Рандеву с мечтой

5

Когда закончилось первое отделение и в антракте они вышли из зала, Эдвард, потрясенный увиденным, не решался заговорить первым. Аврора взглянула на него влажными, блестящими глазами.

– Ты представить себе не можешь, как я рада, что провожу этот вечер здесь… – Она отвернулась и прибавила: – С тобой.

– Со мной? – изумленно переспросил Эдвард. – Мне показалось, что для тебя главное музыка, а уж кто с тобой рядом, совершенно не важно.

Аврора посмотрела на него с немым вопросом, будто без слов спрашивая, неужели он правда так считает.

– Кто со мной рядом еще и как важно, – спокойно сказала она. – Со многими из своих знакомых, да и кое с кем из родственников я бы в жизни не пошла ни на подобный концерт, ни, допустим, в картинную галерею. Когда соприкасаешься с искусством, недопустимо, чтобы рядом был совершенно чужой тебе по духу человек, ведь в такие минуты становишься будто… гм… – Она опустила глаза, подбирая подходящее слово. – Будто обнаженной.

При мысли, что перед ним она не стыдится показаться нагой, Эдварда бросило в дрожь. И вдруг захлестнуло безудержное желание соединиться с ней так же безоглядно, как она только что соединялась с музыкой, на всю жизнь, и больше никогда не разделяться. Он приказал себе отбросить безумные мечты.

– Куда пойдем? – спросила Аврора повеселевшим голосом.

Эдвард пожал плечами.

– Куда и все. В буфет, конечно.

Аврора улыбнулась уголком губ.

– Там сумасшедшие цены.

– Платить все равно мне, – преисполненный джентльменства, произнес Эдвард.

Аврора, будто чего-то испугавшись, покачала головой.

– Нет, ну что ты. И за билет я непременно верну тебе деньги.

Эдвард усмехнулся.

– Какие глупости!

– Вовсе не глупости, – настойчивее сказала Аврора. – По-твоему, я недостаточно зарабатываю, чтобы…

Эдвард решительно взял ее за руку, отчего она умолкла на полуслове, и повел в буфет, куда рекой стекался народ.

– Садись и сторожи место, – строго и в то же время ласково велел он, указывая на свободный столик. – А то будет негде присесть. Шампанское любишь?

Аврора в растерянности остановилась возле стула.

– Шампанское? Гм…

– Любишь или нет?

– Вообще-то да, но…

– Вот и отлично.

Когда Эдвард вернулся несколько минут спустя, Аврора сидела, о чем-то напряженно раздумывая. Он сел напротив, протянул ей бокал и приподнял свой.

– За красоту, жизнеутверждающую силу искусства, за дивный вечер и за тебя!

Аврора едва заметно улыбнулась.

– Спасибо. – Пригубив шампанское, она поставила бокал перед собой и принялась постукивать кончиками пальцев по его круглому основанию. – Послушай… Если вернуться к разговору о деньгах, то…

– Я предпочел бы к нему не возвращаться, – с мягкой настойчивостью произнес Эдвард.

– Да нет же, ты не понимаешь, – не сдавалась Аврора. – У меня на этот счет свои личные соображения… даже комплексы… Мне важно чувствовать себя совершенно независимой, в том числе и материально…

Эдвард наблюдал за ней, почти не моргая. И она порой растеряна, думал он, следя за ее длинными барабанившими по стеклу пальцами. И взволнована. Но даже тревожиться у нее выходит изысканно. Без нелепых жестов и безобразящей красноты. Что же ее так гнетет? Кто этому виной? Неужели все тот же Уэстборн?

– Отчасти поэтому я восхищена Жорж Санд, – негромко, но торопливее обыкновенного говорила Аврора. – Она безбоязненно разрушала придуманные кем-то правила и превыше всего ценила свободу.

Эдвард нахмурился.

– При чем здесь Жорж Санд?

– Ей хотелось, чтобы женщины вышли наконец из рабской зависимости от мужчин, – сказала Аврора, чуть наклоняясь вперед. – И она добивалась этого – книгами и собственными поступками.

