Ребенок!
– Джинн!
Мадди раскрыл от удивления рот. Мальчонка говорил с американским акцентом. У него были рыжие волосы и огромные веснушки. Ростом он был чуть выше метра. Одет в коричневые рваные штаны, руки и колени в песке. В одной руке он держал пучок водорослей оливкового цвета. Из карманов торчали ракушки и обрывки веревок. Обуви не было. У ног мальчика среди раковин и кусков стекла кобальтового цвета валялась серебряная пробка от его собственной бутылки. Наряд мальчика дополняла самодельная шляпа из глянцевых зеленых листьев, сдвинутая низко на лоб.
– Самый всамделишный джинн, – сказал мальчик с такой верой в голосе и таким трепетом, что Мадди чуть не распростерся ниц у его босых ног.
– Слава Аллаху, истинно верующий! Еще повеселимся, парни!
Мальчик недоуменно смотрел то на бутылку, то на джинна, затем поднял ее к глазам, заглянул внутрь, потрогал горлышко пальцем, нахмурился и спросил:
– А как же ты оттуда вышел?
Мадди внимательно посмотрел на мальчика и внушительно произнес:
– Точно так же, как святой Николай спускается по печным трубам.
Глаза мальчика округлились, как золотые динары.
– Ты знаешь Санта-Клауса?
Джинн скрестил руки на груди и задал еще один вопрос ради проверки:
– А олени летают?
– Олени Санта, конечно, могут. – В тонком голоске не было и тени сомнения.
«Истинно верующий!»
Мальчик все разглядывал бутылку, вертел ее во все стороны.
– Клянусь, правда то, что олени Санта-Клауса передвигаются по воздуху, и то, что я знаю его самого. – Мадди для верности ударил себя в грудь кулаком.
Мальчик радостно улыбнулся.
Мадди набрал в грудь воздуху и постучал три раза толстыми золотыми браслетами, которые были у него на запястьях, затем приложил правую руку ко лбу и низко-пренизко поклонился.
– Приветствую тебя, мой господин!
Мадди из-под руки подглядывал за хозяином. Тот, разумеется, открыл рот от удивления.
– Я – Мухдула Али, фиолетовый джинн Древней Персии. В качестве награды за то, что ты освободил меня, ничтожного, из одиночества моей, к несчастью, ничем не украшенной бутылки...
– Что? Как ты сказал?
Все еще согнувшись в низком поклоне, Мадди слегка повернул голову и подмигнул своему новому хозяину.
– Подожди еще немного, сейчас я тебе все объясню, только дай мне минуту, я еще не проговорил все, что должен сказать. Так на чем я остановился? – Мадди уставился в песок и сосредоточился на древних словах. – Ах да. На моей несчастной бутылке. – И он забубнил снова: – Я, покорный слуга, презренный раб... – Потом, не разгибаясь, опять взглянул на мальчика: – А как тебя зовут?
– Теодор.
– ... моего господина Теодора, готов исполнить три желания моего хозяина и повелителя. – Мадди выпрямился, скрестил руки на груди и стал ждать.
– Желания? Я могу загадать желания?
Мадди подтвердил:
– Три желания.
– Священная корова!
– Да, такие есть.
– Что-что?
– Бывают священные коровы, но на твоем месте, господин, я не стал бы просить корову. Знаешь, из-за них часто случаются пожары.
Мальчик в растерянности нахмурился. Мадди взмахнул рукой.
– Ничего, не обращай внимания.
– О, у меня есть желания! Я знаю, что загадать. – Теодор прыгал от возбуждения. – Я хочу, чтобы мои мама и папа были живы.
Джинн смутился. Ребенку никто не объяснил, чего он не может сделать. Мадди понурился.
– Прости, хозяин, мне так жаль, но я не властен воскрешать тех, кто уже умер.
– Не можешь? – Голос мальчика упал, его счастливое ликование сразу сменилось растерянностью и болью. Мадди покачал головой. – А почему?
– Я могу исполнять желания только в этой жизни.
Мальчик печально смотрел в песок.
Ленивые волны лизали его босые ноги, но он, казалось, решительно ничего вокруг не замечал. Ничем не нарушаемая тишина воцарилась в густом тропическом воздухе. Наконец Теодор нагнулся и начал перебирать раковины у себя под ногами, но было такое впечатление, что он ничего перед собой не видит. Когда мальчик поднял свои влажные глаза – это были глаза обиженного ребенка.
– Это было мое единственное желание.
