Глава 13

Элинор любила свой замок. Что может быть лучше родного дома?

Конечно, старый замок не мог тягаться великолепием с роскошным обиталищем Алена, где она жила в Париже, но это семейное гнездо передавалось по наследству из поколения в поколение, а в их северных краях такое было редкостью.

Забота, с которой Элинор относилась к жителям деревни, обездоленным войной и бесконечными грабежами, не забылась. Ее с радостью встречали в каждом доме. Ей нравилось объезжать их земли вместе с Альфредом, заботиться о своих людях. Пусть счастье для нее невозможно, но она может дать радость другим. Жизнь продолжалась, и хлопоты давали ей возможность забыть о своих печалях.

Днем еще как-то можно было терпеть.

Но ночи… ночи, когда она, лежа без сна в своей одинокой постели, молилась, чтобы поскорее пришел рассвет, были невыносимы. Порой она вставала с постели, заходила к Алену, который беспокойно ворочался во сне, и снова лежала, не смыкая глаз.

Днем Элинор была все время так занята, что не сразу заметила постоянное уныние Брайди. Только как-то вечером, когда служанка пару раз не ответила ей, Элинор заподозрила неладное. Женщины были одни: Ален вместе с Корбином и Альфредом находились внизу — давали указания строителям, занимавшимся укреплением крепостной стены. А Элинор зашла в комнату Алена поставить в вазу букет первых весенних цветов в надежде обрадовать мужа — последние недели он все время прихварывал.

— Брайди! — резко окликнула она служанку.

И сразу же пожалела об этом — в глазах служанки плескалась та же боль, что терзала и ее собственное сердце. Элинор заботливо обняла Брайди за худенькие плечи.

— Что с тобой?

— О, миледи, что мне делать? — всхлипнула Брайди.

И тут Элинор вспомнила все: и то, что девушка рассказывала ей о Ларсе, и те ночи, когда та, выскользнув из спальни, украдкой пробиралась к возлюбленному.

— Может… может, тебе уехать в Шотландию? — предложила она.

Надежда, вдруг вспыхнувшая в глазах Брайди, тут же угасла.

— Вы так добры, миледи. Но он… — Что?

— У него ведь нет даже крыши над головой. В Шотландии они скрываются в лесах. Ларе рассказывал мне, с каким почтением их принимали повсюду — в Норвегии, во Франции, в Италии. А вот в Шотландии… они мятежники.

— Брайди, нужно надеяться. Может, со временем…

— Но у меня нет времени, — горько вздохнула Брайди и вскинула глаза на Элинор.

— Да и у вас его тоже нет, миледи.

— Я… я не понимаю, — прошептала Элинор.

— Простите, миледи. Думаю, вы понимаете…

Да, с горечью подумала Элинор. Она еще не успела поговорить об этом с Аленом, но…

— Да, я тоже жду ребенка, — прошептала она. — Брайди, послушай, я придумала. Я напишу…

— Как? И кому? — вздохнула Брайди.

— Даже с мятежниками можно связаться. — Элинор обняла служанку. — Но Богом клянусь, что никто не посмеет осудить тебя, пока я жива!

— Как вы можете терпеть такую муку, миледи? Как у вас только хватает сил?!

— Я должна. Это мой дом и…

— И?..

— И потом, я не думаю, что шотландцы с радостью приняли бы меня к себе.

— Но он любит вас, миледи! Я видела любовь в его глазах всякий раз, как он был рядом. И такая же любовь сияла в ваших, миледи!

— Остается только надеяться, что не все такие наблюдательные, как ты, — вздохнула Элинор.

— Но вы можете убежать, миледи. Уехать к нему. Элинор покачала головой.

— Не сейчас. Да и если бы я даже могла… я бы не оставила Алена. Он болен. Я нужна ему.

— Но ребенок-то ваш… он ведь от сэра Брендана, — прошептала служанка.

Элинор уже собиралась ответить, когда в соседней комнате ей послышался какой-то шорох. Приложив палец к губам, она на цыпочках прокралась к двери, приложила к ней ухо и распахнула ее настежь.

Комната была пуста. Но Элинор почудился чуть слышный щелчок, как будто кто-то мягко прикрьл за собой дверь в коридор. Она выскочила наружу и бросилась к лестнице.

