Рай милостью Божией. Обретение

11

Май 1788 года

Эстер все время суетилась возле нее, но Китти прекрасно себя чувствовала. Правда, она теперь больше уставала, чем тогда, когда носила двух своих мальчиков, но ведь она уже постарела, напоминала она себе: в апреле ей исполнилось двадцать девять… А мама всегда говорила, что к тридцати годам рожать труднее. И потом, ребенок этот был слишком крупным. Сестра Фэй, которая вместе с детьми гостила у нее две недели назад, уверяла ее, что она просто ошиблась в подсчетах…

Эстер с Полли были обеспокоены предстоящими родами такого крупного малыша, но Китти, к счастью, ничего не знала об их дурных предчувствиях: прежде она не испытывала при родах никаких трудностей и теперь тоже надеялась, что все обойдется.

Прошло уже несколько недель с того времени, как она получила от Романа последнее письмо, но он отправил его еще за месяц до этого. Он сообщил ей, что с каждым днем все больше отчаивается из-за тающих перспектив принятия Конгрессом решения по поводу нового статуса Кентукки в рамках установленного виргинской легислатурой окончательного срока — 1 января 1789 года…

Полуденное солнце пробивалось сквозь еще задернутое облаками, словно туманом, небо, бросая повсюду радужные отблески. Какой замечательный день, думала Китти. Интересно, что он сейчас там делает? Закрыв глаза, она увидела перед собой лицо мужа и впервые почувствовала легкое сомнение в том, что верно поступила, скрыв от него свое положение. Ей показалось несправедливым, что он ничего не знает об ожидаемом событии. Но он так далеко! Все это заставило бы его очень волноваться… Нет, все-таки она приняла правильное решение! И Китти отбросила все колебания.

Она почувствовала боль и откинула голову, стараясь стерпеть ее и не вскрикнуть. Скоро все кончится… Иногда она мечтала не только о рождении живого и здорового ребенка, но и о тонкой талии.

Боль отпустила, Китти встала со стула и прошла в комнату, чтобы лишний раз убедиться, хватит ли у нее чистых тряпок, пеленок и детских вещичек. Они с Эстер собрали все необходимое еще несколько недель назад и сложили в сундучке у Китти в спальне.

Вдруг она почувствовала, что проголодалась, словно ее организм знал, что ожидает его впереди. Она пошла на кухню и взяла маисовую лепешку, оставшуюся с обеда. Можно, конечно, запить ее стаканом холодного сладкого молока, подумала она, но до погреба далеко, а ведь нужно еще и возвращаться… И она решила обойтись простоквашей.

Китти прошлась по двору, но от этого боли только усилились, и она вернулась в дом.

Она не хотела ложиться в постель до последнего момента — все расхаживала взад-вперед по комнате, заходила в гостиную, возвращалась, пока не почувствовала новый приступ.

Наступил вечер, отбрасываемые от окна тени удлинились… Эстер готовила ужин, Полли отправилась доить коров, Селия присматривала за малышами Латтремов…

Китти попробовала перекусить, но боли вернулись, и она отодвинула от себя тарелку. Сидя в кровати и раскачиваясь из стороны в сторону, она приходила в отчаяние от этого несчастного огромного, раздутого живота. На лбу ее выступили крупные капли пота.

— По-моему, пора, — улыбнулась вошедшая Полли.

Эстер согласно кивнула. Накормив всех и убрав посуду, они отправили домочадцев к Латтремам.

— Моя прабабушка говорила, что положенные под матрасом ножницы или острый нож успокаивают боли, — сказала Китти. — Я, правда, не проверяла, так ли это… Давайте что-нибудь положим, вреда ведь не будет…

Эстер положила ножницы под матрас, убедившись, что они как следует прижаты к веревкам и не выпадут на пол.

Несколько часов Китти лежала тяжело дыша, стонала и исходила потом, который Эстер постоянно вытирала с ее лица.

— Сейчас гораздо тяжелее, чем прежде… А может, я просто забыла, как это бывает? — спросила она.

— Господи, да все забывается! — воскликнула Полли.

Китти вспоминала ночь, в которую Ребекка рожала Натана… Когда начался очередной приступ, она стала инстинктивно тужиться, хоть Полли с Эстер и не велели этого делать. О Боже… как больно! И она впервые закричала. Эстер подошла к ней, качая головой:

— Ну, кажется, началось.

Ближе к полуночи Китти, бледная как полотно, упершись спиной в подушки и пятками в перину, начала тужиться. Она побагровела от напряжения, из ее горла вырывались дикие вопли.

— Давай… давай… еще немного! — подбадривала ее Эстер.

Через мгновение Китти истошно завопила, делая последнее усилие, — и младенец выскочил из нее прямо в подставленные руки Эстер.

— Девочка!.. Господи, у тебя девочка! — радостно воскликнула Полли.

Китти улыбалась, пытаясь приподнять голову, чтобы увидеть ребенка.

— Нет, ты только посмотри на нее! — причитала Эстер, поднимая испачканного в крови младенца над животом Китти и очищая его носик и ротик от слизи.