Маргарет стояла на четвереньках, прижавшись одной щекой к земле, и в упор смотрела на кучу дров, которые ни под каким видом не хотели загораться. Она чиркнула еще одной спичкой, и тут веревка у нее на поясе сильно натянулась.
Маргарет обернулась.
– Аннабель, пойди сюда! – Она прислушалась. Никакого ответа. Спичка догорела и обожгла ей пальцы. Маргарет скривилась от боли. Аннабель опять бегала кругами. Маргарет пришлось встать с колен и сесть на корточки, должна же она когда-нибудь зажечь костер.
– Иди сюда, Аннабель. Кому я говорю!
Девочка остановилась, посмотрела на нее, тоже села на корточки, улыбнулась и помахала ей своей крохотной ручкой.
– Пожалуйста, иди сюда. – Маргарет похлопала по песку рядом с собой.
Аннабель, засунув два пальца в рот, спокойно смотрела ей прямо в глаза. Казалось, для нее нет ничего более интересного и важного в целом мире.
Маргарет плюхнулась на песок, уселась по-турецки и оперлась руками о колени. Их разделяло всего-то метров десять. Чуть-чуть выждав, Маргарет опять заговорила:
– Ну почему же ты не делаешь так, как я прошу? Почему? Я пыталась по-всякому говорить с тобой, была терпелива, просила по-хорошему. Несколько раз. Но это переходит всякие рамки. Это же глупо. – Она постучала пальцем себе в грудь. – Взрослая среди нас – я. Ты понимаешь, я – взрослая, а ты – ребенок. Я большая, а ты маленькая.
Девочка подняла ручку и поприветствовала ее. Маргарет вздохнула. Ей не удавалось урезонить этого ребенка. Да и кто мог бы на ее месте! Разве можно такому малышу что-либо доказать и объяснить! Почему люди рождаются без способности логически мыслить? Ей было так же трудно разговаривать с Аннабель, как с Хэнком. И удавалось добиться таких же результатов, то есть ровно никаких.
Маргарет бросила взгляд на горшок с мидиями. Она собрала их только что на пляже. Похоже, приготовить их будет не так уж трудно. Но вот разжечь дрова ей никак не удавалось. Маргарет уставилась на гору дров. Обломки, которые они нашли на берегу, были слишком влажными, чтобы заняться от одной маленькой спички.
Она еще немного подумала, взяла одно полено посуше и разломила пополам. Оно оказалось внутри сухим, а влажным от прошедшего ночью дождя было только снаружи. Маргарет положила оба куска сверху на костер и зажгла третью спичку. Ей пришло в голову, что следует попытаться зажечь дерево как бы изнутри. Причем она прекрасно понимала, что спичками нельзя бросаться. Ей нужно было думать и о будущем.
Спичка опять догорела, и с тем же результатом. Она задумчиво смотрела на костер. Понятно, что она должна найти что-то, что горело бы достаточно долго и подожгло все остальное. Маргарет оглянулась. Чем бы таким пожертвовать, сжечь, не опасаясь пожалеть об этом впоследствии?
Она осмотрела все припасы, все, что они насобирали на берегу, и пришла в отчаяние. Она ни от чего не могла отказаться.
В этот момент веревка на поясе напомнила ей о ребенке. Ну все! С нее довольно. Маргарет резко обернулась и закричала не своим голосом:
– Ан-на-бель!
Девочка, переваливаясь на своих толстых ножках, шла к ней, протягивая бутылку с остатками виски Хэнка.
– Гениальное дитя. Вот предмет, который нам абсолютно не нужен. Вот чего нам не будет не хватать.
Маргарет улыбнулась, протянула руки и взяла малышку на колени. Затем высвободила бутылку и ласково погладила Аннабель.
– Вот умница девочка!
Потом Маргарет вытащила пробку, поднесла бутылку к носу и поморщилась. Посмотрела на этикетку. Ну и ну! Шестьдесят градусов!
Злорадно улыбнувшись, она достала одну из кастрюль, которые Хэнк – черная его душа – дал ей, и вылила в нее содержимое бутылки, затем бросила туда маленькую спичку. Ух, какие там синие огни заплясали! Маргарет с удовольствием положила туда же какой-то деревянный обломок, и он сразу занялся. Усмехнувшись, она бросила через плечо опустошенную бутылку тем жестом, которым Хэнк расправлялся с ненужными, по его мнению, вещами. Совсем скоро перед ними горел великолепный костер, которым они с Аннабель самозабвенно любовались.
Маргарет глубоко вздохнула. Может быть, ей и удастся что-нибудь приготовить?