Ни души.

Элинор с тяжелым сердцем вернулась в комнату. Неясное предчувствие надвигающейся беды вдруг овладело ею.

Вечером, сидя за столом, Изабель трещала не умолкая. Разговор вертелся вокруг одного из фермеров, который, по слухам, тяжело заболел.

— О, Тимоти, боюсь, совсем плох, — печально ответила Элинор, — даже ходить не может. Да и жена его тоже слегла.

— Это тот, что живет в маленьком коттедже? Да ведь он платит, наверное, сущие гроши, — фыркнула Изабель.

— Он работал на этой земле всю свою жизнь! — отрезала Элинор.

— Ах, Элинор, ты всегда горой стоишь за своих людей! Однако если так рассуждать, то Клэрин скоро превратится в руины.

— Этого не будет. У Тимоти двое взрослых сыновей, которые работают не покладая рук.

— Дюжие молодцы! — согласилась Изабель. — Но скоро их призовут на военную службу, воевать с этими ужасными скоттами. И что нам тогда делать? Может, старику Тимоти дать другой домик, поменьше, а его отдать какому-нибудь молодому фермеру, у которого есть сыновья, чтобы ему помогать? Конечно, мне очень жаль старичка, не выгонять же его на улицу, но… Альфред! Корбин! Я правильно говорю?

— Пока у нас дела идут хорошо и без этого, — пожал плечами Альфред.

— Да, но могли бы идти еще лучше!

— Если припасов не хватит на этот год, — решительно перебил ее Ален, — то можно будет доставить все, что нужно, из Франции.

— Но, Ален, ваши сыновья во Франции тоже наверняка из кожи лезут вон, чтобы ваши поместья приносили доход. К чему им расходы на Клэрин?

— Изабель, — вмешалась Элинор, изо всех сил сдерживаясь, — может быть, вы будете столь любезны вспомнить, что Клэрин как-никак принадлежит мне, а теперь и графу?

— Но он вернется в собственность Альфреда, если у вас не будет сына. О, Элинор! Вы, верно, хотите объявить нам радостную весть?

Элинор похолодела. С трудом овладев собой, она отрезала:

— Нет, Изабель. Для вас у меня нет никаких счастливых вестей!

Изабель заулыбалась.

— Ах вот как? Значит, в один прекрасный день Клэрин может достаться Альфреду. Или Корбину. А через него — и ребенку, которого, возможно, я уже ношу под сердцем. Я почти уверена в этом.

Элинор резко встала.

— Говорят, в это время года Лондон просто очарователен, дорогая Изабель!

— Правда? А по-моему, там слишком холодно. Впрочем, и здесь, на границе, тоже холодно. Я все время мерзну. Будем молиться, что погода улучшится прежде, чем мужчин снова призовут на войну, — сладко улыбнулась Изабель.

На следующее утро, сидя верхом на лошади, Элинор смотрела, как Корбин с Альфредом обучают воинскому искусству своих людей.

Глядя, как новобранцы неуклюже размахивают мечами и тычут копьями в чучела из соломы, Элинор с удивлением заметила, что к ней едет Изабель. Заметив невестку, та помахала рукой.

— Привет, Элинор. Нравится слушать бряцание оружия? Может, подумываешь о том, чтобы снова броситься в бой?

— Нет. Просто грустно, когда вспоминаешь, сколько ужаса и горя несет с собой война.

— Ах, Элинор! Ты просто образец… добродетели, конечно.

— Послушай, Изабель, если ты приехала, чтобы что-то мне сказать, так говори. А если тебе просто скучно… что ж, я уверена, в Лондоне куда веселее. А вынашивать ребенка с таким же успехом можно и там. Не все ли равно, где он родится — здесь или в Лондоне? Если у нас с графом не будет наследника и Альфред так и не женится, ну, тогда… тогда ты вернешься. Со временем, конечно.

— Корбин пока остается здесь. Значит, и я тоже. Разумеется, с твоего благосклонного и снисходительного согласия.

— Замок был и остается его родным домом. И Альфреда тоже. Так хотел мой отец. Ну а ты — жена Корбина.

— Ах да, конечно, мы ведь родственники. И конечно, мой долг — предупредить тебя. Для этого я и приехала.