Эдвард криво улыбнулся.

– Она – да, но нынешним-то женщинам какой смысл об этом задумываться? У них есть все права, в каком-то смысле их даже больше, чем у нас.

Аврора покачала головой, и Эдвард, заметив мелькнувший в ее глазах страх, возгорелся желанием собственными руками придушить того, кто когда-то посмел ее обидеть.

– В действительности все не совсем так, – пробормотала она, отводя взгляд в сторону, будто не желая, чтобы Эдвард увидел отражавшиеся в нем чувства. – И теперь случается, что женщина становится собственностью мужчины.

– Бывает и наоборот, – возразил Эдвард. – Мягкотелый хиляк подпадает под влияние властной бабенки и всю жизнь живет подкаблучником.

Аврора кивнула.

– Верно, бывает и такое. Это тоже несправедливо. Но против подобного пусть выступают сами подкаблучники. Мы же… – Она резко замолчала, прижала к губам пальцы и какое-то время не произносила ни слова.

Эдвард потягивал шампанское и смотрел на нее, ожидая продолжения. В нем все бунтовало.

– Понимаешь, физически мужчина в любом случае сильнее женщины, – снова заговорила Аврора, глядя в бокал с пузырящейся янтарной жидкостью. – Начинается все с милых любезностей: здесь подал руку, пальто, там заплатил, потом, когда обоих уже связывает нечто большее, мужчина, может сам того не сознавая, в качестве награды за свои старания требует подчинения… Ты должна это… Сиди дома, к чему тебе работать? И если не получает, чего хочет, негодует. Как это так? Я стараюсь, иду на жертвы, а ты? Все заканчивается плачевно. Чтобы доказать свое главенство, мужчина пускает в ход что угодно, даже… – Она вдруг резко покачала головой и рассмеялась странным смехом. – Впрочем, у нас с тобой совершенно другие отношения. Ту и речи не может идти о каких-то там глупостях.

Эдвард, глубоко уязвленный ее последним высказыванием, стиснул зубы, но тут осознал, что в ней говорит обида, что не стоит принимать ранящие слова всерьез и что лучше попытаться понять ее. Сделав очередной глоток шампанского, он протянул руку и взял пальцы Авроры, что до сих пор беспокойно постукивали по основанию бокала.

Она взглянула на него с благодарностью, обхватила его пятерню своей небольшой рукой, легонько пожала ее и опустила руку на колено.

– И потом вечер слишком уж хорош, чтобы говорить о разных гадостях! Лучше побеседуем о Шопене. – Ее глаза засветились радостью. – Можно даже об их романе с Жорж Санд.

– По мнению некоторых историков, она его и погубила, – осторожно произнес Эдвард.

– А другие утверждают, что он был с ней очень счастлив, – возразила Аврора довольно миролюбивым, не предполагающим спор тоном. – Теперь не разобраться, чье мнение верно. Но, по-моему, это не столь важно. Удивителен сам факт: гениального композитора и одаренную писательницу соединила любовь… Шопен создал в ту пору, когда жил с Жорж Санд, наиболее значительные из своих произведений.

Она задумалась, устремив взгляд куда-то в пространство поверх его плеча, а он в который раз стал всматриваться в аристократически светлое прекрасное лицо, гадая, любила ли кого-нибудь она столь же страстно, как Шопен и его Аврора, и размышляя, воспоминания о каких горестях таятся в этой несравненной черноволосой голове.

– Ты совсем не пьешь, – заметил он, переведя взгляд на ее руку, которая теперь сжимала тонкую ножку бокала. – Антракт скоро закончится.

Аврора слегка вздрогнула и взглянула на него подернутыми туманной дымкой глазами, словно очнувшись от полусна.

– Шампанское. – Эдвард с улыбкой кивнул на ее бокал. – Пей – и пойдем в зал. Или, если не хочешь, не пей.