Хэнк шел по берегу, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Подняв голову, он увидел Лидию с охапкой хвороста в руках. Странно, он был уверен, что девочка предпочтет остаться со Смитти. Она стояла и смотрела в сторону непроходимых джунглей и вулкана. Он подошел к ней поближе и остановился, глядя на нее выжидающе.
Она объявила ни с того ни с сего, что собирала хворост.
Хэнк кивнул в сторону своего деревянного ящика.
– Складывай туда.
Она послушалась, но вдруг спросила:
– Как ты думаешь, нас найдут?
Он пожал плечами, что, мол, не знает.
– Хэнк! Хэнк! – К ним бежал Теодор. – Смотри, что я нашел.
«Еще одну раковину», – недовольно подумал Хэнк.
Теодор запнулся за что-то и прокричал:
– Смотри, что я нашел!
И упал, но быстро вскочил и побежал дальше. У него в руке что-то было.
Неожиданно Лидия спросила Хэнка, взяв его за руку:
– А как узнать, что начинается извержение вулкана?
Хэнк быстро взглянул на нее.
– В воздухе летают дым и хлопья сажи. А почему ты спрашиваешь?
– Смотри, – она указала на запад, – это вулкан?
Хэнк посмотрел туда, куда она показывала.
Над густым лесом поднималось в воздух черное облако.
– Это не вулкан. Что-то горит на берегу!
Он все бросил и помчался туда, где они оставили Смитти и Аннабель. Дети побежали следом.
С горьким сожалением думал Мадди о том, как это он забыл предупредить Теодора, чтобы тот ни в коем случае не бегал. Сейчас он вынужден был, уткнувшись головой в свою самую большую подушку, подпрыгивать на кровати, которую он когда-то, очень давно, прикрепил к дну своей бутылки. С тех пор он не раз уже имел случай убедиться в удобстве этого приспособления. Теодор продолжал бежать, а внутри бутылки все было вверх тормашками.
Голова Мадди, тело, руки, ноги подпрыгивали, подскакивали, покачивались и бились о диван в каком-то ужасном ритме. Колокольчики на туфлях звенели не умолкая. Все вещи перемещались, стукались друг о друга, создавая полный хаос. В какой-то момент бутылка так подпрыгнула и так подкинула его, что он выпустил углы подушки и полетел головой в противоположную стенку. Мадди еле поднялся, перед глазами все плыло и мерцало. К счастью, Теодор, видимо, остановился. Мадди попробовал пошевелить головой, затем покачал ею легонькр и осмотрелся. Кругом царил полнейший хаос. «Этот идиот Бови Брэдшоу думает, что это у него-то – настоящие трудности».
Тут он услышал какой-то громкий крик, причем голос ему был отдаленно знаком. Это было какое-то проклятие. Затем все началось снова, бег и качка. Подушки летали по воздуху, как птички. Кувшин для вина полетел прямо на Мадди по спиральной траектории. Открылась дверца буфета, и из него высыпались все фрукты. Гранаты, фиги и финики катались по коврам, как бильярдные шары.
Тюрбан Мадди полетел в сторону, сам он шлепнулся на пол. Голова его слегка кружилась, когда он попытался сесть. И вдруг он увидел, как древний медный кальян летит прямо на него, переворачиваясь в воздухе, причем так быстро, что столкновение казалось неминуемым. У Мадди было такое впечатление, как будто его головой ударили в огромный дворцовый гонг. Хуже того, кальян не просто стукнул его по башке – дрянную штуковину как будто нарочно надели ему на голову! Не слишком волнуясь, Мадди попытался освободиться от него, скинуть с головы, но проклятый кальян даже и не подумал сдвинуться. Он как будто приклеился. Мадди закрывал и открывал глаза, но это ничего не меняло в его положении. Он мог видеть только темную пустоту медного кальяна. Он поднял руки и стал ощупывать окружающее пространство. Водяные трубки обмотались вокруг него, как щупальца гигантского осьминога. Мадди долго и усердно выражал свое мнение об умственных способностях всех потомков того, кто изобрел кальян. Но он добился только того, что услышал медное раздраженное эхо. Он попробовал дотянуться до ручек, но это ему ничего не дало. Голова его прочно застряла в кальяне.
Запутавшись в собственных проблемах, Мадди даже не заметил, что дикая тряска прекратилась. Он пытался стащить с головы глупый горшок, но ничего не получалось. Если бы Аллах пожелал перенести гнусный кальян в самое отдаленное и жаркое место дикой пустыни!
Но сначала надо вытащить из него голову.