердце, пощупал пульс и положил руку на лоб больного.
— Он проспит еще довольно долго, — сказал доктор Сенг. — Ему нужно оправиться не только после змеиного укуса, но и после того количества виски, которое он выпил.
— Но разве виски — это не единственное лекарство в таких случаях? — спросил мистер Лэнгтон.
Доктор Сенг улыбнулся.
— Этот способ лечения принят у англичан, — ответил он, — а китайцы обычно пользуются змеиным корнем.
— И он помогает? — поинтересовалась Дорина.
Она вспомнила, что слышала о растении, которое китайцы и малайцы всегда держат при себе, когда им приходится работать в джунглях.
— Мы полагаем, что помогает, — сказал доктор Сенг. — Я оставлю вам немного, мистер Лэнгтон. Уговорите мистера Керби принять его сразу же, как только он проснется.
Он достал из своей сумки маленький пакетик и положил его рядом с кроватью.
— Он сильный и здоровый человек, — продолжал доктор, — но ему нужно отдохнуть. Ему следует остаться здесь хотя бы еще на одну ночь. Если он будет настаивать на том, чтобы сегодня же вернуться в Сингапур, дайте ему одну из этих таблеток. Они заставят его снова уснуть.
Доктор положил небольшую коробочку с таблетками рядом со змеиным корнем. Затем он посмотрел на Дорину.
— А вы, мисс Хайд? Как вы себя чувствуете?
— Я просто немного устала, доктор, — ответила Дорина, — но я счастлива, что мистер Керби уже вне опасности.
Доктор Сенг кивнул.
— Безусловно, его спасло то, что вы сразу же отсосали яд из ранки, — сказал он. — В этой части света водится много змей, но укус гадюки и кобры часто оказывается смертельным!
Он взял свою сумку.
— Вы возвращаетесь в Сингапур? — спросила Дорина.
— Да, — ответил доктор. — Меня ждут другие пациенты.
— Вас не очень затруднит взять меня с собой? Моя сестра и сестра Тереза гостят в доме мистера Керби, и я уверена, что они очень обеспокоены тем, что мы не вернулись вчера вечером.
— Буду счастлив, мисс Хайд, доставить вас домой.
Мистер Лэнгтон настоял на том, чтобы перед отъездом Дорина выпила чашку чаю, и доктор тоже согласился выпить чего-нибудь освежающего.
После этого они отправились в маленькой повозке, в которую был впряжен старенький пони. Вспоминая великолепных лошадей Максимуса Керби, Дорина нашла теперешний способ передвижения на редкость медленным и неудобным.
На этот раз она могла, однако, держать над головой зонтик, и хотя они ехали довольно долго, Дорина получила истинное удовольствие от беседы с доктором Сенгом.
Он рассказывал ей о местах, которые они проезжали, о нравах и обычаях китайцев, о том, как мистер Керби улучшил условия их работы и принес богатство и процветание многим семьям в Сингапуре.
Когда они добрались до дома, Дорина поблагодарила доктора и предложила ему войти.
— Мне очень жаль, мисс Хайд, но у меня нет времени воспользоваться вашим любезным приглашением, — учтиво ответил он. — Но я хотел бы поблагодарить вас за удовольствие, которое мне доставило ваше общество.
Дорина ответила ему с такой же учтивостью, а затем поспешила на поиски сестры Терезы и Летти.
Зная, что они наверняка очень обеспокоены ее отсутствием, Дорина рассчитывала найти их в гостиной, ожидающими вестей. Не обнаружив их там, она отправилась наверх в комнату Летти.
— Где леди Летиция? — спросила она у одного из слуг.
— Леди уехали! — ответил тот.
«Должно быть, они отправились в миссионерскую школу», — подумала Дорина, поднимаясь по лестнице.
Она была удивлена, что они не проявили никаких признаков беспокойства. Потом она решила, что, должно быть, сестра Тереза была спокойна, зная, что в обществе Максимуса Керби ей не угрожает опасность.
Однако она могла быть уже мертва! Растерзана тигром!
Максимус тоже мог лишиться жизни только из-за того, что наклонился сорвать для нее цветок!