— Предупредить?

Лицо Изабель помрачнело.

— Поползли слухи…

— Вот как? А откуда ты об этом узнала?

— Видишь ли, твой супруг приехал сюда с собственными слугами.

— И они, значит, пришли к тебе, чтобы рассказать, о чем болтают между собой.

— Видишь ли, я всегда была добра к ним.

— Хм…

— Во всяком случае, мне стало известно, что Ален послал кое-кого в Ливерпуль… узнать правду.

— Что? — резко переспросила Элинор.

— Твой супруг — такой благородный… такой умный человек.

Элинор не хотелось признаваться, что Ален не посчитал нужным сообщить ей о своих намерениях.

— И вот ему дали знать, что опасность, угрожавшая тебе прежде, теперь перестала существовать. Скотты никогда больше не станут угрожать Клэрину.

— Я была пленницей Уоллеса, как ты знаешь.

— Да, так Алену и сказали. И добавили, что у Уоллеса есть молодой соратник, весьма прославившийся своими удачными набегами в глубь нашей территории. И слово его уже имеет не меньший вес, чем слово самого Уоллеса.

— Вот как?

— Говорят, ты стала его любовницей. Бедняжка… конечно, чтобы спасти свою жизнь…

— Шотландцы не собирались меня убивать, — возразила Элинор. — К тому же мало ли о чем болтают на улицах Ливерпуля. Меня это не волнует.

— Но видишь ли… то же самое утверждают и французы. Стиснув зубы, Элинор сделала глубокий вдох. Потом повернулась к Изабель.

— Интересно, как тебе удалось вытянуть это из людей Алена? Наверное, развлекаешься с кем-то из них по ночам? Боишься, что усилий одного моего кузена явно недостаточно, чтобы сделать тебе ребенка? Решила подстраховаться на тот случай, если я не смогу родить наследника для Клэрина?

Изабель улыбнулась.

— А как насчет тебя, добродетельная Элинор? Ты ведь тоже рассчитываешь подбросить мужу ублюдка? Да еще прижитого от человека, — объявленного вне закона!

— Изабель, кажется, я уже дала тебе понять, что не собираюсь обсуждать с тобой эту тему.

— Ну и не надо, — кивнула Изабель. — Только и ты уж, будь добра, придержи свой язычок и не выводи меня из себя. А сегодня я приехала просто предупредить тебя о том, что о тебе говорят.

— Как это мило с твоей стороны! Но у меня нет желания слушать чужие сплетни. Предпочитаю присоединиться к Альфреду.

Пришпорив лошадь, Элинор понеслась через поле.

Альфред был немало поражен, когда кузина настояла на том, чтобы самолично дать несколько указаний новобранцам относительно умения владеть мечом. Взяв в руки оружие, Элинор подобрала юбки и встала напротив юнца, который, судя по его виду, впервые взял в руки меч.

Она упражнялась до сумерек, до полного изнеможения. И все-таки в душе у нее все клокотало от гнева. Кроме того, Элинор было страшно.


Сидя на корточках, Брендан чертил на земле план нападения на крепость лорда Эбера. Лица всех были угрюмы и суровы. Это была последняя ночь перед штурмом. Каждому из отряда уже была определена своя задача.

Как и было решено, они еще до рассвета подобрались близко к крепости. Стараясь оставаться незамеченными, терпеливо ждали. И вот взошло солнце. Ничего! По глазам Эрика было видно, что чего-то в этом роде он и ожидал.

И вдруг, словно по команде, внутри крепости закипела жизнь. Внутренний двор заполнили вооруженные люди — шотландцы насчитали около пятидесяти воинов гарнизона. Прошло около получаса, и тридцать из них, оседлав лошадей, покинули крепость.

Они направлялись на северо-запад.

Когда последний из них скрылся из виду, Брендан приказал Грегори, притворившись бродячим лудильщиком, подъехать к воротам. Гарт, умевший великолепно имитировать северный акцент, изображал возницу. Оказавшись за воротами, Гарт должен был постараться собрать вокруг себя как можно больше воинов, отвлекая их внимание.