Аврора улыбнулась и сделала глоток. Эдвард посмотрел ей прямо в глаза и как мог убедительно произнес:

– А о деньгах, очень тебя прошу, давай больше никогда не будем.

Аврора приоткрыла рот, собравшись что-то сказать, но Эдвард остановил ее решительным жестом.

– Я прекрасно понял: для тебя это больной вопрос. Был бы рад узнать, с чего именно все началось, и, если смогу, помочь. Почувствуешь, что хочешь поделиться со мной своей бедой, я всегда готов тебя выслушать. Хоть посреди ночи. Но в отношениях со мной, – он горько усмехнулся, – несмотря на то что они совсем другие и без глупостей, очень прошу: никогда больше не считай денег и не жди никакого подвоха.

– Да, но… – Аврора посмотрела на него, дважды моргнув, и, на миг увидев перед собой вместо утонченно-сдержанной аристократки потерянную девочку, Эдвард перегнулся над столом и ласково потрепал ее по плечу.

– И давай без «но», – сказал он с нежной строгостью. – Твоя теория, может, отчасти и верная, но для меня никак не подходит. Я искренне радуюсь, когда удается сделать кому-то приятное, понимаешь? И очень огорчаюсь, когда вместо обыкновенной человеческой признательности мне пытаются всучить деньги. Будь они неладны… Это больно ранит, поверь. И еще: у меня железное правило – не дарить такие подарки, которые мне не по карману, чтобы потом, если не последует благодарности, не пыхтеть от злости, не голодать и не сожалеть о сделанном. Я даю столько, сколько могу, поэтому не жду награды. От этого всем одна только польза. Ведь сегодняшний концерт для тебя огромное удовольствие, правильно? Аврора прижала руки к груди.

– Ты представить себе не можешь насколько! У меня ведь тоже не на все хватает времени. Даже не на все то, что я люблю всем сердцем… Это я так тогда сказала, не слишком хорошо подумав…

Эдвард довольно засмеялся.

– Вот и замечательно. На этом и закончим разговор. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Аврора кивнула, отпила из бокала еще немного шампанского и взглянула на Эдварда так, что ему в голову полезли мысли о тех самых глупостях, которых, по ее словам, между ними быть не могло.

Аврора была в полном восторге от вечера. Музыка, как всегда, уносила ее в заоблачные миры. Однако, сливаясь душою с волнами дивных звуков, она ежесекундно чувствовала присутствие рядом Эдварда. Хоть он не лез к ней с преждевременными и пока неуместными впечатлениями, не пытался сесть поближе, чтобы будто случайно коснуться ногой ее ноги, и уже тем более не брал ее за руку. Быть может, музыка не трогала его так, как Аврору, но он тотчас определил, что не стоит ей мешать, и сидел тихо, откинувшись на спинку сиденья, позволяя себе лишь наблюдать за ней. Аврора, хоть и пребывала всем своим существом в море звуков, все время чувствовала на себе его взгляд.

После концерта вышли на улицу молча. Какое-то время в голове Авроры еще звучала музыка, а душу переполняло всепоглощающее чувство благодарности – Шопену и Григу, этому вечеру, Альберт-холлу, Сондерсу и в первую очередь Эдварду, без которого концерт, естественно, состоялся бы, но на нем не было бы Авроры Харрисон. Разрушать сказку банальными словами до поры ужасно не хотелось.

Но вот дорожка вывела на тротуар и пришлось остановиться, чтобы решить, что делать дальше: идти на автостоянку и ехать по домам или пойти куда-нибудь еще и продлить совместный вечер.

– Жаль, что все кончилось, – пробормотала Аврора.

– Закончился всего лишь сегодняшний концерт, – бодро возразил Эдвард. – А шопеновские мазурки не умрут никогда, Сондерс, слава богу, ушел со сцены в добром здравии, да и старина Альберт-холл, хоть и был открыт аж в позапрошлом веке, стоит на месте весьма и весьма прочно. Аврора улыбнулась.

– Верно. Мы тоже полны сил. И приедем сюда еще не раз.