Она поднялась на второй этаж и, зная, что Летти и сестры Терезы нет дома, не стала заходить в комнату своей сестры, а направилась сразу к себе.
После суровой, аскетичной обстановки бунгало мистера Лэнгтона ее комната казалась ей верхом роскоши и изящества.
Она положила зонтик, бросила на кресло шляпку и подошла к окну.
Казалось, ей никогда не надоест любоваться этим садом с его восхитительными цветами и деревьями, усыпанными бутонами.
Бросив взгляд на туалетный столик, она увидела два письма.
Сначала она подумала, что это письма от родителей, но тут же заметила, что ни на одном из них нет марок, и на обоих очень лаконичный адрес: на одном написано "Дорине ", на другом — "мисс Хайд ".
В том, как они лежали здесь, было что-то настораживающее, и она быстро взяла первое письмо, на котором круглым детским почерком Летти было написано ее имя.
Она вскрыла конверт, быстро пробежала глазами то, что там было написано, и поначалу решила, что от усталости она что-то неправильно поняла. Она снова перечитала письмо:
"Дорогая Дорина,
Я уезжаю с сестрой Терезой. Я буду очень счастлива с ней, и я не хочу выходить замуж за мистера Керби. Пожалуйста, скажи ему об этом сама. Мне очень жаль, если папа будет сердиться.
С любовью, Летти".
Дорина дважды прочитала это послание, а затем дрожащими пальцами вскрыла письмо от сестры Терезы.
"Дорогая леди Дорина,
Летти рассказала мне, кем вы приходитесь ей на самом деле, но вы можете быть уверены, что я никому не выдам ваш секрет. Будучи ее сестрой, вы должны понять, что, как опытная сиделка, я считаю невозможным для Летти вступать в брак, особенно с таким мужчиной, как Максимус Керби.
Поэтому я намереваюсь увезти ее с собой в Саравак. Я позабочусь о ней, и уверена, что Летти будет вполне счастлива в миссии среди детей.
Я поступаю так не только ради нее, но и ради человека, который столько сделал для Сингапура. Я искренне восхищаюсь Максимусом Керби и очень ему благодарна. Нельзя допустить, чтобы его личная жизнь и карьера были загублены из-за женитьбы на девушке, которая никогда не сможет стать ему достойной женой и помощницей. Предоставляю вам самой объяснить ему, почему я пошла на этот шаг.
Благослови вас Бог,
искренне Ваша
сестра Тереза".
Дорина дочитала это письмо, судорожно глотнула воздух и села, чувствуя, что ноги не держат ее.
Она не могла осознать, что же произошло. Ей казалось, что ее голова набита ватой, во рту пересохло, веки отяжелели.
«Что же мне теперь делать?» — растерянно подумала она.
Все было так сложно и запутанно!
Стараясь не думать ни о чем, она разделась и легла в постель.
Она проспала всю вторую половину дня и проснулась лишь на закате солнца, не в силах в первую минуту сообразить, где находится.
Внезапно на нее нахлынуло воспоминание о том, что случилось. Тигр, от которого ее спас Максимус; дабойя, укусившая его за руку; это ужасное, изматывающее хождение по комнатам, когда он мог умереть в любую минуту.
Она вспомнила и то, как, поддерживая его из последних сил, она наконец призналась себе, что любит его!
И тут же у нее перед глазами заплясали строки писем, которые она нашла по возвращении.
«Как могли Летти и сестра Тереза уехать и предоставить мне объясняться с Максимусом?» — спрашивала она себя.
Пусть он не был влюблен в Летти. Она была абсолютно уверена, что Летти не могла тронуть его сердце. Но он выбрал ее себе в жены. Он объявил о свое помолвке задолго до того, как Летти прибыла в Сингапур, и все, кто приходил в его дом, искренне поздравляли их обоих.
Он спланировал все детали предстоящей свадьбы.
«Пышная свадьба», которая навсегда должна была остаться в памяти всех, кто присутствовал бы на ней!
Что может быть унизительнее того, подумала Дорина, что невеста сбежала от тебя за неделю до свадьбы, предпочтя жить в отдаленной католической миссии с китайскими ребятишками, нежели быть твоей женой?
— Лучше бы Летти убежала с другим мужчиной, — подумала Дорина.