Грегори незаметно проскользнул к воротам. Брендан все еще медлил — велика была вероятность того, что сведения Грегори окажутся ложью, и он опасался, что его людей ждет ловушка. Шотландцы осторожно подобрались к крепостной стене. Ворота чуть слышно скрипнули, открываясь, и через мгновение они уже были внутри крепостных стен.

Через пару часов все было кончено. Оставшиеся в живых воины гарнизона были заперты в донжоне. Самого лорда Эбера среди них не было.

Вскоре Брендан убедился, что леди Эбер — и впрямь настоящая ведьма. Не слушая ее проклятий, он велел ей собираться. Он намеревался отправить ее на север, где ей придется ждать, пока супруг уплатит за нее выкуп. Правда, Эрик, бросив взгляд на леди, усомнился, что тот выложит денежки за свою женушку.

Расставив дозорных, они стали ждать.

Вернувшиеся из похода англичане, злые и разочарованные оттого, что вылазка оказалась неудачной — предупрежденные кем-то шотландцы напали на них из засады и после кровопролитного боя будто растворились в чаще леса, — поняли, что и сами оказались в западне.

Среди них был и лорд Эбер. Очень скоро и он вместе с остатками гарнизона оказался в собственном донжоне.

В эту ночь шотландцы устроили пир в главном зале только что отстроенной крепости. Кладовые ломились от припасов. Они жарили говядину, ягнят и кур, запивая вином и превосходным элем. Сидя в хозяйском кресле возле камина, в котором жарко пылал огонь, Брендан наблюдал за тем, как веселятся его товарищи по оружию. В сегодняшней стычке они потеряли несколько человек, но это не так уж и важно, если вспомнить, сколько других людей сегодня получили свободу. И расстались со своим страхом перед англичанами. Конечно, все это имеет смысл, если им удастся удержать крепость, подумал он.

Он увидел и подружку де Лонгвиля, которая оказалась куда пышнее и соблазнительнее, чем ему представлялось.

Все, кто был свободен от караульной службы, отъедались за голодные дни, проведенные в лесу.

Брендан почувствовал на своем плече руку Эрика.

— Пей, ешь, веселись, кузен! Понравилась какая-то девчонка? Так за чем же дело стало? Тащи ее в постель!

— Кто-то же должен сохранять ясную голову, — покосился Брендан на Эрика.

— Ах да. Но ты раньше был другим, пока не встретил ту англичаночку из Клэрина.

Брендан промолчал.

Прошли месяцы после его возвращения из Парижа. Он сражался и побеждал, шел по жизни с улыбкой. Он встречал немало девушек, но понял, что боль в сердце не так-то легко заглушить, и сейчас чувствовал себя достаточно умиротворенным.

— Брендан, я тебе друг. И поэтому имею смелость напомнить, что тебе до нее — как до звезды. А сейчас она, возможно, собирает отряд, чтобы бросить его против нас. И если даже нет…

—…то ее король по-прежнему отдал бы многое, чтобы заполучить меня живым или мертвым. Лучше, конечно, живым, чтобы обречь меня на медленную и мучительную смерть. Я все это знаю, — вздохнул Брендан.

— Тогда плюнь на все. В конце концов, кому захочется жить вечно? Так что живи сегодняшним днем, понял? И будь счастлив.

Брендан кивком головы указал ему в сторону Марго. Сидя напротив них, она хохотала над шутками Лайама.

— Не пора ли и тебе тоже жить сегодняшним днем, раз уж завтрашнего может и не быть?

— Что ты хочешь этим сказать? — Что ты должен жениться на ней.

— Ты же сам знаешь, что это невозможно. Мой отец…

— Твой отец в Шетланде. А ты здесь. И она здесь. Ты каждый день рискуешь жизнью. Так что тебе гнев твоего отца?

— Я не боюсь… — огрызнулся Эрик. И тут же рассмеялся. — Ладно, боюсь… только не гнева. Разочарования.

— Будь я на твоем месте, — пошутил Брендан, — я бы куда сильнее боялся потерять ее навсегда.

— Ну так ведь ты же не я! Сам ты сохнешь по женщине, которая никогда не будет твоей.

— Иди к Марго, — тихо сказал Брендан. — Я предпочитаю сохнуть в одиночестве.

— Когда тебе это надоест, позови меня, ладно? Я подыщу тебе красотку.

— Когда мне надоест, я сделаю это сам.