– Не только сюда! – уверенно воскликнул Эдвард. – По счастью, в Лондоне достаточно театров и интересных мест.

Аврора обвела его задумчивым взглядом. Ей вдруг показалось, что до дня их знакомства ей чего-то всегда не хватало, даже в отрадную пору детства, а теперь жизнь стала полноценной и только-только по-настоящему началась. По спине пробежали мурашки.

– Ты оптимист.

Эдвард широко улыбнулся, и в его добрых глазах весело мигнули отблески фонарного света.

– Без оптимизма неинтересно жить, – сказал он. – Если замечать только мрачное и не думать о сотне приятных вещей, которые неизменно тебя окружают, всю жизнь будешь недоволен, как, например, один мой приятель-пессимист, Ники Бриджуотер.

– Не тот ли, с длинными волосами? – спросила Аврора, вспоминая нытика, что чем-то делился с Эдвардом в ту минуту, когда они с Ральфом пришли на вечеринку.

Эдвард засмеялся. Да, верно. Тот самый, длинноволосый. – Он прищурил один глаз и в шутку погрозил Авроре пальцем. – Оказывается, ты всех заметила и запомнила.

Аврора удивленно пожала плечами.

– Разве я утверждала обратное?

– Нет, не утверждала. Но… – Эдвард приподнял руку с портфелем. – Когда ты пришла, то показалась мне…

– Высокомерной? – Аврора попыталась вспомнить, как она себя вела в тот вечер и не обидела ли кого перенятой у бабушки манерой держаться.

Эдвард, внезапно посерьезнев, покачал головой.

– Нет, не высокомерной. Просто слишком необычной. Казалось, ты стократ благороднее всех нас вместе взятых, паришь на невидимом облаке и окутана таинственной пеленой, поэтому никого не видишь.

Аврора качнула головой.

– Что ты! Никакой пелены нет и не было. И я всех прекрасно запомнила. Особенно хозяина. – Она попыталась сказать последние два слова как можно более шутливым тоном, но юмора в ее голосе почти не прозвучало. Эдвард продолжительно посмотрел ей в глаза, и ее страх стать его вечной пленницей вместе с глупой радостью девочки-подростка, мечтающей о неземной любви, накалился докрасна. Перед глазами зарябили прозрачно-расплывчатые пятнышки. Внезапно боязнь отступила, ей на смену пришла небывалая по силе, почти исступленная решимость.

Он безмерно волнует, так греет своим ласково-смелым взглядом, подумала она, ошеломленная этим новым всепобеждающим чувством. И стоит сейчас передо мной, не охмуряет девиц, которых, по словам Ральфа, меняет как перчатки… А я живая женщина и имею право наслаждаться по крайней мере вспышками любви… пусть недолговечной…

Ее сердце неистово забилось, губы пересохли, в висках запульсировала взбудораженная кровь. Следовало отбросить всякие остатки страха – хотя бы на этот вечер – и набраться храбрости.

– Как насчет ужина? – спросила она, стараясь, чтобы не дрожал голос и не слишком вздымалась грудь. – Надеюсь, у тебя не появилось других планов?

Лицо Эдварда изменилось. Он заглянул ей в глаза с восхищением, любопытством и неким третьим чувством, от которого стало не по себе. Скорее с жалостью.

Только не это! – мысленно воскликнула Аврора. Не хочу, чтобы он меня жалел. Не нужно было намекать на то, что мне пришлось страдать. К чему эти глупые излияния? Она чуть выше подняла голову и как можно более беспечно улыбнулась.

– Ты не ответил про планы. Будем ужинать вместе или, может, у тебя свидание?

Эдвард уверенно взял ее за руки и приблизил к себе настолько, что разделявшее их расстояние сократилось до считанных дюймов.

– Да, у меня свидание. С девушкой, о которой страшно и мечтать.

– Страшно? – Аврора почувствовала, что с усиливающимся возбуждением в ней утихают тревоги, даже сожаление о том, что она приоткрыла перед Эдвардом дверцу в мир своих переживаний. От него веяло надежностью. И казалось, ему можно доверить любую тайну – он сумеет понять правильно. – Я думала, ты не боишься ничего.