Этого тоже было бы достаточно, чтобы ранить гордость любого мужчины, но то, что она предпочла дикий, далекий от цивилизации островок всем преимуществам, которые давал ей брак с Максимусом Керби, было вовсе трудно объяснить.
«Что я могу ему сказать?» — думала Дорина.
Она чувствовала такую слабость, что решила немного подкрепиться, и попросила принести ей поесть. Когда ей подали в постель поднос с изысканными яствами, она с трудом заставила себя проглотить несколько кусочков.
После того как поднос унесли, она долго лежала, глядя в темноту, и перед ее глазами стояли строки из писем Летти и сестры Терезы.
Как могли они с отцом хотя бы на минуту предположить, что Летти в состоянии справиться с ролью жены Максимуса Керби?
Однако дома, в Олдеберн-парке, ее отклонения от нормы казались не столь явными, чем в незнакомой обстановке, где она сначала закатывала истерики оттого, что ей пришлось покинуть все, что ей было знакомо и мило, затем перепугалась во время шторма в Бискайском заливе, потом испытала сильное потрясение, когда на них напали пираты.
Трудно было представить, чтобы кто-либо, кроме Керби, мог проявить столько такта и внимания.
Любой другой мужчина стал бы настаивать на более близком знакомстве со своей будущей женой. Во всяком случае, он потребовал бы, чтобы его оставляли наедине с ней, чтобы они могли познакомиться поближе, вдали от докучного присутствия Дорины и сестры Терезы.
Но Максимус не жаловался. Похоже, он понимал, что Летти пережила сильный шок, слыша шум битвы и думая, что ее могут зарезать в ее собственной постели.
Но в то же время он должен был что-то заподозрить! Дорина решила, что он с самого начала понял, что Летти сильно отличается от других девушек.
Его не могло не удивить то, что ее занимали лишь птички. К тому же трудно было не заметить, что она была совершенно неспособна поддерживать разговор с кем бы то ни было из тех, кого он приглашал в дом.
Его друзья и знакомые наверняка без слов дали ему понять, что в то время как они не могли не восхищаться красотой Летти, им трудно было разговаривать с ней.
Тем не менее, напомнила себе Дорина, Максимус был твердо намерен жениться на Летти. Он заключил сделку с ее отцом и заплатил десять тысяч фунтов за право стать зятем графа.
То, что Летти могла вот так запросто убежать, было нарушением долга чести; тем удивительнее казалось поведение сестры Терезы, которая помогала ей.
По крайней мере, сестра Тереза была откровенна. Она явно дала понять, что делает это не только ради Летти, но и ради Максимуса Керби.
Не вызывало сомнений, что она была глубоко привязана к нему, и хотя странно было предположить такое, казалось, что он пробуждает в ней материнские чувства.
По возрасту она годилась ему в матери, и, возможно, была привязана к нему, как к сыну, которого она не могла иметь, поскольку дала обет безбрачия.
Дорина спросила себя, а если бы у нее был сын, хотела бы она, чтобы он женился на такой девушке, как Летти? Ответ мог быть только отрицательным.
«Я так хочу, чтобы мистер Керби был счастлив, — прошептала она в темноту. — Мне невыносима мысль о том, что его могут унизить, что ему могут причинить боль. Его очень заденет, если люди будут смеяться над ним».
Она глубоко вздохнула.
«Китайцы станут относиться к нему с жалостью, потому что для них помолвка священна. Люди вроде доктора Джонсона и эконома будут сплетничать и строить догадки насчет того, что же все-таки случилось. А Максимус слишком умен, чтобы не понимать, что именно будут говорить о нем за его спиной».
Из самой глубины сердца у нее вырвалось восклицание:
— Как мне помочь ему? Что я могу сделать, чтобы хоть немного смягчить удар?
Она лихорадочно соображала. Если она отправится в порт, может быть, ей удастся сесть на «Морского дракона» и броситься вдогонку за кораблем, на котором отплыли сестра Тереза и Летти.
Быстроходная яхта Керби, несомненно, сможет легко нагнать их, и Дорина попытается уговорить их вернуться в Сингапур! Даже если они уже прибыли в Саравак, у нее все еще будет шанс вернуть Летти.