Расхохотавшись, Эрик хлопнул его по спине и отправился к Марго. Неслышно подкравшись к ней сзади, он схватил ее в охапку. Уютно устроившись в объятиях Эрика, Марго посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

Брендан откинулся на спинку кресла и молча наблюдал за ними. И тут он почувствовал, как устал от всего в своей жизни.

На следующий день приехали Уоллес с Коммином. Оба долго осматривали крепость, о чем-то совещались между собой, строили планы.

Судя по всему, они рассчитывали удержать ее.

Когда Брендан с товарищами собирались уезжать, к ним вдруг подошел Грегори.

— Не позволите ли вы мне уехать на пару недель, сэр? Уже готовый вскочить в седло, Брендан нахмурился. — Зачем?

— Мне нужно съездить домой.

— Для чего? — В голосе Брендана скорее было недоумение, чем досада.

— У меня… есть один человек. Словом, я хотел бы забрать ее сюда.

— Если попадешь в руки англичан и кто-то пронюхает, что ты дезертировал, тебя схватят, а затем скорее всего будут пытать и казнят, — предупредил Брендан.

Грегори пожал плечами.

— Все, кто был со мной в отряде, — не из Клэрина. Да они и знать не знают, что я у вас, — уж слишком торопились унести ноги, чтобы слышать, как я просил у вас разрешения остаться. И потом, я ведь не собираюсь гостить в замке. Незаметно проберусь домой — и тут же назад.

— Кого ты хочешь забрать? — осторожно спросил Брендан. До сих пор Марго была единственной женщиной, разделявшей с ними тяготы кочевой жизни. Правда, она была женщиной Эрика. И все это знали. К тому же она старалась быть полезной и никогда не жаловалась.

Грегори улыбнулся.

— Это не женщина, сэр. То есть… черт, конечно, женщина, но она моя сестра. Она всего на два года старше меня. Кроме нее, у меня нет никого на свете. И если кто-то узнает, что я ушел к вам, страшно подумать, что они с ней сделают…

— Это точно. Ладно, езжай. Возьми гнедую кобылу. Ее никто не узнает — она не из тех лошадей, что мы забрали у англичан.

— Да, сэр, спасибо. Я скоро вернусь.

Кивнув, Брендан посмотрел, как Грегори вскочил на лошадь, помахал ему рукой и отвернулся.

— Куда это он? — спросил подошедший Эрик.

— В Англию.

— Решил, что хватит с него, да?

— Нет. Хочет съездить за сестрой.

— За сестрой? — покачал головой Эрик. — Да.

— Вот посмотришь, он не вернется. — Вернется. Я уверен.

— Хм. А может, вернется, но с целой армией. — Брендан покачал головой.

— Ты ошибаешься.

— Да? Ты уверен? — ухмыльнулся Эрик. — А может, надеешься, что он заодно привезет и весточку от некоей графини?

— Возможно, — коротко бросил Брендан, взбираясь на коня.


Алену с каждым днем становилось хуже, и все мысли об Изабель вылетели у Элинор из головы.

Она никак не могла понять, что с ним происходит. Ален быстро уставал; бывали дни, когда от слабости он не мог даже встать с постели. К тому же он почти ничего не ел. В эти дни они много говорили. Ален признался: да, он действительно послал своих людей в Ливерпуль, но им так ничего и не удалось выяснить. Элинор передала ему слова Изабель, однако утаила, что она и в самом деле носит под сердцем ребенка, дитя Брендана. Впрочем, она расскажет ему… когда придет время. Оставалось только молиться, чтобы он поверил, что она не обманула его, не нарушила супружеских клятв, которые дала перед алтарем.

Однако дни, когда они могли подолгу разговаривать, тоже ушли в прошлое.

Теперь Элинор часами сидела у его постели, смачивая Алену лоб ледяной водой и держала его за руку. Послали за лекарем — тот пустил графу кровь, и Алену стало еще хуже. В следующий раз, когда тот явился снова и Ален закричал от боли, Элинор вышвырнула лекаря за дверь, крикнув, что он убьет ее мужа, вместо того чтобы поставить на ноги.

Алену ненадолго стало лучше. Потом вдруг снова навалилась слабость. Однажды к нему зашла Изабель, участливо осведомилась, как он себя чувствует.