Китти сквозь пелену счастливых слез смотрела на девочку как на чудо, и ей казалось, что никогда еще она не испытывала таких растопляющих душу чувств. Девочка дергала ручками, морщила свое крохотное личико — и вдруг раздался резкий сердитый крик — такой мощный звук от такого крохотного существа! Полли с Эстер рассмеялись, а Китти, улыбаясь, гладила дочку по влажным волосикам на голове, которые были почти такими же рыжими, как у Романа.

Вдруг она тяжело задышала и вся сжалась от очередного приступа — такого же невыносимого, как и прежние, потом изогнулась всем телом, стараясь посильнее напрячься.

— Второй лезет, — спокойно сказала Эстер, отрезая малышке пуповину и передавая ее Полли.

— Боже мой! — только и произнесла Китти.

— Не волнуйся! — успокаивала ее Полли. — Я же выкормила своего Джонни, а он был куда крупнее. У меня полно молока, могу и тебе одолжить.

— Одно плохо, — нахмурилась Эстер. — Придется праздновать их дни рождения в разные дни.

Китти непонимающе посмотрела на нее.

— Я заглянула в гостиную, чтобы определить по часам, когда родилась первая, — объяснила Эстер. — Без двух минут двенадцать.

— Выходит, вторая..! — Китти захохотала.

Эстер кивнула:

— После полуночи.

Девочки-близнецы очень скоро стали любимицами в доме, Эстер постоянно хлопотала над ними, а Трейс с Майклом все время спорили, кто из них лучше качает колыбельки (Том Латтрем тут же смастерил вторую).

Младенцы были и в самом деле обворожительными девочками, но их невозможно было различить — только по родимому пятнышку в форме полумесяца на плечике одной из них. У них оказались личики Китти — сердечком — и рыжие волосы отца, шелковистые и кудрявые.

Им исполнился уже месяц, а Роман все не возвращался, и Китти решила, что пора дать им имена. Она сделала соответствующие записи об их рождении в старой семейной Библии Джентри и оставила немного места на случай, если Роман захочет дать им еще по одному имени. Со дня их рождения она не получила от мужа ни одного письма, но младенцы не давали ей ни минуты покоя, и даже несмотря на постоянную помощь Эстер, у Китти не было свободного времени, чтобы слишком беспокоиться.

Но когда прошел второй месяц, а она так и не получила от него ни строчки, даже заботы о близнецах не могли уже рассеять ее тревоги. Она знала, что Роман никогда еще так долго не молчал. Может письмо затерялось в пути? Но нет, скорее всего, там что-то случилось. Путь Романа домой был связан с рекой Огайо, и его лодку могли перехватить дикари… От этой мысли Китти сходила с ума.

Однажды в полдень она вынесла из дома близнецов в тень от двух больших вязов в дальнем углу двора и уложила их на матрас, чтобы они подышали свежим воздухом, пригоняемым со стороны реки порывами ветра. Пододвинув к себе корзину с прохудившейся одеждой, она принялась за штопку. К ней подошла Селия, чтобы полюбоваться младенцами.

— Я оставила зелень на кухне. Госпожи Эстер там не было, — сказала она.

— Она пошла на реку — посмотреть, принесла ли ее старая гусыня потомство.

Поблагодарив девочку за зелень, она вдруг услышала, как возле реки залаял Мишка, и до нее донеслось слабое ржание лошади со стороны амбара.

— Кажется, возвращаются папа с Эрлом и Джеймсом, — вздохнула Селия. — Они ездили сегодня утром к старому дому — расчищают там еще одно поле под маис.

Китти кивнула и снова вернулась к своему занятию. Вдруг она вскинула голову, прищурилась: ей послышался голос Романа.

— Китти!.. — снова донеслось до нее, теперь уже громче и яснее.

Вскрикнув, она вскочила на ноги и отбросила в сторону корзину. Ноги ее задрожали.

— Ах, Селия… — прошептала она, бросая быстрый взгляд на девочек, — присмотри за ними, прошу тебя! Я сейчас.

— Куда все подевались? — снова раздался голос Романа.

Китти, подобрав юбки, стремглав побежала к дому, прямо к нему. Он стоял в своих старых грязных бриджах из оленьей кожи, словно никуда и не уезжал, не встречался в Филадельфии и Нью-Йорке с самыми влиятельными людьми — руководителями нового молодого союза штатов.

— Роман! Роман! — Она весело смеялась, когда он приподнял ее и закружил, осыпая поцелуями. Он целовал ее снова и снова… и сердце ее так сильно стучало, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди от счастья.

— Китти… Китти… — только и повторял он, — ты даже себе представить не можешь, любовь моя…

Китти не в силах была оторвать взгляд от его бронзового лица, от белоснежных зубов.

— Могу, могу… — шептала она. — Боже мой, как же я по тебе скучала…

Он поставил ее на ноги и, обнимая, не сводил с нее глаз.

— Ты похудела, — встревожился он.

— В самом деле?

