Расставания и встречи

Глава 41

Соледад поднималась раньше всех в доме. Она была жаворонком, и раннее утро радовало ее. Она не спеша принимала душ, потом шла на кухню варить кофе. Ароматный запах будил Маноло. Вот уже тридцать лет его будил этот запах, он потягивался в кровати, вставал и отправлялся завтракать.

В последнее время разговор у них шел только о магазине. Едва сев за стол, они сразу начинали обсуждать, станет, наконец, магазин их собственностью или нет.

— Ты поговоришь, Маноло, с сеньором Эзекиелом? — спрашивала Соледад.

— Поговорю, — отвечал Маноло.

— Ты спросишь у него, даст ли он нам ссуду?

— Спрошу.

Денег у них не было, но они, увидев, что торговля платьями, сшитыми Соледад, идет очень бойко, надумали попросить у Эзекиела ссуду, с тем чтобы стать самим владельцами магазина. Они могли бы торговать, сами платить аренду и понемногу выплачивать долг.

— Материю мы могли бы по-прежнему покупать у Эзекиела по оптовой цене, работа своя. Представляешь, как дешево нам бы обходились платья? — мечтательно говорил Маноло.

— Л продавали бы мы их по магазинной цене, — подхватывала Соледад.

Еще они размышляли, какой лучше товар купить на взятую ссуду, где оптовые цены самые низкие. Ассортимент, конечно, вызывал самые яростные споры. Соледад считала, что им нужно торговать еще детскими вещами и игрушками. Этот товар всегда в ходу. Маноло настаивал на галантерее. Ее возить легче, она занимает мало места, можно сэкономить на транспорте.

Но о товаре супруги как-нибудь бы договорились. Беда была в другом. Их водил за нос Эзекиел. Он никак не мог решить, даст он им ссуду или нет. То говорил «да», то «нет».

— Если он не ответит на ближайшей неделе, — решила Соледад, — мы от него уйдем!

— И что будем делать? — тут же спросил Маноло, еще не забывший, как он сидел без работы.

— Ты будешь ходить по другим магазинам и пристраивать мои платья! — решительно отвечала Соледад. — Свет клином не сошелся на Эзекиеле!

— Конечно, но как-то боязно, — шел на попятный Маноло. — Я попытаюсь еще раз поговорить с ним. Постараюсь его убедить! А как было бы хорошо, если бы у нас появился собственный магазинчик!

И Соледад с Маноло вновь предавались радужным мечтам, допивая кофе, чтобы потом встать из-за стола и начать нелегкий трудовой день. Соледад вновь садилась за машинку и сидела за ней до вечера, а Маноло отправлялся в магазин, где целый день простаивал за прилавком.

Эулалия уходила из дома раньше всех на свою ткацкую фабрику. Ее радужные мечты лопнули, как мыльные пузыри, и она вынуждена была довольствоваться не слишком отрадной действительностью. Деятельность, которой занималась Нина, ее не слишком интересовала. И хотя их отношения с Ниной можно было назвать дружескими, на самом деле они дружбой не были. История с Умберту осталась для Эулалии большим унижением. Она была счастлива, что все-таки удержалась на краю и не свалилась в пропасть. Но для ее самолюбия было мучительно сознавать, что она поверила в любовь, тогда как ее хотели только использовать. Встреч с сеньором Умберту она избегала, и это было нетрудно, потому что он их не искал.

Другим не менее мучительным переживанием для Эулалии была встреча с Тони. Они столкнулись случайно на улице, когда она шла к отцу в магазин. Выяснилось, что Тони работает в соседнем помещении. Она узнала, что он женат, что жена его ждет ребенка, поняла, что он потерян для нее навсегда. Но сердце у нее болезненно дрогнуло — этот юноша был ей дорог. Ей было очень горько, что он достался другой.

Соледад вздыхала, видя, как ее дочка страдает. «Вот заведем свой магазин, сядет она за кассу и вздохнет свободно. Разве сравнишь работу за кассой с работой за станком? В магазине будут покупатели, глядишь, и жених найдется. Нужно будет держать товары и для мужчин тоже, чтобы разная публика ходила, а не одни только женщины…»

Машинка стрекотала, руки привычно придерживали ткань, следя за безупречно ровной строчкой, и такой же ровной строчкой следовали мысли. Только к вечеру вставала Соледад из-за машинки и принималась готовить ужин, потому что должны были вернуться Маноло и Эулалия.

Она удивилась, услышав, что хлопнула дверь в неурочное время.

— Кто вернулся? — крикнула она. Оказалось, что вернулась Эулалия.

— Что случилось? Почему ты так рано? — спросила Соледад.

Она подняла голову от машинки и вопросительно посмотрела на дочь.

— Сегодня все работницы ушли раньше. Мы решили, что раз администрация никак не реагирует на наши просьбы, мы поставим ее перед фактом!