Как только она ушла, Ален поднял на Элинор глаза.

— Явилась вынюхивать, не умер ли я наконец, — сухо бросил он.

— Ален! Прошу…

— Наверное, ей не приходит в голову, что ты можешь снова выйти замуж.

Элинор покачала головой.

— Я этого не сделаю.

— Тогда тебе придется смириться с тем, что эта ведьма принесет в Клэрин своего ублюдка и завладеет замком.

Элинор опустила голову. Потом упала на колени и умоляюще сложила руки.

— Ален, пришло время признаться тебе во всем. Мне страшно, потому… потому что она сказала правду. Ее ублюдок, от кого бы он ни был, не унаследует Клэрин. Я жду ребенка. — В голосе ее зазвенели слезы. — Теперь я уверена в этом, но клянусь тебе всем, что для меня свято: я не изменяла тебе с того самого дня, как дала обет в супружеской верности. Это случилось раньше…

Руки его задрожали. Она почувствовала это, когда муж погладил ее по склоненной голове.

— Я в этом не сомневаюсь.

— С того дня мы больше не виделись…

— Элинор, дорогая моя, мне все известно. Он ведь был тогда в церкви. Я сам видел его. И видел, как он ушел.

— Что?! — севшим голосом переспросила Элинор.

— Да, Брендан пришел на свадьбу. Но ушел, едва мы обменялись кольцами. И вместе с остальными уехал в Кале.

Потрясенная, Элинор прижалась лбом к плечу мужа.

— Я бы никогда не смогла причинить тебе боль…

— Элинор, ребенок — это благословение Божье.

— Господи, это ужасно! Но я должна задать тебе один вопрос… позволишь ли ты…

— Элинор?

— Если ты не против… я могла бы убедить всех…

— Я буду горд и счастлив, если ты заставишь всех поверить, что это мой ребенок. Кто-нибудь, кроме тебя, знает?

Элинор кивнула.

— Только Брайди, больше никто. Я хотела подождать… пока не буду уверена, что на самом деле беременна…

— Но ты не сможешь долго хранить это в тайне.

— Ален, Брайди тоже…

— Ах да, конечно. Она ведь влюбилась в одного из тех шотландцев.

— Она и в самом деле его любит. Я уж подумываю…

— Парень имеет право знать. Если она решит уехать в Шотландию, он на ней женится.

— Ален…

— Я займусь этим.

Элинор улыбнулась. Трудно поверить… но он и в самом деле это сделает.

— Что до меня, Ален, я никому не буду говорить… пока. Изабель пусть болтает, что ей вздумается. Сначала тебе нужно поправиться.

— Да, миледи. Ничего бы я так не хотел, как сказать всем об этом вместе с тобой. — Он немного помолчал. — Ты ведь никогда не сможешь признаться Брендану, что ребенок от него. Он перевернет небо и землю, чтобы забрать его себе… и потеряет свою горячую и глупую голову.

— Но почему? Он, возможно…

— Наплодил уже дюжину детей? — подсказал Ален, и Элинор вспыхнула. — Нет, миледи, не уверен. Парень горд, как сам дьявол. К тому же он принадлежит к племени, для которых семья, дети — это все. Честно говоря, я ужасно боялся, как бы он не заявил о своих правах на тебя прямо посреди венчания.

— Но он этого не сделал.

— Думаю, ты сама дала ему понять, что не хочешь этого.

— Это так.

Ален ласково погладил ее по голове.

— Ты хотела поступить так, как считала правильным. Очень надеюсь, что ты не ошиблась.

— Молю Бога, чтобы это было так. Пока что поездка в Англию не принесла тебе добра. Ты так страдаешь…

— Ни о каких страданиях не может быть и речи, пока я с тобой. К тому же ты так добра ко мне, всем своим видом даешь понять, что я по-прежнему силен телом и духом. Я горд и счастлив, что благодаря тебе все уверены, что я тебе на самом деле муж.

— Ален…

— Да, Элинор?

— Ты и вправду мой муж. В полном смысле этого слова.

— Ты слишком добра ко мне.

— Нет, милорд, это вы слишком добры со мной. И я… я люблю вас.

Ален чуть слышно вздохнул.