— По-моему. — Он засмеялся, и в глазах его вспыхнули озорные искорки: — Кроме них… — Он ткнул пальцем в ее полные, налитые молоком груди. — У тебя, правда, они всегда были большими для такой крохи, как ты.

Китти улыбалась, пытаясь предугадать, что он скажет, когда узнает, почему они у нее так округлились.

— Ты получила мое письмо, в котором я сообщал о своем приезде? — спросил он.

— Нет, Я не получила от тебя ни одной весточки за два… почти три месяца! Я вся извелась, Роман!

Он лукаво улыбнулся.

— Прискорбно, любовь моя. Может, оно теперь лежит, размокшее, на дне Огайо… а может, еще и придет — через неделю… или через месяц, — добавил он, улыбаясь во всю ширь.

Озираясь, он посмотрел на реку, на густой лес возле нее.

— А где же мальчики? Я никого не видел по дороге.

— Они пошли на ручей удить рыбу: там неглубоко и безопасно для маленького Трейса, — сказала она. — А Том со своими сыновьями сейчас на нашем старом пепелище… — она осеклась. — Ты знаешь, мне нужно о многом рассказать тебе…

— Мне тоже. Пошли в дом.

Он обнял ее за талию и сделал шаг к хижине, но Китти, услышав, как заплакала одна из девочек, замерла… Плач становился все сильнее, и она знала, что сейчас он перейдет в громкое вытье: подошло время кормления.

Роман, склонив голову набок, вопросительно глядел на нее.

— По-моему, я слышу плач ребенка.

Китти кивнула. Они завернули за угол дома и увидели Селию с двумя близнецами в тени вязов.

— Сразу двое? — прошептал он, удивленно улыбаясь. — Кажется, на сей раз Полли перестаралась. Почему ты не написала мне об этом ни слова?

Прижав ее к себе покрепче, он громко поздоровался с Селией. Ему всегда нравились младенцы, и он, присев на корточки, старался получше их разглядеть. Китти с волнением наблюдала за ним: нужно все рассказать ему, но не при Селии.

Саманта с покрасневшим личиком сучила ножками и тихонько выла — она всегда требовала, чтобы ее накормили первую. Роман поглаживал ее рукой.

— Ну тише, тише… — уговаривал он ее, расцветая улыбкой.

Девочка заикала, но плакать перестала. Мэри просто дергала кулачками и складывала похожие на розанчик губки, с серьезным видом разглядывая их обоих.

— Что это… — сказал он, и у Китти оборвалось сердце — так резко муж изменился в лице: оно сначала нахмурилось, а затем просветлело немым удивлением, когда Роман внимательно рассмотрел их ярко-рыжие волосики… потом похожие на сердечко личики… потом темно-голубые глаза, уже приобретающие сиреневый оттенок…

— Боже мой… — пробормотал Роман.

Повернувшись, он посмотрел на Китти, и в его взоре она прочла непоколебимую уверенность.

Селия скосила глаза на Романа и Китти и опустила голову.

— Я п-пойду… — заикаясь, выговорила она и, не дожидаясь ответа Китти, побежала прочь.

Роман снова повернулся к младенцам.

— Клянусь кровью Христа… это наши дети… — пробормотал он голосом потрясенного до основания человека. — Вот это сюрприз!

Китти кивнула, и он громко расхохотался:

— Да ты посмотри на них! Как же я не догадался с первого взгляда? Почему ты молчала об этом?! — Он с укоризной качал головой. — Ладно. Все объяснишь потом, а сейчас я хочу подержать на руках своих…

— Дочерей, — мягко сказала Китти.

— Дочерей, — повторил он, и что-то в его глубоком рокочущем баритоне ее успокоило.

— Сейчас ты держишь на руках Саманту, — объяснила Китти. — У мамы есть сестра, которую так зовут. А вот Мэри. — Она подняла с матраса второго близнеца.

У него загорелись глаза:

— Так зовут мою мать… Значит, в ее честь?

Он протянул руки, и Китти передала ему ребенка.

— Какие красотки… — он зачарованно переводил взгляд с одной девочки на другую. — Где ты найдешь другого такого счастливого мужчину? Господи, да когда они вырастут, половина молодых людей округа будет обивать наши пороги!

— Может быть, штата? — осторожно спросила Китти.

Он улыбнулся:

— Да, штата!

Когда все в доме стихло, Роман с Китти снова оказались одни в своей спальне. Он вытащил из кармана маленький кожаный мешочек и протянул его ей.

Она открыла рот от изумления, увидев поблескивавшую в мерцании свечи нитку жемчуга.

— Ах, Роман… — на глазах ее выступили слезы. — Не нужно было… ведь она, наверное, кучу денег стоит!

Он приложил палец к губам и настоял, чтобы Китти сейчас же примерила ожерелье.

— Когда-нибудь, — сказал он, — я построю для тебя кирпичный дом… может, даже в Лексингтоне. Он ведь тебе понравился?

— Роман… Роман… — шептала Китти. — Ничто не сможет сделать меня счастливее, чем я сейчас…

Они обнялись, и Роман, подняв ее на руки, понес к кровати.