Эдвард засмеялся, легонько пожимая ее руки, и она насилу удержалась, чтобы не прильнуть к нему и не поцеловать его в смеющиеся губы.

– Я боюсь многого, Аврора, – пробормотал он улыбаясь.

– Например?

– Например, болонку своей соседки, – с посерьезневшим лицом произнес он.

Аврора засмеялась так звонко, как, наверное, не смеялась с тех пор, как одиннадцатилетней девочкой последний раз ездила с родителями в цирк.

– Что тут забавного? – комично выпячивая губы, спросил он. – Она визжит, того и гляди прыгнет и искусает!

Аврора взглянула на его мощные плечи и засмеялась еще громче.

– Я и хозяйку боюсь, – голосом незаслуженно обиженного ребенка произнес Эдвард. – У нее нос крючком и волосы дыбом. Вдруг она колдунья?

– Хватит меня смешить! – Аврора легонько шлепнула его по груди и, почувствовав, сколь она твердая, смущенно опустила глаза. Смеяться тут же расхотелось.

– В общем, не будем о моих страхах, – негромко произнес Эдвард. – Лучше давай решим, куда пойдем ужинать.

Его голос звучал с легкой хрипотцой. Очевидно, страсть владела и им. Аврора чувствовала это, ей казалось, его желание можно ощутить, если провести в пространстве между ними рукой. Она отвернулась, будто заметив что-то интересное на дорожке, ведущей от Альберт-холла, хоть и среди людей, до сих пор расходившихся по домам, не видела ни одного знакомого.

– Предлагаю выбрать что-нибудь поблизости. Очень уж хочется есть.

– Особые пожелания будут? – спросил Эдвард таким тоном, будто мог исполнить любую ее просьбу.

Аврора взглянула на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Всего лишь хочу узнать, что ты ешь вообще, к примеру не вегетарианка ли, и что предпочла бы сейчас.

– Вегетарианцев я не понимаю, – ответила Аврора, удивляясь, насколько он внимателен. – По их мнению, животных убивать нельзя, а растения, которые тоже живые, можно. Если, скажем, у брокколи нет носа, рта и глаз, значит, ее жизнь можно губить в самом расцвете без капли сожаления, так получается? – спросила Аврора.

Эдвард пожал плечами.

– Вегетарианцы, конечно, не дожидаются, пока фрукты и овощи погибнут собственной смертью, едят их сочными, полными жизненных сил, – продолжила Аврора. – Может, и траве безумно больно прощаться с жизнью, но боль эта иного рода, такая, какой нам не испытать? Скорее всего, так оно и есть. Погибать всегда мучительно, так уж устроен мир.

– Занятные рассуждения, – пробормотал Эдвард.

– Разве я не права? – спокойно спросила она.

Эдвард кивнул.

– Совершенно права.

– Вот такая вот наша жизнь, – со вздохом произнесла Аврора. – Чтобы не умереть, надо убивать. – Она помолчала. – Между прочим, когда кошка ловит мышь, она не испытывает ничего, кроме удовольствия и гордости собой.

– В общем, тебе ни капли не жаль поглощать ни бедных цыплят, ни кроликов? – лукаво прищуривая один глаз, спросил Эдвард.

– Жаль, – просто ответила Аврора. – Но я приучила себя не задумываться об этом. – Она пожала плечами. – Впрочем, может, я чего-то недопонимаю в вегетарианстве, ведь никогда не вникала в их постулаты серьезно. По-моему, в еде главное знать меру. Тогда будешь чувствовать себя нормально и после ежевики и после свинины.

– Раз так, пойдем на крышу.

– На крышу? – удивилась Аврора.

– Ресторан-сад, на крыше, – пояснил Эдвард.