— Как отца.

— Разве этого мало?

— Не волнуйся ни о чем. О твоей служанке я позабочусь сам.

Но Ален не смог этого сделать.

Через три дня его состояние резко ухудшилось.

Ален проснулся среди ночи. Элинор услышала, как он кашляет, и вбежала в его комнату. К ее ужасу, Ален встал с постели. Держась за спинку кровати, он весь дрожал; изо рта бежала тоненькая струйка крови.

— Ален! — Элинор кинулась к нему. Уложив его в постель, она принесла холодной воды и осторожно обтерла ему лицо. Ален был мертвенно-бледен, он задыхался. Она с ужасом заметила, как судорожно кривятся его губы, когда она попытался заговорить.

— Я позову лекаря! — пообещала она.

Господи, чем он сможет помочь? Она очень испугалась и не знала, что делать. Выскочив в коридор, Элинор стала звать на помощь.

Из своей комнаты появился Альфред. Судя по его взъерошенному виду, он уже спал. Вслед за ним прибежали Корбин и Изабель. Эти двое, видимо, еще не ложились.

— Альфред, умоляю тебя, пошли за лекарем. Алену совсем плохо…

Альфред похлопал ее по плечу.

— Ступай к нему. Сейчас распоряжусь.

Элинор вернулась к Алену. Он опять встал и, согнувшись от боли, кусал губы, чтобы сдержать крики.

Подхватив мужа, Элинор прижалась к нему, чувствуя, как все его тело содрогается, когда все новые волны боли накатывают на него одна за другой. Это было похоже на приступ желудочных колик — но он слишком долго ничего не ел. Элинор попыталась дать ему воды, но Алена тут же вырвало, и он снова застонал от боли.

Наконец появился лекарь. Поразмышляв, он предложил очистить больному желудок. Элинор принялась убеждать его, что ее муж и так давно уже ничего не ест.

Пока они спорили, Ален вдруг судорожно заметался на постели.

Страшный крик вырвался из его груди.

— Меня отравили! Отравили!

Пораженные, они уставились на него, не в силах сказать ни слова. Сидевшая в углу Изабель всплеснула руками.

— О Господи! Господи!

— Этого не может быть! — крикнула Элинор. — Умоляю, сделайте что-нибудь…

— Элинор! Где Элинор? — звал Ален.

— Я здесь! Я с тобой! — Элинор упала на колени возле постели, прижав к груди его седую голову.

— Элинор… О Боже, какая боль!

— Ален…

— Яд! — Он снова заметался. — Меня отравили…

— Ален! Мой бедный Ален! — шептала она. И, обернувшись к лекарю, яростно крикнула: — Сделайте же что-нибудь! Помогите ему! — Алена били судороги, настолько сильные, что Элинор не могла его удержать. С губ его срывались страшные крики, потом он тяжело упал на постель, вздрогнул и застыл.

Обхватив его руками, Элинор прижалась к нему, баюкая его как ребенка. Он с трудом открыл глаза и попытался что-то сказать, но захрипел и затих. И вот его губы снова шевельнулись.

— Элинор… — только и смог прошептать он. Элинор чувствовала, как жизнь покидает измученное тело. Рука Алена еще сжимала ее пальцы, на губах снова выступила кровь. Глаза его были открыты; они погасли, как задутая разом свеча.

Рыдание вырвалось из груди Элинор. Она кусала губы, и слезы ручьем текли у нее по лицу. Она закрыла мужу глаза.

— Спи спокойно, милый.

Прижав его к себе, она замерла, пытаясь уловить последнее дыхание жизни, которое быстро покидало его тело.

— Элинор… — неловко прокашлялся Альфред, — он умер.

— Я знаю.

— Пойдем отсюда, — предложил Корбин, ласково кладя руку ей на плечо.

— Пожалуйста… я хочу немного побыть с ним.

Все молчали. Никто не двинулся с места. Погрузившись в свое горе, Элинор даже не заметила, что в комнате повисла какая-то напряженная, жуткая тишина.

Только подняв глаза, она вдруг поняла, что Альфред смотрит на нее каким-то странным взглядом.

Первым заговорил лекарь.

— Яд? — угрюмо переспросил он. — Что ж… посмотрим.

Загрузка...