Но она тут же подумала, что навряд ли ей удастся найти достаточно убедительные доводы, чтобы заставить Летти сделать то, чего ей не хочется.
Если бы Дорина проявила больше наблюдательности, она бы давно заметила, что Летти становится все более и более зависимой от сестры Терезы.
Последние несколько дней она не желала общаться ни с кем другим. Она не проявляла интереса к обществу Дорины, они больше не делились друг с другом, как бывало прежде.
Только присутствие сестры Терезы давало Летти ощущение безопасности и душевного комфорта.
— Это совершенно безнадежно! — простонала Дорина. — Но как я смогу сказать ему обо всем? Как я смогу причинить ему такую боль?
Она металась в постели, ворочаясь с боку на бок, пока не начало светать. Лишь тогда, вконец измученная, она забылась в беспокойном сне.
Она проснулась очень рано, быстро оделась и спустилась вниз, потому что ей хотелось увидеться с Максимусом сразу же, как только он приедет, чтобы он не успел узнать обо всем, что случилось, от кого-нибудь другого.
Существовала опасность, что Ли Чанг Ло расскажет ему о происшедшем прежде, чем это сделает Дорина. Она направилась в кабинет секретаря.
Как только она вошла, Ли Чанг Ло сразу же поднялся с места и вежливо поклонился, по обычаю держа руки сложенными и спрятанными в широких рукавах китайской национальной одежды.
— Вам уже лучше, мисс Хайд? Я был очень огорчен, узнав, что жизнь мистера Керби находилась в опасности.
Дорину не удивило, что он уже в курсе того, что произошло.
Наверняка доктор рассказал о случившемся, а в Сингапуре такая новость о Максимусе Керби была воспринята, как сенсационная.
— Доктор Сенг потребовал, чтобы Максимус Керби не возвращался раньше сегодняшнего дня, — ответила она. — Когда он приедет, я хочу сразу же увидеться с ним, до того, как он успеет с кем-либо переговорить.
Ли Чанг Ло снова поклонился.
— Все будет так, как вы пожелаете, мисс Хайд.
— Тогда, пожалуйста, передайте соответствующие распоряжения.
— Я все сделаю, мисс Хайд.
Она знала, что Ли Чанг Ло все понял. Ей даже не нужно было упоминать имя Летти или сестры Терезы.
Он обладал острым умом, и от него не ускользнуло ничего из того, что она пыталась дать ему понять, не облекая это в явную форму.
— Я буду дожидаться мистера Керби в библиотеке.
Она рассчитывала, что Максимус приедет до ленча, но ей пришлось поесть в одиночестве, а затем она снова вернулась в комнату, заставленную книгами, которые обычно полностью поглощали все ее внимание.
Сейчас, однако, она не осилила бы ни одной страницы, потому что не смогла бы понять ни слова из прочитанного.
Она стояла у окна, глядя в сад.
Ей казалось, что солнечный свет померк, ее охватили отчаяние и тревога.
Как объяснить Максимусу, что все случившееся ее тоже очень огорчило? Какие оправдания она могла найти тому, что его фактически обманывали с самого начала, навязав ему Летти в жены?
Ей доставляло облегчение лишь то, что он не знал, кем она приходилась Летти на самом деле.
Для него она была лишь подругой и компаньонкой Летти, а не сестрой девушки, которая его предала.
Когда солнце стало нещадно палить и наступило время сиесты, Дорина услышала цоканье лошадиных копыт и скрип колес у парадной двери.
Послышались торопливые шаги слуг, а затем голос Максимуса:
— Да, я чувствую себя совершенно нормально, благодарю вас. Не стоило так беспокоиться обо мне. Все в порядке.
Очевидно, кто-то из слуг сказал, что его ждет Дорина, потому что она услышала, как он ответил:
— А где мисс Хайд?
— В библиотеке, сэр.
— Я иду к ней.
Дорина почувствовала, как у нее замерло сердце и перехватило дыхание, когда услышала его уверенные шаги, приближающиеся к дверям библиотеки.
Когда он вошел, ей показалось, что он заполнил собой всю комнату.
Охваченная дрожью при мысли о том, что ей предстоит, Дорина повернула к нему белое, перепуганное лицо.