– А, да-да. Отличная мысль. Романтическая обстановка «Руфсгарден»

стократ усилила ее внезапное желание забыть на этот вечер обо всем и броситься в бездну чувств. В какой-то момент опять стало казаться, что Эдвард – ее единственное спасение и что, лишь сполна насладившись его теплом, можно безбоязненно шагать по жизненной тропе вперед. Каково было на этот счет мнение Эдварда, она не могла знать, однако видела по мелькавшему в его взгляде восхищению, что он не поспешит расстаться с ней и после ужина.

Впрочем, то было не просто восхищение. Нечто гораздо более сложное и глубокое. Возможно, восторг не только ее наружностью, но и тем, что он успел узнать о ее духовном мире. Или желание услышать, в чем причина ее страданий, и лучше ее понять. Либо все вместе.

– Ты не большая охотница до спиртного, – заметил Эдвард, взглянув на бокал с вином, из которого Аврора отпила всего пару глотков.

Ей и этого было достаточно, чтобы окончательно потерять голову и желать единственного – забыться в крепких объятиях этого чуткого сильного парня.

– Я ничего не имею против хорошего вина. Просто, говорю же, предпочитаю во всем соблюдать меру. По-видимому, ты тоже на это дело не падок. Выпил всего ничего, а мы сидим здесь уже второй час.

– Второй час? – Эдвард взглянул на экран сотового, который положил на стол, прочтя пришедшее сообщение. На его губах заиграла улыбка. – С тобой время летит незаметно. И ощущаешь себя как-то странно, – пробормотал он, глядя в стол.

– Что значит «странно»? – Аврора слегка насторожилась.

Эдвард посмотрел на нее так, как если бы увидел перед собой бессмертное творение Рембрандта, – с удивлением, задумчивостью и желанием постичь нечто непознаваемое.

– Это трудно объяснить, – протяжно произнес он. – Мы сидим с тобой в ресторане, на первый взгляд обычные люди, а меня не покидает ощущение, что я сбился с ног в поисках восьмого чуда света и вот вдруг, когда уже стал свыкаться с бесконечными неудачами, нашел его…

Он продолжительно посмотрел на ее руки, протянул свою и нежно погладил ее тонкий палец. Грудь Авроры, вмиг заполнившаяся мучительно-сладостным жаром, приподнялась и медленно опустилась. Почему от его ненавязчивых прикосновений голова затуманивается, а воля улетучивается? Почему ими хочется наслаждаться вечно, а, к примеру, с красавцем Ральфом нет особого желания даже обмениваться рукопожатиями?

– Аврора… – тихо проговорил Эдвард. Когда она услышала произнесенное им собственное имя, то будто резко переключилась в иной режим. Решимость, вызревавшая в ней более полутора часов, вдруг неукротимо разлилась по груди, душа остатки сомнений и прочие чувства. Рука сама собой обхватила руку Эдварда, которую он чуть отодвинул, но не убрал.

– Может, пойдем отсюда? – сорвалось с губ. Эдвард слегка нахмурился, будто подумал, что ее слова ему лишь послышались, на мгновение закрыл глаза, качнул светловолосой головой и прошептал исполненным чувства голосом:

– Пойдем.

Когда он расплачивался, Аврора и не подумала спорить, вдруг почувствовав, что выполнять его дружески настойчивую просьбу не только легко, но и на удивление приятно.

Они вышли из ресторана и торопливо, словно куда-то опаздывая, направились на автостоянку. Садясь в «ягуар» Эдварда, Аврора лишь мельком подумала, что заберет свою машину завтра.

Не говоря ни слова, Эдвард завел двигатель, и автомобиль рванул с места. Воздух был густой и теплый, дышать от ослепляющего желания давалось с трудом, мелькавшие за окнами фонарные и витринные огни казались глазами сказочных персонажей, что провожают опьяненных страстью мужчину и женщину в сущий рай.

Аврора не смела шевельнуть ни рукой, ни ногой. И считала мгновения до заветной минуты. От нетерпения голова шла кругом, сердце то билось как безумное, то сладко замирало. Вот «ягуар» остановился, и огромная вселенная будто исчезла. Остались лишь он и она…