— Но это же почти забастовка! И уверена, что без вашей Нины не обошлось! — встрепенулась Соледад.

— Конечно, не обошлось, — согласилась Эулалия. — Но я очень рада освободиться пораньше, пойду навещу папу в магазине.

Через пять минут она уже хлопнула дверью, но Соледад успела заметить: Эулалия принарядилась. И покачала головой. Опять ее дочка нарывается на неприятности.

Эулалия торопилась, летела, как на крыльях. Ей хотелось увидеть Тони. Она не задумывалась, хорошо это или плохо. Просто хотелось.

Маноло обрадовался, увидев дочку.

— Помогать пришла? Уверен, что торговля у нас пойдет хоть куда!

Эулалия покрутилась немного в магазине и выглянула снова на улицу. Если соседняя дверь приоткрыта, то можно заглянуть к Тони в мастерскую немного поболтать. Но на двери висел большой замок. Эулалия расстроилась. Приподнятого настроения как ни бывало. День померк, все вокруг потускнело.

Маноло как раз отпустил покупательницу и повернулся к дочери.

— Что это ты как в воду опущенная? Ну-ка признавайся папочке, с чем пришла?

От ласковых слов отца на глазах Эулалии навернулись слезы. Ей стало ужасно жалко себя: почему-то все у нее не складывалось! Наверное, она была самой несчастной девушкой на свете!

Маноло хоть и увидел, что глаза у его доченьки на мокром месте, но тут же понял, что сейчас не время для откровенных разговоров, и попросил:

— Обслужи, пожалуйста, вот эту пожилую покупательницу, а потом будем уже закрываться и пойдем вместе домой.

Эулалия кивнула, подошла к немолодой женщине, которая хотела купить себе нарядную блузку, и они вместе занялись выбором.

— Из тебя выйдет отличная продавщица, — похвалил дочку Маноло, когда они, заперев магазин, вышли на улицу. — Не надоела тебе еще твоя фабрика?

Он хотел подступиться к разговору, который открыл бы ему, что так печалит Эулалию.

— Надоела! — откровенно призналась Эулалия. — Ты сам понимаешь, что работать под началом все того же сеньора Умберту мне не доставляет удовольствия!

— Что правда, то правда, удовольствия мало, зато деньги платят и твоя подружка Нина тебя может защитить, — попытался утешить ее отец. — Если бы мы открыли свой магазинчик, все было бы по-другому. Но сейчас к сеньору Эзекиелу не подступиться. Ходит мрачнее тучи! Небось, слышала, какая у них в семье беда стряслась?

— Нет, понятия не имею, — отозвалась Эулалия, а сердце у нее тревожно екнуло: наверняка что-то с Тони.

— Зять из семьи ушел, беременную жену, дочь Эзекиела, бросил. Вот это беда так беда! — Маноло вздохнул и прибавил: — А мне перекреститься хочется! Ведь и ты могла быть на месте Камилии! Но я, слава богу, вовремя сообразил, что паренек этот — опасное для тебя соседство.

— Тони от жены ушел? — спросила Эулалия.

— Тони, — подтвердил Маноло. — Еще какая-нибудь дурочка, наверное, уже на очереди! Хорошо, что у тебя есть голова на плечах. Толкового человека себе ищешь! А такие на дороге не валяются! Не спешишь, дочка, и правильно делаешь. Другие вон поспешают, а потом слезы льют.

Похвала, пусть и незаслуженная, потому что и Эулалия наделала бы глупостей, если бы по-другому сложились обстоятельства, была девушке все-таки приятна. Она сразу почувствовала себя счастливее, благополучнее и удачливее, чем другие ее сверстницы, хотя еще час назад казалась себе несчастной-разнесчастной.

— Зайдем на рынок, — предложил Маноло. — Когда есть работа, можно себя и побаловать.

— С удовольствием, — откликнулась Эулалия. Она была сластеной, любила засахаренные фрукты, орешки, экзотические фрукты, и теперь сразу же почувствовала себя маленькой девочкой, которой предстоит столько радости. — Мне цукаты, ты знаешь!

— Будут тебе цукаты! Но сначала купим маме копченой рыбы, она у нас любительница.

В рыбном ряду Эулалия и увидела Тони. Вместе с каким-то парнем он таскал корзины с рыбой. В грубой робе, в какой-то шапчонке он показался Эулалии и некрасивым, и несимпатичным.

В самом деле, что хорошего в человеке, который может бросить беременную жену? Эулалия посмотрела на него даже с каким-то испугом, с какой-то брезгливостью.

«Меня и в самом деле Бог бережет, — с удовлетворением подумала она, возвращаясь домой под руку с отцом. — И нечего мне Его гневить. Он приготовит для меня самого лучшего жениха!»